Сокрытый в глубине леса, я был первым творением Бога...То, что я расскажу вам, есть прошлое, будущее и правда...
10-11______ 10 ______
- Мог бы предупредить меня заранее о том, как собираешься одеться! - вздохнула Кёко, поглядев на Ингу.
Тот решил, отправляясь в гости к Сибил Гэсиро, облачиться в джинсы, майку и клубный пиджак. Конечно, вид не слишком вызывающий, однако, по мнению Кёко, наряд Ингу никоим образом не котировался с ее темно-зеленым вечерним платьем, стоимостью в пять тысяч долларов. Выходит, она оделась для элегантного светского раута, а он - для молодежной вечеринки.
Ингу тоже разглядывал возлюбленную: ткань платья обтягивала Кёко как вторая кожа, выгодно очерчивая худощавый силуэт, а округлый вырез придавал ее груди и шее особенную нежность и хрупкость. Распущенные и ниспадающие по плечам волосы оттеняли жемчужно-белую кожу, делая ее похожей на эльфа или фею. Кёко никак нельзя было дать больше двадцати пяти лет - настолько свежо она выглядела, несмотря на шестнадцать лет несчастливого брака и душевных терзаний.
- Не переживай, милая, - рассмеялся сероглазый мужчина. - От меня никто не ждет смокинга и галстука-бабочки. А вот ты выглядишь превосходно, - он подкрался к ней и крепко обнял, касаясь губами ее волос. Кёко, стиснутая сильными руками, с удовольствием замурлыкала, тая в его объятиях.
- Знаешь... Мне кажется, как бы я не оделась, я все равно не смогу почувствовать себя своей в тамошнем обществе, - прошептала она.- Я большую часть жизни провела в роли домохозяйки, а тут вдруг затесалась в круг светских львиц...
- Что такого особенного в том, чтобы быть светской львицей? Пока ты смотришь на них глазами простого обывателя - они блестят и манят к себе. Но стоит тебе встать с ними на одну ступеньку, как весь лоск слезает с них, и ты начинаешь видеть их подлинные лица, - сказал Ингу с сарказмом. - Более скучных дамочек, чем светских львиц, не найти. Мужья и любовники содержат их для статуса, они вроде обязательного атрибута существования в высшем свете. Если копнуть поглубже, то обнаруживается, что все эти состоятельные мужики не бывают в спальнях своих содержанок неделями и месяцами, в то время как с удовольствием ухлестывают за так называемыми домохозяйками...
- Если я стану светской львицей, ты тоже заведешь себе домохозяйку на стороне? - надула тогда губы Кёко.
- Конечно, заведу! - ответил он непосредственно. - Надо же хоть иногда трахать тех баб, на которых реально встает, а не тех, кого одобряет высшее общество и модные тенденции.
- Как ты можешь говорить подобные гадости? - женщина с наигранным негодованием стукнула его кулачком по груди.
- Почему - гадости? Что тебя не устраивает, моя дорогая домохозяйка? - усмехнувшись, Ингу стал целовать Кёко, его руки шаловливо проползли по ее талии, опустились на ягодицы и принялись подтягивать ткань платья вверх. Она сдавленно захихикала, напоминая сейчас ученицу старших классов, на перемене в укромном уголке обжимающуюся с дружком. Якобы желая остановить поползновения, Кёко схватила мужчину за руки - при этом эротично покусывая его за губу. В конце концов, Ингу предложил: - Может, к чертям эту вечеринку? Давай лучше запремся в спальне: я, ты и бутылка текилы - получится неплохая групповушка.
- Нет уж! Нехорошо давать обещания, а потом их нарушать, - она вывернулась из его рук и наклонилась над туалетным столиком, поправить смазанную губную помаду.
- Можно подумать, ты пообещала привезти хлеб голодающим детям, - он приблизился к ней сзади и снова ухватил за бедра. - Пусть Гэсиро обойдется без нашего присутствия, ничего страшного не случится.
- Нет, нет, нет.
- Если хочешь, можно обойтись и без текилы. Сегодня я согласен на полную моногамию в отношениях.
Со смехом Кёко шлепнула его по рукам. Ингу обхватил ее талию руками, приподнял и - уподобляясь первобытному человеку, несущему в пещеру свою добычу - потащил ее из будуара в спальню. Та весело взвизгнула и принялась сопротивляться, прилагая для этого, впрочем, катастрофически мало усилий.
Рухнуть на постель в объятиях друг друга им не довелось - оказавшись в спальне они нашли на кровати Потрахуна фон Гитлера и двух кошек, жадно пожирающих огромного тунца, уворованного, судя по всему, из холодильника на кухне. Брызги, чешуя и внутренности щедро покрывали собой перину, не говоря уже о запахе сырой рыбы.
- Ах ты, лохматый негодяй! - заорал на собаку Ингу.
Пес, учуяв беду, закатил бешено глаза и, прыжком покинув постель, бросился прочь. Клео и Нефертити продемонстрировали немного больше выдержки - смотавшись из спальни деловитой трусцой, а не трусливым галопом. На ложе любви осталась одиноко лежать обглоданная рыба.
- Когда они успели ее сюда притащить? - удивилась Кёко, брезгливо косясь на останки.
- Это ж надо - устроиться жрать прямо на постели! Запороли начало многообещающего сексуального рандеву! - пробормотал сероглазый мужчина, обернувшись в сторону гостиной, он опять начал орать: - Я с вас шкуру спущу, безмозглые создания! Из тебя, Потрахун, я сделаю воротник для сценического костюма, а кошарам отрублю головы и буду использовать их как пресс-папье!
- Перестань, - ласково одернула его женщина и притянула к себе, желая наградить поцелуем.
Их губы не успели соприкоснуться. В гостиную вошел один из телохранителей с докладом - автомобиль подан и ждет их у крыльца. Ингу чертыхнулся. Кёко в утешение чмокнула его в щеку и, захватив меховую накидку, все же заставила возлюбленного поехать на вечеринку Сибил Гэсиро.
В дороге она, прижимаясь к его плечу, отдалась течению своих мыслей. Какие причудливые витки совершает судьба порою! Когда-то она полагала, что уже никогда не сможет полюбить, открыть сердце мужчине, так глубоки были ее сердечные раны. Однако Ингу вернулся в ее жизнь самым невероятным образом - вместе с ним возвратилась их любовь, пережившая шестнадцатилетнюю разлуку. Рядом с ним все менялось - все приобретало новые оттенки. Кёко словно заново открывала для себя мир, находя в нем еще столько неизведанного, что ожидало ее внимания.
