24-25________ 24 _________
Оницура Коидзуми сам не знал, как умудрился влюбиться в Югэна.
Пять лет назад, когда они познакомились, Оницура сразу же проникся к нему необъяснимым дружеским расположением, сам не понимая причин этой симпатии. Югэн тогда был юниором – учеником, находящимся в самом начале трудного пути, ведущего к артистической стезе. А Оницура, благодаря влиянию своего отца, уже занимал видное место среди будущих дебютантов медиа-агентства, являясь одним их ведущих детской программы на Planet Music; все без исключения юниоры называли его своим семпаем, считая за честь ловить каждое слово, вылетавшее из его уст. Оницуре нравилось чувствовать себя важной персоной, пусть он и не заслужил авторитета самостоятельно, а всего лишь пожинал плоды отцовских капиталовложений в акции CBL Records - он обожал раздавать советы направо и налево, словно уже не одну собаку съел на кулуарных играх шоу-бизнеса.
Югэн же выделялся среди всех юниоров своим показательным равнодушием к его авторитету - он никогда не следовал советам Оницуры Коидзуми, проповедуя свою собственную философию: «Отвали, я лучше знаю!»
Оницуре, казалось бы, стоило обидеться на пренебрежительное отношение к своей персоне с его стороны! Будь на месте Югэна какой-нибудь другой неоперившийся наглый юнец, то он точно бы наказал его как следует! Но Югэн… Вопреки всякой логике, его вызывающее поведение очаровывало. И, вместо того, чтобы устроить ему бойкот, Оницура подружился с мальчиком. А, узнав от руководства агентства, что тот круглый сирота – во всеуслышание объявил, что берет его под свою опеку. Югэн на три года был младше его, однако это не мешало им весело проводить время. В CBL Records их называли «друзья – не разлей вода». Оницура так проникся к другу, что неоднократно предлагал тому переехать жить в дом его родителей, дабы они могли быть вместе и в неурочное время. Югэн с улыбкой всегда отказывался:
«Одному мне жить лучше, - говорил он. – К тому же, я быстро надоем тебе».
«Твое общество никогда мне не надоест!» - горячо возражал ему друг.
Югэн смешливо морщился в ответ и все равно не принимал руку помощи. Всегда сам по себе!
Все вокруг думали, что из них двоих в дружбе больше заинтересован Югэн – они ошибались! Скорее это Оницура Коидзуми нуждался в каждодневном общении с другом, хотел видеть его постоянно, расстраивался в моменты расставания. Югэн же любил его подразнить, притворяясь, будто не испытывает сходных эмоций, а сам при этом надевал черные линзы, пряча за ними свои глаза цвета арабского кофе, и расхаживал в таком виде – намекая на свои чувства к Онидзуми, владельцу именно таких черных глаз… Их отношения все больше и больше становились похожими на отношения влюбленной парочки – с ревностью со стороны Оницуры, потребностью в повышенном внимании и сексуальном напряжении. Он понимал, что ведет себя крайне глупо, ведь Югэн младше, его следует опекать как младшего брата, а не мучится запретными чувствами. К тому же Оницура осознавал, насколько его желания опасны для его карьеры в CBL Records. И все же, вопреки всем доводам разума, его влекло к Югэну и, чем дольше они общались, тем сильнее становились чувства Оницуры. И вот однажды…
Однажды они действительно переросли из дружеской привязанности в любовные отношения. Произошло это по инициативе Югэна, давно заметившего его влечение. Он сделал первый шаг, на который не решался Оницура – первым поцеловал его, первым решился на откровенные ласки… И все барьеры оказались сметены с пути, им стало наплевать на все, что противоречило их чувствам.
Роман развивался стремительно. Оницура потребовал от отца купить ему квартиру, чтобы больше не жить с родителями – в этой квартире, расположенной в Сэтегая, проходили их свидания. Он настаивал на переезде Югэна к нему, от чего тот отказался, проявив благоразумие:
«В агентстве и без того все шепчутся о нас с тобой, - сказал парень. – Будет слишком, если мы еще и жить начнем вместе».
Оницура оказался бы на седьмом небе от счастья, если б они могли проводить каждую ночь друг с другом, но обстоятельства зачастую не позволяли им встречаться больше трех раз в неделю – работа занимала слишком много времени. Карьера Югэна шла в гору, несмотря на то, что он еще не дебютировал официально: несколько ролей в сериалах, съемки в рекламных роликах, работа моделью. А Коидзуми-младший готовился к дебюту в музыкальной группе New Age, где ему обещали место лидера. Надеясь приблизить к себе Югэна, Оницура попросил Сибил Гэсиро включить его в состав New Age, хотя тот не подходил по возрасту. Попади Югэн в группу, они смогли бы чаще видеть друг друга! Сибил Гэсиро ответила отказом на его просьбу, подчеркнув, что на Югэна у нее есть иные планы. Таким образом, Оницура дебютировал вместе с New Age, а его возлюбленный спустя два года попал в реалити-шоу «Showboys».
С момента их встречи прошло пять лет, их роман длился уже три года, а чувства Оницуры к нему не изменились, не ослабли – только усилились. Если они не были вместе, он думал о Югэне, с нетерпением ожидая встречи, а когда они проводили время вдвоем, Оницура никак не мог надышаться им, насытиться его близостью. Он безумно боялся, что когда-нибудь Югэн охладеет к нему! Тот знал о его страхах и всегда относился к ним с долей иронии, словно это было чем-то совсем несусветным.
После того как Химмэль Фагъедир наговорил ему гадостей про интрижку, якобы, с Югэном, Оницура потерял покой. Югэн раньше не давал ему явных поводов для ревности, однако в этом случае что-то было не так… Оницура не мог внятно объяснить, что именно, но сердцем чуял – между этими двумя дела точно обстоят не чисто. Он заставил себя поверить оправданиям любовника, затаив в глубине души боль и обиду, решив обязательно устроить слежку за Югэном и Химмэлем при случае, дабы проверить свои подозрения.
Поймать их с поличным Оницуре не довелось, так как на его семью обрушились несчастье – вынудившие его забыть о Химмэле. Его мать, Нанами Коидзуми, оказалась посрамлена на весь белый свет благодаря видеозаписи, выложенной в интернет. Никогда еще Оницура не испытывал такого оглушающего стыда, а их фамилия не переживала подобного бесчестья! Ему и в голову не приходило, что его собственная мать может столь легкомысленно повести себя.
«Лучше бы она умерла, чем навлекла на нас позор!» - подумал тогда Оницура.
В отчем доме царил кошмар. Разъяренный отец избил мать, а затем ушел в запой, переживая самые отвратительные времена в своей жизни – полный и окончательный крах всех планов и надежд. Рейо Коидзуми бредил политической карьерой, мечтая попасть сначала в кресло мэра специального района Сэтегая, а оттуда – в парламент Японии. Теперь все пути в политику были раз и навсегда перекрыты, нельзя и мечтать сунуться туда после того, как скандальный ролик с Нанами в главной роли ославил их семью на всю страну!
Но даже не это стало самым тяжелым испытанием для Оницуры. Самым жутким стало для него имя, вырвавшееся из уст полуживой после побоев матери – та едва могла шевелить распухшим ртом и повторяла только одно: «Югэн… Югэн...» Это имя повергло его в бездну отчаяния, в одночасье разрушило все мироздание, расколола сердце на кровоточащие осколки.
