3том, пролог - 1гл._____ ПРОЛОГ _____
>>> 28 июня
Дзинь!.. Дзинь!..
Дверной звонок требовательно запищал, извещая хозяина пентхауза о незваном госте, томящемся на пороге. Однако парень, сидевший в погруженной в сумерки гостиной, никак не отреагировал на этот звук. Развалившись на кожаном диване, он отрешенным взглядом уставился в экран телевизора, когда же звонок повторился, то просто увеличил звук при помощи пульта. Грудь его вздымалась прерывисто и тяжело, как будто на нее давил огромный груз, руки дрожали, а глаза вспухли от слез.
За панорамным окном пентхауза открывался завораживающий вид вечернего Токио, украсившегося в этот час ожерельями разноцветных огней. Парень не смотрел в окно - все там было не ново для него, ничто не могло прельстить его взгляда там, где другой человек ощутил бы себя на вершине мира. Более того, мир, лежащий за стенами элитного многоэтажного дома в Сэтагая, сейчас внушал ему только ощущение болезненного одиночества. Где-то среди миллионов этих огней находится Югэн, но где – ему неизвестно. В воздухе над людьми и домами проносятся невидимые телефонные сигналы, соединяющие людей сквозь расстояние, однако он не может дозвониться до того единственного человека, который ему сейчас необходим как воздух.
Ладонь парня скользнула по дивану, дотянувшись до рукоятки пистолета марки «глок». Оружие он, побывав в родительском доме, стащил из отцовского сейфа вместе с заряженной обоймой. Учитывая все дерьмо, свалившееся на отца – тому будет просто не до пропажи огнестрельного оружия. Если только папаша вдруг не вздумает застрелиться с горя…
Зачем он взял пистолет? Пару дней назад он думал, что застрелит из него Югэна, как только сможет его разыскать. Однако тот, как на зло, внезапно исчез и даже руководство CBL Records не знало, куда пропал их подопечный. Сейчас он уже не фантазировал о том, как наставить пистолет на Югэна, а лишь без конца тосковал по нему.
Сжав оружие в руке, парень поднес его к своему лицу, прижав прохладное дуло к своему разгоряченному лицу. Прикрыв глаза, он представил, каково это будет – пустить себе пулю в голову, и раз и навсегда избавиться от боли и терзаний. Раз и навсегда… Затем, отложив пистолет, он в который раз взял свой мобильный и опять набрал номер Югэна. Ответом ему были долгие, мучительные гудки, как и раньше.
Выпрямившись на диване, он пошарил на журнальном столике. Рука натыкалась на пустые и смятые сигаретные пачки, кажется, он выкурил все сигареты, какие у него были. Тут же, на столике, громоздился батальон пустых бутылок из под пива, переполненная пепельница, несколько разорванных и прожженных в порыве гнева и уныния газет. И вновь в глаза ему бросились кричащие заголовки, вещающие, как один, об одном и том же: «Кандидат на пост мэра специального района Сэтагая – Рейо Коидзуми – вынужден выбыть из предвыборной гонки из-за публичного скандала!» Далее, более мелким шрифтом, приводились подробности скандала: откровенное видео - где жена кандидата, Нанами Коидзуми, снята полностью обнаженной - попало в интернет, а оттуда перекочевало в информационные агентства. Репутация Рейо Коидзуми оказалась уничтожена, ни о какой карьере чиновника уже не могло идти речи.
Дзинь!.. Дзинь!..
Неизвестный визитер продолжал настойчиво жать на кнопку звонка, явственно слыша работающий в гостиной телевизор. Парень, повернув голову в сторону выхода, крикнул хриплым голосом: «Убирайтесь!» В ответ гость заколотил по двери кулаком и глухо воскликнул:
- Оницура, открой!
Парень страдальчески поморщился. Опять она, Амия Майо! Дурочка все никак не оставит его никак в покое. Кем она себя возомнила, черт побери? Его спасительницей? Разве он не ясно ей сказал, что не желает иметь с ней дела?..
- Я очень переживаю за тебя, - продолжала кричать девушка. – Пожалуйста, открой! Давай поговорим…
Он лишь цинично рассмеялся, услышав сие, и не двинулся с места.
«…И новости шоу-бизнеса, - поставленным голосом между тем говорила молоденькая телеведущая, украшавшая собою один из молодежных каналов. – Пожалуй, самая обсуждаемая новость на сегодняшний день – это уход Химмэля Фагъедира со сцены. В своем последнем интервью он заявил, что собирается бросить карьеру в шоу-бизнесе и посвятить все свое время учебе в старшей школе, а затем в университете. Такое известие стало шоком для всех поклонников не только Химмэля, но и группы «Showboys», как раз выпустившей свой дебютный сингл, который занял первое место в чарте Орикон. Что ждет группу после ухода одного из двух фронтменов?.. Отец Химмэля, знаменитый певец Ингу Фагъедир, не смог прокомментировать внезапное решение сына уйти в тень, после столь оглушительного и стремительного взлета на олимп славы».