За годы замужества она почти забыла, что такое страсть. Деля постель с Томео Нацуки, Кёко лишь исполняла супружескую обязанность, не привносящую в ее жизнь ничего кроме скуки. После секса с Томео она испытывала непреодолимое желание помыться, но даже обжигающий душ не мог избавить ее от чувства гадливости и собственной беспомощности. К счастью, муж даже в молодости не обладал донжуановским либидо и не слишком часто требовал от нее близости, а после шестнадцати лет брака, он вообще стал больше походить на бесполое создание, озабоченное только прибылью в лавке и исполнением капризов дочерей. Кёко жила подле него, запертая в пентхаузе, все еще полная жизненных сил и нереализованных желаний. Несмотря на все оковы, в которые ее заковали муж и отец, где-то внутри она продолжала оставаться пылкой натурой, способной любить страстно и безоглядно. Воспоминания о недолгом счастье с Ингу терзали ее, усугубляя ощущение неполноценности - все вокруг только подчеркивало ее потерю.
Когда они с Ингу впервые после долгой разлуки остались наедине, Кёко растерялась - испытав почти девственный страх перед его прикосновениями. Что, если она уже разучилась чувствовать как раньше и не сможет ответить на желание любимого мужчины? Вдруг годы тягостного сожительства с Томео, превратили ее в ужасную зануду, способную только лежать бревном в постели?..
Ингу рассеял все ее страхи и сомнения самым действенным способом - просто уронил ее в кровать и занялся с ней сексом. Получилось восхитительно. Все - поцелуи, ласки, самые незначительные прикосновения - воспринималось с новым вкусом. Тело Кёко пробудилось ото сна, отзываясь каждым нервным окончанием на влечение Ингу. Они желали друг друга с чувственностью молодых влюбленных.
"Разве могла я испытать что-то подобное с другим? - думала она с нежностью. - Нет, мне нужен только Ингу. Только он".
Особняк Сибил Гэсиро, расположившийся на одной из узких улочек Симбаси, в этот вечер огнями - и был взят в окружение целым взводом секьюрити, стороживших каждый сантиметр пространства подле дома. В холле Ингу и Кёко встретил распорядитель вечера - представительный пожилой мужчина в смокинге и дежурной улыбкой на лице.
- Рад вас приветствовать почетных гостей, - вежливо раскланявшись перед гостями, произнес он.
Кёко, очарованная изобилием мрамора и хрусталя, вслух восхитилась внутренним убранством особняка, а Ингу, привыкший к кричащей роскоши, остался равнодушным. В одном из коридоров раздался поспешный топот и в холл влетел Кей Ясумаса, восклицая: "Они приехали? Приехали?" Завидев своего кумира и его спутницу, молодой человек резко притормозил, поправил прическу и пиджак, после чего спокойным шагом преодолел оставшееся расстояние.
- Добрый вечер, господин Фагъедир, госпожа Нацуки! - сказал он, согнувшись в поклоне. - Позвольте проводить вас к столику!
Ингу бросил выразительный взгляд на Кёко: "Я же говорил, он в меня влюблен".
- Сегодня вы главные гости вечера, - вещал Кей по пути в банкетный зал. - Ваши места за столиком Госпожи Гэсиро.
- Какая честь для нас, - с иронией прокомментировал Фагъедир.
Банкетный зал был оформлен тяжеловесно, с английским уклоном: тяжелые портьеры с золочеными кистями на высоких окнах, громоздкие люстры на украшенном орнаментом и лепниной потолке, антикварная мебель викторианской эпохи, а также официантки в строгой черной униформе с белыми передниками. Официантки, в отличие от всего прочего, Ингу понравились.
- Как в любимом порнофильме, - заметил он игриво, за что получил от Кёко легкий тычок.
В дальнем конце зала, находясь на невысокой сцене, тянула, под аккомпанемент ансамбля, незатейливую песню хорошенькая певица. В свободном пространстве перед сценой под музыку лениво переступали с ноги на ногу танцующие пары. Люди за столиками громко разговаривали между собой, смеялись, наслаждаясь угощением и выпивкой. Хозяйка вечера сидела за длинным столом, стоящим неподалеку от танцплощадки.
Сибил Гэсиро, завидев Кёко и Ингу, поспешно поднялась навстречу желанным гостям. Яркий свет, падающий от хрустальных люстр, не играл ей на руку - такое освещение разоблачало ее истинный возраст, высвечивало кожу женщины, обнаруживая морщинки на лице и тщательно маскируемую дряблость шеи. Впрочем, точеная фигура и умение выгодно подавать себя окупали возрастные огрехи.
- Почему же не приехал ваш замечательный сынок? - осведомилась у Кёко президент CBL Records, закончив приветствия.
- Он отказался, сказал - занят и каждая минута у него на счету.
- Тоже верно. Мне всегда нравилось его чувство ответственности! - женщина расплылась в двусмысленной улыбке, затем поинтересовалась: - Химмэль когда-нибудь рассказывал, как мы с ним познакомились?
- Нет, - ответила мать Химмэля, не скрывая своего беспокойства.
А как тут не беспокоится? Сибил Гэсиро встречается с парнем, младше себя на двадцать пять лет! Что, если она и на Химмэля положила глаз? Ее мальчик, конечно, не из тех, кого можно взять голыми руками, но и Гэсиро, судя по всему, поднаторела в искусстве совращения юношей! Подозрения на ее счет тлели в Кёко с того самого вечера в ресторане "Сатурн".
- Однажды дворецкий по моему распоряжению сделал заказ на кубинские сигары в табачной лавке. В тот же день я устраивала вечеринку в своем доме, и, когда курьер из лавки прибыл, дворецкий был слишком занят, чтобы выйти к нему. Тем курьером оказался Химмэль. До сих пор не знаю, почему он заявился в мой дом в мундире с позументами. Как-нибудь я спрошу его об этом, будет забавно, - неторопливо раскуривая сигару, стала рассказывать Гэсиро. - Суть в том, что конферансье перепутал его с опаздывающим солистом ансамбля и, не дав объясниться, вытолкнул на сцену. Любой другой человек в такой ситуации растерялся бы - но только не наш Химмэль. Он встал у микрофона и начал петь! Да как петь - все были сражены наповал! Помню, я слушала его с разинутым ртом и думала: "Что такой голос и столь красивое личико делает в каком-то дешевом ансамбле?!" Но самый шок мы испытали, когда на сцене появился-таки настоящий солист ансамбля! Знаете, как Химмэль ответил на мой вопрос о том, кто он такой?