«Сукин сын! Малолетний подонок, вот кто твой дружок! Найду этого Югэна и шкуру с него живьем спущу! И зачем ты его притащил в наш дом?! – причитал на все лады Рейо Коидзуми, в исступлении нападая и на сына. – Он водил всех нас за нос, неблагодарный нищеброд! Использовал тебя, чтобы соблазнить твою мать, а затем уничтожил нас всех. Где он сейчас, а?»
«Я не знаю…» - отвечал подавлено Оницура. Он и правда не знал, где скрывается Югэн.
«Все пошло прахом и, считай, ты принял в этом участие!»
Парень, пребывая в состоянии аффекта, стащил у отца пистолет, желая застрелить при встрече Югэна. Встречу ему пришлось ждать два дня и, когда тот все-таки позвонил и предложил увидеться, Оницура не смог выстрелить в него. Югэн ошеломил его, даже не попробовав отпираться и признав свою связь с Нанами Коидзуми. К своему откровению он прибавил еще кое-что:
«Она заставила меня! Твоя мать узнала, что мы с тобой встречаемся и начала шантажировать меня. Она могла разрушить мою карьеру в одночасье! Мне пришлось выполнять все ее прихоти. Она заставила меня спать с ней, Оницура. Это длилось шесть месяцев, прежде чем я решил разорвать наши отношения. Я обо всем рассказал твоему отцу… Знаешь, как отреагировал твой отец, Оницура? Он обвинил во всем меня и обратился к Сибил Гэсиро, требуя, чтобы она выкинула меня на улицу. Что мне было делать, находясь между двух огней? Если бы я не воспользовался той видеозаписью, меня бы растоптали и выкинули на помойку. Никто не смог бы мне помочь».
«Ты мог рассказать мне…» - попытался было возразить Оницура.
«А что можешь ты? Ты признался бы отцу в нашей связи? – Югэн насмешливо рассмеялся и отрицательно покачал головой. – Нет, ты слишком его боишься. Твой страх сильнее тебя».
Не в силах совладать с собой, Оницура упал на колени и опустил голову на грудь, чувствуя мучения и любовь, пожирающие его целиком и без остатка. Он верил словам Югэна, верил безоглядно, слепо и жадно. Его душило раскаяние за дурные помыслы и гнев, которые он испытывал к своему возлюбленному. Югэн опустился на землю рядом и поцеловал его, сводя с ума Оницуру, вызывая в нем бурю опасных чувств.
«Я люблю тебя, - шептал Оницура, тяжело дыша. – Ты не прав, я не боюсь отца! Мы будем вместе!»
«Каким образом? Полагаешь, твои родители оставят нас в покое? Они не позволят нам быть вместе, ты же знаешь», - ласково, будто разговаривая с несмышленым ребенком, ответил Югэн.
«Мы сбежим! Давай уедем далеко-далеко, там, где сможем просто любить друг друга…»
«Ты единственный ребенок своих родителей, Оницура. Единственный наследник! Они станут искать тебя. С их деньгами ничего не стоит найти тебя, куда бы мы не уехали. И не возражай, ты прекрасно понимаешь, насколько я прав. Нам не суждено быть вместе, любовь моя».
«Я не могу расстаться с тобой! Не могу! Я лучше умру…» - тут лицо парня просветлело, озаренное гибельной идеей. Он посмотрел на оружие в своих руках, затем на Югэна, и тот без слов понял его мысль.
«Ты считаешь, это наилучший выход? Отказаться от всего, покончить с собой? – хмыкнул юноша снисходительно. – Я мог сделать это и раньше, но предпочел бороться и бросить вызов твоим родителям. Я не хотел умирать, потому что мешал твоей семье, и тем более не хочу умирать сейчас. Если хочешь – можешь застрелиться, однако знай, я не пойду за тобой. Это будет слишком просто, слишком!»
Оницура вновь опустил голову, покоряясь ему.
«Что же делать? Что?..»
«Думаю, мы должны расстаться и больше никогда не встречаться…»
«Нет! Нет! Я умру без тебя, - парня трясло, как в лихорадке, по лицу катились слезы, живот отвратительно крутило, а разум приходил во все большее возбуждение. – Мне нужен ты, только ты! Не говори так, это убивает меня…»
«Если бы не твои родители…» - вздохнул Югэн тихо.
Это была финальная капля, завершающий штрих, последний шаг перед прыжком в бездну. Онидзуми поднял на него безумные глаза и, ощущая вдруг звенящую тишину вокруг себя, пустоту в собственной душе и голодное вожделение в сердце, произнес охрипшим голосом:
«Поклянись, что будешь моим, если моих родителей не станет!»
И Югэн дал ему клятву…
Ничто в мире больше не имело значения для Оницуры, после того как тот сказал: «Клянусь». В его душе впервые за последние дни наступило затишье и исчезла тоскливая неопределенность. Оницура жил не собой, а своим любовником, готовый во всем ему подчиниться и выполнить любую его прихоть. Вся жизнь и судьба Оницуры сейчас находились в руках Югэна.
Тот сел за руль Ламборджини и довез Оницуру до двухэтажного особняка Коидзуми, предусмотрительно припарковав автомобиль у черного входа. Весь путь Коидзуми-младший провел в ступоре, совсем выпав из реальности и не соображая, куда и зачем они едут – он даже не заметил, что Югэн натянул на руки перчатки из тонкой кожи перед тем как сесть в машину. Увидев родительский дом, Оницура, вспомнив обо всем случившимся, снова погрузился в истерическое состояние. Но без возражений подчинился приказу Югэна выйти и открыть кодовый замок на двери, а затем выключить видеокамеру, следящую за черным входом. Лишь после того, как он выполнил требуемое, Югэн тоже вылез из автомобиля, оставив ключ в замке зажигания.
Оницура шагал по коридору первым, пытаясь на ходу определить, где сейчас находятся родители. Югэн, уловив звук работающего телевизора в кабинете, остановил его и знаком указал направление. Оницура замешкался, утратив решимость, и тому пришлось легонько подтолкнуть его вперед. Одной трясущейся рукой сжимая пистолет, другой парень отворил дверь в кабинет.
Рейо Коидзуми сидел в кресле со стаканом виски, вперившись в экран телевизора, где сейчас транслировался выпуск новостей. Он выглядел как человек, стоящий на грани самоубийства: стеклянный взгляд, угрюмое выражение поросшего щетиной лица и обреченная поза. На письменном столе и на полу стояло и валялось множество пустых бутылок из-под спиртного. Он даже не сразу заметил вошедшего сына, настолько он был пьян и психически растоптан.
- Они… Оницура? – заплетающимся языком проговорил Рейо Коидзуми.
Его сын двинулся к нему, одновременно поднимая руку с пистолетом. Югэн остался за дверью, наблюдая за происходящим из-за угла. Он выжидал, желая проверить, сможет ли Оницура выстрелить в отца. А тот, шатаясь и обливаясь слезами, все медлил, не решаясь спустить курок.
- Что… Зачем ты… - глаза Коидзуми-старшего утратили, наконец, бессмысленно-стеклянное выражение и наполнились страхом. Испуг и алкоголь парализовали его, намертво приковав к креслу.