На экране появился Химмэль, за чьей спиной можно было разглядеть холл главного офиса CBL Records. Сосредоточенный, с тенями усталости, залегшими под его дымчатыми глазами, он, окруженный толпой журналистов, произносил слова негромко и четко:
«Таково мое решение. Я благодарен своим родным, убедившим меня не бросать свое образование в угоду мимолетной славы в непостоянном мире шоу-бизнеса. Только образование и серьезный подход к своей жизни помогут мне стать действительно приличным человеком, которого не будет стесняться его собственная семья».
«Это подразумевает, что ваша семья не одобряет ваши нынешние достижения?»
«Можно сказать и так», - кивнул юноша и возле его губ обозначились скорбные складки.
«И ваш отец, Ингу Фагъедир, придерживается такого же мнения?»
Химмэль запнулся, явно не зная, как ответить на каверзный вопрос. Потом, буркнув: «На этом все», поспешил удалиться, спрятавшись за оцеплением охранников.
- Правильно, убирайся, поганый выскочка! И не возвращайся, - пробормотал Оницура, наставляя на экран пистолет и с мрачной шутливостью изображая выстрелы: баум, баум!
В памяти всплыла картина из прошлого: Химмэль, презрительно взирая на него, сказал с ухмылкой: «Ты что, не знал, что он спит чуть ли не с каждым встречным? Решил, что я один такой, кто трахался с ним, пока он пудрил тебе мозги? Спроси-ка об этом Кавагути!»
В дверь продолжала стучать Амия, попутно тараторя о чем-то. Когда мобильник зазвонил, принимая входящий вызов, Оницура даже не услышал его сразу. Бросая взгляд на дисплей он и не надеялся увидеть там заветный номер…
- Ты? Югэн? – проговорил он, задыхаясь от волнения.
- Давай встретимся, - голос юноши звучал повелительно, не допуская возражений.
- Назови адрес, - выслушав координаты, Оницура, захватив свою куртку, бросился к двери, попутно пряча пистолет в карман.
Выход ему перегородила красавица Амия Майо, поспешившая упасть на его грудь и воскликнуть: «С тобой все в порядке, милый?» Ее длинные шелковистые волосы рассыпались по ее плечам, обдав его тонким ароматом духов. Отстранив ее, он молча проследовал к лифту, намереваясь спуститься в подземный гараж.
- Оницура! Куда ты собрался в таком виде? – поспешила за ним девушка, умудрившись заскочить следом в лифт – Ты выглядишь просто ужасно!
Наверное, она права. Он уже двое суток не заходил в ванную комнату и не менял одежду, от него несло застарелым перегаром и потом. Для идола, которому поклоняются миллионы японских девчонок, это, пожалуй, и вправду жутковато. Впрочем, ему было наплевать, как он выглядит.
- Я понимаю, тебе сейчас нелегко. Эта кошмарная история с твоей семьей… Но нельзя так отчаиваться! – Амия не оставляла безуспешных попыток достучаться до него. Она семенила за ним мелким шажками, пока он шагал к своему автомобилю марки Ламборджини – Ты не виноват, что твоя мать…
- Оставь меня в покое! – не выдержав, рявкнул на нее Оницура, уже открыв дверцу автомобиля. – Это не твое дело, что там происходит у меня в семье. Ты не моя невеста! Ты даже не моя девушка! Ты просто глупая прилипала, вообразившая, что мы с тобой идеальная пара. Отвали от меня, мне не нужно твое сочувствие!
На глазах девушки выступили слезы, красивый рисунок губ исказила гримаса обиды.
- Это ты глупый! – вскричала она со злостью. – Ты думаешь, у вас с ним есть будущее? Тогда ты идиот! Потому что у вас с Югэном нет будущего.
- Заткнись, - отрезал парень, усаживаясь за руль и пытаясь захлопнуть дверцу.
Амия вцепилась в ручку, пытаясь помешать, и ему пришлось грубо толкнуть девушку. Она отлетела на кузов припаркованного рядом джипа и вскрикнула, ударившись. Взвизгнув покрышками, машина сорвалась с места и стремительно покинула стоянку, оставив Амию плакать посреди безмолвных автомобильных рядов.
Оницура старался не терять голову, не превышать скорость. Если его остановит патруль, то полицейские могут найти при нем оружие и тогда все надежды увидеть сегодня Югэна будут перечеркнуты арестом. И все же он непроизвольно вжимал педаль газа в пол, стремясь как можно быстрее очутиться на месте встречи.