- И как же? - попивая виски со льдом, спросил Ингу.
- Он поклонился и сказал: "Я курьер! Пользуясь моментом, желаю узнать, кто здесь заказывал кубинские сигары?"
Фагъедир расхохотался, живо нарисовав в воображении эту сцену. Кёко тоже не устояла перед комичностью момента и улыбнулась. Кей, доселе молчаливо сидевший за столом, сдавленно прыснул в кулак. Сибил Гэсиро, от души посмеявшись, промокнула глаза салфеткой и продолжила:
- Как понимаете, устоять перед Химмэлем было просто невозможно. Он сразил меня наповал! Необыкновенный юноша. Я сразу же предложила ему работать в CBL Records - а он, представьте себе, отказался да еще и нагрубил! Мне пришлось побегать за ним, поуговаривать, прежде чем он согласился участвовать в шоу. Надо сказать, его упрямство равняется его таланту!
- Эта горючая смесь у него от меня, - без излишней скромности вставил Ингу.
- Ни секунды не сомневаюсь, - весело согласилась с ним Гэсиро.
К их столику с важностью приблизились новоприбывшие гости: супружеская чета и их сын, в котором Кёко признала одного из ведущих ток-шоу "Заводной мармелад" - Оницуру Коидзуми. Для них также были предназначены почетные места за главным столом.
- Весьма рад знакомству, - с чопорностью поздоровался с Ингу и Кёко мужчина, представленный им как Рейо Коидзуми. - Это моя жена - Нанами Коидзуми. И сын - Оницура.
Он был немного выше среднего роста, широкоплечий и крепко сбитый. Кожа смуглая, лицо можно посчитать привлекательным, если б не застывшее на нем выражение властности, портившее все приятное впечатление от его внешности. Жена господина Коидзуми выглядела под стать супругу: миловидная на первый взгляд, но какая-то блеклая женщина, с застывшим высокомерием на старательно замазанном макияжем лице. Их сын держал себя попроще - карьера в шоу-бизнесе, где высоко ценится коммуникабельность и демократия, наложила на него отпечаток, не позволяя стать полной копией родителей.
Кёко встала и отдала дань хорошим манерам, поклонившись. Фагъедир пренебрежительно отсалютовал им стаканом со спиртным и не сделал попытки хотя бы сказать что-нибудь приятное им. Поведение, несомненно, оскорбительное для японцев, ну а для состоятельных японцев, привыкших к показательной церемониальности - тем более. Физиономии четы Коидзуми окончательно окаменели, став почти карикатурными.
- Господин Коидзуми очень преуспевающий и влиятельный бизнесмен, который, к тому же, в ближайшем будущем планирует баллотироваться на пост мэра, - постаралась сгладить возникшее напряжение, Сибил Гэсиро. - Так же он владеет акциями CBL Records, выступая спонсором некоторых культурных мероприятий. Для меня большое удовольствие курировать карьеру его сына...
- Теперь понятно, почему его держат в агентстве, - зевнул Ингу, демонстрируя смертельную скуку.
- О чем вы? - нервно засмеялся Оницура, уязвленный в самое сердце его словами.
- Я слышал, как ты поёшь. С твоими-то вокальными данными и умением попадать в ноты... Но если папочка держит пакет акций, то почему и бы нет? Могу поспорить, вы, господин Коидзуми, для того и прикупили акции, чтобы исполнить заветную мечту амбициозного сынишки.
- Ингу! - покраснев от неловкости, Кёко предостерегающе сжала локоть возлюбленного.
- Что вы себе позволяете? - потемнев от переполняющего его гнева, выдавил Рейо Коидзуми.
- Всего лишь озвучиваю свои мысли.
Кей Ясумаса и Сибил Гэсиро встревожено переглянулись, осознав, как опрометчиво они поступили, пригласив безбашенную личность вроде Ингу Фагъедира на приличное мероприятие. Тот с невозмутимым видом облил грязью уважаемого человека и спонсора в одном лице! Кёко пнула под столом скандалиста и, послав извиняющуюся улыбку семейству Коидзуми, потребовала от него немедленно пригласить ее на танец.
- С превеликим удовольствием, любимая, - ответил Ингу ей.
На танцплощадке она, цедя слова сквозь зубы, принялась отчитывать его - напоминая, что они находятся в гостях и эти люди не сделали ему ровным счетом ничего дурного. Зачем говорить им в лицо подобные вещи? Мысли у всех в голове витают разные, к чему их озвучивать? Слово ведь не воробей!
- Мне скучно, - вот что он привел в качестве оправдания.
- Мы здесь каких-то полчаса!
- Да я сейчас подохну от скуки! Почему мы не остались дома и не занялись сексом?
- Сексом мы заняться еще успеем, а вот загладить вину перед Коидзуми...
- Какая, на хрен, вина? Я не виноват, - возмутился Ингу.
- У нас не принято говорить в лицо свои мысли! Это Япония, а не Штаты! Тут необходимо взвешивать каждое слово, прежде чем озвучишь его. Да, это нудно. Да, тебя это раздражает. Но это часть мировоззрения японцев!
- Пусть этот индюк засунет свое мировоззрение в жопу. Мне насрать.
- Не смей включать пофигиста в разговоре со мной! - почти зарычала Кёко, на автомате двигаясь вместе с ним в такт неторопливой музыке.
- Хорошо, не буду. Только не жди, что я пойду извиняться.
Женщина издала страдальческий стон. Чертово упрямство Ингу! Он и вправду не сдвинется с места, раз принял такое решение. И как теперь поступить? Взять и уехать? Или остаться, несмотря на произошедшее? Нет, лучше уехать, иначе Ингу вновь отколет какой-нибудь номер!..
- Черт с ней, с вечеринкой! Давай вернемся домой и займемся сексом, - заявила она. - Хоть вечер не пропадет зря.
- Супер! - сверкнул голливудской улыбкой сероглазый мужчина. - Валим отсюда.
Пока Кёко дожидалась служанку, отправившуюся в гардероб за меховой накидкой, Ингу отлучился в туалет. Еще на подходах к уборной, он ощутил характерный сладковатый запах, идущий из-под двери. Похоже, кто-то из гостей на великосветском вечере баловался травкой! Войдя, он обнаружил там Хидэ Сато, сидящего на крышке унитаза в одной из кабинок - тот горько рыдал и накуривался одновременно.
