Сокрытый в глубине леса, я был первым творением Бога...То, что я расскажу вам, есть прошлое, будущее и правда...
13-14____13____
__20 августа, четверг__
Когда Химмэль в очередной раз налетел на парня из подтанцовки и едва не сбил того с ног, дядюшка Ихара велел выключить музыку, и поднялся на сцену. Вид при этом у него был самый грозный.
- Простите, я ошибся, – тут же покаялся перед ним Химмэль.
- Последние несколько дней ты сам не свой, - заметил хозяин театра. – Не попадаешь в ноты, забываешь слова, спотыкаешься на ровном месте. Где твои мысли витают, а? Химмэ, ты весь должен находиться тут, на сцене! Если так пойдет и дальше, то у тебя возникнут проблемы с концертным выступлением. Что с тобой происходит, мальчик мой?
- Ничего не происходит, дядюшка Ихара, - ответил тот, отчаянно краснея. – Давайте попробуем снова, я постараюсь все исправить.
- Хорошо. Так, перерыв десять минут, потом продолжим, - мужчина протер вспотевшую лысину платком. В самый жаркий месяц лета в «Хариме» царила особенно невыносимая духота. Казалось, на улице прохладнее, чем внутри маленького театра.
Химмэль, воспользовавшись передышкой, ушел в курилку. Не будь там других людей, он бы с радостью ударил сам себя по голове! Куря сигарету, и изнывая от жары в сценическом мундире, сероглазый юноша мрачно дымил сигаретой, полностью уйдя в себя.
Просто обозвать себя дураком недостаточно, да и легче от этого не становится. Разве можно так расстраиваться из-за ссоры с Югэном? Дядюшка Ихара прав, он сам не свой последние три дня. Все валится из рук, он не может сосредоточиться на репетициях, сердит своего наставника - и все потому, что без конца думает о Югэне.
Первый день после драки Химмэль еще злился на него за мерзкое поведение. Он был даже рад, что любовник не попытался сразу же помириться – тогда он просто не хотел ничего слушать. Они держались подальше друг от друга, понимая, что их физиономии, украшенные ссадинами, итак слишком о многом говорят окружающим.
- С лестницы навернулся, - объяснил свою разбитую губу Химмэль.
- Я в темноте споткнулся о Зунга и упал, - в свою очередь соврал Югэн в ответ на вопрос, откуда у него шишка на лбу и синяк на скуле.
Конечно, все парни в реалити-шоу сразу же догадались, кто на самом деле надавал им тумаков, однако благоразумно помалкивали. Хватало сплетен папарацци, строивших различные предположения о причине ссоры между Нацуки и Югэном. Те предполагали даже, что юноши подрались из-за симпатий некоей девушки – и старательно разыскивали следы этой гипотетической сердцеедки.
На второй день Химмэль поостыл. Да, Югэн перегнул палку с Мисорой, еще как перегнул - но ведь поговорить-то им можно?
Он все время вспоминал, как они занимались любовью, какие слова шептали друг другу, как смотрели в глаза. Неужели теперь все это окажется позади? Неужели эта драка все перечеркнула?..
Наступил третий день. Югэн продолжал игнорировать Химмэля, будто позабыл о его существовании. Это и злило сероглазого юношу, и безумно расстраивало. Заговорить с ним первым не позволяла гордость - а постоянные мысли о Югэне выбивали из колеи, мешали сосредоточиться на подготовке к концерту.
«Наглый придурок, вот он кто, - размышлял Химмэль горько. – Почему мне так хорошо с ним? Так хорошо, что я забываю его связи с Кавагути и Онидзуми?»
Десять минут, выделенных Ихарой, закончились, и юноша поспешил вернуться на сцену. Нужно собраться, и выполнить четырехминутный номер без ошибок! Хватит вести себя как девчонка, которая изнывает от тоски по бросившему ее парню.
- Готов хорошо работать? – спросил его наставник.
- Да, дядюшка Ихара, - твердо сказал тот.
Кинто не успел отдать команду включить музыку, как на сцену вышла его супруга. Ариока окликнула Химмэля, сообщив, что его зовут к телефону. Тот ушел в коридор и взял трубку, гадая, кто может звонить ему в театр – мать, сестры?
- Привет, Химера, - услышал он голос Югэна. – Давай встретимся.
- Я… у меня это… репетиция, - Химмэль даже сперва растерялся. А потом, чувствуя стремительный душевный подъем, несколько раз обрадовано подпрыгнул, повторяя беззвучно: «Да! Да! Да!» Прочистив горло, он придал своему голосу скучающие интонации: - На кой черт мне сдалась эта встреча?
- Послушай… нехорошо все в Камакуре получилось. Нужно поговорить об этом. Пожалуйста.
Сероглазый юноша для приличия выдержал паузу, после чего согласился:
- Так и быть, сделаю одолжение. И где?
Югэн назвал адрес возле парка Асакусы, пояснив, что сейчас там проходят его репетиции - он тоже отлучится, и они смогут поговорить наедине.
Химмэль заказал такси и бросился переодеваться, не желая терять драгоценного времени. Пришлось соврать дядюшке Ихаре, сказав, что его срочно вызвали на съемочную площадку. Наставник как-то подозрительно на него прищурился, но придираться не стал.
Таксист узнал своего пассажира, несмотря на бейсболку и солнцезащитные очки, закрывавшие половину лица, и всю дорогу лез с разговорами. Юноша отделывался односложными фразами. Ему хотелось поскорее увидеть Югэна, ни о чем другом думать просто не хотелось.
Увидев ворота парка Асакуса, Химмэль попросил остановиться. Лучше выйти и проделать оставшийся путь пешком – вдруг болтливый водитель увидит Югэна? Сверяясь с адресом на бумажке, он стал разыскивать нужный дом.
Юноша впервые оказался в сердце старинного района, с момента переезда в столицу ему ни разу не пришлось приезжать сюда. Асакуса резко отличалась от шумного и технологически развитого Синдзюку – здесь не скребут небо многоэтажные здания - почти все постройки двух-трехэтажные, там располагаются торговые лавки, магазинчики, ателье и мастерские. Нет здесь и вызывающе одетой молодежи или легионов закованных в деловые костюмы людей, все прохожие одеты просто и непритязательно, за исключением попадавшихся на пути туристов в ярких футболках и майках – заявившихся в Асакусу посмотреть на знаменитые храмы и купить сувениры.
Заплутав в лабиринте узких улочек, Химмэль решился обратиться к старику, сидевшему в скобяной лавке, и спросить дорогу. Оказалось, что ему нужно на противоположную сторону парка. Пришлось срезать путь через парковые угодья, прежде чем удалось найти искомую улицу. Сверившись с указателем, он направился в узкий, лишенный тротуара переулок.
«Странно даже, что у Югэна где-то здесь студия, - подумал Химмэль, уходя все дальше от оживленной улицы. – Райончик так себе, здесь живут работяги средней руки и старики, да еще и парк кишит бомжами. Пижон вроде Югэна сюда не вписывается…»
Переулок закончился поворотом, завернув за который он наткнулся на шестерых бедно одетых парней, смолящих сигареты. Завидев пешехода, они тут же перегородили ему дорогу.
- Эй, ты! – рявкнул один из них, поигрывая алюминиевой битой. - Че потерял на нашей стороне?
- Смотри, какой модник! – загоготал отрывисто другой, тыкая пальцем в его одежду. – Слышь, тут тебе не сраная Сибуя!
Химмэль чертыхнулся, вот же невезение! Он не испугался этих парней - вдоволь насмотрелся на таких еще в забегаловках Симоносеки – но вот драка совсем ему сейчас не нужна. Во-первых, он торопится на встречу с Югэном. Во-вторых, вдруг об этом узнает пресса или агентство? Оставалась, конечно, слабая надежда, что придурки просто скалят зубы. Сняв солнцезащитные очки, юноша окинул их пристальным взглядом:
- Мне пройти надо, - угрожающим тоном сообщил он.
- Ух ты, какие мы страшные! А вот хрен тебе!
В подтверждение своих слов, парень сделал рукой непристойный жест в сторону Химмэля. Тот поджал губы и, больше не тратя времени на дальнейшие разговоры, просто от всей души заехал ему в пах ногой. Хулиган взвыв, привалился к стене. Следующим оказался парень с битой – он замахнулся, но сероглазый юноша успел пригнуться и та, описав полукруг, бряцнула о стену здания. Благодаря неудачной атаке для удара открылся его правый бок, куда Химмэль и врезал кулаком, метя в печень. Булькнув что-то, противник осел на землю.
Тогда хулиганы напали уже скопом, намереваясь задавить драчливого пешехода количеством. Химмэль был готов к этому. Плюнув на все, он дрался так, словно опять оказался в портовом баре среди пьяного сброда. Отправив в нокаут двоих, и готовясь послать туда же третьего и четвертого, он не упустил из вида парня, которому в самом начале отбил яйца - тот, добравшись до валяющейся под ногами дерущихся биты, поднял ее и замахнулся.
Химмэль заметил упускающуюся на его голову биту в самый последний миг. Он дернул головой в бок, и бита не врезалась, а скользнула по черепу. От этого в ушах завыла пожарная сирена, перед глазами заплясали звезды.
Следующая атака пришлась на ноги: размашистый удар под коленные чашечки опрокинул Химмэля на землю, пахнущую мочой. Ноги юноши пронзила невыносимая боль, а парень с битой вновь занес ее.
Осознавая, что сейчас он открыт для нападения, Химмэль успел увернуться, откатившись в сторону. У него была секунда форы, чтобы подняться на ноги. Поврежденные колени взорвались болью, когда он перенес на них тяжесть тела – ни бежать, ни драться после подобной подсечки невозможно. Однако Химмэлю удалось отшвырнуть от себя двух нападающих, прежде чем его вновь уронили на землю и скопом принялись избивать.
- Вот же говнюк! – кто-то из парней хватил его за шею, поднимая с земли так, чтобы остальные могли наносить удары. – Нас предупредили, что ты упертый.
Азартно бита врезалась в живот Химмэля один раз, второй, после третьего удара у него горлом пошла кровь.
- Все, завязывай, - вмешался тот, кто сдавливал ему шею. Он отпустил юношу, и отступил. – У него кровь пошла.
- И че? Он мне нос сломал, сука!
- Дурак совсем? А если он сдохнет ненароком? Мы на это не подписывались.
- И правда, - согласились прочие парни. – Валим отсюда!
Химмэль, почти теряя сознание, слышал, как они поспешно уходили прочь по переулку, поддерживая своих раненых дружков. Все тело ломило от боли, рот полон соленой крови, поднимающуюся из горла. Юноша попытался пошевелиться, но живот пронзила такая боль, словно в его внутренностях находилась сотня мелких стеклянных осколков.
- Помогите… - ему казалось, что он прокричал это, хотя с губ сорвался только стон.
Быть может, кто-то будет проходить мимо и обнаружит его? Потом его охватило отчаяние – кто придет в этот проклятый переулок? Сюда даже солнце не заглядывает в разгар дня. Он скорее подохнет, чем дождется помощи.
Химмэль подтянул к себе руку и взглянул на наручные часы – пять часов вечера. Через полчаса он должен вернуться на съемочную площадку.
Превозмогая себя, он стал ползти. В животе разгорался мучительный огонь, сжигающий его изнутри, по щекам ползли невольные слезы. Неужели этот переулок никогда не закончится и все усилия напрасны?
Последние несколько метров до выхода из переулка превратились в кошмар наяву. Он уже не понимал, куда и зачем ползет – помнил только, что ни в коем случае нельзя останавливаться. Еще немного, еще совсем чуть-чуть…
- Что с вами? Господи, нужно вызвать скорую! – заголосил женский голос над ним. К нему вскоре присоединились и обеспокоенные другие голоса.
Химмэль лежал на спине, не находя сил сказать что-нибудь. Перед глазами все мутилось, и он перестал различать, где реальность и где иллюзия. Он видел перед собой не случайных прохожих, обнаруживших его, а свою мать и какого-то незнакомца. Кёко юна, наверное, лет восемнадцать. Парень тоже молод, у него худое лицо, светлые волосы и большие серые глаза. Химмэль лежит между ними туго перепеленатый – они же склонились над ним и, улыбаясь, шепчутся друг с другом. Ему не понятно, о чем они говорят – впрочем, это и не нужно. Он слышит в их голосах любовь, рядом с ними он в безопасности…
- Касаги, если ты куда-то опаздываешь, то пусть тогда кто-нибудь другой сыграет за тебя? – недовольно сказал Иса, после того как Тиэми в очередной раз сорвал ритм, отвлекшись от гитары на часы.
- Прости, - вздохнул тот. – Просто за Нацуки беспокоюсь. Он должен был вернуться два часа назад, а его до сих пор нет.
- Задержался по делам, наверное, и все, - Миура поиграл в руках ударными палочками. – Давай по новой, и на сей раз внимательней, хорошо?
Касаги кивнул, соглашаясь, и постарался сосредоточиться на гитаре. Однако тревожные мысли о пропавшем друге не оставляли его: почему тот опаздывает? Уж точно не ради того, чтобы выслушать отповедь из уст Кавагути! Нацуки не стал бы поступать легкомысленно, и сам себе подставлять подножку, нарушая расписание. Что-то случилось, Тиэми сердцем чуял это.
- Парни! – в студию ворвался взволнованный Дайти Хига. – Вы еще не слышали? Нацуки попал в больницу!
Внутри Касаги что-то оборвалось, грудь сжала щемящая боль. Он едва ли не отшвырнул от себя гитару, и воскликнул:
- Что с ним?
- Точно не знаю. Надо спросить Кавагути.
Иса, Касаги и Хига поспешили в гостиную, где сейчас находился старший менеджер. Там же собрались все прочие юноши, созванные для оглашения печальной новости: пятеро сидели на диванах, и только Югэн, стоя у окна, с безмятежным видом метал дротики в дартс. Кавагути отвечал на вопросы снисходительно, всеми своими манерами намекая, что считает волнение со стороны подопечных излишним:
- Насколько мне известно, Нацуки устроил драку со шпаной. Его довольно серьезно избили. Помимо нескольких мелких травм, у него разрыв аппендикса и сотрясение мозга.
- Его можно навестить? – спросил Касаги.
- Не сейчас. Позже каждый из вас может воспользоваться свободными часами для посещения больницы. Отдельное время на это для вас выделено не будет. Попрошу так же не распространяться о случившемся перед телекамерами, ведь Сибил Гэсиро приказала замять инцидент.
- Почему? – удивился Иса.
- Это плохо скажется на репутации Нацуки. Он итак известен своим вспыльчивым характером. Мне пришлось принести глубочайшие извинения перед руководством за то, что я не смог привить ему хоть толику благоразумия. Госпожа Гэсиро решила простить непутевого мальчишку и спасти его репутацию, - пояснил Кавагути. – Официальной версией происшествия будет автомобильная авария. Вы все должны твердо усвоить это.
- А как же его участие в финальном концерте?
- Боюсь, он выбывает из реалити-шоу, - Кавагути изобразил некое подобие сожаления. – Однако переживать за его карьеру не стоит. Нацуки пользуется расположением госпожи Гэсиро, и он, безусловно, продолжит карьеру в CBL Records. А вам, молодые люди, сейчас нужно думать только о предстоящем концерте…
- Что за чушь! – неожиданно оборвал речь менеджера Касаги. – Я не верю, что Нацуки устроил драку. Не может такого быть!