Свидание Югэн назначил в одном из небогатых кварталов, нанизанных на реку Сумида. Улочки здесь были куда темнее вечером и пустыннее, дома – все двух-трех этажной застройки - походили на неказистые картонные коробки. Роскошная Ламборджини Оницуры Коидзуми смотрелась в этих местах как великосветская дама в мехах и бриллиантах, решившаяся проехаться в подземке.
Обнаружив, что к месту назначения не проехать на автомобиле – дальше улочки становились совсем узкими, предназначаясь только для пешеходов и велосипедистов – Оницура оставил Ламборджини и направился дальше пешком. Указанное место оказалось неподалеку от речного побережья, с крыльца старого заброшенного дома можно было увидеть мерцание лунных бликов в воде.
Югэн стоял, прислонившись к стене дома, и курил с задумчивым видом. Услышав шаги, он повернул голову к Оницуре и неожиданно улыбнулся ему:
- Отсюда не видно всей той грязи, что прибивает течением к берегу.
Что-то щелкнуло в мозгу Оницуры и слезы брызнули из его глаз. Трясущимися руками он вытащил из кармана отцовский «глок». Югэн разглядел оружие, но даже не дрогнул. Напротив, его улыбка стала более нежной, призывной.
- Ты снял то видео, я знаю! – сбивчиво прошептал Оницура, направляя на него дуло. – Ты спал с ней!
- Да, - хладнокровно подтвердил Югэн.
- Как ты мог! Она моя мать! И это видео… ты растоптал репутацию моего отца, ты разрушил нашу семью! Ты подлец… Я хочу убить тебя!
- Она заставила меня!
- Ч-что? – Оницура кулаком вытер слезы, мешающие ему как следует разглядеть юношу.
- Твоя мать узнала, что мы с тобой встречаемся и начала шантажировать меня. Она могла разрушить мою карьеру в одночасье! Мне пришлось выполнять все ее прихоти. Она заставила меня спать с ней, Оницура. Это длилось шесть месяцев, прежде чем я решил разорвать наши отношения. Я обо всем рассказал твоему отцу.
Парень опустил руку с пистолетом, пытаясь осознать сказанное Югэном. Тот начал медленно приближаться к нему, не отводя взгляда и не умолкая:
- Знаешь, как отреагировал твой отец, Оницура? Он обвинил во всем меня и обратился к Сибил Гэсиро, требуя, чтобы она выкинула меня на улицу. Что мне было делать, находясь между двух огней? Если бы я не воспользовался той видеозаписью, меня бы растоптали и выкинули на помойку. Никто не смог бы мне помочь.
- Ты мог рассказать мне…
- А что можешь ты? Ты признался бы отцу в нашей связи? – Югэн насмешливо рассмеялся и отрицательно покачал головой. – Нет, ты слишком его боишься. Твой страх сильнее тебя.
Оницура упал на колени и опустил голову на грудь, чувствуя мучения и любовь, пожирающие его целиком и без остатка. Он верил словам Югэна, верил безоглядно, слепо и жадно. Его душило раскаяние за дурные помыслы и гнев, которые он испытывал к своему возлюбленному. К его болезненной радости Югэн опустился на колени рядом с ним и заключил в объятия, прижавшись губами к пульсирующей жилке на шее Оницуры. Тот содрогнулся от страсти, стараясь прижаться у нему как можно сильнее, почувствовать Югэна… Потом их губы соединились в поцелуе, отчаянном и долгом, похожим на сладостный яд.
- Я люблю тебя, - шептал Оницура, тяжело дыша. – Ты не прав, я не боюсь отца! Мы будем вместе!
- Каким образом? Полагаешь, твои родители оставят нас в покое? Они не позволят нам быть вместе, ты же знаешь, - ласково, будто разговаривая с несмышленым ребенком, ответил Югэн.
- Мы сбежим! Давай уедем далеко-далеко, там, где сможем просто любить друг друга…
- Ты единственный ребенок своих родителей, Оницура. Единственный наследник! Они станут искать тебя. С их деньгами ничего не стоит найти тебя, куда бы мы не уехали. И не возражай, ты прекрасно понимаешь, насколько я прав. Нам не суждено быть вместе, любовь моя.
- Я не могу расстаться с тобой! Не могу! Я лучше умру… - тут лицо парня просветлело, озаренное гибельной идеей. Он посмотрел на оружие в своих руках, затем на Югэна, и тот без слов понял его мысль.
- Ты считаешь, это наилучший выход? Отказаться от всего, покончить с собой? – хмыкнул юноша снисходительно. – Я мог сделать это и раньше, но предпочел бороться и бросить вызов твоим родителям. Я не хотел умирать, потому что мешал твоей семье, и тем более не хочу умирать сейчас. Если хочешь – можешь застрелиться, однако знай, я не пойду за тобой. Это будет слишком просто, слишком!