- Я должен убить тебя! – воскликнул Оницура, этим самым пытаясь подтолкнуть самого себя к фатальным действиям. – Я должен…
Драматическая сцена затягивалась, но парень никак не мог совершить задуманного. В конце концов, он, лишившись всякого присутствия духа, страдальчески разрыдался. Оницура, несмотря всю безумную любовь к Югэну, не смог поднять руки на родного отца.
- Я так и знал. Слабак! - вздохнул Югэн деловито и вышел из своего укрытия.
Быстро подойдя к Оницуре, он забрал у него пистолет – и, не дав парню воспротивиться, ударил его рукояткой по лицу. Нос Оницуры с хрустом сломался, и, кашляя кровью, тот повалился на пол, получив следом пинок по печени. Югэн мог ударил его по затылку и тогда бы он отключился, однако ему вовсе не хотелось, чтобы Оницура потерял сознание и пропустил все самое интересное.
Пока тот, корчась и всхлипывая, ползал по полу, Югэн направился к его отцу.
- Ты подо… - попробовал заголосить Рейо Коидзуми, но дуло пистолета уткнувшееся ему в рот, вынудило его заглохнуть.
- Хочешь покричать? Увы, не выйдет, - сказал ему Югэн насмешливо. – Будь у меня выбор, я бы не стал убивать тебя быстро. Но у этого спектакля строгие рамки и сценарий изменить нельзя. Поэтому я просто разворочу тебе ебальник выстрелом, чтобы все могли полюбоваться твоими гнилыми мозгами.
- Югэн… Что ты… Зачем? – простонал Оницура, пытаясь подняться на ноги.
- Ах, зачем? Ах, почему? – передразнил его парень зло. – Наверное, твой папочка тоже задается вопросом, зачем и почему? И я с удовольствием расскажу о причинах! Потому что ты, дурачок, должен знать, почему вся ваша семья сегодня вечером дружно отправится на аудиенцию к господу богу. Но пусть сначала господин Коидзуми скажет мне, где сейчас находится его горячо любимая женушка.
- Она в спальне, спит… - сдавленно пробормотал мужчина.
- Кто еще есть доме?
- Никого… Прислуга ушла днем… - Коидзуми шумно сглотнул и попробовал умолять: - Прошу тебя…
- Ты меня просишь? Ты? Меня? – Югэн отвернулся от него, чтобы сбить с ног Оницуру и прибавить несколько ударов для острастки. – Ты хоть знаешь, кто я, мудак? Нет, не знаешь! Ты настолько туп и беспечен, что не смог запомнить лицо своего старшего сына от Дженни Хидэки.
Он подождал, пока смысл сказанного дойдет до Рейо Коидзуми, потом улыбнулся:
- Когда Оницура познакомил нас, я немного боялся, что ты все-таки узнаешь меня. Думал, вдруг в тебе шевельнутся какие-нибудь воспоминания… Но – нет! Ты ничего не заподозрил.
- Рейо? Э-это т-ты? – заикаясь, спросил мужчина. – Это в-все время… был т-ты?
- Да, именно я, дорогой папочка. Дай угадаю – ты рассчитывал, что я давно подох где-нибудь на помойке? – Югэн отступил назад на несколько шагов поравнявшись с Оницурой. Схватив того за волосы, он заставил парня приподняться и встать на колени. – Ну что, милый братик, настала пора откровений! Маски сброшены, посмотрим друг на друга! Как я тебе? Нравлюсь?
- Какой брат?.. О чем ты?.. – захлебываясь кровью, хлещущей из перебитого носа, проныл Онидзуми.
- Я говорю о маленькой тайне, которая имелась у нашего общего отца. Ты считал себя его единственным ребенком? Так вот - ты жестоко ошибался. У твоего отца имелось еще трое детей от Нару Хидэки, много лет назад известной всей Японии под псевдонимом Дженни Хидэки. Я единственный, кто выжил после того, как он посоветовал моей матери отправиться на тот свет, дабы она и ее дети больше не беспокоили его. Богатый козел, наверное, был бы только счастлив, если б мать и меня утопила в ванне, как сестру и брата! Но я, на зло, остался жив. И теперь… - в глубине глаз Югэна зажглись дьявольские огни, он предвкушал свою месть. – И теперь я пришел уничтожить вашу семью точно так же, как он когда-то уничтожил мою.
- Ты… мой брат? – скорее прошелестел, нежели прошептал Оницура Коидзуми. Кажется, из всего сказанного Югэном он ясно расслышал только одно. – Мой брат?!
Югэн издевательски рассмеялся в ответ и послал ему воздушный поцелуй.
- Мне нужно было добраться до Рейо Коидзуми, а ты оказался самой короткой дорогой к нему. Уж прости, что воспользовался! Не парься, переживать из-за такой подставы тебе долго не придется, братишка, - он приставил пистолет к виску парня и взвел курок.
- Нет, не делай этого! Одумайся, Рейо,– взмолился, едва живой от перепуга Рейо Коидзуми. – Если убьешь – сам не снесешь головы! Получишь пожизненный срок или даже смертную казнь!
- Что ты, дорогой папочка, я никого не убью! - язвительно запротестовал Югэн. – Это ТЫ всех убьешь: и своего сына, и жену, ну и себя напоследок. На пистолете найдут твои отпечатки пальцев, а самого тебя – с пулей в голове. Завтрашние газеты напишут, что у тебя поехала крыша на почве пережитого позора и ты совершил убийство-самоубийство. Красочный финал, не правда ли?
Из глаз Рейо Коидзуми потекли слезы, он с мучением взирал на двух своих сыновей, один из которых стоял на коленях с окровавленным лицом, а другой собирался безжалостно застрелить его.
- Рейо, не надо, умоляю…
- Из-за тебя я потерял Айко и Хироши. Ты виноват в их смерти, - сказал Югэн тихо и холодно. – Может быть теперь, в последние минуты своей никчемной жизни ты поймешь, что чувствовал я! Смотри, смотри внимательно, как умрет твое любимое чадо! – его палец дернулся на курке, готовый спустить его.
Дверной звонок, продребезжавший в самый напряженный момент, вынудил Югэна сдержаться.
Если выстрелить сейчас – то неведомый гость, безусловно, услышит выстрел и поднимет переполох. Чтобы исполнить задуманное, нужно убить всех представителей семейства Коидзуми и незамеченным покинуть место преступления – если сейчас ему помешают, план полетит к чертям! Парень выразительно приложил палец к губам, призывая своих жертв к молчанию. Возможно, визитеры вскоре уйдут сами, не дождавшись отклика на свои звонки.
Звонок перестал трезвонить и Югэн перевел было дух. Однако в следующий момент послышался глухой удар в дверь – кто-то пытался ее выбить. Три мощных удара не смогли сокрушить препятствие. Тогда в одно из окон, с треском пробив стекло, влетела каменная урна.
Югэн грязно выругался. Похоже, он где-то прокололся и неизвестные в курсе опасности, грозящей Коидзуми! Отпихнув от себя находящегося в полуобморочном состоянии Оницуру, он заставил Рейо Коидзуми подняться с кресла и, прикрываясь им как щитом, вышел из кабинета. Он хотел надеяться, что у него есть время для маневра и он успеет добраться до Ламборджини, стоящей у черного входа.