- Отчего же? – Кавагути несколько опешил от этой вспышки негодования. – Все шоу он постоянно хамил и распускал руки. Не вижу ничего особенно невероятного в случившемся сегодня.
- Он хамил только тем, кто этого заслуживал! Он хороший парень, не наговаривайте на него.
- Не переходи границы, Касаги! Он хамил и мне тоже, выходит, я сам виноват?
- Конечно, виноваты, - вмешался Тацу Мисора, с ненавистью поглядев на мужчину. – Вы в обход правил шоу продвигаете вперед своего любимчика, Югэна. И Нацуки единственный, кто не побоялся обвинить вас в этом.
- Замолчи, Мисора, - физиономия Кавагути стала восковой от гнева.
- А зачем молчать? Меня все равно выгонят из агентства после финала тура, - рассмеялся юноша язвительно. – Я хочу рассказать, откуда в Камакуре у Югэна и Нацуки появились синяки!
- Тебе велели заткнуть рот! – Югэн, до этого молча следивший за скандалом, повернулся к Мисоре и метнул в него дротик. Тот впился в диванную спинку рядом с его головой.
- Пусть он говорит, - возразил Касаги. – А тебе, если ты опять швырнешь в него дротик, я сломаю руку, клянусь.
- Да ты ко мне и пальцем не прикоснешься, Мисс Монро!
- Что за черт! – заорал, окончательно выйдя из себя старший менеджер. – Хватит тут диктовать условия! Я тут главный. И я приказываю вам замолчать всем.
- Иначе – что? Что вы сделаете нам? – заорал Тацу, стукнув кулаком по колену. – Отправите в больницу так же, как и Нацуки? Это ведь вы расправились с ним!
- Ах ты, мразь… - Югэн бросился на него с кулаками.
Касаги кинулся наперерез и, не дав ему добраться до Мисоры, отшвырнул назад. А когда Кавагути схватил его за руку, Тиэми бросил на пол и мужчину тоже. Югэн, еще не веря в серьезность его предупреждения, поднялся на ноги – но повторная попытка приблизиться к юноше закончилась так же плачевно.
- Касаги, ты совсем спятил? – заорал он.
- Надо было давно навалять тебе, звездочка наша, - ответил Касаги сквозь зубы, он пребывал в неописуемой ярости. – Если еще сунешься, то пожалеешь. Хватит нам молча сносить твои закидоны.
Кавагути поднялся с пола, отряхивая костюм и оправляя галстук. Стараясь сохранить спокойствие, он заговорил с юношей, поправшим его достоинство:
- Касаги, ты ударил старшего менеджера. Да ты хоть представляешь, что тебе светит за это?..
- А ничего не светит, - Тиэми окинул менеджера высокомерным взглядом. – Вы отлично знаете мою семью. Наши адвокаты вас и Сибил Гэсиро по судам затаскают, если я захочу. Нечего мне тут грозить карами, старый пердун.
- Старый пердун?.. – Кавагути схватился за сердце.
Он не представлял, как ему следует держать себя дальше. Позвать охрану? Но те не станут применять физическую силу против участников шоу. Донести в агентство на Тиэми Касаги? Однако даже сама Сибил Гэсиро не станет связываться с кланом Касаги, слишком те богаты и влиятельны…
И что нашло на мальчишку? Раньше Касаги вел себя совсем иначе – держался в стороне от склок, был учтив, не кичился своим знатным происхождением. Нет сомнений, виновник этих перемен в его поведении Нацуки! Выскочка умудрился за эти недели подготовить среди юношей почву для бунта. Теперь Нацуки для них мученик, а Кавагути – злодей и враг.
- Раз уж вы, господин Кавагути, и ты, Югэн, нечестно играете, то и я так могу! Вы больше не будете никого здесь запугивать! А если попробуете, то, клянусь, сильно пожалеете, – повелительно заявил Тиэми. Потом он повернулся к Тацу Мисоре: – А теперь ты расскажешь мне, почему Югэн и Нацуки подрались в Камакуре.
Первые сутки в больнице Химмэль почти полностью проспал, отходя от наркоза. Время от времени он просыпался, обводил затуманенным взглядом палату, и вновь проваливался в тяжелый сон. Ему и не хотелось просыпаться. Там, за гранью забытья, его подкарауливала страшная правда, которую он не желал осознавать.
«Нас предупредили, что ты упертый!»
Эти слова, вырвавшиеся у того парня, преследовали Химмэля, терзали его. И, когда сознание полностью вернулось к нему, юноше пришлось признать очевидный факт - драка отнюдь не случайна, ее подстроили. Все сходилось: телефонный звонок, адрес в Асакусе, и попавшаяся на пути банда хулиганов… Значит, Югэн, позвонив ему в театр, вовсе не собирался мириться, объяснять что-либо. Он хотел отомстить. И его план удался, враг добровольно явился к злоумышленникам.
Мать вызвала в больницу полицию, но Химмэль отказался давать показания. Ему нечего сказать им – пусть он знает имя виновного, но озвучить его не может. Умно Югэн придумал, ничего не скажешь.
Кёко, бледная от страха, пережитого за сына, умоляла его не сдаваться просто так:
- Нельзя же позволить этим бандитам уйти! Опиши, как они выглядели, пусть полиция займется поисками.
- Я не помню никого из них, - упрямо отвечал Химмэль.
После полицейских в палату влетел как всегда нервозный Мияно Такаюки. Сероглазый юноша почти не слушал своего менеджера, его внимание привлекли лишь слова о том, что Сибил Гэсиро передает ему соболезнования.
- Вам повезло, что госпожа Гэсиро так добра к вам. Из-за того, что вы сильно пострадали, Нацуки, она решила не никак не наказывать вас за случившееся.
- Мой сын пострадал, а вы говорите о наказаниях? – возмутилась Кёко.
- Подопечные CBL Records должны избегать подобных неприятных историй! Ему следовало поостеречься и не ввязываться в драку.
- Какие вы глупости говорите! По-вашему, Химмэль виноват, что компания отморозков избила его? – закричала на женщина на Такаюки, вынудив того вжать голову в плечи. – И Гэсиро так думает, да? Да пусть она подавится своей добротой! Химмэль может уйти из вашего дрянного агентства в любую минуту, и никакой контракт ему не указ!
- Мама… не надо, - попросил тихо Химмэль.
- Почему не надо? Они свалили всю вину на тебя!
- Все равно ничего не докажешь, - юноша утомленно прикрыл глаза. – Пускай думают, что хотят.
Помолчав, он вновь заговорил, посмотрев на мать, измерявшую палату мелкими беспокойными шагами:
- Что говорят врачи? Я поправлюсь к концерту в Токио Доум?
- Химмэ, ты с ума сошел? – всплеснула руками та. – Конечно же – нет! Доктор сказал, что тебе понадобится минимум месяц, чтобы восстановить здоровье. Не может быть и речи о концерте.
- Но тогда я проиграю…
- Хватит уже думать об этом шоу! – рассерженно прикрикнула на него Кёко. – Я не позволю тебе рисковать собой. Если ты хочешь продолжить работу в этом агентстве – это одно. А вот на концерт я тебя не отпущу, заруби себе на носу.
Она выглядела такой строгой и встревоженной, что Химмэль не нашел в себе сил перечить ей. Наконец, Такаюки ушел, и юноша попросил мать больше никого не впускать к нему.
- Рури и Сакуре я и сама запретила тебя тревожить, но семья Кинто и Ачарья хотят тебя навестить, - сообщила Кёко со вздохом. – И еще приехала целая куча мальчишек из этого шоу, они все сидят в коридоре…
- Сейчас я никого не хочу видеть, - сын упрямо смотрел в сторону. - Может быть, потом.
- Как скажешь, - возникла долгая, душная пауза, прежде чем женщина ее нарушила, горько проговорив: - Прости меня, Химмэ.
- За что?
- Я думала, что смогу заботиться о тебе лучше, чем твой дед. Думала, рядом со мной тебе будет лучше…
Сын заставил себя улыбнуться, несмотря на свои душевные терзания:
- Мне с тобой лучше, правда.
Кёко сжала его руку, улыбаясь сквозь слезы.
Миновала суббота, а Химмэль упорно запрещал кому-либо, кроме матери, навещать его. Он и сам не знал, как скоро наступит его «потом», когда ему будет не тошно смотреть на сочувствующие лица посетителей. В палату приносили цветы и какие-то подарки в плетеных корзинках с бантами, на которые он не обращал никакого внимания. Юноше на все было наплевать, он хотел лишь одиночества.
У Химмэля противно ныл живот, стреляло болью колено, надсадно пульсировала шишка на голове – впрочем, все меркло перед черным отчаянием в его душе. Он доверился Югэну, готов был выслушать, простить ему сцену в отеле - и обманулся, как последний дурак. Кто, если не дурак, осмелится надеяться, что пара свиданий может исправить амбициозного сукина сына, коим Югэн и являлся?
Тот оказался еще большей сволочью, чем Химмэль думал. Вот так расправиться с тем, кому еще совсем недавно шептал нежные слова в порыве страсти и кого упрашивал о новом свидании! Югэн действительно далеко пойдет, у него, как видно, никогда не будет проблем с совестью.
А что остается ему, Химмэлю? Лежать тут, как побитая собака, и наблюдать за его триумфом – ведь теперь он не сможет участвовать в концерте в Токио Доум.
В воскресение, двадцать третьего августа, сероглазый юноша включил телевизор, чтобы посмотреть шоу «Ужин у Бао-Бао». Химмэль понимал – это только разбередит его и без того ноющую рану, но сдержаться не смог. Он хотел увидеть Югэна хотя бы на телевизионном экране. Как себя будет держать мерзавец? Неужели ни один мускул на лице не дернется?
Все вышло даже хуже: о нем во время шоу никто даже не упомянул. Ведущий - высокий и полноватый мужчина в аляповатом, невообразимой раскраски костюме-тройке, которого все называли Бао-Бао – задавал гостям своего ток-шоу вопросы, а девять юношей жизнерадостно отвечали на них. Парни держались как обычно, за одним исключением: теперь среди них нет Химмэля.
При виде Югэна, появлявшегося на экране, ему хотелось плакать. Отличный актер! Так разыгрывать из себя веселого и добродушного парнишку, который дружит со всем миром, не говоря уже о соперниках… Нет, плакать нельзя, слишком унизительно! Химмэль выключил телевизор, не досмотрев шоу и до середины.
Просто лежать, вновь и вновь перемалывая в себе отвратительный коктейль переживаний, стало невыносимо. Он опустил ноги на пол и перенес на них тяжесть тела. Живот заныл сильнее, левое колено протестующее завибрировало болью, Химмэль сжал зубы, заставляя себя не обращать внимания на ощущения. Что он, совсем сопляк? Можно подумать, первый раз отлупили! Однажды дед Куроки так треснул его бамбуковой палкой по спине, что он неделю не мог согнуться – и ничего, ходил в школу как ни в чем не бывало.
Химмэль вышел на середину палаты. Переведя дух, он постарался восстановить в памяти танец, предназначенный для концерта в Токио Доум. Потом начал двигаться. Через несколько секунд резкая боль заставила его остановиться, а больничная пижама смочилась кровью, выступившей из операционных швов.
- Дерьмо!
Юноша осел на пол, прижимая ладонь к животу. Нужно преодолеть себя! Он должен, должен стать сильнее боли! Если Югэн думает, что сломал его – то крупно ошибается…
- Ничего, - прошептал Химмэль, с трудом добираясь до больничной койки, - не получилось сегодня, получится завтра. Мы еще посмотрим, кто кого!
В понедельник в его палату ворвался совершенно неожиданный гость: Кисё Куроки собственной персоной. Химмэль так удивился его появлению, что потерял дар речи. Выглядел дед по своему обыкновению крайне раздраженным.
- Химмэ? – господин Куроки окинул внука колючим взглядом, не упуская ни одной мелочи, при этом его лицо пожелтело от волнения.
Вслед за дедом в палату вбежала причитающая медсестра, обязанная в отсутствие Кёко приглядывать за Химмэлем:
- Господин, сюда нельзя входить! Госпожа Нацуки строго запретила пускать посетителей…
- Он мой внук! – рявкнул на нее тот, напугав женщину до полусмерти.
- Прошу вас, не беспокойтесь, - вмешалась Анэко Куроки, вошедшая последней. Она миролюбиво улыбнулась медсестре, стараясь ее задобрить: - Мой муж, Кисё Куроки, отец Кёко Нацуки и дедушка Химмэля. Мы имеем полное право находиться здесь.
Химмэль, наконец, вышел из ступора и заговорил:
- Что вы тут делаете?
- Узнали о беде, которая случилась с тобой. И приехали, - ответила Анэко, приблизившись к койке. – Мы очень беспокоились о тебе.
- И зря, - ответил тот холодно. – Уходите, я не хочу видеть вас.
- Так мне позвать охрану? – осторожно осведомилась растерянная медсестра.
- Нет, - возразил Кисё Куроки решительно.
- Да, - не менее решительно сказал сероглазый юноша.
- Перестаньте же вы оба! – прикрикнула на них Анэко Куроки. – Химмэ, не сердись. Мы приехали из Симоносеки ради тебя, не надо вот так нас прогонять. Давай побеседуем, прошу тебя. Ну, ради меня, милый! – она накрыла своей старческой дрожащей рукой его ладонь.
Химмэль закусил губу и промолчал, что бабушка расценила как согласие. Выпроводив медсестру, госпожа Анэко прикрыла дверь и вернулась к внуку.
- Мы смотрели твое шоу по телевизору, Химмэ, - ласково проговорила она. – Вы все там такие молодые, красивые, талантливые, прямо загляденье. И ты теперь звезда, все твои друзья и знакомые в Симоносеки только о тебе и говорят…
- Хватит о глупостях, - оборвал жену Кисё. – Срам один, а не шоу! Рассказывай лучше, почему ты в больнице оказался! Томео сказал, ты подрался с какой-то бандой.
- Ну подрался, и что теперь? – хмуро пожал плечами юноша, не глядя на деда.
- Так и знал – не закончится добром твой переезд в Токио! Не сумеют тебя Томео и Кёко контролировать. Совсем ты тут распустился, молодой человек, - закричал на него дед. – А Кёко хороша – скрыла от меня, что ты старшую школу бросил. Да если я тогда узнал, то сразу бы приехал и забрал тебя! Но ничего, как вернемся с тобой в Симоносеки – я заставлю тебя взяться за ум.
Химмэль, и без того бледный, посерел как мертвец после тирады деда.
- Я не вернусь в Симоносеки! - его голос охрип от всколыхнувшегося в нем протеста.
- Вернешься, Химмэ. Мы за тем и приехали с твоей бабушкой, чтобы тебя с собой увезти. Раз Кёко не может тебя воспитывать, придется мне вновь принять эту ответственность.
- Ты меня не слышишь? – тоже закричал Химмэль. – Я не вернусь в Симонесеки!
- Да кто тебя спрашивает? Ты несовершеннолетний, и обязан жить там, где тебе скажет опекун. Я твой опекун, и я забираю тебя с собой.
- Иди к черту со своим опекунством, у меня есть мать!