Оницура вновь опустил голову, покоряясь ему.
- Что же делать? Что?..
- Думаю, мы должны расстаться и больше никогда не встречаться…
- Нет! Нет! Я умру без тебя, - парня трясло, как в лихорадке, по лицу катились слезы, живот отвратительно крутило, а разум приходил во все большее возбуждение. – Мне нужен ты, только ты! Не говори так, это убивает меня…
- Если бы не твои родители… - вздохнул Югэн тихо.
Это была финальная капля, завершающий штрих, последний шаг перед прыжком в бездну. Онидзуми поднял на него безумные глаза и, ощущая вдруг звенящую тишину вокруг себя, пустоту в собственной душе и голодное вожделение в сердце, сказал:
- Поклянись, что будешь моим, если моих родителей не станет!
___________________________
_____ 1 _____
>>> За пять месяцев до этого
- Что ты говоришь? Плохо слышно! Конечно, мы завтра вылетаем, планы не меняются… - Кёко прижала ладонь к уху, чтобы лучше расслышать своего телефонного собеседника, но это слабо помогло.
За кулисами концертного зала было столь же шумно, как и у самой сцены, на которой сейчас, истязая струны электрогитар, бесновалась молодая рок-группа. Динамики ревели что есть силы, сотрясая стены, а зрители напрягали глотки, стараясь перекричать музыку и вокалиста группы. За дверью гримерки, в коридоре, тоже было отнюдь не спокойно: смех и крики, топот ног добавляли оттенков к какофонии звуков. Ну а в самой гримерке царил форменный бедлам. Ингу и Химмэль баловались, словно малые дети, перекидываясь диванными подушками. Стилисты, страдальчески кривясь, пытались закончить свою работу. В этом же помещении находились также трое прочих участников Mirror&Sky – Вышибала, Мэркин и Труп – кто-то из них курил, кто-то пил содовую, кто-то сидел в интернете с КПК.
- Нет, они еще не на сцене, - улыбнулась Кёко, бросив короткий взгляд на Ингу и Химмэля. – Скоро их выход… Нет, Рури, сейчас с братом работает гример, он не станет болтать с тобой... Хорошо, хорошо, передам привет от вас Сакурой, договорились?
Она бросила взгляд на сына. Сейчас тот сидел в кресле зажмурившись и задержав дыхание, пока стилист распылял ему на лицо специальный косметический аэрозоль, препятствующий обильному потоотделению и смазыванию грима. Ингу, потянувшись к нему, пальцами надавил на колено, задевая нервные окончания – юноша непроизвольно дернулся, вдохнул аэрозоль и громко чихнул. Его отец, довольный своей проделкой, расхохотался. Химмэль, сверкнув глазами, отнял у стилиста баллончик и принялся распылять его на Ингу.
- Убери от меня эту хрень! – тот замахал руками перед лицом.
Но Химмэль, желая отомстить, продолжил давить на колпачок. Тогда Ингу схватил со столика баллончик с лаком для волос и направил его на сына. Через пару секунд помещение наполнилось острым запахом косметических химикатов, от которых защекотало ноздри.
- Воняет как в дешевом салоне красоты, где наводят марафет проститутки, - прокомментировал Труп, поморщившись. – Вы еще спичку зажгите!
- Нет, дорогая, я ничего не забыла!.. – продолжала вести разговор с дочерью Кёко, не обращая на происходящее внимания. – Как я могла забыть о подарках для вас? Ты сама все увидишь, когда мы приедем…
В дверь постучались и показался ассистент, объявивший, что через три минуты выход Mirror&Sky. Кёко поспешила закончить разговор с дочерью. Ингу и Химмэль мигом успокоились и позволили стилистам, уже находящимся на грани истерики, закончить работу. Перед тем как покинуть гримерную, Ингу поцеловал Кёко, а Химмэль подмигнул ей. Женщина ободряюще улыбнулась им, отпуская на сцену.
Она не собиралась отсиживаться в гримерной, пока они выступают. Стоя за кулисами, она с любовью наблюдала за тем, с каким восторгом встречает публика их появление. Как волнуется двадцатитысячный зал, восторженно воздеваются вверх руки, протягиваясь к кумирам, как крики и свист оглашают разогретую атмосферу зала. Она гордилась Ингу и Химмэлем.
- На сцене Mirror&Sky и Химмэль Фагъедир!
- Благодарю всех, кто пришел на сегодняшний благотворительный концерт! – заговорил Ингу с публикой. – Все деньги, вырученные сегодня, пойдут на поддержку детских приютов. Спасибо вам всем!