- Простите за мой вид... Я хотел... Вернее, я надеялся побыть один, - сбивчиво забормотал Сато, рукавом дорогого пиджака вытирая лицо. - Прошу, не обращайте на меня внимания, не стоит...
- Что за горе? - поинтересовался Ингу, справляя нужду в писсуар.
- Какая разница... Вам меня не понять, я и сам себя понять не могу...
- Баба виновата?
- Все настолько очевидно? Проклятье мое... - Сато снова залился слезами, потом приложился к косячку. - Она иссушила мое сердце, измучила мою душу, свела с ума! Я ненавижу ее - и не могу без нее жить! Она не хочет ни видеть, ни слышать меня... У меня нет возможности попытаться объясниться с ней. Феникс, Феникс, почему ты так жестока?
- А, ты бывший парень Феникс, я и забыл! - усмехнулся Фагъедир. Сполоснув руки в раковине, он подошел к несчастному Сато. - Что ж ты не сделал ей предложение руки и сердца? Она бы оценила.
- Не все в жизни так просто...
- Это любимая отговорка неудачников.
- Я неудачник, выходит? Хотя, наверное, да, - страдалец громко шмыгнул носом и протянул косячок Ингу. Тот, немного поколебавшись, принял эстафету, с блаженством затянувшись наркотическим дымом несколько раз, потом вернул его. Сато, пытаясь успокоиться, признался с надрывом: - Я был женат однажды. Мы прожили вместе восемь месяцев и разошлись. После той стервы я возненавидел женщин! Решил для себя: ими можно пользоваться, но упаси бог впустить еще раз какую-нибудь сучку в сердце... Я все равно оказался в дураках - влюбился. Я ничего не мог поделать, Феникс пленила меня с первого взгляда. Нам так хорошо было вместе! Если б только не ее навязчивая идея выйти замуж...
- Тебе не приходило в голову, что она не просто хотела выйти замуж, а выйти замуж именно ЗА ТЕБЯ? - подождав, пока он затянется, Ингу опять взял у него дымящуюся самокрутку с марихуаной.
- Не приходило, - заторможено проговорил Сато.
- Так пошевели мозгами сейчас.
- Ты... Вы... Ты даешь мне совет? Сам с ней встречался, а сейчас раздаешь добрые советы?
- Я не встречался с Феникс, мы с ней друзья, - снисходительно парировал собеседник. - А вот ты представлял для нее определенный интерес.
- Хочешь сказать, она любила меня? - у мужчины, несмотря на слезы, на щеках проступил румянец.
- Почему "любила"? Уверен - все еще любит.
- Но она избегает меня!
- Конечно, ты ведь тормозной придурок, - рассмеялся Ингу, приканчивая самокрутку последней глубокой затяжкой. С сожалением выкинув остатки косяка в унитаз, он ободряюще потрепал Сато по плечу: - Подбери сопли, чувак. Достанешь мне еще такой же хорошей травки - так и быть, помогу тебе поймать Феникс в любовные силки.
______________________
_______ 11 _______
- Ваш заказ, господин, - официантка поставила на столик чашку с чаем.
Кисё Куроки неторопливо пригубил дымящийся напиток, задумчиво оглядывая немногочисленных посетителей небольшого служебного кафе, устроенного в глубине здания CBL Records.
В десять утра здесь сидели несколько юношей и девушек модельной внешности, лениво вертящие в руках мобильники и попивающие газированные напитки - кто-то из них работал в агентстве, кто-то дожидался прослушивания. Это место - не только кафе, а все здание целиком - было насыщено особым ароматом молодости. Кажется, от самих стен шли особенные флюиды, сообщающие присутствующим, что тут единолично царствует культ юности и красоты - а жрецами этого культа являлась многочисленная молодежь, наполняющая собой коридоры, залы, лестничные пролеты, лифты, вестибюли и кафе.
Молодость с острым запахом денег - вот чем пахло в логове Сибил Гэсиро.
Господин Куроки закурил сигарету, продолжая искоса смотреть на парней и девушек за соседними столиками. Их облик, безусловно, привлекал к себе внимание: правильные черты лица, стройное телосложение, стильные прически и, конечно, броская одежда. Для них сексуальность не представляла запретного плода - скорее они желают олицетворять для прочих тот самый соблазнительный "запретный плод". Сопляки как будто пытаются примерить на себя родительскую одежду, которая катастрофически им велика. В утренний час их ровесники сидят за партами в старшей школе или слушают лекции в университете, в то время как эти легкомысленные создания предпочли учебе и стабильному будущему вот такой цирк!
А Химмэль? Его Химмэль? Вздорный мальчишка только рад оказаться в подобном сообществе, где его окружают одни отбившиеся от рук бездари, сорвиголовы и невежи! При первом удобном случае он бросил старшую школу, пожертвовав образованием во имя карьеры в реалити-шоу - разрушив все чаяния деда, мечтавшего привить ему хоть толику чисто японского благоразумия.
Того едва удар не хватил, когда он узнал об участии внука в проекте "Showboys". Кёко схитрила и сообщила ему новость только после как Химмэль прошел первый отборочный тур и уехал на съемки в Фудзиномию. Кисё Куроки пришел в негодование, оскорбленный попустительством дочери - и чуть было не решился ехать в Токио, чтобы вразумить и Кёко и Химмэля. Но жена отговорила его от импульсивного шага.
"Химмэ и в Симоносеки занимался музыкой, разве нет? Даже ты не мог запретить ему шататься с друзьями по барам и давать концерты! Что уж говорить о Кёко? - мягко сказала тогда Анэко Куроки. - Ты можешь только обидеть Химмэ, начав сейчас критиковать его. Может, пришло время дать ему больше самостоятельности?"
"Можно подумать, раньше он был домашним ребенком и во всем слушался нас!" - хмуро ответил он.
"У него нелегкий характер, да. Именно поэтому нам сейчас не стоит мешать ему, он должен понять, что мы не враги ему! Хватит воевать с ним, Кисё, это все равно бессмысленно, - убеждала его супруга. - Почему бы не перестать сердиться на Химмэ и постараться вновь стать семьей? Давай переедем жить в Токио. Так мы будем ближе к Химмэ и сможем следить за его судьбой".
Мысль жены показалась Кисё Куроки удачной. Вряд ли внук когда-нибудь изъявит желание приехать в Симоносеки погостить, а жизнь вдали от него превратилась в тягостное и унылое существование. Никогда раньше дни не тянулись так долго, а вечера не бывали так скучны! Дом казался пустым и мертвым без Химмэля. Господин Куроки сам себе боялся признаться в том, насколько сильно он тоскует по внуку, до чего ему не хватает присутствия этого сероглазого дьяволенка, пятнадцать лет подряд привносившего хаос в его жизнь...