- Ты думаешь, Кёко помешает мне? – жестоко рассмеялся господин Куроки. – Да она не осмелится перечить моим приказам. Уж её-то я уму-разуму научил! Твоя мать сделает так, как я хочу, ясно тебе? Заруби себе на носу: ты принадлежишь мне, а ней ей, Химмэ.
Юношу затрясло, он задыхался от ужаса. Это походило на ночной кошмар, снившийся ему первое время после переезда в столицу. Во сне его заставляли возвращаться в Симоносеки, в ненавистный дом деда и он просыпался в холодном поту. А теперь кошмар стал явью – Кисё Куроки намеревается вернуться в его жизнь! И не просто вернуться, а разрушить все, что внук успел добиться.
Химмэлю хотелось просто схватиться за голову и во всю глотку заорать, чтобы стены ходуном заходили. Что за проклятье довлеет над ним? До чего ему ненавистно было это чувство собственного бессилия, чувство загнанности и подчиненности чужой воле! Почему Куроки не оставит его в покое? Неужели старик не понимает – он лучше станет бродяжничать, нежели вернется к ним?..
- Не расстраивайся так, Химмэ, - попыталась утешить внука Анэко. – Ты все еще сердишься на деда. Но не пора ли забыть прошлое?
У нее разрывалось сердце при взгляде на него. Бедный мальчик! Изувеченный, с почти прозрачной кожей и синеватыми кругами под глазами, напряженный как струна… Конечно, он так и не простил своего опекуна. И решение Кисё силой забрать его домой не прибавит теплоты в отношения деда и внука! Но возможно позже, успокоившись, Химмэль поймет – так лучше. Поймет, что Кисё любит его, несмотря на всю свою строгость.
После отъезда Химмэля в столицу, Кисё стал сам не свой. Потерял аппетит, сон, постоянно пребывал в дурном расположении духа. Анэко знала причину происходящего – он просто-напросто тосковал по внуку. Кисё, несмотря на все причиненные непокорным мальчишкой неприятности, не испытал облегчения, когда тот исчез из их жизни. Напротив, жизнь супругов Куроки как будто потеряла источник света, оживлявший ее доселе. Химмэль был этим источником света.
Все эти месяцы, прошедшие с момента переезда внука, Кисё мечтал о возвращении Химмэля. Анэко даже предложила мужу переехать в Токио, поближе к родне. Возможно, он согласился бы, однако весть о госпитализации внука перечеркнула вполне мирные планы воссоединения с Химмэлем. Кисё впал в ярость, проклиная и себя, и дочь, и столицу, таящую в себе столько опасностей.
«Как я мог доверить его Кёко? – восклицал он. – Она все такая же безответственная девчонка, что и раньше! Она не уберегла Химмэ, недоглядела!»
- Как только поправишься, мы увезем тебя, - безапелляционно сказал господин Куроки внуку. – Ты снова пойдешь в школу, после поступишь в университет. Я сделаю из тебя приличного человека.
- Никуда я с тобой не поеду, сказал уже, - с прежним упрямством ответил сероглазый юноша.
Дверь едва не слетела с петель от толчка, которым ее наградила Кёко. В руках она сжимала мокрый зонтик, на ее волосах лежали капли воды. Сопровождала ее та самая медсестра.
- Что вы здесь делаете? – упустив приветствия, сразу спросила дочь родителей.
Женщина и не пыталась скрыть своей враждебности. Звонок медсестры, сообщившей о незваных гостях, не на шутку испугал ее. Она ничего не знала о приезде матери и отца в Токио, чутье же подсказывало ей, что те заявились к Химмэ отнюдь не вручить подарки. Кёко, как раз ехавшая в больницу к сыну, к своей досаде застряла в пробке – однако тревога буквально сжигала ее изнутри, и, оставив машину на обочине дороги, она под проливным дождем побежала в больницу.
- А сама как думаешь? Почему мы узнаем о беде, случившейся с Химмэ не от тебя, а от Томео? – зарычал на дочь Кисё Куроки. – И это не единственное, что ты скрыла от нас.
- Я не обязана отчитываться перед вами, - огрызнулась Кёко, не обратив внимания на его грозный вид.
- Не будь ты замужней женщиной, я бы напомнил тебе про хорошие манеры, Кёко! Плохо же учит тебя уму-разуму муж, - Кисё окинул дочь презрительным взглядом. – Я совершил ошибку, разрешив Химмэлю переехать в Токио. Ты, глупая и бесхарактерная женщина, позволила ему совсем отбиться от рук. Мы с твоей матерью приехали, чтобы забрать внука обратно в Симоносеки.
Зонт выпал из рук Кёко на пол, она стала такой же мертвенно-серой, как и Химмэль.
- Нет! – прошептала женщина сдавленно. – Не позволю!
- Я не спрашиваю твоего разрешения. Я констатирую факт.
Кёко - чувствуя себя рыбой, вытащенной из воды - повернулась к сыну. Их глаза встретились, и в них она прочла безмолвную мольбу о помощи. Это придало ей сил, решимости – и Кёко, повысив голос, возразила отцу:
- Никуда вы его не увезете. Он мой сын и останется со мной, - указав на выход, она прибавила: - А теперь уходите. Вы не имеете права находиться тут.
- Да ты совсем страх потеряла, дрянная девчонка? – загремел Кисё Куроки.
- Позовите охрану, - велела Кёко медсестре, и та выбежала из палаты рысцой. – Лучше уйди добровольно, отец. Иначе тебя выставят силой.
- Кёко, да что с тобой такое? – заплакала госпожа Анэко, испуганная столкновением супруга и дочери. – Перестань упрямиться…
- Молчи, мама! У тебя ведь это лучше всего получается. Ты всегда молчала и соглашалась с ним, даже если он ошибался. Но я не ты, и молчать больше не буду. Я не больше не отдам вам сына, - дочь подошла к отцу вплотную, бросая ему вызов. – Теперь мы будем жить так, как захотим. Без твоей указки, отец! А теперь убирайся отсюда, и не смей приходить без моего ведома.
На лбу господина Куроки вздулись жилы, а рот скривился в уродливой гримасе. Дерзость дочери, отказавшейся повиноваться приказу, заставила его сердце бешено колотиться, едва не выскакивая из груди. В уме не укладывалось просто! Да как она смеет вставать у него на пути? Совсем забыла, кто главный в их семье?
От увесистой пощечины, коей он наградил дочь, Кёко едва не упала. Она невольно вскрикнула и пошатнулась, с трудом удержав равновесие.
- Не смей ее трогать! – взорвался Химмэль в тот же миг.
Он, позабыв про боль, рывком соскочил с койки и ударил дела кулаком в челюсть. Кисё Куроки отбросило к окну под истощенный вопль матери и бабушки.
Кёко, обнимая трясущегося от ярости сына, принялась подталкивать его к койке. Анэко, подбежав к мужу, удерживала его, чтобы он не кинулся на внука. Тот, ощущая разливающуюся по подбородку свинцовую тяжесть, почти растерянно воскликнул:
- Как ты посмел ударить меня?
В палату вошли двое мужчин в униформе охранников. Коротко осведомившись у Кёко о том, кого следует выпроводить, они попросили чету Куроки немедленно покинуть помещение.
- Я не оставлю все вот так! - пообещал, уходя, господин Куроки.
Химмэль и Кёко проводили их мрачными взглядами, приходя в себя после пережитых треволнений.
- Не слушай его, Химмэ, - твердо сказала Кёко, - я не позволю ему распоряжаться твоей судьбой.
____14_____
__29 августа, суббота__
- Даже не верится, что они уже здесь! – проговорил мечтательно Кей.
Парень был сам не свой: обычно он старался держаться важно, как подобает взрослому, однако сейчас Кей походил на восторженного подростка, удостоенного чести встретиться со своим кумиром. Он нетерпеливо переступал с ноги на ногу, то и дело поправлял ворот рубашки и вытягивал шею, стараясь увидеть долгожданные фигуры в дверях.
Кавагути, стоя рядом с Кеем, про себя сетовал на его несдержанность. Разве прилично так волноваться? Нужно в любом случае сохранять лицо. Он и ляпнуть может что-нибудь не то, и испортить впечатление. Но делать нечего, придется терпеть – ведь Кей фаворит Сибил Гэсиро, и она разрешила ему встречать рок-группу Mirror & Sky.
Старший менеджер и Кей Ясумаса с целой свитой помощников, менеджеров и помощников дожидались появления гостей в холле роскошного отеля Keio Plaza. Если встреча пройдет удачно, и американцы будут в хорошем настроении, Сибил Гэсиро велела пригласить их на ужин. В том случае, если те устали и раздражены – пожелать им приятного отдыха, и исполнить их все пожелания.
Наконец, четыре высоких мужчины показались на горизонте. Не заметить их было просто невозможно, настолько они контрастировали с прочими людьми в холле: нарочито драная и яркая одежда, украшенная цепями и вызывающими побрякушками, дорогая обувь, драгоценные кольца и серьги в ушах, и многочисленные татуировки на телах. Один из них – Спенсер Вестон по прозвищу «Вышибала», игравший на ударной установке - носил на бритом черепе татуировку в виде каких-то дьявольских символов. У второго – Джека Мэркина, гитариста - на голове красовался цветастый ирокез. Третий – Ник Финдлей по прозвищу «Труп», клавишник - своими длинными маслянистыми патлами черного цвета напоминал восставшего из могилы вампира. Ну а четвертый – лидер группы – в противовес своим спутникам – походил на ангела, благодаря белокурым волосам, рифлеными прядями достигавшими плеч. Именно он из всей группы производил наиболее сильное впечатление.
- Ингу Фагъедир! – с благоговением прошептал Кей, наблюдая за приближающимся блондином.
Члены группы отставали от своего лидера на шаг, признавая тем самым его превосходство. Почти ангельская красота Фагъедира, все еще не утратившая в его тридцать пять лет юношескую свежесть и остроту, становилась пугающе мистической, стоило обратить внимание на его тело. На худощавом мужчине надета узкая майка, оставляющая открытыми плечи и руки, и все желающие могли увидеть узоры, созданные шрамами: искусные, витиеватые рисунки и символы, нанесенные на кожу бритвой и зажившие так, что оставили после себя заметные рубцы. Впечатляло это куда сильнее обычных татуировок, и невольно вынуждало поежиться при мысли о том, сколько ему пришлось кромсать свою кожу ради подобных экзотических украшений. Дополнял его облик въедливый, цепкий как паучьи лапы, взгляд дымчато-серых глаз, от которых, казалось, ничто и никогда не ускользало. От Фагъедира в стороны распространялись волны самоуверенности и сексуальности, вынуждающие женщин томно вздыхать, а мужчин завидовать.
- Добрый день, господа, - Кавагути церемонно поклонился гостям. – Мое имя Ёсиро Кавагути. Госпожа Сибил Гэсиро поручила мне взять ваши заботы на себя.
Следуя примеру начальника, вся свита тут же согнулась в поклоне. Кей, впрочем, не сдержался, и, шагнув к Фагъедиру, заговорил с ним заискивающим голосом:
- А я Кей Ясумаса. Большой ваш поклонник, господин Фагъедир. Для меня большая честь познакомиться с вами.
Лицо блондина осталось неподвижным, лишь серые глаза скользнули по парню с ленивым равнодушием. Видя холодность лидера, прочие участники группы не спешили выказывать ответную любезность японцам. Испугавшись как бы не возникла неловкая пауза, Кавагути поспешно предложил проводить гостей в их номера. Пока они поднимались на лифте, старший менеджер не преминул подчеркнуть, что принимающая сторона позаботилась о лучших апартаментах в отеле для американских гостей. Это так же не произвело на Фагъедира никакого впечатления.
- Надеюсь, перелет вас не слишком утомил, - отчаявшись получить хоть какую-нибудь реакцию, проговорил Кавагути уже в люксе. – Госпожа Гэсиро приглашает вас на ужин, если, у вас, конечно, нет других планов.
- У меня не будет планов, если госпожа Гэсиро организует травку и девочек для нас, - соблаговолил ответить Ингу, знакомясь с баром в номере. Трое его коллег находились тут же, развалившись на широком диване в гостиной. Оглянувшись к ним, блондин сказал: - Как на счет саке, черти?
Те одобрительно загудели и засвистели ему, и тогда он, стоя у бара, принялся кидать им бутылки. Перелетая через комнату, они грозились разбиться, но мужчины умудрялись сосуды со спиртным ловить на лету, и, откупорив их, начали глотать спиртное прямо из горлышка.
- Простите… - Кавагути понадобилось время для усвоения информации. – То есть… травки и девочек?
- Да. Я хочу хорошей марихуаны и сексапильных гейш, так понятней?
- Но травки?.. – у старшего менеджера зашевелились волосы на затылке. Как он передаст это Гэсиро, скажите пожалуйста?!
Музыканты переглянулись между собой многозначительно, и Труп очень серьезно проговорил:
- Исключительно в медицинских целях. Доктор прописал мне марихуану против мигреней.
- А рецепт у вас с собой?
Четверо мужчин разразились издевательским смехом, вынудив старшего менеджера помертветь.
- В чем проблема-то? Разве ты не должен заботиться о наших нуждах? – поинтересовался Фагъедир, прикуривая от платиновой зажигалки. – Если ты не справляешься, пусть тебя заменит кто-нибудь порасторопнее. Все, пошел вон. Не хочу больше видеть твою унылую рожу.
- Простите нас, - заговорил Кей, отвешивая извинительный поклон. – Конечно, мы обо всем позаботимся, можете на нас положиться. Машина заедет за вами в семь вечера. Звоните мне, если понадобится что-то еще. Отдыхайте, господа.
Оставив на комоде свою визитную карточку, Кей попятился к выходу, подталкивая Кавагути. Оказавшись в коридоре, парень набросился на мужчину с упреками, отчитывая за вопиющую нерасторопность.
- Как можно задавать такие вопросы ИМ? – шипел он на Кавагути. – Раз попросили шлюх и наркоту, нужно молча выполнять. Они американские звезды, им все позволено.
- Их пригласили на ужин, а не на оргию, - попытался защититься тот. – К тому же завтра им нужно с утра присутствовать на репетиции и интервью, а затем вечером выступать на сцене! Самое разумное, что они могут сделать – это как следует отдохнуть, чтобы быть на следующий день в форме!
- Если гостям нужна оргия, значит, наше дело ее организовать, - насмешливо возразил Ясумаса. - Я сам поговорю с Сибил об этом, если уж на то пошло.
Кавагути внутренне кипел, выслушивая его. Он не смел возразить фавориту Гэсиро, ведь она выполняет все капризы любовника и ссориться с Кеем пожелал бы только крайне недальновидный человек.
Однако, как плохо идут дела в последнее время! Везде проблемы! В проекте «Шоубойз» произошел раскол: часть участников шоу перестала признавать его руководителем, и ему приходиться мириться с этим, дабы слухи о скандале не достигли ушей хозяйки. У мальчишек нет по-настоящему весомых доводов против него, поэтому Гэсиро до сих пор не знает о разногласиях между ним и бунтовщиками. И, благодаря чему, он еще может влиять на ход конкурса – и, несмотря на все напасти, он возведет Югэна на пьедестал...
Вскоре на вести о прибытии знаменитой группы слетелись вездесущие папарацци. Их не пустили дальше холла, и те разбили лагерь на подступах к отелю, намереваясь подкараулить звезд на выходе. Завидев Кавагути, докучливые журналисты, завалили его расспросами, на которые тот отвечал дежурной фразой:
- Все вопросы приберегите для завтрашнего интервью. Сегодня никаких официальных заявлений не будет!