Ингу начал первый куплет, открывая композицию. Его глубокий, слегка хрипловатый голос и слова песни заставили сердце Кёко сжаться. Сколько боли заключала в себе эта песня! В ней звучала горечь и тоска Ингу, написавшего ее во имя своей потерянной семьи.
In this world of frail
I wanderer in chase of answer
What can compare with this lost within
Without you, is there the reason life can bring…
Кёко, с нежностью наблюдая за своими любимыми мужчинами, невольно вспомнила все, что произошло за последние полгода. Ее сына жестоко избили неизвестные хулиганы, после чего из Симоносеки приехал Кисё Куроки, намереваясь забрать Химмэля себе. Кёко пришлось выдержать битву, чтобы отстоять сына и не позволить увезти его снова. А потом внезапно появился Ингу… Спустя столько лет, тогда, когда она уже и не мечтала вновь встретить его, он разыскал ее сам! Иногда ей даже чудилось, будто она слышит не его, а голос призрака. Вот так сейчас…
Потом, когда Химмэль узнал правду, Ингу увез его в США, чтобы поправить здоровье сына. Ошарашенный новостью, Химмэль практически не сопротивлялся решению новоявленного отца, хотя и переживал из-за своей карьеры в CBL-Records. Кёко полностью поддерживала решение Ингу: сыну необходимо восстановиться после травм, и, если он останется в Японии, ему не дадут покоя. Вместе они уехали в Америку почти сразу же после финала второго тура «Showboys», и Химмэль оставался в Лос-Анжелесе все эти месяцы, вдали от всех проблем и тревог. И его голос звучит так звонко, он так наполнен светом и жизнью, когда он, подхватывая слова песни вслед за отцом:
I am like at rest, beyond one’s grave
Reject the silence, singing for the mourning
Say, what’s my fault, if I am really cursed?
Say what compare with this woe that burst?
Кёко тяжело вздохнула, слушая сына. Да, проблем и тревог хватало! И все они поджидали их возвращения. Каждый месяц Кёко вместе с Ингу улетала в Японию, чтобы навестить дочерей – и всякий раз ей приходилось принимать бой со своими родными и мужем. Она подала на развод с Томео Нацуки, прекрасно зная, что этот процесс он не захочет разрешить полюбовно. Томео и Кисё Куроки в ответ пригрозили отнять у нее через суд Рури и Сакуру, если Кёко не захочет одуматься. Любые объяснения были совершенно бессмысленными, никто из них не желал ее слушать.
Одуматься!..
Слепота этих людей уже давно перестала ее удивлять. Они не замечали шестнадцать лет подряд, насколько она несчастна подле Томео Нацуки. Не видят они и сейчас, как она счастлива, воссоединившись с Ингу. Им всегда было наплевать на нее, куда большую важность для ее семьи представляла фамильная честь, «лицо». Что теперь занимает мысли этих людей – ее мужа и ее родителей – разве это было для Кёко тайной? Они ждут их окончательного возвращения в Японию и строят планы, подготавливают почву для интриг.
«Мы справимся с ними, - уверенно говорил Ингу ей. – Ведь теперь мы вместе. Ты, я, Химмэль».
Кёко улыбалась ему в ответ. Она, пусть и не желала показывать этого, переживала не за себя, а за своих детей – сколько им еще придется вынести! Всем троим: Химмэ, Сакуре, Рури. Они станут свидетелями того, сколько грязи будет вылито на их мать, стоит делу дойти до суда. И тяжелее всего придется сыну, так он являлся тем мостиком, что соединял ее и Ингу, он был доказательством их любви, и, вместе с тем, был причиной раздора в собственной семье.
The endless way, the road I walk along
I change the miles, as darkness that the light will change
My dreams becomes my only salvage
That there is the place, where I belong… *
Доведя песню до максимального накала страстей, отец и сын замолчали, встречая волнение и восторг зала с улыбками. Химмэль вскинул руки вверх в победном жесте, от чего края глубокого выреза на его черном джемпере разошлись, на несколько секунд обнажив грудь и татуировку на ней. Это было кроваво-красное сердце, обвитое терновником, пронзенное кинжалом и истекающее кровью.
Кёко вздохнула – ее мальчик так гордился этим своим новым украшением! Когда три месяца назад она увидела татуировку на теле сына, то ахнула, а, узнав, что Ингу сделал ее собственноручно, то всерьез рассердилась на возлюбленного. Ингу терпеливо слушал ее, пока она выговаривала свое негодование:
«Зачем ты потакаешь ему, Ингу? Делать татуировки небезопасно, он мог подхватить какую-нибудь заразу вроде гепатита! Как отец, ты должен был подумать о том, что он еще, по сути, ребенок. Ему нужно повзрослеть прежде всего умом, а не телом, а ты делаешь ему татуировку, будто уже совершеннолетний, – возмущалась тогда Кёко. Она схватила со стола несколько журналов, среди которых был «Rolling Stone» и «Vogue» принялась раздраженно листать их. – Ты знаешь, что о нем пишут все эти желтые газетенки?»