Коидзуми-старший спотыкался и пошатывался, мешая Югэну двигаться быстро. В темном коридоре, ведущем к черному входу, на них кто-то напал, подкараулив у поворота. Сильные руки скрутили запястье парня и, вывернув, отняли оружие – а кто-то еще, обрушившись с другой стороны, оттолкнул от Югэна его добычу - Рейо Коидзуми. Издав бешеный крик, Югэн, резко пригнувшись пихнул первого нападавшего, не позволив захватить себя в тиски и обездвижить.
Под летней курткой у него был револьвер, припасенный для убийства. Онидзуми принес с собой пистолет отца, чем несказанно обрадовал Югэна – ведь тогда придуманный им план выглядел бы еще более убедительным в глазах полиции и общественности! Сейчас, когда его идеально срежессированный спектакль стремительно летел в тартарары, револьвер оставался последним шансом на отыгрыш. Он выхватил револьвер и направил его в сторону, где должен был находиться Рейо Коидзуми.
- Югэн! – это был голос Химмэля.
Услышав его, Югэн, весь передернувшись, отвел руку. В темноте он не мог разобрать, какая из двух копошащихся в коридоре фигур принадлежит Химмэлю, а какая Рейо Коидзуми. Тот, кто отнял у него «Глок», ударил по выключателю и коридор залил яркий электрический свет – на миг ослепив всех присутствующих - Югэн увидел сбоку в проходе Ингу Фагъедира, значит, вот кто его обезоружил! Рядом со стонущем Коидзуми-старшим стоял встрепанный и раскрасневшийся от переживаний Химмэль.
Ингу направил на Югэна "Глок" и коротко приказал:
- Брось револьвер!
- Иначе – что? Пристрелите меня? – огрызнулся парень, направляя оружие на него и стараясь при этом держать Химмэля и Коидзуми в поле зрения.
- Может и стоит тебя подстрелить, чтобы ты не натворил глупостей, - ответил сероглазый мужчина.
- Тогда стреляйте! – рассмеялся тот зло. – Я пришел сюда за жизнью этого мудака и не уйду, не убив его!
- Мы все знаем о твоей семье! О твоей матери, брате и сестре, - заговорил Химмэль примирительно протягивая руки к Югэну. Больше всего на свете он боялся, что тот сейчас сорвется и выстрелит в Коидзуми. – Госпожа Фукагава все рассказала нам.
- И вы примчались спасть задницу старого мерзавца?
- Мы примчались спасать тебя! – крикнул юноша. – Здесь только мы и Сибил Гэсиро с несколькими охранниками. Мы приехали, чтобы остановить тебя и не дать совершить преступление. Он виноват перед тобой, не поспоришь! Но ты не должен губить свою жизнь из-за такого дерьма как Рейо Коидзуми.
- Я и не собирался губить свою жизнь, идиот! Все должно было выглядеть как его психоз, будто это он убил свою жену и сына и застрелился сам! Это из-за вас мне придется стать преступником в глазах общества. Так ты мне помог, а?!
- Не убивай его! Ты его уже достаточно наказал, его репутация уничтожена, он никогда не отмоется от грязи… - Химмэль, продолжая загораживать собою Коидзуми, сделал шаг к Югэну. Ингу предупреждающе цыкнул на него, беспокоясь о безопасности сына, но юноша не обратил на него внимания. Он смотрел только на Югэна, пытаясь убедить его: - Опусти пистолет, мы уйдем отсюда и постараемся замять ситуацию без полиции.
- Ты не слышал меня, Химера? Я ведь сказал, что пришел его убить! – тон Югэна стал ледяным, из него исчезло волнение.
- Я люблю тебя! - это признание вырвалось у Химмэля, заключая в себе и мольбу и упрек. – Ты слышишь меня? Я люблю тебя!
Югэн понял смысл, скрытый за восклицанием «Я люблю тебя». Его губы дрогнули, а на глазах выступили слезы. Конечно, он понял его!
- Прости, Химера, - выдохнул он с трудом, неотвратимо наводя орудие на Коидзуми. – Но я не могу остановиться…
Прогремел выстрел.
Это Ингу Фагъедир, воспользовавшись кратким замешательством Югэна, выстрелил в него.
- Югэн! – Химмэль увидел, как ладонь парня насквозь прошила пуля.
Револьвер выпал из его раненой руки, Ингу пинком отшвырнул оружие подальше. Югэн бросился на него в приступе ярости и получил крепкий удар в челюсть. Отлетев на несколько метров от мужчины, он натолкнулся спиной на дверь черного входа. Задыхаясь от злобы – не от боли! – Югэн заставил себя трезво оценить обстановку. Он проиграл, это очевидно! Что ему остается? Бросаться с кулаками на Химмэля и вооруженного Ингу Фагъедира? Они вмиг его скрутят. Он бессилен что-либо сделать для утоления своей жажды мести…
- Я не прощу тебе этого никогда, Химера! Никогда! – надрывно заявил Югэн.
- Это сделано ради тебя! – сероглазый юноша поспешил к нему, желая обнять и уговорить успокоиться.
В вестибюле особняка и коридоре раздался тяжелый топот ног – это охранники Гэсиро, услышав выстрел, спешили к месту происшествия. Югэн, не дожидаясь, когда до него доберется Химмэль, выбежал на улицу через черный вход. Прежде чем его догнали, он успел сесть в Ламборджини и ударить по педали газа. Взревев мотором, машина круто развернулась и, быстро набирая скорость, рванула по дороге.
- Стой! Стой, черт возьми! – Химмэль бежал следом и кричал во всю глотку, хотя Югэн уже скрылся за поворотом.
Его догнал на Майбахе отец - поступивший более мудро, чем сын, и для погони сразу же забравшийся в машину. Юноша запрыгнул на сидение и мощный автомобиль сорвался с места, преследуя умчавшийся Ламборджини.
- Что ты будешь делать, если догоним? – спросил его Ингу.
- Не знаю, - честно ответил Химмэль. – Главное, остановить его. Он сейчас на взводе и может еще натворить бед!
Помолчав немного, он прибавил смущенно:
- Спасибо, папа. Спасибо, что… ввязался в это.
Ингу улыбнулся и пожал плечами, ничего не сказав. И как он мог не взяться - хотя вся эта история попахивал большими неприятностями для всех, кто в ней замешан – если сын в очередной раз огорошил его: «Папа, я должен найти Югэна и остановить его! Почему должен? Потому что люблю его». И что после этого прикажите делать?..
Химмэль издал глухой возглас, бледнея и судорожно хватаясь руками за приборную доску. Отец как раз вырулил на шоссе и им открылась страшная картина: дорогу перегораживали машины, чье движение застопорилось из-за аварии впереди – шикарная Ламборджини, выехав за разделительную полосу, на огромной скорости врезалась в грузовик с прицепом. Ингу остановил Майбах перед автомобильным затором и Химмэль, покинув салон, побежал к месту аварии, не чувствуя собственного сердца – оно перестало биться от ужаса.
Зрелище, открывшееся ему вблизи, заставило его закричать:
- Югэн! Нет! Нет!
От удара Ламборджини разорвало на два куска. Покореженная задняя часть кузова лежала на дороге неподалеку, а передняя полностью скрылась под грузовиком - тот в момент столкновения подмял под себя Ламборджини и задавил своим весом. Водитель грузовика не пострадал, отделавшись царапинами, он стоял неподалеку, не находя в себе моральных сил заглянуть под кузов своего автомобиля.