Он решил продать дом в Симоносеки и осенью вместе с женой переехать в Токио. Теперь по вечерам они с Анэко смотрели выпуски реалити-шоу, следя за приключениями Химмэля во время различных испытаний. Упорство юноши, его стремление стать лучшим из лучших, восхищали Кисё в глубине души. Он переживал, увидев в одном из выпусков падение Химмэля с танцевальной платформы - а затем гордился им, когда тот на следующий же день продолжил тренироваться наравне с соперниками. Ему больше не казалось такой ужасной перспектива увидеть внука эстрадной звездой, при условии, что мальчишка получит-таки образование...
Кёко сказала ему, что Химмэль, несмотря на съемки, продолжает учиться в старшей школе. И он ей поверил - за что впоследствии нещадно себя корил. Все раскрылось после звонка Томео Нацуки, который сообщил шокирующие вести: Химмэль жестоко избит какой-то бандой и госпитализирован. Чета Куроки тут же выехала в столицу. Приехав, они узнали от Томео еще кое-что возмутительное - Химмэль уже несколько месяцев не посещает старшую школу. Будь Кёко рядом в тот момент, то отец в порыве ярости задушил бы ее собственными руками!
В сложившейся ситуации Кисё Куроки видел только один способ спасти будущее Химмэля - это увезти его обратно в Симоносеки и взять под полный свой контроль. Заставить его доучиться в школе, поступить в университет, словом, превратить его в приличного человека, который сможет найти себе достойное занятие в жизни. Внук, узнав, что дед собирается забрать его в Симоносеки, вполне предсказуемо встал на дыбы. Этого следовало ожидать от упрямого мальчишки! Но вот к чему Куроки оказался совершенно не готов, так это к бунту дочери - Кёко, вопреки ожиданиям, отказалась вернуть ему право опекунства над Химмэлем. Паршивка после многих лет покорности решила показать норов, задавить который в ней так и не удалось, несмотря на все усилия.
И к чему же привела цепочка событий? Откуда ни возьмись, объявился Ингу Фагъедир и отнял у Кисё Куроки хотя бы призрачную надежду на возвращение опекунства над Химмэлем. Теперь, благодаря богатому отцу, внук и вовсе оказался в недосягаемости для деда. И тому оставалось лишь безуспешно биться о стену, ограждавшую его от Химмэля, как рыбе об лед. С горечью он осознавал: неважно, что он предпримет, вернуть внука ему не удастся, если только...
"Если только он сам не согласится назвать вас своим опекуном, господин Куроки. Это единственный верный способ. Но для этого вы должны сделать вот что: вы должны убедить Химмэля и его ближайшее окружение перестать воспринимать вас как врага. Только так мы можем подобраться к ним достаточно близко, чтобы осуществить план".
В кафе вошел пружинистой походкой сероглазый юноша. Одетый в треники, майку и накинутую сверху спортивную кофту, он - выглядя разгоряченным и слегка уставшим - производил впечатление человека недавно закончившего оздоровительную пробежку. Попросив у официантки лимонный тоник, Химмэль присел за столик деда, холодно кивнув ему в знак приветствия.
- Занимался спортом? - спросил Куроки, не зная, с чего начать разговор.
- Нет. Отрабатывал с хореографом и кордебалетом танцевальный номер для сериала, - пожал плечами Химмэль. Получив банку с тоником, он вскрыл ее и с удовольствием приложился к напитку. Потом без обиняков поинтересовался: - Так зачем ты хотел увидеть меня? Говори быстрее, у меня перерыв всего пятнадцать минут.
Кисё Куроки, задетый за живое, не смог скрыть раздражения:
- Мог бы подыскать для меня более подходящее время, а не короткий перерыв между вашими танцульками.
- А зачем? - Химмэль нарочно не обратил внимания на сердитый упрек деда. - Разве ты можешь сказать мне что-нибудь новое? Если нет, то времени хватит с головой.
- Почему же?
- Потому что я все твои наезды знаю наизусть.
Кисё Куроки отвел взгляд и снова прикурил, почувствовав отвратительную резь в сердце. Внешне пожилой мужчина сохранил спокойствие, хотя внутри у него поднялся ураган чувств. Внук довольно ощутимо кольнул его! Химмэль не забыл жестких методов воспитания, воспоминания о пережитых телесных наказаниях прочно засели в нем, о чем юноша не преминул напомнить деду.
Тот, уязвленный, собирался осадить внука, напомнить ему об уважении к старшим - но передумал. Сейчас, после всех произошедших событий, он уже сожалел, что обращался с малолетним внуком излишне строго - избери он более мягкую стратегию воспитания, Химмэль не сбежал бы от него. Да, это был педагогический прокол Кисё Куроки! Что поделать, сия истина открылась ему слишком поздно, когда он уже лишился внука. Покуда же Химмэль находился рядом, он и не пытался задуматься о том, любит ли его, нуждается ли в нем... Тогда им руководили оскорбленная гордость и гнев! Сам факт существования Химмэля выводил Куроки из себя, каждый день напоминая ему о позоре их семьи. А мальчишка, как назло, рос непокорным и никак не мог стать тихим и незаметным, дабы меньше бесить своего деда. Он все, абсолютно все делал ему назло! Получал за это тумаки и затрещины, однако и не думал успокаиваться - чем чаще Куроки бил его, тем больше неприятностей Химмэль старался учинить. Сероглазый упрямец сопротивлялся ему как мог и, в конце концов, победил, устроив фальшивую сцену самоубийства.
- Я пришел отнюдь не для ссоры, - старательно выбирая слова, проговорил Кисё Куроки. - В наших с тобой отношениях было слишком много ссор, не находишь? Может, пора остановиться?
- Не я это начал, - пожал плечами юноша.
- Значит, считаешь во всем виноватым лишь меня? - внук красноречиво промолчал в ответ и мужчина в очередной раз едва не взорвался от ярости. Огромным усилием воли господин Куроки заставил себя говорить дальше негромко и размеренно: - Хорошо, пусть так, Химмэ, я виноват перед тобой. Я очень ошибался, поступая с тобой излишне... строго.
"Строго"...