«Атмосфера вокруг завтрашнего концерта, завершающего второй тур реалити-шоу «Шоубойз» накаляется, - докладывал в телекамеру репортер светских хроник, стоя на фоне отеля. – Стало известно, что последние из заявленных гостей – рок-группа Mirror & Sky - сегодня прибыли в Токио. Также на завтрашнем концерте выступит знаменитая певица Амия Майо, и корейский дуэт Bucher. Среди всех них Mirror & Sky, пожалуй, самое значительное событие, ведь каждый их сингл приобретал платиновый статус не только в США, но и в Японии. Можно с уверенностью сказать: данный рок-коллектив - уникальнейшее явление в мире современной музыки…»
«Несомненно, Mirror & Sky обязаны своей бешеной популярностью харизме своего лидера, - вторил ему другой журналист. – Ингу Фагъедира часто называют выходцем из потустороннего мира из-за его эксцентричного поведения и необыкновенной ауры. Сын норвежских иммигрантов в Америке, сбежавший из дома в шестнадцать лет, едва не погибший в девятнадцать и три года прикованный к инвалидной коляске – он сам поставил себя на ноги, сам создал себя. Он не стыдится своей инвалидности, бравирует презрением к боли – нанося на свое тело все новые и новые шрамы, все его песни обречены на успех, он снялся в двух кассовых фильмах и является лицом известной парфюмерной компании… Он – сосредоточие противоречий. И, вполне может быть, в этом и заключается рецепт его популярности».
«Превозносят еще одного выскочку, - ворчал Кавагути про себя. – Необразованный безногий наркоман, умеющий орать в микрофон и бренчать на гитаре, вот кто он! И его ставят на до мной, человеком из приличной семьи и превосходным образованием. Но ничего - рано или поздно он при своем образе жизни окажется в сточной канаве!»
Обнаружилось, что Гэсиро устроила не просто ужин, а ужин с прогулкой по Токийскому заливу под летними серебряными звездами. Презентабельная яхта, поражающая воображение размерами и призывно мерцающая огнями, приняла на борт около сотни людей из светского общества, приглашенных в этот вечер. На верхней палубе играла легкая и приятная слуху музыка, создаваемая искусными музыкантами. Столы сверкали безупречной сервировкой, официантки разносили блюда на серебряных подносах и услужливо улыбались гостям.
Сибил Гэсиро лично встречала гостей возле трапа, приветствуя каждого прибывшего. Возле своей покровительницы неотлучно находился Ясумаса, возложив на свои плечи обязанности хозяина предстоящей вечеринки. Стоило Mirror & Sky подъехать к пристани на хаммере-люкс, Кей вновь пришел в возбуждение:
- Он просто нереально крут!
- Да, пожалуй, - негромко согласилась та, и без имени поняв, что тот говорит о Фагъедире. – Именно поэтому я пригласила их на концерт. Ты доволен подарком, милый?
- Еще как!
Четверо американских гостей оделись к ужину так, чтобы ни у кого, как видно, не возникло сомнений: бессмысленно ожидать от рок-группы костюмов или какой-либо нейтральной светской одежды, даже если их пригласил важный человек. Фагъедир щеголял в обтягивающих кожаных брюках и расстегнутой на груди черной сорочке – так, что всем были видны витиеватые шрамы на его груди, составляющие слова Mirror & Sky.
Поклонившись гостям, Кей представил мужчин своей спутнице. Та, отвергнув церемонные поклоны, протянула мужчинам руку. Галантно улыбнувшись, Ингу Фагъедир взял ее ладонь и легонько коснулся губами.
- Очень приятно познакомиться с дамой, пригласившей нас в столь чудесную страну, - сказал блондин. – С нетерпением жду завтрашнего концерта.
- А я, в свою очередь, ожидаю, что все участники завтра произведут на вас неизгладимое впечатление, - просияв, проворковала та. – Все они алмазы, которые я с огромным тщанием подобрала для этого шоу. Сколько серий вы посмотрели, если не секрет?
- Ни одной, - улыбнулся Ингу небрежно. – Но полностью разделяю ваши восторги.
Сибил Гэсиро удивилась было несколько хамскому ответу, однако быстро вернула улыбку на лицо, давая понять, что оценила его юмор.
- Веселитесь и не отказывайте себе ни в чем, господа, - сказала она, сделав гостеприимный жест. – Сейчас мы отчаливаем. Надеюсь, морская прогулка доставит вам удовольствие. Специально для вас мы приготовили отдельную каюту в соответствии с вашим пожеланиями – Ясумаса-сан проводит вас.
- С огромным удовольствием, - подхватил Кей, не в силах сдерживать глуповатой улыбки. - Следуйте за мной, господа.
Он зашагал по нижней палубе, показывая дорогу.
- Спишь с ней, не так ли? – иронично осведомился Фагъедир, вынудив его остановиться как вкопанного. Хлопнув побагровевшего парня по плечу, блондин прибавил: - Да не парься, что тут такого. Богатая и совсем не страхолюдина – небольшая уступка ради карьеры.
Трое музыкантов за спиной Фагъедира неприлично хохокнули, вгоняя Кея в еще большее смятение.
- Чтоб мои глаза лопнули! Ингу! Сукин ты сын! – завопила с верхней палубы Феникс Трир. – Стойте там, сейчас спущусь.
Цокая каблучками, она бегом спустилась по лестнице и бросилась в объятия высокого блондина. Тот, обняв ее в ответ, не упустил шанса залихватски хлопнуть красотку по упругому заду.
- Я уже успел соскучиться по этой заднице!
Нисколько не оскорбившись на сию вольность, Феникс поцеловала его в губы, а затем бросилась обнимать его друзей. Трупу она задиристо потрепала его лоснящуюся шевелюру, Вышибалу чмокнула в татуированную макушку, а Мэркина ткнула лицом в свою грудь с восклицанием: «Забыл, наверное, уже мамочку?»
- Одна здесь? – спросил Ингу. – Или со своей раскосой цыпочкой?
- Нет, теперь я не с Тагами. Подцепила кое-что поинтереснее, но он сейчас треплется со всякими умниками на верхней палубе.
- Тогда пойдешь с нами, расслабишься, - решил блондин. Поглядев на Кея, он выразительно приподнял брови: – И где же наша заветная каюта?
Каютой оказалось просторное овальное помещение с баром и кушетками, перед которыми находились низенькие столики с зеркальными столешницами и шестами. Здесь группу уже поджидал десяток красоток в костюмах различной степени развратности. Склонившись в поклоне так, что их груди едва не вывалились из глубоких декольте, девушки хором произнесли: «К вашим услугам, господа».
- О да, чуваки, мы в раю! – блаженно протянул Вышибала пристраиваясь на диване. – Я торчу с азиатских телочек!
Красотки принялись ухаживать за американскими гостями: приготовили выпивку, расставили на столиках коробочки с пахучими самокрутками, набитыми марихуаной. Четыре девушки принялись изгибаться под музыку у шестов, а зрители, восседавшие подле столиков, могли разглядеть в зеркальном отражении все, что у тех пока было спрятано под юбками. Ингу, обнимаясь с Феникс, «отдал» свою долю красоток трем приятелям.
- Наверху пьют шампанское, это лошадиное пойло, - со смехом Трир раскурила косяк, блаженно затягиваясь наркотическим дымом. – Хидэ не разрешает мне курит траву, представляешь? Приходиться прятаться по углам от него, только чтоб косяк раскурить…
- У вас все так серьезно?
- Он так думает. А я… Я считаю, если все на самом деле так серьезно, то ему пора надеть мне на палец кольцо.
Ингу, забирая у нее самокрутку, тоже затянулся, одновременно говоря с ухмылкой:
- Держишь мужика за яица, да?
Ясумаса все еще находился в каюте не желая уходить. Несмотря на злую шутку, отпущенную Фагъедиром, благоговение перед ним не уменьшилось ни на каплю. Желая напомнить о своем присутствии, он кашлянул, и осведомился, можно ли ему присоединиться:
- Я не против, не знаю, правда, как они, - блондин указал на своих приятелей. – Вряд ли они захотят поделиться девочками с тобой. А я с тобой говорить не хочу, заруби себе на носу.
- Я не доставлю вам неудобств, - Кей присел, взял самокрутку и лихо ее раскурил, желая показать свою крутость.
- Ты раньше траву курил хоть? – полюбопытствовала Трир, заметив, как позеленело у парня лицо после приконченного косяка.
- Много раз, - мужественно соврал тот. – Я это… выйду ненадолго… - прижимая руку ко рту, он вылетел из каюты.
- Зелен еще, - напутствовал его Ингу. - В шоу-бизнесе не уметь курить траву, это как не уметь трахаться.
- Япония как иная вселенная, Ингу. И шоу-бизнес у них другой, все не так откровенно, как на западе. Для них важно лицо, репутация, и грешат они тихо, за семью замками. А то и вовсе не решаются грешить, опасаясь, как бы это не испортило им карьеру. Запомни – карьерные перспективы тут важнее всего…
Они замолчали, вливая в себя алкоголь и дымя самокрутками. Там, где расположились Вышибала, Мэркин и Труп, творился настоящий сексуальный беспредел, на который ни Ингу и ни Феникс не обращали и толики внимания, будто рядом кто-то чинно пил английский чай. Уже опьянев, Феникс прижалась к плечу Ингу, прикоснулась кончиками пальцев к узору на его груди и прошептала:
- Как поиски? Тебе удалось напасть на их след?
- Нет. Сыщик не смог найти зацепок, - ответил Ингу, равнодушно разглядывая полуголую стриптизершу на столике. – Поэтому я и приехал в Японию. Если частный детектив оказался бессилен, я попытаюсь разыскать их сам.
- Разве ты приехал не по приглашению на концерт?
- Концерт не главное. У меня есть план: я расскажу свою историю со сцены. И буду молиться, что они услышат ее или услышат те, кто знает их. Это моя последняя надежда докричаться до них… Даже если Кёко злится на меня, ненавидит, и не хочет встречаться – то, быть может, после этого смягчится. Не может она настолько сердиться на меня, чтобы не откликнуться?
- Уверена, она откликнется, - ласково сказала Феникс, сопереживая ему. Такой сильный, красивый мужчина, и такое страдание в глазах, скорбь в голосе! Она знала историю Ингу и могла только позавидовать его избраннице.
- Шестнадцать лет, - вздохнул Ингу тихо. Трир глянула на него вопросительно, тогда он слабо улыбнулся: - Нашему сыну восемнадцатого июня должно было исполниться шестнадцать лет…
В каюту с шумом вбежал Хидэ Сато. При виде сидевших в обнимку Феникс и Ингу, его глаза едва не выкатились из орбит от приступа ревности. Изрыгнув грязные ругательства, он бросился на сероглазого блондина.
- Хидэ! – взвизгнула Трир. – Не надо!
В следующее мгновение тот и сам осознал, что погорячился – Ингу перехватил его руку и резко вывернул, от чего протестующее затрещали кости. Мужчина попытался было отпрянуть и освободить свою руку, но не тут-то было: Ингу продолжал удерживать его цепкой и болезненной хваткой.
- Отпусти, тупая американская обезьяна! - прошипел Сато по-японски.
- Сам ты тупая обезьяна, - вдруг проговорил Фагъедир по-японски, еще сильнее выворачивая ему конечность.
- Хватит, Ингу, - попросила Феникс Трир серьезно. – Если покалечишь моего бойфренда, я тебе глаза выцарапаю.
- Слушаюсь, мэм, - шутливо ответил блондин, вернувшись к английскому языку, и отпустил Сато.
Она поспешила увести любовника прочь из каюты. Ингу Фагъедир вновь раскурил самокрутку с травкой, и закинул длинные ноги на столик, наблюдая за танцем стриптизерши. Та, посчитав это движение за сигнал, присела корточки, эротическим движением коснулась его ног – и испуганно отдернула руку, почувствовав что-то неладное.
- Не бойся, я не киборг, - рассмеялся мужчина. Дотянувшись до правой штанины, он слегка приподнял ее, демонстрируя высокотехнологичный протез, заменяющий ему стопу и часть голени. Вновь откинувшись на спинку кушетки, он подбодрил ее: – Продолжай смело, киска.
Тем временем Феникс Трир вытолкала Сато на палубу, по дороге не переставая осыпать его упреками:
- Болван! Ингу мог тебе сломать что-нибудь, он же сумасшедший! Ты не видел разве, как изрезано его тело? Запомни на будущее: никогда не связывайся с тем, кто презирает боль.
- Не говори так, будто им восхищаешься! Подумаешь, нанес себе узоры в модном салоне под анестезией, - хорохорился Сато. – Да я тоже так могу, так и знай.
- Вот именно, что режет он себя без анестезии! Я же говорю, он сумасшедший.
Они оказались в носовой части яхты. Наверху играла музыка, слышался людской гомон, смех, звон бокалов, топот ног, а с палубы открывался сказочной вид на ночной Токио: бездонное звездное небо над столицей, ожерелье из миллионов огней на берегу, чье отражение плавало в темных водах залива. Однако Сато было не до романтических зрелищ, слишком он был взбешен увиденным в каюте.
- А мне плевать, какой он крутой! По-твоему, я должен был стоять и смотреть, как вы обжимаетесь там и курите эту дрянь?
- Чего ты кипятишься? Мы с ним друзья и давно не виделись, вот и все.
- Только не надо врать мне, Феникс! Признайся, ты с ним спала?
- Раньше трахались время от времени по-дружески, - небрежно пожала плечами блондинка. – А почему нет? Нам было весело вместе, почему бы и не доставить удовольствие своему близкому другу? Я, правда, сначала влюбилась в него, это так. В Ингу сложно не влюбиться – к нему тянет как магнитом. Но даже пожелай я заполучить его тогда, у меня все равно ничего бы не вышло: он однолюб и, к моему сожалению, когда-то он уже повстречал свою единственную любовь. Поэтому сейчас мы дружим.
Получив такой ответ, мужчина схватился за голову, стараясь сдержать бушующие внутри эмоции:
- Я запрещаю тебе с ним видеться!
- Не становись ханжой, Хидэ. Мои друзья тебя не касаются, - возразила она, тоже начиная горячиться. – Да и кто ты такой, чтобы диктовать мне условия? У тебя ведь даже духу не хватает сделать мне предложение!
- Милая, - простонал Сато, учуяв угрозу, - сейчас это совершенно не к месту…
- Только посмотри на себя, ты просто жалок, – брезгливо поморщилась Феникс, отступая от него. – Хватит с меня твоего нытья. Или сейчас же предлагаешь мне выйти за тебя, или никогда больше меня не увидишь!
Он не смог заставить себя произнести что-нибудь и позорно промолчал. Бросив ему в лицо: «Трус!», Феникс отвернулась и пошла прочь. Сато попытался остановить ее, схватив за локоть – на что она, рассерженно зарычав, толкнула его в грудь. Мужчина перевалился через борт и тяжело бултыхнулся в воду.
- Сука! – заорал Сато, когда его голова показалась среди волн.
- Не звони мне больше, говнюк! – прокричала та в ответ.
По яхте пронесся тревожный гудок, и та резко замедлила ход, окатив Хидэ Сато пеной.