- Вызывайте "скорую"! Автокран! Вызовите хоть что-нибудь! – закричал на свидетелей Химмэль и полез под грузовик: - Югэн, держись! Не сдавайся… Только не сдавайся…
________________________
________ 25 ________
>>> 7 июля
«По легенде прекрасная ткачиха Орихимэ и пастух Хикобоси полюбили друг друга, однако отец Орихимэ, недовольный тем, что они забросили свои дела, разлучил возлюбленных, позволив им встречаться лишь один раз в году, в седьмой день седьмого месяца. Этот день известен всем японцам как праздник Танабата! - сверкая лучезарной улыбкой, вещала Кэсси Сономура, обращаясь к зрителям музыкального канала Planet Music. – Именно в этот романтический день решили сочетаться законным браком Ингу Фагъедир и его возлюбленная Кёко Нацуки. К сожалению, журналистов не допустили в собор Пресвятой Девы Марии, жених и невеста предпочли венчаться за закрытыми дверями в кругу родных и близких. Однако мы сможем увидеть молодоженов сразу же, как только они покинут собор и направятся к ожидающей их карете. Думаю, ждать нас осталось недолго, скоро заиграет свадебный марш!»
Площадь перед собором Пресвятой Девы Марии заполняли папарацци и полицейские, образовавшие своими телами узкий коридор, ведущий от дороги до входа в собор. Чуть дальше, за специально установленными ограждениями, толпилась многотысячная армия зевак, подтянувшихся поглазеть на долгожданную свадьбу Ингу Фагъедира и Кёко Нацуки. Тележурналисты, встав перед камерами, перечисляли запланированные на сегодня развлечения: сначала венчание в соборе, затем прогулка в карете по центральным районам Токио, которая завершится в парковых угодьях Императорского дворца. Ради свадебного кортежа полиция перекрыла автомобильное движение на нескольких улицах, закрыв в том числе и Гиндзу. Для обеспечения безопасности на территории императорских владений были призваны дополнительные правоохранительные силы.
Все судачили о том, с какой помпой Фагъедир обставил собственное венчание и во сколько ему это влетело: одни называли цифру в семь миллионов долларов, другие утверждали, что всего было потрачено не меньше десяти миллионов. Подобные космические суммы кружили головы простым людям, а зарубежные папарацци, также прибывшие в Японию освещать бракосочетание, предрекали – эта свадьба займет в голливудских рейтингах первое место по дороговизне, так как даже звезды в среднем тратят на свадьбы не больше четырех миллионов долларов. На одно только шампанское Ингу Фагъедир потратил полмиллиона долларов, двенадцатиярусный торт стоил пятьдесят пять тысяч, а поистине королевское свадебное меню составлял самый популярный шеф-повар Нью-Йорка, специально приехавший в страну восходящего солнца. Обручальные кольца жениха и невесты оценивались в сто восемьдесят тысяч долларов. Пятичасовая остановка движения на городских улицах и аренда Императорского парка на один вечер обошлись в два с половиной миллиона долларов. На свадебный банкет, по слухам, приглашено больше тысячи человек, в том числе члены императорской семьи.
Внутри собора царила прохлада, спускавшаяся с каменных стен. Своды, накреняясь, нависали над залом, а вся необычная конструкция собора - созданная в стиле нео-модернизма и резко отличающаяся от классической архитектуры старых католических храмов - невольно подавляла своей мощью.
- Я ни разу не был здесь, хотя мама обожает католическое Рождество, - шепнул, желая немного расшевелить Химмэля, Тиэми. – Здорово, что твои родители решили венчаться здесь. Правда, твоего отца трудно счесть набожным человеком.
- Он не набожный. Ему понравилась здание, вот и все, - вяло улыбнулся тот. – Он сказал: «Церковь явно строил шизик – мне это нравится».
Друг, выслушав его, пожал плечами, как бы говоря тем самым: от Ингу Фагъедира другого и не следовало ожидать!
Касаги и Химмэль сидели в первом ряду, рядом с четой Кинто и четой Ачарья. Среди радостного возбуждения, царившего среди гостей, Химмэль выделялся замкнуто-сумрачным обликом. Нет, он не грустил намеренно, напротив, старался скрыть свое истинное душевное состояние, вынуждая себя улыбаться и поддерживать светские разговоры – сероглазый юноша не хотел испортить родителям знаменательный день. Его выдавала излишняя бледность, потускневший взгляд, скорбно опущенные уголки губ и обкусанные ногти. Касаги замечал, как он, время от времени забываясь, принимается сжимать и разжимать кулаки, не зная, как еще справляться с мечущимися в нем эмоциями. Родители Химмэля знали, в каком состоянии находится их сын. Ингу, беспокоясь о нем, даже хотел перенести свадьбу – опасаясь, что сыну будет слишком тяжело присутствовать на ней. Химмэль убедил отца не менять планов и сыграть свадьбу в праздник Танабата, как Ингу и Кёко мечтали.
В зале появился сам Ингу.
Он подошел к алтарю и встал во главе свидетелей со стороны жениха, ими являлись Труп, Мэркин и Громила, одетые в непривычно элегантные смокинги. Со стороны Кёко подружками невесты выступали Йоко Кинто, Феникс Трир и, как ни забавно, Люси Масимо. Участие последней в свадебной церемонии стало неожиданностью для многих, ведь Масимо не дружила и не состояла в родстве с Кёко или Ингу. Ситуация сложилась отчасти смешная: когда пришло время назначить подружек невесты, обнаружилось, что у Кёко нет подходящий кандидатур – покуда она состояла в браке с Томео Нацуки, она практически не общалась с родней и не завела хотя бы парочку близких друзей – собираясь замуж во второй раз, Кёко предложила Саи Ачарье и Ариоке Кинто исполнить роль ее подружек, но те сочли себя слишком замужними и слишком зрелыми для этого. Ариока порекомендовала свою дочь Йоко, по возрасту вполне подходящую для сей торжественной должности. Ингу внес свою лепту, предложив сделать подружкой Феникс, чему Кёко сперва воспротивилась, приревновав его к известной фотомодели – потом она поменяла свое решение, увидев, как сильно Феникс влюблена в Хидэ Сато. Оставалось еще одно вакантное место, а выбирать кого-то из дальних родственниц и едва знакомых приятельниц она не захотела. Выбор пал на Люси Масимо - та не замужем и, по крайней мере, работает с Химмэлем и Ингу. Исполнительный продюсер реалити-шоу, несмотря на свою страшную занятость, была очень польщена предложением Кёко и, конечно же, согласилась.
Заиграл свадебный марш, предвещая появление невесты. Рури и Сакура, наряженные в белые и пышные платьица, которые делали их похожими на фарфоровых кукол, вышли первыми, осыпая путь невесты цветами. Дочери так требовали для себя должности девочек с цветами – пусть и были старше положенного для этого возраста – что Кёко уступила им. Счастливые и гордые, близняшки прошествовали к алтарю и разошлись в разные стороны, открывая дорогу главной персоне разворачивающегося в соборе действа.