На щеках юноши обозначились желваки, у него зачесался язык обозвать его мудаком. Дед считает то, что делал, всего лишь излишней строгостью? Да если б у Химмэля на глазах взрослый мужик начал лупить ребенка с такой же яростью, с какой его самого избивал дед, то он бы не задумываясь переломал мерзавцу руки. А для Кисё Куроки это всего лишь "строгость", то есть нечто простительное.
- Хватит говорить всякое дерьмо, надоело слушать! Какого хрена ты приперся сюда? - ощетинившись, грубо задал вопрос Химмэль.
- Не хами мне! - лицо деда начала заливать желчь, свидетельствующая о крайнем возмущении.
- Хорошо, дорогой дедуля. Хамить не буду, - он встал из-за стола. - Приятно было повидаться.
- Химмэ, подожди! Не уходи, - воскликнул Кисё Куроки, спохватившись. - Я всего лишь хотел сказать, что сожалею...
- Веришь или нет, но мне наплевать.
- Еще я хотел сообщить о своем решении не вмешиваться в развод Кёко и не давить на суд в отношении Рури и Сакуры!
Химмэль удивленно воззрился на него, не веря своим ушам: с чего дед вдруг вздумал уступить позиции? Откуда подобная блажь?
- Может быть, теперь ты поверишь мне? - ободренный его реакцией, закинул удочку господин Куроки. - Раз уж Кёко хочет развестись - хорошо. Если Рури и Сакура предпочтут остаться с ней, а не с Томео - отлично. Если при таком раскладе семья обретет счастье, то я не имею никакого права мешать. Что скажешь?..
- Скажу: слишком заманчиво для правды.
- Я говорю правду, клянусь! Дай мне возможность показать тебе, как я изменился.
- В смысле? - юноша глянул на часы, отмечая про себя утекающие минуты перерыва.
- Я... Мы с Анэко хотим стать частью вашей семьи. Позволь мне и твоей бабушке быть с тобой, с Кёко, с Рури и Сакурой...
- Почему ты спрашиваешь только меня? Спроси маму и близняшек, хотят ли они видеть тебя.
- Потому что ты дороже мне их всех вместе взятых.
Химмэль молча уставился на деда, испытывая противоречивые чувства. Он не верил Кисё Куроки - сама мысль о его намерении воссоединиться с "семьей", которую тот раньше стремился разрушить - внушала ему отвращение. Кому старый тираннозавр пытается соврать? Надел раскаивающуюся маску и рассчитывает обвести всех вокруг пальца? Будто внук не имел возможности много лет подряд любоваться на его истинное лицо!.. Однако, если подумать, предложение старика действительно прозвучало весьма заманчиво. Химмэль прекрасно знал, как сильно переживала мать из-за предстоящего судебного разбирательства, как боится за Рури и Сакуру. Могло ли такое случиться - Кисё Куроки вправду вознамерился исправиться? Нужно только сказать - "Хорошо, давай попробуем" - и у семьи одним махом пропадет целая куча проблем...
- Химмэ? - осторожно осведомился дед.
- Я подумаю, - уклончиво ответил сероглазый юноша. Он в один присест допил тоник и сообщил: - Перерыв кончился, мне пора.
- Позвони мне, когда... надумаешь.
- Хм... - хмыкнув и даже не поклонившись на прощание, Химмэль оставил кафе.
Последующие четыре недели жизни Химмэля походили на стремительную круговерть в барабане стиральной машины. В три часа ночи он и Югэн уезжали на съемочные площадки сериала, во второй половине дня они с группой либо торчали в студии, либо участвовали в кампаниях, устраиваемых CBL Records, а вечер двое юношей проводили в музыкальной комнате. И так шесть дней в неделю! На сон оставалось около трех часов в сутки.
Работа над сериалом была, пожалуй, самой нервозной. Съемки, как назло, начались не с самой удачной ноты: Амия Майо постоянно то опаздывала, то исчезала раньше положенного срока. Из-за нее Кента Минору вынужден был перекраивать рабочий график всей съемочной группы и актерского состава, дабы отсутствие ведущей актрисы не притормозило процесс создания сериала и не сорвало сроки выхода в телеэфир. Благодаря изнеженной девице, считающей, что она выше таких земных вещей как расписание, актеры мотались между Токио и Кавасаки с особенной частотой, отснимая сцены, в которых не требовалось ее присутствие. Естественно, ни о каких приятельских взаимоотношениях речи тут идти не могло - Амию Майо поголовно не могли терпеть все, начиная от младших технических ассистентов и заканчивая самим режиссером. Химмэль предпочитал не разговаривать с ней вне диалогов, предусмотренных сценарием. Югэн иногда говорил с ней, однако всегда предельно оскорбительно.
"Не будь ее семейка сварой богатеньких банкиров, выкинул бы визгливую дуреху к чертовой матери!" - то и дело ворчал себе под нос Минору.
Химмэль первые две недели только привыкал к сумасшедшему графику, страдая от невозможности покурить для поднятия настроения. Приходилось сидеть на кофе и сладостях, чтобы восполнять колоссальную потерю энергии. Югэн переносил неудобства с философской непринужденностью, всегда стараясь выглядеть веселым и бодрым. Разве что Химмэль догадывался, как тот на самом деле выматывается - стоило стартовать съемкам сериала, как Югэн перестал требовать от него секса. За прошедшие недели он всего лишь несколько раз поцеловал Химмэля, выловив его на съемочной площадке. Это все, на что шантажиста хватало в будние дни. Впрочем, даже в воскресенье - единственный выходной день для них - он не стремился зазвать любовника к себе в комнату. Обычно по воскресеньям Югэн с самого утра уезжал куда-то, а возвращался поздно вечером.
Наверное, следовало радоваться такому раскладу: Югэн прекратил - по крайней мере, на какое-то время - домогаться близости. Химмэль, однако, только раздражался. Если бы Югэн посвящал каждую свободную минуту в расписании тому же, что и он - то есть заваливался куда-нибудь и засыпал как убитый - то Химмэль еще понял бы. Но тот отнюдь не стремился восполнить недостаток сна, предпочитая тратить выходной день на что-то иное, нежели отдых, репетиция в музыкальной комнате или секс с Химмэлем.
"Куда он уезжает? На свидания? - гадал сероглазый парень. - И с кем же? С Оницурой Коидзуми? Или с какой-нибудь взрослой теткой, как рассказывал Касаги?"