- Человек за бортом! - объявил в громкоговоритель дежурный охранник.
__20 августа, четверг__
Когда Химмэль в очередной раз налетел на парня из подтанцовки и едва не сбил того с ног, дядюшка Ихара велел выключить музыку, и поднялся на сцену. Вид при этом у него был самый грозный.
- Простите, я ошибся, – тут же покаялся перед ним Химмэль.
- Последние несколько дней ты сам не свой, - заметил хозяин театра. – Не попадаешь в ноты, забываешь слова, спотыкаешься на ровном месте. Где твои мысли витают, а? Химмэ, ты весь должен находиться тут, на сцене! Если так пойдет и дальше, то у тебя возникнут проблемы с концертным выступлением. Что с тобой происходит, мальчик мой?
- Ничего не происходит, дядюшка Ихара, - ответил тот, отчаянно краснея. – Давайте попробуем снова, я постараюсь все исправить.
- Хорошо. Так, перерыв десять минут, потом продолжим, - мужчина протер вспотевшую лысину платком. В самый жаркий месяц лета в «Хариме» царила особенно невыносимая духота. Казалось, на улице прохладнее, чем внутри маленького театра.
Химмэль, воспользовавшись передышкой, ушел в курилку. Не будь там других людей, он бы с радостью ударил сам себя по голове! Куря сигарету, и изнывая от жары в сценическом мундире, сероглазый юноша мрачно дымил сигаретой, полностью уйдя в себя.
Просто обозвать себя дураком недостаточно, да и легче от этого не становится. Разве можно так расстраиваться из-за ссоры с Югэном? Дядюшка Ихара прав, он сам не свой последние три дня. Все валится из рук, он не может сосредоточиться на репетициях, сердит своего наставника - и все потому, что без конца думает о Югэне.
Первый день после драки Химмэль еще злился на него за мерзкое поведение. Он был даже рад, что любовник не попытался сразу же помириться – тогда он просто не хотел ничего слушать. Они держались подальше друг от друга, понимая, что их физиономии, украшенные ссадинами, итак слишком о многом говорят окружающим.
- С лестницы навернулся, - объяснил свою разбитую губу Химмэль.
- Я в темноте споткнулся о Зунга и упал, - в свою очередь соврал Югэн в ответ на вопрос, откуда у него шишка на лбу и синяк на скуле.
Конечно, все парни в реалити-шоу сразу же догадались, кто на самом деле надавал им тумаков, однако благоразумно помалкивали. Хватало сплетен папарацци, строивших различные предположения о причине ссоры между Нацуки и Югэном. Те предполагали даже, что юноши подрались из-за симпатий некоей девушки – и старательно разыскивали следы этой гипотетической сердцеедки.
На второй день Химмэль поостыл. Да, Югэн перегнул палку с Мисорой, еще как перегнул - но ведь поговорить-то им можно?
Он все время вспоминал, как они занимались любовью, какие слова шептали друг другу, как смотрели в глаза. Неужели теперь все это окажется позади? Неужели эта драка все перечеркнула?..
Наступил третий день. Югэн продолжал игнорировать Химмэля, будто позабыл о его существовании. Это и злило сероглазого юношу, и безумно расстраивало. Заговорить с ним первым не позволяла гордость - а постоянные мысли о Югэне выбивали из колеи, мешали сосредоточиться на подготовке к концерту.
«Наглый придурок, вот он кто, - размышлял Химмэль горько. – Почему мне так хорошо с ним? Так хорошо, что я забываю его связи с Кавагути и Онидзуми?»
Десять минут, выделенных Ихарой, закончились, и юноша поспешил вернуться на сцену. Нужно собраться, и выполнить четырехминутный номер без ошибок! Хватит вести себя как девчонка, которая изнывает от тоски по бросившему ее парню.
- Готов хорошо работать? – спросил его наставник.
- Да, дядюшка Ихара, - твердо сказал тот.
Кинто не успел отдать команду включить музыку, как на сцену вышла его супруга. Ариока окликнула Химмэля, сообщив, что его зовут к телефону. Тот ушел в коридор и взял трубку, гадая, кто может звонить ему в театр – мать, сестры?
- Привет, Химера, - услышал он голос Югэна. – Давай встретимся.
- Я… у меня это… репетиция, - Химмэль даже сперва растерялся. А потом, чувствуя стремительный душевный подъем, несколько раз обрадовано подпрыгнул, повторяя беззвучно: «Да! Да! Да!» Прочистив горло, он придал своему голосу скучающие интонации: - На кой черт мне сдалась эта встреча?
- Послушай… нехорошо все в Камакуре получилось. Нужно поговорить об этом. Пожалуйста.
Сероглазый юноша для приличия выдержал паузу, после чего согласился:
- Так и быть, сделаю одолжение. И где?
Югэн назвал адрес возле парка Асакусы, пояснив, что сейчас там проходят его репетиции - он тоже отлучится, и они смогут поговорить наедине.
Химмэль заказал такси и бросился переодеваться, не желая терять драгоценного времени. Пришлось соврать дядюшке Ихаре, сказав, что его срочно вызвали на съемочную площадку. Наставник как-то подозрительно на него прищурился, но придираться не стал.
Таксист узнал своего пассажира, несмотря на бейсболку и солнцезащитные очки, закрывавшие половину лица, и всю дорогу лез с разговорами. Юноша отделывался односложными фразами. Ему хотелось поскорее увидеть Югэна, ни о чем другом думать просто не хотелось.
Увидев ворота парка Асакуса, Химмэль попросил остановиться. Лучше выйти и проделать оставшийся путь пешком – вдруг болтливый водитель увидит Югэна? Сверяясь с адресом на бумажке, он стал разыскивать нужный дом.
Юноша впервые оказался в сердце старинного района, с момента переезда в столицу ему ни разу не пришлось приезжать сюда. Асакуса резко отличалась от шумного и технологически развитого Синдзюку – здесь не скребут небо многоэтажные здания - почти все постройки двух-трехэтажные, там располагаются торговые лавки, магазинчики, ателье и мастерские. Нет здесь и вызывающе одетой молодежи или легионов закованных в деловые костюмы людей, все прохожие одеты просто и непритязательно, за исключением попадавшихся на пути туристов в ярких футболках и майках – заявившихся в Асакусу посмотреть на знаменитые храмы и купить сувениры.
Заплутав в лабиринте узких улочек, Химмэль решился обратиться к старику, сидевшему в скобяной лавке, и спросить дорогу. Оказалось, что ему нужно на противоположную сторону парка. Пришлось срезать путь через парковые угодья, прежде чем удалось найти искомую улицу. Сверившись с указателем, он направился в узкий, лишенный тротуара переулок.
«Странно даже, что у Югэна где-то здесь студия, - подумал Химмэль, уходя все дальше от оживленной улицы. – Райончик так себе, здесь живут работяги средней руки и старики, да еще и парк кишит бомжами. Пижон вроде Югэна сюда не вписывается…»
Переулок закончился поворотом, завернув за который он наткнулся на шестерых бедно одетых парней, смолящих сигареты. Завидев пешехода, они тут же перегородили ему дорогу.
- Эй, ты! – рявкнул один из них, поигрывая алюминиевой битой. - Че потерял на нашей стороне?
- Смотри, какой модник! – загоготал отрывисто другой, тыкая пальцем в его одежду. – Слышь, тут тебе не сраная Сибуя!
Химмэль чертыхнулся, вот же невезение! Он не испугался этих парней - вдоволь насмотрелся на таких еще в забегаловках Симоносеки – но вот драка совсем ему сейчас не нужна. Во-первых, он торопится на встречу с Югэном. Во-вторых, вдруг об этом узнает пресса или агентство? Оставалась, конечно, слабая надежда, что придурки просто скалят зубы. Сняв солнцезащитные очки, юноша окинул их пристальным взглядом:
- Мне пройти надо, - угрожающим тоном сообщил он.
- Ух ты, какие мы страшные! А вот хрен тебе!
В подтверждение своих слов, парень сделал рукой непристойный жест в сторону Химмэля. Тот поджал губы и, больше не тратя времени на дальнейшие разговоры, просто от всей души заехал ему в пах ногой. Хулиган взвыв, привалился к стене. Следующим оказался парень с битой – он замахнулся, но сероглазый юноша успел пригнуться и та, описав полукруг, бряцнула о стену здания. Благодаря неудачной атаке для удара открылся его правый бок, куда Химмэль и врезал кулаком, метя в печень. Булькнув что-то, противник осел на землю.
Тогда хулиганы напали уже скопом, намереваясь задавить драчливого пешехода количеством. Химмэль был готов к этому. Плюнув на все, он дрался так, словно опять оказался в портовом баре среди пьяного сброда. Отправив в нокаут двоих, и готовясь послать туда же третьего и четвертого, он не упустил из вида парня, которому в самом начале отбил яйца - тот, добравшись до валяющейся под ногами дерущихся биты, поднял ее и замахнулся.
Химмэль заметил упускающуюся на его голову биту в самый последний миг. Он дернул головой в бок, и бита не врезалась, а скользнула по черепу. От этого в ушах завыла пожарная сирена, перед глазами заплясали звезды.
Следующая атака пришлась на ноги: размашистый удар под коленные чашечки опрокинул Химмэля на землю, пахнущую мочой. Ноги юноши пронзила невыносимая боль, а парень с битой вновь занес ее.
Осознавая, что сейчас он открыт для нападения, Химмэль успел увернуться, откатившись в сторону. У него была секунда форы, чтобы подняться на ноги. Поврежденные колени взорвались болью, когда он перенес на них тяжесть тела – ни бежать, ни драться после подобной подсечки невозможно. Однако Химмэлю удалось отшвырнуть от себя двух нападающих, прежде чем его вновь уронили на землю и скопом принялись избивать.
- Вот же говнюк! – кто-то из парней хватил его за шею, поднимая с земли так, чтобы остальные могли наносить удары. – Нас предупредили, что ты упертый.
Азартно бита врезалась в живот Химмэля один раз, второй, после третьего удара у него горлом пошла кровь.
- Все, завязывай, - вмешался тот, кто сдавливал ему шею. Он отпустил юношу, и отступил. – У него кровь пошла.
- И че? Он мне нос сломал, сука!
- Дурак совсем? А если он сдохнет ненароком? Мы на это не подписывались.
- И правда, - согласились прочие парни. – Валим отсюда!
Химмэль, почти теряя сознание, слышал, как они поспешно уходили прочь по переулку, поддерживая своих раненых дружков. Все тело ломило от боли, рот полон соленой крови, поднимающуюся из горла. Юноша попытался пошевелиться, но живот пронзила такая боль, словно в его внутренностях находилась сотня мелких стеклянных осколков.
- Помогите… - ему казалось, что он прокричал это, хотя с губ сорвался только стон.
Быть может, кто-то будет проходить мимо и обнаружит его? Потом его охватило отчаяние – кто придет в этот проклятый переулок? Сюда даже солнце не заглядывает в разгар дня. Он скорее подохнет, чем дождется помощи.
Химмэль подтянул к себе руку и взглянул на наручные часы – пять часов вечера. Через полчаса он должен вернуться на съемочную площадку.
Превозмогая себя, он стал ползти. В животе разгорался мучительный огонь, сжигающий его изнутри, по щекам ползли невольные слезы. Неужели этот переулок никогда не закончится и все усилия напрасны?
Последние несколько метров до выхода из переулка превратились в кошмар наяву. Он уже не понимал, куда и зачем ползет – помнил только, что ни в коем случае нельзя останавливаться. Еще немного, еще совсем чуть-чуть…
- Что с вами? Господи, нужно вызвать скорую! – заголосил женский голос над ним. К нему вскоре присоединились и обеспокоенные другие голоса.
Химмэль лежал на спине, не находя сил сказать что-нибудь. Перед глазами все мутилось, и он перестал различать, где реальность и где иллюзия. Он видел перед собой не случайных прохожих, обнаруживших его, а свою мать и какого-то незнакомца. Кёко юна, наверное, лет восемнадцать. Парень тоже молод, у него худое лицо, светлые волосы и большие серые глаза. Химмэль лежит между ними туго перепеленатый – они же склонились над ним и, улыбаясь, шепчутся друг с другом. Ему не понятно, о чем они говорят – впрочем, это и не нужно. Он слышит в их голосах любовь, рядом с ними он в безопасности…
- Касаги, если ты куда-то опаздываешь, то пусть тогда кто-нибудь другой сыграет за тебя? – недовольно сказал Иса, после того как Тиэми в очередной раз сорвал ритм, отвлекшись от гитары на часы.
- Прости, - вздохнул тот. – Просто за Нацуки беспокоюсь. Он должен был вернуться два часа назад, а его до сих пор нет.
- Задержался по делам, наверное, и все, - Миура поиграл в руках ударными палочками. – Давай по новой, и на сей раз внимательней, хорошо?
Касаги кивнул, соглашаясь, и постарался сосредоточиться на гитаре. Однако тревожные мысли о пропавшем друге не оставляли его: почему тот опаздывает? Уж точно не ради того, чтобы выслушать отповедь из уст Кавагути! Нацуки не стал бы поступать легкомысленно, и сам себе подставлять подножку, нарушая расписание. Что-то случилось, Тиэми сердцем чуял это.
- Парни! – в студию ворвался взволнованный Дайти Хига. – Вы еще не слышали? Нацуки попал в больницу!
Внутри Касаги что-то оборвалось, грудь сжала щемящая боль. Он едва ли не отшвырнул от себя гитару, и воскликнул:
- Что с ним?
- Точно не знаю. Надо спросить Кавагути.
Иса, Касаги и Хига поспешили в гостиную, где сейчас находился старший менеджер. Там же собрались все прочие юноши, созванные для оглашения печальной новости: пятеро сидели на диванах, и только Югэн, стоя у окна, с безмятежным видом метал дротики в дартс. Кавагути отвечал на вопросы снисходительно, всеми своими манерами намекая, что считает волнение со стороны подопечных излишним:
- Насколько мне известно, Нацуки устроил драку со шпаной. Его довольно серьезно избили. Помимо нескольких мелких травм, у него разрыв аппендикса и сотрясение мозга.
- Его можно навестить? – спросил Касаги.
- Не сейчас. Позже каждый из вас может воспользоваться свободными часами для посещения больницы. Отдельное время на это для вас выделено не будет. Попрошу так же не распространяться о случившемся перед телекамерами, ведь Сибил Гэсиро приказала замять инцидент.
- Почему? – удивился Иса.
- Это плохо скажется на репутации Нацуки. Он итак известен своим вспыльчивым характером. Мне пришлось принести глубочайшие извинения перед руководством за то, что я не смог привить ему хоть толику благоразумия. Госпожа Гэсиро решила простить непутевого мальчишку и спасти его репутацию, - пояснил Кавагути. – Официальной версией происшествия будет автомобильная авария. Вы все должны твердо усвоить это.
- А как же его участие в финальном концерте?
- Боюсь, он выбывает из реалити-шоу, - Кавагути изобразил некое подобие сожаления. – Однако переживать за его карьеру не стоит. Нацуки пользуется расположением госпожи Гэсиро, и он, безусловно, продолжит карьеру в CBL Records. А вам, молодые люди, сейчас нужно думать только о предстоящем концерте…
- Что за чушь! – неожиданно оборвал речь менеджера Касаги. – Я не верю, что Нацуки устроил драку. Не может такого быть!