«И что же?» - совершенно спокойно осведомился Ингу.
«Что он слишком сексуален для своих шестнадцати лет! У него чересчур вызывающая внешность для вашего западного мира, все таблоиды сходят с ума от него, везде его лицо, все обсуждают его внешность! Все тут глазеют на Химмэ как на экзотическую птицу, которую хочется подержать в руках… Скажи мне, это нормально, когда общественность оценивает тело шестнадцатилетнего подростка как будто он лошадь на скачках?»
«Не хочу злить тебя еще больше, но для запада такой подход к звезде – норма», - вздохнул Ингу в ответ.
«И ты делаешь все, чтобы и Химмэ начал так же думать о себе! – Кёко действительно вспылила еще сильнее. – У него сейчас трудный возраст, к тому же он очень импульсивен в своих решениях, а ты… вместо того, чтобы показать положительный пример, делаешь Химмэ татуировку, словно он рокер, в порядке вещей у которого пьянки и наркотики!»
И тогда Ингу обнял ее очень крепко и долго не отпускал, сохраняя молчание. После того как гнев Кёко слегка поутих, он, поцеловав ей волосы, нежно заговорил:
«Когда он заявил, что хочет сделать себе татуировку, я сначала отказал. Химмэ стал настаивать, а когда это не сработало, то внезапно успокоился и отстал, посмотрев на меня хитрым и упрямым взглядом. И тогда я понял, что он все равно сделает себе тату, только втайне от нас и в какой-нибудь занюханной дыре, где не поинтересуются его возрастом. Вот там у него были бы все шансы заразиться и гепатитом и ВИЧ. И тогда я решил уступить ему, но потребовал дать слово, что он в обмен на татуировку завяжет с курением до своего совершеннолетия. И Химмэ согласился на это…»
И правда, за эти три месяца Кёко ни разу не видела сына с сигаретой и не чувствовала от него запаха табака. Судя по всему, воспитательный маневр Ингу все же произвел на него впечатление, по крайней мере – ей хотелось на это надеяться.
В следующий миг Химмэ, влетев за кулисы, обнял ее. Этот мальчишка был выше ее на добрую голову и широк в плечах, но все равно оставался мальчишкой, ее сыном, ее ребенком. Следом за Химмэлем её захватил в плен своих рук Ингу. И Кёко распрощалась со своими грустными думами, разделяя их удовольствие от выступления.
- Ну все, теперь можно и в Токио! – рассмеялся юноша.
- Да уж, пора, - согласился его отец, усмехнувшись. – А то ты как угорь на сковороде!
Кёко ласково погладила Химмэ по руке. Ингу предложил сыну остаться в США и начать карьеру здесь, но тот отказался. Отказался он и от предложения разорвать контракт с CBL Records - бросать проект «Showboys» после всего пережитого Химмэль отнюдь не собирался. Как только самочувствие стабилизировалось, он стал проситься назад, в Японию, Ингу и Кёко прилагали все дипломатические усилия, чтобы убедить его закончить курс лечения. Благотворительный концерт в Лос-Анжелесе это завершительный этап вынужденного отпуска Химмэля, завтра они вылетают в Токио. Как только они спустятся с трапа на японскую землю, начнется другой этап его жизни и жизни его родителей.
Химмэль беззаботно улыбался, вслушиваясь в шум, доносящийся из зрительского зала. Его дымчатые глаза искрились удовольствием и нетерпением. Ему нравился Голливуд и то внимание, которым он был окружен круглосуточно, но все же он жаждал вернуться в Японию. Кёко догадывалась - здесь ему не хватает чего-то такого, что он намеревается получить, вернувшись на родину. Так ей казалось.
Перед посадкой на рейс было довольно шумно и беспокойно. Хоть они и летели первым классом, однако это не спасло Ингу, Кёко и Химмэля от излишнего внимания. В VIP-зоне к ним умудрились пристать с просьбами дать автографы и то и дело норовили сфотографировать Химмэля на камеры мобильных телефонов. Телохранители, после знака Ингу, оттеснили любопытных в сторону, загородив мощными фигурами своих подопечных.
Химмэль, покуда шла регистрация, то и дело отправлял сообщения через КПК, переписываясь с Тиэми Касаги. Тот был одним из первых, кто узнал о возвращении Химмэля в Японию – они обменивались сообщениями все эти месяцы. Касаги рассказывал ему, как идут дела в группе, а он делился с ним впечатлениями о США. Известие о том, что Химмэль, наконец, завершил курс лечения, безмерно обрадовала его друга.