Невеста шла одна, без сопровождения отца, обязанного по католическому обычаю сопроводить дочь к алтарю и передать в руки будущего мужа. Обряд допускал присутствие какого-либо иного сопровождающего, если нет отца невесты, но Кёко отказалась искать замену. Нарушила она обычай и в отношении свадебного наряда, появившись в белоснежном платье, в то время как женщинам, повторно выходящим замуж, считалось неприличным облачаться в белый цвет, символизирующий чистоту и невинность. Ингу настоял на белом цвете подвенечного наряда, заявив: первым браком следует считать тот, что заключен по любви, следовательно, Кёко имеет все права облачиться в белое. Платье невесты сшил дизайнерский дом «Джой Миамото», создав шедевр в мире свадебной моды. Все женщины, присутствующие на церемонии, увидев свадебный наряд, восхищенно охали. Платье, оставляя плечи Кёко открытыми, отлично подчеркивало ее тонкую талию, а узкий подол придавал элегантности всему образу невесты – это платье сшили именно для красивой женщины, а не девушки.
Кёко подала руку Ингу и тот сжал ее, приближая любимую к себе. Священнослужитель начал речь, поприветствовав жениха, невесту и всех присутствующих в соборе. Химмэль, погруженный в свои невеселые думы, почти не слышал того, что тот говорил о святости брака, заключенного в христианском храме, и обетах, скрепляющих союз мужчины и женщины; когда настала пора Ингу и Кёко принести друг другу клятвы, юноша немного пришел в себя и искренне заулыбался.
- Объявляю вас мужем и женой! – возвысил глас священник, символизируя тем самым кульминацию священнодействия.
Ингу и Кёко поцеловались, а гости в зале поднялись со скамеек и зааплодировали.
Под шум и возгласы новобрачные покинули собор, выйдя на улицу. Папарацци тут же засверкали фотовспышками, телеоператоры рванулись вперед, налегая на оцепление. В небо взмыли полсотни белоснежных голубей, Кёко, проследив взглядом за их полетом, радостно рассмеялась. Кортеж, состоящий из вереницы карет с запряженными в них белоснежными скакунами, ожидал их на площади. В первую карету залезли Ингу с Кёко, во вторую – Химмэль, близняшки и Тиэми Касаги, следующие кареты предназначались для свидетелей, подружек невесты и прочих гостей.
Маршрут поездки пролегал от Бунке через Тиеду в Тюо, где находилась их цель – знаменитая Гиндза. Помимо ярких украшений, встречающихся на токийских улицах в праздник Танабата, ограждения на дорогах увесили цветастыми гирляндами и лентами, даже у полицейских в петлицах можно было увидеть нежно-белые цветы. На этом сюрпризы не закончились: у ближайшего перекрестка свадебный кортеж поджидала шумная толпа разряженных музыкантов и артистов – первые задорно играли на инструментах, вторые лихо отплясывали, откалывали невероятные акробатические номера и приводили в восторг многочисленную публику, преследующую новобрачных по пятам. Зеваки, шагая по тротуару, пританцовывали в такт звучащей музыки, ликующе свистели, улюкали, превращая происходящее в настоящий фестиваль музыки и любви. Кёко, непрестанно краснея от удовольствия, прижималась к Ингу и, не в силах сдержать рвущегося из груди счастья, смеялась, смеялась, смеялась…
Выехав на Гиндзу, кареты остановились, выстроившись в ряд. Музыканты заняли специально сооруженную сцену, танцоры и акробаты рассеялись вокруг, призывая к веселью окружающих. Здесь, по замыслу Ингу, жители Токио могли разделить с ними радость, потанцевать и повеселиться. Бдительные полицейские пропускали людей через рамки-металлоискатели, но уже через двадцать минут перекрыли вход на Гиндзу, опасаясь давки – слишком уж много оказалось желающих. Те, кому не повезло попасть на гуляния, возмущенно требовали пропустить их, ну а те, кому посчастливилось пройти через полицейский заслон, рвались поближе к знаменитостям. Впрочем, те тщательно охранялись отдельным взводом телохранителей, не допускавших к ним никого ближе чем на три метра.
- Касаги-сан, можно я возьму вас за руку? – льстиво улыбаясь, спросила парня Сакура.
- Подлянка! Это моя идея, ты ее украла у меня! – обиженно взвыла Рури тут же. – Касаги-сан, я первая хотела спросить: можно я возьму вас за руку?
Тиэми снисходительно улыбнулся. Не желая ссорить сестер, он взял за руки обеих, повергнув их в экстаз. Так они стояли у всех на виду, нисколько не стесняясь повышенного внимания – их фотографировали, снимали на камеры и просто таращили глаза. Близняшки таяли от близости Касаги как мороженое на солнце и уже предвкушали кричащие заголовки в желтой прессе: «С кем из сестер Нацуки встречается Тиэми Касаги?»
Химмэль стоял рядом с родителями, которые подозвали его, желая разделить с ним радостные минуты. К нему то и дело пытались пробиться экзальтированные девчонки, вопящие во всю глотку: «Я люблю тебя, Химмэль! Позволь мне прикоснуться к тебе! Пожалуйста, женись на мне!» Сероглазый юноша сдержанно улыбался, изредка слегка кланяясь в ответ на особенно романтичные признания в любви и преданности. Ингу то и дело бросал на сына короткие взгляды, стремясь понять его настроение – Химмэль заметил это и нарочно скорчил недовольную физиономию – после чего ухмыльгулся, как бы говоря: не парься, у меня все супер!
Наступил вечер. После небольшого отдыха новобрачные отправились на банкет. Шатер, разбитый в парке примыкающем к Императорскому дворцу, поражал красотой – в его оформлении использовали тридцать тысяч живых роз, километры лент и кружев, четыре сотни светящихся воздушных шаров и бесчисленное количество фонариков. В распоряжении гостей находились безупречно сервированные столики, изысканные угощения, танцевальная площадка и отличная музыка. Забыв обо всем, гости веселились и танцевали, без конца поздравляя виновников торжества.
Кёко чувствовала себя уставшей, но это была весь приятная усталость, полная блаженства и осознания победы над всеми невзгодами. Танцуя с Ингу – теперь уже ее законным мужем – она размышляла над тем, какие еще трудности их ждут впереди. Не все гладко будет в их жизни, Кёко отчетливо осознавала это! У Ингу есть проблемы с наркотиками и вряд ли он сможет завязать, учитывая, что именно благодаря марихуане он смог побороть паралич. Возможно, в будущем доктора смогут найти достойную лекарственную замену, возможно - нет… Кёко не собиралась попрекать его зависимостью, ибо твердо знала – если она потребует, Ингу бросит употреблять марихуану, пусть даже это будет стоить ему мучительных приступов и, вполне вероятно, частичного паралича. Однако она вышла за него замуж не ради его перевоспитания - она стала его женой, чтобы любить этого мужчину и быть с ним и в горе и в радости…
Химмэль весь вечер просидел за столиком, хотя многие из девушек стреляли в его сторону кокетливыми взглядами и явно ожидали приглашения на танец. Он делал вид, будто не замечает их и без аппетита ковырялся в угощении, изредка прикладываясь к бокалу с шампанским. Тиэми Касаги, в отличие от него, много времени проводил на танцплощадке – отплясывая то с его сестрами, то с другими наглыми девушками, не постеснявшимися напроситься на танец. В перерывах между танцами, Тиэми сидел рядом с Химмэлем и пытался развлечь разговорами. Тот держался отстраненно, слабо реагируя на его реплики, порою отвечая совсем невпопад.