Проклятье! До чего унизительно ревновать эту шлюху! Югэн столько всего натворил, он заслуживает презрения и ненависти, ему невозможно доверять - и при всем вышеперечисленном Химмэль сходит с ума по нему! При мысли о других любовниках Югэна, у парня возникало импульсивное желание избить его, растереть в пыль кулаками, уничтожить. Не смешно ли? Югэн поступил с ним как последний мерзавец, подставив, натравив банду уродов - всего лишь из-за того, что он осмелился вступиться за Тацу Мисору. А Химмэль, словно последняя на свете бесхребетная тварь, думает вовсе не о предательстве любовника - он, вопреки всему, поглощен своими сердечными переживаниями. Как ни старался он разобраться в себе, в чувствах, его попытки терпели фиаско. Югэн крепко опутал его липкой паутиной запретной связи, одурманил нектаром сексуальных удовольствий - и теперь он отчаянно трепыхается в любовных сетях, как пойманная хитрым пауком бабочка. Неопределенное, мучительное состояние...
Кисё Куроки добавлял перца в и без того беспокойную жизнь Химмэля. С тех пор как юноша согласился дать деду шанс стать частью новой семьи, тот регулярно появлялся в общежитии участников реалити-шоу - он вместе с Анэко привозил Рури и Сакуру к ним по воскресеньям. Так как Химмэль первую половину дня отсыпался, дед ждал, пока он проснется, стремясь перекинуться с внуком несколькими словами. Того маневры Куроки напрягали, как, впрочем, напрягали они и Ингу Фагъедира - который всякий раз встречал пожилого мужчину в штыки. Кёко же, обрадованная неожиданной уступчивостью отца, старалась сгладить острые углы, искала компромиссы.
"Не может быть, чтобы старик вдруг взялся за ум, - спорил с ней Ингу сердито. - Горбатого только могила исправит! Он наверняка что-то замышляет против нас, вот и прикидывается добряком, помяни мое слово. Химмэлю не стоило связываться с ним!"
"Ты не забыл, что он все еще мой отец? А Химмэль его родной внук? - не менее сердито возражала Кёко. - Да, он очень сложный человек, у него трудный характер. Но пойми, я не могу отказать ему вправе попытаться загладить вину..."
"Единственный способ для него загладить вину - исчезнуть из нашей жизни раз и навсегда! Я не желаю видеть его на своей территории".
"Ингу, ты все слишком усложняешь! Он пообещал не препятствовать моему разводу и девочки останутся на моем попечении, а не с Томео. Я хочу решить проблемы как можно безболезненно..."
"Не говори ерунды! Ты и без его благословения развелась бы, и мы через суд добились бы права опекать Рури и Сакуру. Не надо придавать Кисё Куроки чрезмерную значимость, он ее не заслужил. Вся его важность - это мыльный пузырь, ткни в него и он лопнет!"
Такие перепалки случались каждый раз после приезда деда. Химмэль чувствовал вину перед отцом из-за того, что пошел навстречу Куроки, и, вместе с тем, видел - матери стало легче на душе. Он оказался и прав и неправ в своем решении! Ингу отчитал его за легкомысленный шаг, а Кёко поблагодарила. Химмэль физически ощущал, как у него кипят мозги, готовые взорвать ему голову...
Слава богу, хоть с Касаги отношения не испортились! Как хорошо, что они решили остаться друзьями. В конце тяжелой четвертой недели, Тиэми - удрученный повсеместной занятостью Химмэля и тем, сколь мало они общаются - заставил его поехать в гости в родовое гнездо клана Касаги. Напрасно сероглазый юноша ныл, что хочет потратить единственный выходной на сон, тот с самого утра чуть ли не силой запихнул его в автомобиль и увез.
Особняк, принадлежавший клану, больше походил на императорский дворец или храм, таким огромным и помпезным он выглядел. Живущие в нем люди явно ни в чем не нуждались, напротив, скорее страдали от избытка материальных благ - ведь даже ручки на дверях в доме были отлиты из золота. Подобная роскошь невольно затмевала собою всё и вся. К тому же особняк казался слишком безлюдным, создавалось впечатление, что по нему можно бродить неделями и не встретить ни одной живой души. По словам Тиэми, вся семья редко собиралась вместе под одной крышей: сестры круглосуточно пропадали на тусовках, братья постоянно находились за границей, отец либо пропадал на службе, либо играл в гольф у подножия Фудзиямы. В день визита Химмэля дома находилась только мать Тиэми - госпожа Фусако Касаги.
- Тебе понравилось? - задал вопрос Касаги, закончив демонстрировать ему владения семьи.
- Жуткое место, - честно сказал Химмэль. - Как в фильме "Призрак дома на холме". Вот еще повесить над главной лестницей портрет злобного чувака с бакенбардами - и будет вообще один в один!
Тот от души расхохотался, выслушав его.
- Главное, не повтори этого при матери! - шутливо предупредил Тиэми, просмеявшись. - Она вложила душу в декор дома и не переживет критики.
Фусако Касаги, несмотря на пристрастие к косметическим процедурам и драгоценностям, осыпавшим ее с головы до ног, произвела на гостя приятное впечатление. При своем богатстве и положении в обществе, она совсем не зазнавалась и очень тепло отнеслась Химмэлю. Деньги не смогли изменить в ней самое главное - заложенную природой добродушную натуру, передавшуюся по наследству Тиэми.
- Спасибо, что помогли Тиэми и помешали исключить его из группы, - с благодарностью обратилась к юноше госпожа Касаги, когда сын отлучился ненадолго из гостиной, где они втроем чинно пили чай. - Не знаю, как бы он перенес исключение!
- Друзья должны помогать друг другу, - улыбнулся Химмэль ей.
- Не представляете, как я рада вашей дружбе! У Тиэми никогда не было друзей, он ни с кем не водился, всегда один да один, - женщина заботливо подлила чай в чашку гостя. - Я уж беспокоиться за него начала, ведь у него на уме только Мэрилин Монро, кикбоксинг и музыка! Его даже отец считает очень и очень странным. А я думаю, мой мальчик просто особенный...
"Особенный"...
На обратном пути Химмэль неотрывно смотрел на Касаги и размышлял над словами его матери. Тиэми и вправду особенный. Расти в невероятной роскоши - и стать таким отзывчивым, мягким, в чем-то стеснительным парнем... Не каждый сумел бы устоять перед развращающим влиянием богатства! Каким чистым должно быть его сердце, если в него не закралось и тени испорченности?
- У меня лицо испачкалось? - смущенный его пристальным взором, проговорил Тиэми. На всякий случай он провел ладонью по лбу и щекам, разыскивая гипотетическую грязь.