В салоне первого класса было просторно и комфортно. Юноша, недолго думая, разложил на столике перед собой ноутбук, надел наушники и отрешился от реальности. Взлет прошел плавно и совершенно неощутимо, и вскоре бортпроводницы начали разносить напитки.
Химмэль, потягивая колу со льдом, в который раз просматривал записи реалити-шоу и концертов, прошедших в Японии и Корее во время его отсутствия. Прошло почти шесть месяцев с тех пор как отец забрал его в США, за это время группа «Showboys» дала серию концертов, посетив больше десятка городов. Участники знаменитого телевизионного проекта повторили на сцене те свои сценические номера, с которыми выступали на двух отборочных турах. Химмэль неизменно перекручивал видео на тех моментах, когда на сцене появлялся Югэн со своими номерами «Призрак оперы» и «Химера». Он не желал о нем вспоминать.
Впрочем, зачем врать самому себе – все равно он вспоминал Югэна каждый день. Пусть и с неизменным гневом, но все же не мог перестать о нем думать. Когда отец предложил ему бросить группу, ради вступления в которую Химмэль столько пережил, все существо юноши возмутилось такой перспективе – пусть она была крайне заманчивой. Ведь Ингу обещал поддержку во всех его начинаниях, если ему вздумается разорвать контракт с Сибил Гэсиро. Но Химмэль не хотел такого развития событий.
Уйти? Сейчас? Ни за что!
Он вернется назад и еще покажет Югэну, кто на самом деле лидер в группе. Он пробился к славе не через постель, как эта сволочь, и не подставляя при этом подножки своим конкурентам! И теперь, найдя отца, он тем более не будет менять своего пути! И однажды он вернется Югэну должок за то предательство, за ту боль – не физическую, а сердечную.
Химмэль включил очередную DVD-запись, полученную с последнего, декабрьского, концерта группы в «Токио Доум». На огромной сцене стадиона стояло не четверо ребят – как должно было из-за отсутствия в группе Химмэля – а пятеро. После его отъезда в Америку, президент CBL Records приняла решение включить в состав еще одного участника, дабы закрыть возникшую брешь в группе. Этим участником стал Нибори Оониси, не прошедший последний отборочный тур и оказавшийся по результатам голосования позади последнего, пятого победителя, Дайти Хиги. Однако Нибори родился под счастливой звездой и все же стал частью финального состава «Showboys».
Химмэль легонько усмехнулся, вспоминая, как настойчиво Оониси лип к нему. Теперь, как видно, придется и дальше терпеть его приставания. Потом мысли юноши переключились на рассказы Тиэми Касаги о том, что происходило с группой во время его отсутствия. Югэн, по мнению Касаги, остался прежним заносчивым серым кардиналом, и окружающие с трудом терпят его замашки. Говорят, он крутит романы со зрелыми и очень богатыми женщинами, которые осыпают его деньгами и драгоценностями. Кавагути по-прежнему во всем Югэну потакает, однако, как многие стали замечать, юноша начал тяготиться опекой старшего менеджера.
«Он в открытую хамит менеджеру и игнорирует его, - поделился наблюдениями Касаги. – Впрочем, чего удивляться? Теперь у Югэна появились более перспективные покровители».
«И меня это не удивляет, - мрачно подумал тогда Химмэль. – Выгодно распоряжаться своим телом этот гад умеет!»
Ну а Иса, по словам Касаги, завел себе постоянную девушку, какую-то модель, которая старше его лет на пять. Он всем ее представляет как свою невесту, хотя это девица, по мнению большинства парней, весьма легкомысленного поведения.
Дайти Хига едва не бросил группу из-за скандала с родителями - те были так недовольны его низкой успеваемостью в старшей школе, что даже хотели запретить сыну выступать, чтобы он смог нормально учиться. К счастью, Сибил Гэсиро уговорила мать и отца Дайти не принимать таких жестких решений и пообещала выделять участникам группы больше времени для учебы.
А Нибори Оониси, как сообщил ехидно Касаги, все такой же придурок. Он раздобыл огромный плакат с изображением Химмэля и повесил его в своей комнате в их новом общежитии, где теперь жили пятеро участников группы.
«Он буквально молится на тебя и днем и… ночью», - подколол Химмэля друг.
«Фу! Не хочу ничего знать об этом!» - содрогнулся тот в ответ.
«Что касается меня, то все хорошо, - поведал тогда и своих делах Тиэми. – В свободное время я занимаюсь кикбоксингом, хожу в старшую школу и на подготовительные курсы в университет, занимаюсь музыкой…»
Услышав такие рассуждения, Химмэль рассмеялся:
«У тебя хоть одна свободная минутка остается, а?»
«А зачем?» - искренне удивился его собеседник.