Несмотря на его мрачность, Тиэми видел в этом некоторый плюс: теперь, когда Югэна больше не будет рядом, Химмэ – пускай и не сразу! – сумеет разобраться в своих чувствах и примет его любовь. Он не хотел торопить любимого, готовый ждать столько, сколько понадобиться, но сердце Тиэми невольно начинало учащенно биться при мысли о столь вожделенной для него взаимности. Он не остановится, пока не завоюет Химмэля, пока тот не станет принадлежать ему целиком и полностью! Они должны быть вместе – и они будут вместе!..
«Время лечит, сердце Химмэ исцелится. И тогда я заполню каждый его уголок, я и только я! - думал Касаги, с любовностью разглядывая грустное лицо сероглазого юноши. – Он пригласил меня на свадьбу родителей, значит, хочет подчеркнуть, как я дорог для него. Ингу Фагъедир, кажется, вполне дружелюбен ко мне, значит, он готов смириться с моими чувствами к его сыну… Я и Ингу докажу, что кроме меня никто не может быть лучше для Химмэ!»
- Может, поедем сегодня ко мне? – закинул пробную удочку он, осторожно касаясь руки Химмэля. Тот поднял на него свинцово-серые глаза, затем отрицательно покачал головой. Касаги постарался скрыть свое огорчение за шутливой подколкой: - Почему? Обещаю, я не стану заставлять тебя смотреть фильмы с Богиней.
Юноша вымученно улыбнулся ему и медленно отодвинул свою руку:
- Дело не в тебе… Сегодня я поеду в больницу.
- Ясно. Тогда как-нибудь в другой раз, - Тиэми отвел взор, скрывая всколыхнувшуюся в нем ревность.
Химмэль, помолчав несколько минут, заговорил мягко:
- Тиэми… Спасибо тебе еще раз за все. И за то, что ты сегодня целый день таскался за мной повсюду и терпел моих сестер – тоже спасибо. Без твоей поддержки мне было бы совсем херово.
- Не говори ерунды. Ты же знаешь, что всегда можешь положиться на меня! – горячо сказал Касаги и опять, с еще больше настойчивостью, сжал руку юноши. Он мог бы держать вот так его ладонь целую вечность, лишь бы чувствовать тепло, исходящее от его кожи.
Во внутреннем кармане смокинга Химмэля коротко пискнул мобильник, извещающий о принятой SMS. Он сразу же напрягся, кровь отхлынула от его лица, сделав сероглазого юношу еще бледнее. Касаги был в курсе, что может означать пришедшее сообщение - скорее всего оно из госпиталя и прислать его могут только в двух случаях...
В случае, если Югэн пришел в сознание. Или в случае, если Югэн все же скончался от полученных в автокатастрофе травм.
Пальцы Химмэля так тряслись, что он не сразу смог нажать на нужную кнопку. Прочитав SMS, он шумно выдохнул воздух, прикрыв на несколько секунд глаза, потом схватил бокал и залпом влил в себя шампанское. Тиэми все понял прежде, чем Химмэль озвучил новость:
- Он очнулся!
Девятого июля самочувствие Югэна выправилось настолько, что его перевели из реанимации в отделение интенсивной терапии. Доктора, ободренные улучшением состояния пациента, делали позитивные прогнозы на будущее.
- Он пришел в себя, кризис позади, - говорили они Химмэлю и Саяме Фукагаве. – Через неделю господин Югэн достаточно окрепнет для операции на руке. Полный курс реабилитации займет не меньше года, учитывая тяжесть всех полученных повреждений.
- Можно с ним увидеться? – спросил Химмэль.
- Да, но посещение не должно длиться дольше пятнадцати-двадцати минут в день. Пациенту нужен покой.
У VIP-палаты, где лежал Югэн, круглосуточно дежурили два телохранителя, дабы никто, кроме приглашенных докторов и специально нанятых медсестер не смог проникнуть к больному. Химмэль распорядился так, опасаясь не только наглых журналистов, готовых на все ради сенсации - он не хотел давать Рейо Коидзуми возможности отомстить своему незаконнорожденному сыну.
Химмэль на миг замешкался перед дверью в палату, припомнив тот кошмарный вечер: дом Коидзуми, револьвер в руках Югэна и Ламборджини, дымящаяся под грузовиком... Он кричал что-то, его оттаскивал оттуда отец, он наблюдал за спасательными работами на месте аварии и молился. После того как спасатели при помощи автокрана подняли грузовик и оттащили его в сторону, Химмэлю стало плохо - он чуть не потерял сознание при виде сплющенного кузова Ламборджини, решив, что Югэн не имел шансов выжить внутри смертельной ловушки. Спасатели вскрывали автомобиль гидравлическими резаками, постепенно добираясь до водителя – они отбрасывали в сторону куски разрезанного металла, на землю капала кровь, собираясь в лужицы… Кто-то из них, наконец, крикнул, повернувшись в сторону дежурившей неподалеку машины "скорой помощи": «Врача сюда!» Медик склонился над парнем, лежащим в автомобиле, и после беглого осмотра вынес вердикт: «Он жив!»
Толкнув дверь, Химмэль вошел в палату.
- Поставил у двери бодигардов? – через силу проговорил Югэн, едва шевеля запекшимися губами. – Чего-то боишься?
- Беспокоюсь о твоем имидже, - поборов первый шок, вызванный его внешним видом, ответил юноша. – Выглядишь ты сейчас довольно паршиво и не переживешь, если кто-нибудь тебя сфотографирует и продаст фотки в газеты.
Югэн попытался усмехнуться, однако вместо этого поморщился от неожиданной боли.
- Рейо, тебе очень больно? – заплакала возле воспитанника госпожа Фукагава.
- Совсем немного. Не волнуйся, у них тут классное обезболивающее, - вздохнул парень. – По большей части я словно парю на облаке.
- Ты помнишь, как умудрился попасть в аварию?
- Помню, чертову машину занесло, я вывернул руль… И все, дальше темнота…
Внутри у Химмэля все сжималось при взгляде на него. Лицо Югэна отекло, представляя собою один сплошной синяк. Разбитое тело частично было заковано в гипс. Самые серьезные повреждения пришлись на правую половину туловища: сломана в двух местах нога, четыре ребра, ключица, лопатка, раздроблены в месиво кости всей руки. Осколки ребер повредили легкие Югэна, удар по голове причинил серьезную черепно-мозговую травму, а состояние правой руки оценивалось как чрезвычайно сложное - даже лучшие хирурги не гарантировали полного восстановления конечности. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения для Химмэля - главное то, что Югэн, пробыв в коме десять дней, очнулся. Он вновь миновал пустыню сумрака и забвения, в которой ему уже пришлось побывать семь лет назад – и опять вышел из этой пустыни на свет, вернувшись к жизни…
- Господин Фагъедир вызвал к тебе самых лучших врачей и оплатил все расходы, - сказала Фукагава, желая приободрить парня. – Так что ни о чем не переживай, тебя обязательно вылечат!
- Как мило с его стороны, - прошептал Югэн, покосившись в сторону Химмэля.