- Отчего же? – Кавагути несколько опешил от этой вспышки негодования. – Все шоу он постоянно хамил и распускал руки. Не вижу ничего особенно невероятного в случившемся сегодня.
- Он хамил только тем, кто этого заслуживал! Он хороший парень, не наговаривайте на него.
- Не переходи границы, Касаги! Он хамил и мне тоже, выходит, я сам виноват?
- Конечно, виноваты, - вмешался Тацу Мисора, с ненавистью поглядев на мужчину. – Вы в обход правил шоу продвигаете вперед своего любимчика, Югэна. И Нацуки единственный, кто не побоялся обвинить вас в этом.
- Замолчи, Мисора, - физиономия Кавагути стала восковой от гнева.
- А зачем молчать? Меня все равно выгонят из агентства после финала тура, - рассмеялся юноша язвительно. – Я хочу рассказать, откуда в Камакуре у Югэна и Нацуки появились синяки!
- Тебе велели заткнуть рот! – Югэн, до этого молча следивший за скандалом, повернулся к Мисоре и метнул в него дротик. Тот впился в диванную спинку рядом с его головой.
- Пусть он говорит, - возразил Касаги. – А тебе, если ты опять швырнешь в него дротик, я сломаю руку, клянусь.
- Да ты ко мне и пальцем не прикоснешься, Мисс Монро!
- Что за черт! – заорал, окончательно выйдя из себя старший менеджер. – Хватит тут диктовать условия! Я тут главный. И я приказываю вам замолчать всем.
- Иначе – что? Что вы сделаете нам? – заорал Тацу, стукнув кулаком по колену. – Отправите в больницу так же, как и Нацуки? Это ведь вы расправились с ним!
- Ах ты, мразь… - Югэн бросился на него с кулаками.
Касаги кинулся наперерез и, не дав ему добраться до Мисоры, отшвырнул назад. А когда Кавагути схватил его за руку, Тиэми бросил на пол и мужчину тоже. Югэн, еще не веря в серьезность его предупреждения, поднялся на ноги – но повторная попытка приблизиться к юноше закончилась так же плачевно.
- Касаги, ты совсем спятил? – заорал он.
- Надо было давно навалять тебе, звездочка наша, - ответил Касаги сквозь зубы, он пребывал в неописуемой ярости. – Если еще сунешься, то пожалеешь. Хватит нам молча сносить твои закидоны.
Кавагути поднялся с пола, отряхивая костюм и оправляя галстук. Стараясь сохранить спокойствие, он заговорил с юношей, поправшим его достоинство:
- Касаги, ты ударил старшего менеджера. Да ты хоть представляешь, что тебе светит за это?..
- А ничего не светит, - Тиэми окинул менеджера высокомерным взглядом. – Вы отлично знаете мою семью. Наши адвокаты вас и Сибил Гэсиро по судам затаскают, если я захочу. Нечего мне тут грозить карами, старый пердун.
- Старый пердун?.. – Кавагути схватился за сердце.
Он не представлял, как ему следует держать себя дальше. Позвать охрану? Но те не станут применять физическую силу против участников шоу. Донести в агентство на Тиэми Касаги? Однако даже сама Сибил Гэсиро не станет связываться с кланом Касаги, слишком те богаты и влиятельны…
И что нашло на мальчишку? Раньше Касаги вел себя совсем иначе – держался в стороне от склок, был учтив, не кичился своим знатным происхождением. Нет сомнений, виновник этих перемен в его поведении Нацуки! Выскочка умудрился за эти недели подготовить среди юношей почву для бунта. Теперь Нацуки для них мученик, а Кавагути – злодей и враг.
- Раз уж вы, господин Кавагути, и ты, Югэн, нечестно играете, то и я так могу! Вы больше не будете никого здесь запугивать! А если попробуете, то, клянусь, сильно пожалеете, – повелительно заявил Тиэми. Потом он повернулся к Тацу Мисоре: – А теперь ты расскажешь мне, почему Югэн и Нацуки подрались в Камакуре.
Первые сутки в больнице Химмэль почти полностью проспал, отходя от наркоза. Время от времени он просыпался, обводил затуманенным взглядом палату, и вновь проваливался в тяжелый сон. Ему и не хотелось просыпаться. Там, за гранью забытья, его подкарауливала страшная правда, которую он не желал осознавать.
«Нас предупредили, что ты упертый!»
Эти слова, вырвавшиеся у того парня, преследовали Химмэля, терзали его. И, когда сознание полностью вернулось к нему, юноше пришлось признать очевидный факт - драка отнюдь не случайна, ее подстроили. Все сходилось: телефонный звонок, адрес в Асакусе, и попавшаяся на пути банда хулиганов… Значит, Югэн, позвонив ему в театр, вовсе не собирался мириться, объяснять что-либо. Он хотел отомстить. И его план удался, враг добровольно явился к злоумышленникам.
Мать вызвала в больницу полицию, но Химмэль отказался давать показания. Ему нечего сказать им – пусть он знает имя виновного, но озвучить его не может. Умно Югэн придумал, ничего не скажешь.
Кёко, бледная от страха, пережитого за сына, умоляла его не сдаваться просто так:
- Нельзя же позволить этим бандитам уйти! Опиши, как они выглядели, пусть полиция займется поисками.
- Я не помню никого из них, - упрямо отвечал Химмэль.
После полицейских в палату влетел как всегда нервозный Мияно Такаюки. Сероглазый юноша почти не слушал своего менеджера, его внимание привлекли лишь слова о том, что Сибил Гэсиро передает ему соболезнования.
- Вам повезло, что госпожа Гэсиро так добра к вам. Из-за того, что вы сильно пострадали, Нацуки, она решила не никак не наказывать вас за случившееся.
- Мой сын пострадал, а вы говорите о наказаниях? – возмутилась Кёко.
- Подопечные CBL Records должны избегать подобных неприятных историй! Ему следовало поостеречься и не ввязываться в драку.
- Какие вы глупости говорите! По-вашему, Химмэль виноват, что компания отморозков избила его? – закричала на женщина на Такаюки, вынудив того вжать голову в плечи. – И Гэсиро так думает, да? Да пусть она подавится своей добротой! Химмэль может уйти из вашего дрянного агентства в любую минуту, и никакой контракт ему не указ!
- Мама… не надо, - попросил тихо Химмэль.
- Почему не надо? Они свалили всю вину на тебя!
- Все равно ничего не докажешь, - юноша утомленно прикрыл глаза. – Пускай думают, что хотят.
Помолчав, он вновь заговорил, посмотрев на мать, измерявшую палату мелкими беспокойными шагами:
- Что говорят врачи? Я поправлюсь к концерту в Токио Доум?
- Химмэ, ты с ума сошел? – всплеснула руками та. – Конечно же – нет! Доктор сказал, что тебе понадобится минимум месяц, чтобы восстановить здоровье. Не может быть и речи о концерте.
- Но тогда я проиграю…
- Хватит уже думать об этом шоу! – рассерженно прикрикнула на него Кёко. – Я не позволю тебе рисковать собой. Если ты хочешь продолжить работу в этом агентстве – это одно. А вот на концерт я тебя не отпущу, заруби себе на носу.
Она выглядела такой строгой и встревоженной, что Химмэль не нашел в себе сил перечить ей. Наконец, Такаюки ушел, и юноша попросил мать больше никого не впускать к нему.
- Рури и Сакуре я и сама запретила тебя тревожить, но семья Кинто и Ачарья хотят тебя навестить, - сообщила Кёко со вздохом. – И еще приехала целая куча мальчишек из этого шоу, они все сидят в коридоре…
- Сейчас я никого не хочу видеть, - сын упрямо смотрел в сторону. - Может быть, потом.
- Как скажешь, - возникла долгая, душная пауза, прежде чем женщина ее нарушила, горько проговорив: - Прости меня, Химмэ.
- За что?
- Я думала, что смогу заботиться о тебе лучше, чем твой дед. Думала, рядом со мной тебе будет лучше…
Сын заставил себя улыбнуться, несмотря на свои душевные терзания:
- Мне с тобой лучше, правда.
Кёко сжала его руку, улыбаясь сквозь слезы.
Миновала суббота, а Химмэль упорно запрещал кому-либо, кроме матери, навещать его. Он и сам не знал, как скоро наступит его «потом», когда ему будет не тошно смотреть на сочувствующие лица посетителей. В палату приносили цветы и какие-то подарки в плетеных корзинках с бантами, на которые он не обращал никакого внимания. Юноше на все было наплевать, он хотел лишь одиночества.
У Химмэля противно ныл живот, стреляло болью колено, надсадно пульсировала шишка на голове – впрочем, все меркло перед черным отчаянием в его душе. Он доверился Югэну, готов был выслушать, простить ему сцену в отеле - и обманулся, как последний дурак. Кто, если не дурак, осмелится надеяться, что пара свиданий может исправить амбициозного сукина сына, коим Югэн и являлся?
Тот оказался еще большей сволочью, чем Химмэль думал. Вот так расправиться с тем, кому еще совсем недавно шептал нежные слова в порыве страсти и кого упрашивал о новом свидании! Югэн действительно далеко пойдет, у него, как видно, никогда не будет проблем с совестью.
А что остается ему, Химмэлю? Лежать тут, как побитая собака, и наблюдать за его триумфом – ведь теперь он не сможет участвовать в концерте в Токио Доум.
В воскресение, двадцать третьего августа, сероглазый юноша включил телевизор, чтобы посмотреть шоу «Ужин у Бао-Бао». Химмэль понимал – это только разбередит его и без того ноющую рану, но сдержаться не смог. Он хотел увидеть Югэна хотя бы на телевизионном экране. Как себя будет держать мерзавец? Неужели ни один мускул на лице не дернется?
Все вышло даже хуже: о нем во время шоу никто даже не упомянул. Ведущий - высокий и полноватый мужчина в аляповатом, невообразимой раскраски костюме-тройке, которого все называли Бао-Бао – задавал гостям своего ток-шоу вопросы, а девять юношей жизнерадостно отвечали на них. Парни держались как обычно, за одним исключением: теперь среди них нет Химмэля.
При виде Югэна, появлявшегося на экране, ему хотелось плакать. Отличный актер! Так разыгрывать из себя веселого и добродушного парнишку, который дружит со всем миром, не говоря уже о соперниках… Нет, плакать нельзя, слишком унизительно! Химмэль выключил телевизор, не досмотрев шоу и до середины.
Просто лежать, вновь и вновь перемалывая в себе отвратительный коктейль переживаний, стало невыносимо. Он опустил ноги на пол и перенес на них тяжесть тела. Живот заныл сильнее, левое колено протестующее завибрировало болью, Химмэль сжал зубы, заставляя себя не обращать внимания на ощущения. Что он, совсем сопляк? Можно подумать, первый раз отлупили! Однажды дед Куроки так треснул его бамбуковой палкой по спине, что он неделю не мог согнуться – и ничего, ходил в школу как ни в чем не бывало.
Химмэль вышел на середину палаты. Переведя дух, он постарался восстановить в памяти танец, предназначенный для концерта в Токио Доум. Потом начал двигаться. Через несколько секунд резкая боль заставила его остановиться, а больничная пижама смочилась кровью, выступившей из операционных швов.
- Дерьмо!
Юноша осел на пол, прижимая ладонь к животу. Нужно преодолеть себя! Он должен, должен стать сильнее боли! Если Югэн думает, что сломал его – то крупно ошибается…
- Ничего, - прошептал Химмэль, с трудом добираясь до больничной койки, - не получилось сегодня, получится завтра. Мы еще посмотрим, кто кого!
В понедельник в его палату ворвался совершенно неожиданный гость: Кисё Куроки собственной персоной. Химмэль так удивился его появлению, что потерял дар речи. Выглядел дед по своему обыкновению крайне раздраженным.
- Химмэ? – господин Куроки окинул внука колючим взглядом, не упуская ни одной мелочи, при этом его лицо пожелтело от волнения.
Вслед за дедом в палату вбежала причитающая медсестра, обязанная в отсутствие Кёко приглядывать за Химмэлем:
- Господин, сюда нельзя входить! Госпожа Нацуки строго запретила пускать посетителей…
- Он мой внук! – рявкнул на нее тот, напугав женщину до полусмерти.
- Прошу вас, не беспокойтесь, - вмешалась Анэко Куроки, вошедшая последней. Она миролюбиво улыбнулась медсестре, стараясь ее задобрить: - Мой муж, Кисё Куроки, отец Кёко Нацуки и дедушка Химмэля. Мы имеем полное право находиться здесь.
Химмэль, наконец, вышел из ступора и заговорил:
- Что вы тут делаете?
- Узнали о беде, которая случилась с тобой. И приехали, - ответила Анэко, приблизившись к койке. – Мы очень беспокоились о тебе.
- И зря, - ответил тот холодно. – Уходите, я не хочу видеть вас.
- Так мне позвать охрану? – осторожно осведомилась растерянная медсестра.
- Нет, - возразил Кисё Куроки решительно.
- Да, - не менее решительно сказал сероглазый юноша.
- Перестаньте же вы оба! – прикрикнула на них Анэко Куроки. – Химмэ, не сердись. Мы приехали из Симоносеки ради тебя, не надо вот так нас прогонять. Давай побеседуем, прошу тебя. Ну, ради меня, милый! – она накрыла своей старческой дрожащей рукой его ладонь.
Химмэль закусил губу и промолчал, что бабушка расценила как согласие. Выпроводив медсестру, госпожа Анэко прикрыла дверь и вернулась к внуку.
- Мы смотрели твое шоу по телевизору, Химмэ, - ласково проговорила она. – Вы все там такие молодые, красивые, талантливые, прямо загляденье. И ты теперь звезда, все твои друзья и знакомые в Симоносеки только о тебе и говорят…
- Хватит о глупостях, - оборвал жену Кисё. – Срам один, а не шоу! Рассказывай лучше, почему ты в больнице оказался! Томео сказал, ты подрался с какой-то бандой.
- Ну подрался, и что теперь? – хмуро пожал плечами юноша, не глядя на деда.
- Так и знал – не закончится добром твой переезд в Токио! Не сумеют тебя Томео и Кёко контролировать. Совсем ты тут распустился, молодой человек, - закричал на него дед. – А Кёко хороша – скрыла от меня, что ты старшую школу бросил. Да если я тогда узнал, то сразу бы приехал и забрал тебя! Но ничего, как вернемся с тобой в Симоносеки – я заставлю тебя взяться за ум.
Химмэль, и без того бледный, посерел как мертвец после тирады деда.
- Я не вернусь в Симоносеки! - его голос охрип от всколыхнувшегося в нем протеста.
- Вернешься, Химмэ. Мы за тем и приехали с твоей бабушкой, чтобы тебя с собой увезти. Раз Кёко не может тебя воспитывать, придется мне вновь принять эту ответственность.
- Ты меня не слышишь? – тоже закричал Химмэль. – Я не вернусь в Симонесеки!
- Да кто тебя спрашивает? Ты несовершеннолетний, и обязан жить там, где тебе скажет опекун. Я твой опекун, и я забираю тебя с собой.
- Иди к черту со своим опекунством, у меня есть мать!
- Ты думаешь, Кёко помешает мне? – жестоко рассмеялся господин Куроки. – Да она не осмелится перечить моим приказам. Уж её-то я уму-разуму научил! Твоя мать сделает так, как я хочу, ясно тебе? Заруби себе на носу: ты принадлежишь мне, а ней ей, Химмэ.