«Ну, например, чтобы встречаться с девушками!»
«С чего ты взял, что я не встречаюсь? – смутился тогда Касаги и поспешил перевести разговор в другое русло: - Скорее бы ты вернулся! Концертный тур итак прошел без тебя, а сейчас, когда он подошел к концу, мы должны браться за студийный альбом. Нам не дают покоя вопросами о тебе, знаешь ли. Эти папарацци как стервятники все время вьются рядом. А фанаты боятся, что ты не вернешься вовсе. Да что там фанаты, мне кажется, что сама Сибил Гэсиро этого опасается…»
«Я вернусь, Тиэми, - улыбнулся Химмэль тогда. – Отец сказал, что мне осталось лечиться совсем немного».
Касаги никогда не спрашивал его о новоиспечённом отце, хотя, наверное, его глодало любопытство. Химмэль ценил деликатность друга - не каждый способен в свете случившейся сенсации держать язык за зубами. Кхан и Йоко такой деликатностью не отличились – при первой возможности засыпав его вопросами, вроде: «Как ты себя теперь чувствуешь? Скажи, ведь это здорово, что у тебя такой крутой отец? А как у вас с ним сложились отношения?»
Химмэль повернул голову в сторону родителей, занявших в салоне кресла по другую сторону прохода. Ингу и Кёко о чем-то шептались, полностью занятые друг другом. Химмэль, улыбнувшись уголками губ, вновь устремил взор на монитор ноутбука. Он и сам не знал, как себя чувствовать, после того как ошеломляющая новость обрушилась на него. Нашелся его настоящий отец? И это сам Ингу Фагъедир?...
Все это походило на какой-то сон, он никак не мог поверить в реальность происходящего. Никогда еще Химмэль не был так ошеломлен и растерян. Ингу прямо на сцене признался в своем отцовстве на глазах у десятков тысяч людей, рассказав свою историю… А его сын не знал, что ему следует сделать: попытаться сказать что-нибудь или же убежать за кулисы от всех жадных глаз, впившихся в него в тот миг.
От невероятного волнения, Химмэлю стало дурно. Острая боль пронзила ему живот, в глазах потемнело и он начал падать. Ребята успели его подхватить и не позволили удариться об пол. Не отключившись окончательно, он, находясь в тошнотворном полуобмороке, смутно помнил, как его понесли за кулисы, крича, чтобы немедленно вызывали «Скорую помощь». Живот болел кошмарно, швы на операционном шраме начали обильно кровоточить, приведя в ужас и Кёко и Ингу...
Уже в больнице, когда Химмэлю стало легче, Ингу, упустив лирическое отступление, сразу заявил ему, что увезет его на лечение и что не желает слышать никаких возражений.
Вот так у Химмэля появился отец. Не было никакой душещипательной сцены с сокровенными признаниями, слезами и трогательными объятиями. Ингу просто переступил через этот этап, сразу взявшись за роль отца и не спрашивая у сына на это согласия. И Химмэль был безмерно благодарен ему за это бесцеремонное поведение – так было гораздо лучше, гораздо естественнее… Они просто стали общаться, словно являлись давними друзьями, и это помогло Химмэлю справиться с чувством неловкости. Юноше до сих еще не верилось до конца, что у него есть и отец и мать, и порою он просыпался ночью, боясь, что его – его! – семья лишь плод его воображения, всего лишь жестокий сон.
- Господи, не отнимай у меня этого… - шептал он иногда, превращая это в своего рода молитву.
Юноша встряхнул энергично головой, прогоняя грустные мысли. Зачем грустить, если впереди у него столько планов? Он распечатал жевательную резинку и бросил ее в рот. С тех пор, как он дал Ингу слово завязать с курением в обмен на исполнение каприза, Химмэль постоянно жевал жвачки, чтобы не вспоминать о сигаретах.
- Пора подумать и о серьезных вещах, - решительно вздохнул Химмэль, открывая на ноутбуке текстовой документ.
Это был сценарий сериала, присланный ему несколько дней назад менеджером Мияно Такаюки. Химмэлю предлагалась одна из ведущих ролей в этом сериале. Впрочем, привлекательным в этой затее было иное – другую ведущую роль должен был играть Югэн.
______________________________
* В этом бренном мире
Я стал скитальцем, чтоб найти ответ
Как мне жить, раз тебя со мною нет?
С сердечною тоской - что равно по силе?
Я как мертвец, но без могилы
Мой траур - песня, а не тишина
Скажи, я проклят? В чем моя вина?
Скажи: со скорбью этой -
Что равно по силе?
В бесконечном пути, меняя дороги
Миля за милей, за светом и тьмой
Спасает лишь сон,
Что окажусь на пороге
Дома того, где буду я свой.
________________________________