- Прошу тебя, больше не пугай меня так, Рейо! Пожалей старуху, - продолжила пожилая женщина, умоляюще складывая руки на груди: - Умоляю, забудь ты о Рейо Коидзуми! Оставь его в покое, он не заслуживает твоей ненависти. Ты должен жить для себя и ради себя, а не ради мести!
Тот ничего ей не ответил, закрыв глаза и несколько минут пролежав так. Химмэль решил, что он заснул.
- Бабушка, позвольте мне поговорить с Химмэлем наедине, - заговорил Югэн вдруг. Саяма Фукагава не стала противиться его желанию и вышла, оставив их одних в палате. Тогда он прямо задал вопрос: - И каковы мои шансы?
- Врачи обещают поставить тебя на ноги.
- Я слышал, как они говорили о моей правой руке. Что с ней?
- Много сложных переломов… - сероглазый юноша не хотел говорить об этом сейчас, но врать или увиливать было глупо. – Возможно, она потеряет часть двигательных функций. Хирург обещает вернуть ей минимум шестьдесят процентов подвижности.
- Видно, придется купить книгу «Сто способов дрочить в экстремальных ситуациях», - иронично прокомментировал Югэн его слова.
Химмэль не сдержал улыбки, вопреки всем своим переживаниям.
- Интересно только, - продолжил говорить больной, - на что ты рассчитываешь?
- То есть?
- К чему эта благотворительность, Химера? Ждешь, что я стану пай-мальчиком?
- Неважно, чего жду я. Важно, что собираешься делать ты, - серьезно проговорил юноша.
- Я собираюсь убить Рейо Коидзуми.
Химмэль, скрипнув зубами, не сразу смог заговорить – так сильно его рассердил ответ Югэна. Он стал мерить палату быстрыми шагами, успокаивая себя и обдумывая доводы против его намерений. Месть, месть, месть! Едва не погибнув, он все еще бредит отмщением! Неужели ничто не может вразумить его?
- Так значит, все в твоей жизни было ради мести? Даже твоя карьера? – спросил сероглазый юноша грубо. – Ты с самого начала планировал пустить все псу под хвост?
- Нет. Я же сказал: не сорви ты и твой папочка мой план, я вышел бы сухим из воды. Я хотел остаться с группой, с тобой… Хотя к чему говорить об этом теперь? Рейо Коидзуми жив, он трясется от страха и мечтает избавиться от меня почти столь же страстно, как и я от него.
Химмэль резко остановился, прекратив нервно расхаживать от стены к стене, и горячо произнес:
- Он не тронет тебя! Коидзуми собирался заявить на тебя в полицию, но мы помешали ему. Отец пригрозил, что, если он пойдет в полицию, мы предадим огласке всю грязную историю с Нару Хидэки. Коидзуми и сам понял, чем рискует, и согласился не выдвигать никаких обвинений.
- Какой ты наивный, Химера! Раз он легко отказался от официальных обвинений, значит, решил нанести удар другим способом.
- Я смогу защитить тебя! Тебя будут охранять и днем и ночью…
- А зачем? Как долго ты собираешься строить из себя моего ангела-хранителя? У тебя своя жизнь, карьера, амбиции, а что осталось у меня? - Югэн закашлялся, и замолчал, пережидая очередной приступ боли. Немного отдохнув, он утвердительно спросил: – Он ведь уже надавил на Гэсиро и та вышвырнула меня, не так ли?
- Да, - подтвердил сероглазый юноша тихо. – Гэсиро на днях объявила о твоем исключении из группы и агентства. Я пробовал убедить ее, но…
- Но у Рейо Коидзуми на руках имеется внушительный пакет акций CBL Records, - закончил вместо него больной.
Химмэль пододвинул к больничной койке стул и опустился на него, взирая на него с отчаянием и надеждой одновременно.
- К черту Гэсиро! К черту все! – заявил он твердо. – Давай уедем в США. Ты и я. Ты забудешь о Коидзуми, а ему до тебя там не добраться.
- Ты бросишь карьеру ради меня?
- Да, - без колебаний ответил юноша.
Повисло тягостное молчание, по щекам Югэна скользнуло несколько слезинок, его губы задрожали от волнения.
- Ты идиот, Химера. Полный идиот… - чуть слышно проговорил он в конце концов. – Тебе нужно держаться от меня подальше.
- Почему же?
- Потому что ты хочешь остановить меня, а я не могу остановиться! Души Айко и Хироши не найдут упокоения, пока не будут отомщены. И я отомщу! Тот, кто встанет у меня на пути, станет моим врагом и я не задумываясь перешагну через него. Я люблю тебя, Химера, и поэтому прошу – не пополняй ряды моих врагов. Ты можешь презирать меня, так будет даже лучше. Просто оставь меня и забудь…
Химмэль резко вскочил на ноги, его лицо исказил гнев:
- Все высказал, сволочь? Не пора ли тебе заткнуться и послушать меня, а? Думаешь, скажешь мне: «Отвали!» - и я подчинюсь? Нет уж! Выкуси-ка вот это, - он продемонстрировал ему средний палец на руке. – Заруби на носу: я не дам тебе совершить преступление! Уверен, твои брат и сестра никогда бы не пожелали тебе стать убийцей. Рейо Коидзуми получит по заслугам и без твоей помощи, ведь он не бессмертен и когда-нибудь все равно умрет - и тогда пусть его судят те, в чьей смерти он повинен! А ты выздоровеешь и уедешь со мной в Америку. Уж там-то я заставлю тебя вбросить из головы Рейо Коидзуми! Вот как все будет у нас с тобой, ясно?!
Югэн попытался насмешливо улыбнуться сквозь слезы:
- Химера… ты снова пытаешься объявить мне войну?
- Хочешь называть это именно так – называй! Хочешь считать врагом – считай! Я не отступлюсь от тебя.
- Тогда… война!
- Ты ее проиграешь, - уверенно сказал Химмэль.
Они смотрели друг на друга через завесу горьких слез, чувствуя жгучую, как адское пламя, любовь. Югэн и Химмэль горели в ней, изнемогая от боли и не желая прекращать пытку. Она сжигала их души, вынуждая сердца кровоточить. Юноши не сомневались: еще не единожды эта любовь толкнет их на безумства, даже если они станут заклятыми врагами.
В палату заглянула медсестра, чтобы сообщить: время, отведенное на визит, подошло к концу.
Он покинул палату, но пришел на следующий день. Химмэль навещал его каждый день, радуясь неуклонному выздоровлению любимого. Они больше не говорили о Рейо Коидзуми и о шоу-бизнесе, сосредоточившись на здоровье Югэна. Тот перенес несколько операций на руке, после чего осколки костей ему закрепили компрессионно-дистракционным аппаратом, чтобы те правильно срослись. К концу второго месяца Югэн поправился настолько, что самостоятельно разгуливал по госпиталю, строя глазки женщинам-врачам и медсестрам.
В конце третьего месяца Югэн исчез из больницы и из жизни Химмэля.
Как ему удалось сбежать от телохранителей – загадка! Судя по всему, Югэн давно планировал побег и просто-напросто выжидал подходящего момента. Никто, включая Саяму Фукагаву, не знал, куда он подался, где скрывается. Химмэль потерял сон и аппетит, переживая, что до Югэна могли добраться люди Рейо Коидзуми. Ингу приложил все силы для розыска беглеца – и все без толку! Судьба Югэна оставалась неизвестной