Юношу затрясло, он задыхался от ужаса. Это походило на ночной кошмар, снившийся ему первое время после переезда в столицу. Во сне его заставляли возвращаться в Симоносеки, в ненавистный дом деда и он просыпался в холодном поту. А теперь кошмар стал явью – Кисё Куроки намеревается вернуться в его жизнь! И не просто вернуться, а разрушить все, что внук успел добиться.
Химмэлю хотелось просто схватиться за голову и во всю глотку заорать, чтобы стены ходуном заходили. Что за проклятье довлеет над ним? До чего ему ненавистно было это чувство собственного бессилия, чувство загнанности и подчиненности чужой воле! Почему Куроки не оставит его в покое? Неужели старик не понимает – он лучше станет бродяжничать, нежели вернется к ним?..
- Не расстраивайся так, Химмэ, - попыталась утешить внука Анэко. – Ты все еще сердишься на деда. Но не пора ли забыть прошлое?
У нее разрывалось сердце при взгляде на него. Бедный мальчик! Изувеченный, с почти прозрачной кожей и синеватыми кругами под глазами, напряженный как струна… Конечно, он так и не простил своего опекуна. И решение Кисё силой забрать его домой не прибавит теплоты в отношения деда и внука! Но возможно позже, успокоившись, Химмэль поймет – так лучше. Поймет, что Кисё любит его, несмотря на всю свою строгость.
После отъезда Химмэля в столицу, Кисё стал сам не свой. Потерял аппетит, сон, постоянно пребывал в дурном расположении духа. Анэко знала причину происходящего – он просто-напросто тосковал по внуку. Кисё, несмотря на все причиненные непокорным мальчишкой неприятности, не испытал облегчения, когда тот исчез из их жизни. Напротив, жизнь супругов Куроки как будто потеряла источник света, оживлявший ее доселе. Химмэль был этим источником света.
Все эти месяцы, прошедшие с момента переезда внука, Кисё мечтал о возвращении Химмэля. Анэко даже предложила мужу переехать в Токио, поближе к родне. Возможно, он согласился бы, однако весть о госпитализации внука перечеркнула вполне мирные планы воссоединения с Химмэлем. Кисё впал в ярость, проклиная и себя, и дочь, и столицу, таящую в себе столько опасностей.
«Как я мог доверить его Кёко? – восклицал он. – Она все такая же безответственная девчонка, что и раньше! Она не уберегла Химмэ, недоглядела!»
- Как только поправишься, мы увезем тебя, - безапелляционно сказал господин Куроки внуку. – Ты снова пойдешь в школу, после поступишь в университет. Я сделаю из тебя приличного человека.
- Никуда я с тобой не поеду, сказал уже, - с прежним упрямством ответил сероглазый юноша.
Дверь едва не слетела с петель от толчка, которым ее наградила Кёко. В руках она сжимала мокрый зонтик, на ее волосах лежали капли воды. Сопровождала ее та самая медсестра.
- Что вы здесь делаете? – упустив приветствия, сразу спросила дочь родителей.
Женщина и не пыталась скрыть своей враждебности. Звонок медсестры, сообщившей о незваных гостях, не на шутку испугал ее. Она ничего не знала о приезде матери и отца в Токио, чутье же подсказывало ей, что те заявились к Химмэ отнюдь не вручить подарки. Кёко, как раз ехавшая в больницу к сыну, к своей досаде застряла в пробке – однако тревога буквально сжигала ее изнутри, и, оставив машину на обочине дороги, она под проливным дождем побежала в больницу.
- А сама как думаешь? Почему мы узнаем о беде, случившейся с Химмэ не от тебя, а от Томео? – зарычал на дочь Кисё Куроки. – И это не единственное, что ты скрыла от нас.
- Я не обязана отчитываться перед вами, - огрызнулась Кёко, не обратив внимания на его грозный вид.
- Не будь ты замужней женщиной, я бы напомнил тебе про хорошие манеры, Кёко! Плохо же учит тебя уму-разуму муж, - Кисё окинул дочь презрительным взглядом. – Я совершил ошибку, разрешив Химмэлю переехать в Токио. Ты, глупая и бесхарактерная женщина, позволила ему совсем отбиться от рук. Мы с твоей матерью приехали, чтобы забрать внука обратно в Симоносеки.
Зонт выпал из рук Кёко на пол, она стала такой же мертвенно-серой, как и Химмэль.
- Нет! – прошептала женщина сдавленно. – Не позволю!
- Я не спрашиваю твоего разрешения. Я констатирую факт.
Кёко - чувствуя себя рыбой, вытащенной из воды - повернулась к сыну. Их глаза встретились, и в них она прочла безмолвную мольбу о помощи. Это придало ей сил, решимости – и Кёко, повысив голос, возразила отцу:
- Никуда вы его не увезете. Он мой сын и останется со мной, - указав на выход, она прибавила: - А теперь уходите. Вы не имеете права находиться тут.
- Да ты совсем страх потеряла, дрянная девчонка? – загремел Кисё Куроки.
- Позовите охрану, - велела Кёко медсестре, и та выбежала из палаты рысцой. – Лучше уйди добровольно, отец. Иначе тебя выставят силой.
- Кёко, да что с тобой такое? – заплакала госпожа Анэко, испуганная столкновением супруга и дочери. – Перестань упрямиться…
- Молчи, мама! У тебя ведь это лучше всего получается. Ты всегда молчала и соглашалась с ним, даже если он ошибался. Но я не ты, и молчать больше не буду. Я не больше не отдам вам сына, - дочь подошла к отцу вплотную, бросая ему вызов. – Теперь мы будем жить так, как захотим. Без твоей указки, отец! А теперь убирайся отсюда, и не смей приходить без моего ведома.
На лбу господина Куроки вздулись жилы, а рот скривился в уродливой гримасе. Дерзость дочери, отказавшейся повиноваться приказу, заставила его сердце бешено колотиться, едва не выскакивая из груди. В уме не укладывалось просто! Да как она смеет вставать у него на пути? Совсем забыла, кто главный в их семье?
От увесистой пощечины, коей он наградил дочь, Кёко едва не упала. Она невольно вскрикнула и пошатнулась, с трудом удержав равновесие.
- Не смей ее трогать! – взорвался Химмэль в тот же миг.
Он, позабыв про боль, рывком соскочил с койки и ударил дела кулаком в челюсть. Кисё Куроки отбросило к окну под истощенный вопль матери и бабушки.
Кёко, обнимая трясущегося от ярости сына, принялась подталкивать его к койке. Анэко, подбежав к мужу, удерживала его, чтобы он не кинулся на внука. Тот, ощущая разливающуюся по подбородку свинцовую тяжесть, почти растерянно воскликнул:
- Как ты посмел ударить меня?
В палату вошли двое мужчин в униформе охранников. Коротко осведомившись у Кёко о том, кого следует выпроводить, они попросили чету Куроки немедленно покинуть помещение.
- Я не оставлю все вот так! - пообещал, уходя, господин Куроки.
Химмэль и Кёко проводили их мрачными взглядами, приходя в себя после пережитых треволнений.
- Не слушай его, Химмэ, - твердо сказала Кёко, - я не позволю ему распоряжаться твоей судьбой.
____14_____
__29 августа, суббота__
- Даже не верится, что они уже здесь! – проговорил мечтательно Кей.
Парень был сам не свой: обычно он старался держаться важно, как подобает взрослому, однако сейчас Кей походил на восторженного подростка, удостоенного чести встретиться со своим кумиром. Он нетерпеливо переступал с ноги на ногу, то и дело поправлял ворот рубашки и вытягивал шею, стараясь увидеть долгожданные фигуры в дверях.
Кавагути, стоя рядом с Кеем, про себя сетовал на его несдержанность. Разве прилично так волноваться? Нужно в любом случае сохранять лицо. Он и ляпнуть может что-нибудь не то, и испортить впечатление. Но делать нечего, придется терпеть – ведь Кей фаворит Сибил Гэсиро, и она разрешила ему встречать рок-группу Mirror & Sky.
Старший менеджер и Кей Ясумаса с целой свитой помощников, менеджеров и помощников дожидались появления гостей в холле роскошного отеля Keio Plaza. Если встреча пройдет удачно, и американцы будут в хорошем настроении, Сибил Гэсиро велела пригласить их на ужин. В том случае, если те устали и раздражены – пожелать им приятного отдыха, и исполнить их все пожелания.
Наконец, четыре высоких мужчины показались на горизонте. Не заметить их было просто невозможно, настолько они контрастировали с прочими людьми в холле: нарочито драная и яркая одежда, украшенная цепями и вызывающими побрякушками, дорогая обувь, драгоценные кольца и серьги в ушах, и многочисленные татуировки на телах. Один из них – Спенсер Вестон по прозвищу «Вышибала», игравший на ударной установке - носил на бритом черепе татуировку в виде каких-то дьявольских символов. У второго – Джека Мэркина, гитариста - на голове красовался цветастый ирокез. Третий – Ник Финдлей по прозвищу «Труп», клавишник - своими длинными маслянистыми патлами черного цвета напоминал восставшего из могилы вампира. Ну а четвертый – лидер группы – в противовес своим спутникам – походил на ангела, благодаря белокурым волосам, рифлеными прядями достигавшими плеч. Именно он из всей группы производил наиболее сильное впечатление.
- Ингу Фагъедир! – с благоговением прошептал Кей, наблюдая за приближающимся блондином.
Члены группы отставали от своего лидера на шаг, признавая тем самым его превосходство. Почти ангельская красота Фагъедира, все еще не утратившая в его тридцать пять лет юношескую свежесть и остроту, становилась пугающе мистической, стоило обратить внимание на его тело. На худощавом мужчине надета узкая майка, оставляющая открытыми плечи и руки, и все желающие могли увидеть узоры, созданные шрамами: искусные, витиеватые рисунки и символы, нанесенные на кожу бритвой и зажившие так, что оставили после себя заметные рубцы. Впечатляло это куда сильнее обычных татуировок, и невольно вынуждало поежиться при мысли о том, сколько ему пришлось кромсать свою кожу ради подобных экзотических украшений. Дополнял его облик въедливый, цепкий как паучьи лапы, взгляд дымчато-серых глаз, от которых, казалось, ничто и никогда не ускользало. От Фагъедира в стороны распространялись волны самоуверенности и сексуальности, вынуждающие женщин томно вздыхать, а мужчин завидовать.
- Добрый день, господа, - Кавагути церемонно поклонился гостям. – Мое имя Ёсиро Кавагути. Госпожа Сибил Гэсиро поручила мне взять ваши заботы на себя.
Следуя примеру начальника, вся свита тут же согнулась в поклоне. Кей, впрочем, не сдержался, и, шагнув к Фагъедиру, заговорил с ним заискивающим голосом:
- А я Кей Ясумаса. Большой ваш поклонник, господин Фагъедир. Для меня большая честь познакомиться с вами.
Лицо блондина осталось неподвижным, лишь серые глаза скользнули по парню с ленивым равнодушием. Видя холодность лидера, прочие участники группы не спешили выказывать ответную любезность японцам. Испугавшись как бы не возникла неловкая пауза, Кавагути поспешно предложил проводить гостей в их номера. Пока они поднимались на лифте, старший менеджер не преминул подчеркнуть, что принимающая сторона позаботилась о лучших апартаментах в отеле для американских гостей. Это так же не произвело на Фагъедира никакого впечатления.
- Надеюсь, перелет вас не слишком утомил, - отчаявшись получить хоть какую-нибудь реакцию, проговорил Кавагути уже в люксе. – Госпожа Гэсиро приглашает вас на ужин, если, у вас, конечно, нет других планов.
- У меня не будет планов, если госпожа Гэсиро организует травку и девочек для нас, - соблаговолил ответить Ингу, знакомясь с баром в номере. Трое его коллег находились тут же, развалившись на широком диване в гостиной. Оглянувшись к ним, блондин сказал: - Как на счет саке, черти?
Те одобрительно загудели и засвистели ему, и тогда он, стоя у бара, принялся кидать им бутылки. Перелетая через комнату, они грозились разбиться, но мужчины умудрялись сосуды со спиртным ловить на лету, и, откупорив их, начали глотать спиртное прямо из горлышка.
- Простите… - Кавагути понадобилось время для усвоения информации. – То есть… травки и девочек?
- Да. Я хочу хорошей марихуаны и сексапильных гейш, так понятней?
- Но травки?.. – у старшего менеджера зашевелились волосы на затылке. Как он передаст это Гэсиро, скажите пожалуйста?!
Музыканты переглянулись между собой многозначительно, и Труп очень серьезно проговорил:
- Исключительно в медицинских целях. Доктор прописал мне марихуану против мигреней.
- А рецепт у вас с собой?
Четверо мужчин разразились издевательским смехом, вынудив старшего менеджера помертветь.
- В чем проблема-то? Разве ты не должен заботиться о наших нуждах? – поинтересовался Фагъедир, прикуривая от платиновой зажигалки. – Если ты не справляешься, пусть тебя заменит кто-нибудь порасторопнее. Все, пошел вон. Не хочу больше видеть твою унылую рожу.
- Простите нас, - заговорил Кей, отвешивая извинительный поклон. – Конечно, мы обо всем позаботимся, можете на нас положиться. Машина заедет за вами в семь вечера. Звоните мне, если понадобится что-то еще. Отдыхайте, господа.
Оставив на комоде свою визитную карточку, Кей попятился к выходу, подталкивая Кавагути. Оказавшись в коридоре, парень набросился на мужчину с упреками, отчитывая за вопиющую нерасторопность.
- Как можно задавать такие вопросы ИМ? – шипел он на Кавагути. – Раз попросили шлюх и наркоту, нужно молча выполнять. Они американские звезды, им все позволено.
- Их пригласили на ужин, а не на оргию, - попытался защититься тот. – К тому же завтра им нужно с утра присутствовать на репетиции и интервью, а затем вечером выступать на сцене! Самое разумное, что они могут сделать – это как следует отдохнуть, чтобы быть на следующий день в форме!
- Если гостям нужна оргия, значит, наше дело ее организовать, - насмешливо возразил Ясумаса. - Я сам поговорю с Сибил об этом, если уж на то пошло.
Кавагути внутренне кипел, выслушивая его. Он не смел возразить фавориту Гэсиро, ведь она выполняет все капризы любовника и ссориться с Кеем пожелал бы только крайне недальновидный человек.
Однако, как плохо идут дела в последнее время! Везде проблемы! В проекте «Шоубойз» произошел раскол: часть участников шоу перестала признавать его руководителем, и ему приходиться мириться с этим, дабы слухи о скандале не достигли ушей хозяйки. У мальчишек нет по-настоящему весомых доводов против него, поэтому Гэсиро до сих пор не знает о разногласиях между ним и бунтовщиками. И, благодаря чему, он еще может влиять на ход конкурса – и, несмотря на все напасти, он возведет Югэна на пьедестал...
Вскоре на вести о прибытии знаменитой группы слетелись вездесущие папарацци. Их не пустили дальше холла, и те разбили лагерь на подступах к отелю, намереваясь подкараулить звезд на выходе. Завидев Кавагути, докучливые журналисты, завалили его расспросами, на которые тот отвечал дежурной фразой:
- Все вопросы приберегите для завтрашнего интервью. Сегодня никаких официальных заявлений не будет!
«Атмосфера вокруг завтрашнего концерта, завершающего второй тур реалити-шоу «Шоубойз» накаляется, - докладывал в телекамеру репортер светских хроник, стоя на фоне отеля. – Стало известно, что последние из заявленных гостей – рок-группа Mirror & Sky - сегодня прибыли в Токио. Также на завтрашнем концерте выступит знаменитая певица Амия Майо, и корейский дуэт Bucher. Среди всех них Mirror & Sky, пожалуй, самое значительное событие, ведь каждый их сингл приобретал платиновый статус не только в США, но и в Японии. Можно с уверенностью сказать: данный рок-коллектив - уникальнейшее явление в мире современной музыки…»
«Несомненно, Mirror & Sky обязаны своей бешеной популярностью харизме своего лидера, - вторил ему другой журналист. – Ингу Фагъедира часто называют выходцем из потустороннего мира из-за его эксцентричного поведения и необыкновенной ауры. Сын норвежских иммигрантов в Америке, сбежавший из дома в шестнадцать лет, едва не погибший в девятнадцать и три года прикованный к инвалидной коляске – он сам поставил себя на ноги, сам создал себя. Он не стыдится своей инвалидности, бравирует презрением к боли – нанося на свое тело все новые и новые шрамы, все его песни обречены на успех, он снялся в двух кассовых фильмах и является лицом известной парфюмерной компании… Он – сосредоточие противоречий. И, вполне может быть, в этом и заключается рецепт его популярности».
«Превозносят еще одного выскочку, - ворчал Кавагути про себя. – Необразованный безногий наркоман, умеющий орать в микрофон и бренчать на гитаре, вот кто он! И его ставят на до мной, человеком из приличной семьи и превосходным образованием. Но ничего - рано или поздно он при своем образе жизни окажется в сточной канаве!»
Обнаружилось, что Гэсиро устроила не просто ужин, а ужин с прогулкой по Токийскому заливу под летними серебряными звездами. Презентабельная яхта, поражающая воображение размерами и призывно мерцающая огнями, приняла на борт около сотни людей из светского общества, приглашенных в этот вечер. На верхней палубе играла легкая и приятная слуху музыка, создаваемая искусными музыкантами. Столы сверкали безупречной сервировкой, официантки разносили блюда на серебряных подносах и услужливо улыбались гостям.
Сибил Гэсиро лично встречала гостей возле трапа, приветствуя каждого прибывшего. Возле своей покровительницы неотлучно находился Ясумаса, возложив на свои плечи обязанности хозяина предстоящей вечеринки. Стоило Mirror & Sky подъехать к пристани на хаммере-люкс, Кей вновь пришел в возбуждение:
- Он просто нереально крут!
- Да, пожалуй, - негромко согласилась та, и без имени поняв, что тот говорит о Фагъедире. – Именно поэтому я пригласила их на концерт. Ты доволен подарком, милый?
- Еще как!
Четверо американских гостей оделись к ужину так, чтобы ни у кого, как видно, не возникло сомнений: бессмысленно ожидать от рок-группы костюмов или какой-либо нейтральной светской одежды, даже если их пригласил важный человек. Фагъедир щеголял в обтягивающих кожаных брюках и расстегнутой на груди черной сорочке – так, что всем были видны витиеватые шрамы на его груди, составляющие слова Mirror & Sky.
Поклонившись гостям, Кей представил мужчин своей спутнице. Та, отвергнув церемонные поклоны, протянула мужчинам руку. Галантно улыбнувшись, Ингу Фагъедир взял ее ладонь и легонько коснулся губами.
- Очень приятно познакомиться с дамой, пригласившей нас в столь чудесную страну, - сказал блондин. – С нетерпением жду завтрашнего концерта.
- А я, в свою очередь, ожидаю, что все участники завтра произведут на вас неизгладимое впечатление, - просияв, проворковала та. – Все они алмазы, которые я с огромным тщанием подобрала для этого шоу. Сколько серий вы посмотрели, если не секрет?
- Ни одной, - улыбнулся Ингу небрежно. – Но полностью разделяю ваши восторги.
Сибил Гэсиро удивилась было несколько хамскому ответу, однако быстро вернула улыбку на лицо, давая понять, что оценила его юмор.
- Веселитесь и не отказывайте себе ни в чем, господа, - сказала она, сделав гостеприимный жест. – Сейчас мы отчаливаем. Надеюсь, морская прогулка доставит вам удовольствие. Специально для вас мы приготовили отдельную каюту в соответствии с вашим пожеланиями – Ясумаса-сан проводит вас.
- С огромным удовольствием, - подхватил Кей, не в силах сдерживать глуповатой улыбки. - Следуйте за мной, господа.
Он зашагал по нижней палубе, показывая дорогу.
- Спишь с ней, не так ли? – иронично осведомился Фагъедир, вынудив его остановиться как вкопанного. Хлопнув побагровевшего парня по плечу, блондин прибавил: - Да не парься, что тут такого. Богатая и совсем не страхолюдина – небольшая уступка ради карьеры.
Трое музыкантов за спиной Фагъедира неприлично хохокнули, вгоняя Кея в еще большее смятение.
- Чтоб мои глаза лопнули! Ингу! Сукин ты сын! – завопила с верхней палубы Феникс Трир. – Стойте там, сейчас спущусь.
Цокая каблучками, она бегом спустилась по лестнице и бросилась в объятия высокого блондина. Тот, обняв ее в ответ, не упустил шанса залихватски хлопнуть красотку по упругому заду.
- Я уже успел соскучиться по этой заднице!
Нисколько не оскорбившись на сию вольность, Феникс поцеловала его в губы, а затем бросилась обнимать его друзей. Трупу она задиристо потрепала его лоснящуюся шевелюру, Вышибалу чмокнула в татуированную макушку, а Мэркина ткнула лицом в свою грудь с восклицанием: «Забыл, наверное, уже мамочку?»
- Одна здесь? – спросил Ингу. – Или со своей раскосой цыпочкой?
- Нет, теперь я не с Тагами. Подцепила кое-что поинтереснее, но он сейчас треплется со всякими умниками на верхней палубе.
- Тогда пойдешь с нами, расслабишься, - решил блондин. Поглядев на Кея, он выразительно приподнял брови: – И где же наша заветная каюта?
Каютой оказалось просторное овальное помещение с баром и кушетками, перед которыми находились низенькие столики с зеркальными столешницами и шестами. Здесь группу уже поджидал десяток красоток в костюмах различной степени развратности. Склонившись в поклоне так, что их груди едва не вывалились из глубоких декольте, девушки хором произнесли: «К вашим услугам, господа».
- О да, чуваки, мы в раю! – блаженно протянул Вышибала пристраиваясь на диване. – Я торчу с азиатских телочек!
Красотки принялись ухаживать за американскими гостями: приготовили выпивку, расставили на столиках коробочки с пахучими самокрутками, набитыми марихуаной. Четыре девушки принялись изгибаться под музыку у шестов, а зрители, восседавшие подле столиков, могли разглядеть в зеркальном отражении все, что у тех пока было спрятано под юбками. Ингу, обнимаясь с Феникс, «отдал» свою долю красоток трем приятелям.
- Наверху пьют шампанское, это лошадиное пойло, - со смехом Трир раскурила косяк, блаженно затягиваясь наркотическим дымом. – Хидэ не разрешает мне курит траву, представляешь? Приходиться прятаться по углам от него, только чтоб косяк раскурить…
- У вас все так серьезно?
- Он так думает. А я… Я считаю, если все на самом деле так серьезно, то ему пора надеть мне на палец кольцо.
Ингу, забирая у нее самокрутку, тоже затянулся, одновременно говоря с ухмылкой:
- Держишь мужика за яица, да?
Ясумаса все еще находился в каюте не желая уходить. Несмотря на злую шутку, отпущенную Фагъедиром, благоговение перед ним не уменьшилось ни на каплю. Желая напомнить о своем присутствии, он кашлянул, и осведомился, можно ли ему присоединиться:
- Я не против, не знаю, правда, как они, - блондин указал на своих приятелей. – Вряд ли они захотят поделиться девочками с тобой. А я с тобой говорить не хочу, заруби себе на носу.
- Я не доставлю вам неудобств, - Кей присел, взял самокрутку и лихо ее раскурил, желая показать свою крутость.
- Ты раньше траву курил хоть? – полюбопытствовала Трир, заметив, как позеленело у парня лицо после приконченного косяка.
- Много раз, - мужественно соврал тот. – Я это… выйду ненадолго… - прижимая руку ко рту, он вылетел из каюты.
- Зелен еще, - напутствовал его Ингу. - В шоу-бизнесе не уметь курить траву, это как не уметь трахаться.
- Япония как иная вселенная, Ингу. И шоу-бизнес у них другой, все не так откровенно, как на западе. Для них важно лицо, репутация, и грешат они тихо, за семью замками. А то и вовсе не решаются грешить, опасаясь, как бы это не испортило им карьеру. Запомни – карьерные перспективы тут важнее всего…
Они замолчали, вливая в себя алкоголь и дымя самокрутками. Там, где расположились Вышибала, Мэркин и Труп, творился настоящий сексуальный беспредел, на который ни Ингу и ни Феникс не обращали и толики внимания, будто рядом кто-то чинно пил английский чай. Уже опьянев, Феникс прижалась к плечу Ингу, прикоснулась кончиками пальцев к узору на его груди и прошептала:
- Как поиски? Тебе удалось напасть на их след?
- Нет. Сыщик не смог найти зацепок, - ответил Ингу, равнодушно разглядывая полуголую стриптизершу на столике. – Поэтому я и приехал в Японию. Если частный детектив оказался бессилен, я попытаюсь разыскать их сам.
- Разве ты приехал не по приглашению на концерт?
- Концерт не главное. У меня есть план: я расскажу свою историю со сцены. И буду молиться, что они услышат ее или услышат те, кто знает их. Это моя последняя надежда докричаться до них… Даже если Кёко злится на меня, ненавидит, и не хочет встречаться – то, быть может, после этого смягчится. Не может она настолько сердиться на меня, чтобы не откликнуться?
- Уверена, она откликнется, - ласково сказала Феникс, сопереживая ему. Такой сильный, красивый мужчина, и такое страдание в глазах, скорбь в голосе! Она знала историю Ингу и могла только позавидовать его избраннице.
- Шестнадцать лет, - вздохнул Ингу тихо. Трир глянула на него вопросительно, тогда он слабо улыбнулся: - Нашему сыну восемнадцатого июня должно было исполниться шестнадцать лет…
В каюту с шумом вбежал Хидэ Сато. При виде сидевших в обнимку Феникс и Ингу, его глаза едва не выкатились из орбит от приступа ревности. Изрыгнув грязные ругательства, он бросился на сероглазого блондина.
- Хидэ! – взвизгнула Трир. – Не надо!
В следующее мгновение тот и сам осознал, что погорячился – Ингу перехватил его руку и резко вывернул, от чего протестующее затрещали кости. Мужчина попытался было отпрянуть и освободить свою руку, но не тут-то было: Ингу продолжал удерживать его цепкой и болезненной хваткой.
- Отпусти, тупая американская обезьяна! - прошипел Сато по-японски.
- Сам ты тупая обезьяна, - вдруг проговорил Фагъедир по-японски, еще сильнее выворачивая ему конечность.
- Хватит, Ингу, - попросила Феникс Трир серьезно. – Если покалечишь моего бойфренда, я тебе глаза выцарапаю.
- Слушаюсь, мэм, - шутливо ответил блондин, вернувшись к английскому языку, и отпустил Сато.
Она поспешила увести любовника прочь из каюты. Ингу Фагъедир вновь раскурил самокрутку с травкой, и закинул длинные ноги на столик, наблюдая за танцем стриптизерши. Та, посчитав это движение за сигнал, присела корточки, эротическим движением коснулась его ног – и испуганно отдернула руку, почувствовав что-то неладное.
- Не бойся, я не киборг, - рассмеялся мужчина. Дотянувшись до правой штанины, он слегка приподнял ее, демонстрируя высокотехнологичный протез, заменяющий ему стопу и часть голени. Вновь откинувшись на спинку кушетки, он подбодрил ее: – Продолжай смело, киска.
Тем временем Феникс Трир вытолкала Сато на палубу, по дороге не переставая осыпать его упреками:
- Болван! Ингу мог тебе сломать что-нибудь, он же сумасшедший! Ты не видел разве, как изрезано его тело? Запомни на будущее: никогда не связывайся с тем, кто презирает боль.
- Не говори так, будто им восхищаешься! Подумаешь, нанес себе узоры в модном салоне под анестезией, - хорохорился Сато. – Да я тоже так могу, так и знай.
- Вот именно, что режет он себя без анестезии! Я же говорю, он сумасшедший.
Они оказались в носовой части яхты. Наверху играла музыка, слышался людской гомон, смех, звон бокалов, топот ног, а с палубы открывался сказочной вид на ночной Токио: бездонное звездное небо над столицей, ожерелье из миллионов огней на берегу, чье отражение плавало в темных водах залива. Однако Сато было не до романтических зрелищ, слишком он был взбешен увиденным в каюте.
- А мне плевать, какой он крутой! По-твоему, я должен был стоять и смотреть, как вы обжимаетесь там и курите эту дрянь?
- Чего ты кипятишься? Мы с ним друзья и давно не виделись, вот и все.
- Только не надо врать мне, Феникс! Признайся, ты с ним спала?
- Раньше трахались время от времени по-дружески, - небрежно пожала плечами блондинка. – А почему нет? Нам было весело вместе, почему бы и не доставить удовольствие своему близкому другу? Я, правда, сначала влюбилась в него, это так. В Ингу сложно не влюбиться – к нему тянет как магнитом. Но даже пожелай я заполучить его тогда, у меня все равно ничего бы не вышло: он однолюб и, к моему сожалению, когда-то он уже повстречал свою единственную любовь. Поэтому сейчас мы дружим.
Получив такой ответ, мужчина схватился за голову, стараясь сдержать бушующие внутри эмоции:
- Я запрещаю тебе с ним видеться!
- Не становись ханжой, Хидэ. Мои друзья тебя не касаются, - возразила она, тоже начиная горячиться. – Да и кто ты такой, чтобы диктовать мне условия? У тебя ведь даже духу не хватает сделать мне предложение!
- Милая, - простонал Сато, учуяв угрозу, - сейчас это совершенно не к месту…
- Только посмотри на себя, ты просто жалок, – брезгливо поморщилась Феникс, отступая от него. – Хватит с меня твоего нытья. Или сейчас же предлагаешь мне выйти за тебя, или никогда больше меня не увидишь!
Он не смог заставить себя произнести что-нибудь и позорно промолчал. Бросив ему в лицо: «Трус!», Феникс отвернулась и пошла прочь. Сато попытался остановить ее, схватив за локоть – на что она, рассерженно зарычав, толкнула его в грудь. Мужчина перевалился через борт и тяжело бултыхнулся в воду.
- Сука! – заорал Сато, когда его голова показалась среди волн.
- Не звони мне больше, говнюк! – прокричала та в ответ.
По яхте пронесся тревожный гудок, и та резко замедлила ход, окатив Хидэ Сато пеной.
- Человек за бортом! - объявил в громкоговоритель дежурный охранник.