- Нет, просто смотрю на тебя, - тихо рассмеялся Химмэль.
- Зачем? - лицо парня стало заливаться румянцем.
Сероглазый юноша неопределенно качнул головой в ответ и тем самым смутил Касаги еще сильнее. Между ними вдруг возникла неловкость и Химмэль тут же пожалел о своем двусмысленном поведении, потому что они оба остро ощутили в этот миг, как отныне иллюзорны их подчеркнуто дружеские отношения. Те держатся лишь на нежелании одного смириться с признанием в любви и согласии другого свою любовь скрывать.
- Первая серия вашего сериала выходит на следующей неделе, так ведь? - сказал невпопад Касаги, неуклюже пытаясь сменить тему.
- Да. В четверг, в девять вечера.
- Самое рейтинговое время на ТВ!
- Угу.
Неловкость и не думала исчезать. Юноши отвернулись друг от друга и весь оставшийся путь проделали молча, глядя в окна.
- Мог бы предупредить меня заранее о том, как собираешься одеться! - вздохнула Кёко, поглядев на Ингу.
Тот решил, отправляясь в гости к Сибил Гэсиро, облачиться в джинсы, майку и клубный пиджак. Конечно, вид не слишком вызывающий, однако, по мнению Кёко, наряд Ингу никоим образом не котировался с ее темно-зеленым вечерним платьем, стоимостью в пять тысяч долларов. Выходит, она оделась для элегантного светского раута, а он - для молодежной вечеринки.
Ингу тоже разглядывал возлюбленную: ткань платья обтягивала Кёко как вторая кожа, выгодно очерчивая худощавый силуэт, а округлый вырез придавал ее груди и шее особенную нежность и хрупкость. Распущенные и ниспадающие по плечам волосы оттеняли жемчужно-белую кожу, делая ее похожей на эльфа или фею. Кёко никак нельзя было дать больше двадцати пяти лет - настолько свежо она выглядела, несмотря на шестнадцать лет несчастливого брака и душевных терзаний.
- Не переживай, милая, - рассмеялся сероглазый мужчина. - От меня никто не ждет смокинга и галстука-бабочки. А вот ты выглядишь превосходно, - он подкрался к ней и крепко обнял, касаясь губами ее волос. Кёко, стиснутая сильными руками, с удовольствием замурлыкала, тая в его объятиях.
- Знаешь... Мне кажется, как бы я не оделась, я все равно не смогу почувствовать себя своей в тамошнем обществе, - прошептала она.- Я большую часть жизни провела в роли домохозяйки, а тут вдруг затесалась в круг светских львиц...
- Что такого особенного в том, чтобы быть светской львицей? Пока ты смотришь на них глазами простого обывателя - они блестят и манят к себе. Но стоит тебе встать с ними на одну ступеньку, как весь лоск слезает с них, и ты начинаешь видеть их подлинные лица, - сказал Ингу с сарказмом. - Более скучных дамочек, чем светских львиц, не найти. Мужья и любовники содержат их для статуса, они вроде обязательного атрибута существования в высшем свете. Если копнуть поглубже, то обнаруживается, что все эти состоятельные мужики не бывают в спальнях своих содержанок неделями и месяцами, в то время как с удовольствием ухлестывают за так называемыми домохозяйками...
- Если я стану светской львицей, ты тоже заведешь себе домохозяйку на стороне? - надула тогда губы Кёко.
- Конечно, заведу! - ответил он непосредственно. - Надо же хоть иногда трахать тех баб, на которых реально встает, а не тех, кого одобряет высшее общество и модные тенденции.
- Как ты можешь говорить подобные гадости? - женщина с наигранным негодованием стукнула его кулачком по груди.
- Почему - гадости? Что тебя не устраивает, моя дорогая домохозяйка? - усмехнувшись, Ингу стал целовать Кёко, его руки шаловливо проползли по ее талии, опустились на ягодицы и принялись подтягивать ткань платья вверх. Она сдавленно захихикала, напоминая сейчас ученицу старших классов, на перемене в укромном уголке обжимающуюся с дружком. Якобы желая остановить поползновения, Кёко схватила мужчину за руки - при этом эротично покусывая его за губу. В конце концов, Ингу предложил: - Может, к чертям эту вечеринку? Давай лучше запремся в спальне: я, ты и бутылка текилы - получится неплохая групповушка.
- Нет уж! Нехорошо давать обещания, а потом их нарушать, - она вывернулась из его рук и наклонилась над туалетным столиком, поправить смазанную губную помаду.
- Можно подумать, ты пообещала привезти хлеб голодающим детям, - он приблизился к ней сзади и снова ухватил за бедра. - Пусть Гэсиро обойдется без нашего присутствия, ничего страшного не случится.
- Нет, нет, нет.
- Если хочешь, можно обойтись и без текилы. Сегодня я согласен на полную моногамию в отношениях.
Со смехом Кёко шлепнула его по рукам. Ингу обхватил ее талию руками, приподнял и - уподобляясь первобытному человеку, несущему в пещеру свою добычу - потащил ее из будуара в спальню. Та весело взвизгнула и принялась сопротивляться, прилагая для этого, впрочем, катастрофически мало усилий.
Рухнуть на постель в объятиях друг друга им не довелось - оказавшись в спальне они нашли на кровати Потрахуна фон Гитлера и двух кошек, жадно пожирающих огромного тунца, уворованного, судя по всему, из холодильника на кухне. Брызги, чешуя и внутренности щедро покрывали собой перину, не говоря уже о запахе сырой рыбы.
- Ах ты, лохматый негодяй! - заорал на собаку Ингу.
Пес, учуяв беду, закатил бешено глаза и, прыжком покинув постель, бросился прочь. Клео и Нефертити продемонстрировали немного больше выдержки - смотавшись из спальни деловитой трусцой, а не трусливым галопом. На ложе любви осталась одиноко лежать обглоданная рыба.
- Когда они успели ее сюда притащить? - удивилась Кёко, брезгливо косясь на останки.
- Это ж надо - устроиться жрать прямо на постели! Запороли начало многообещающего сексуального рандеву! - пробормотал сероглазый мужчина, обернувшись в сторону гостиной, он опять начал орать: - Я с вас шкуру спущу, безмозглые создания! Из тебя, Потрахун, я сделаю воротник для сценического костюма, а кошарам отрублю головы и буду использовать их как пресс-папье!
- Перестань, - ласково одернула его женщина и притянула к себе, желая наградить поцелуем.
Их губы не успели соприкоснуться. В гостиную вошел один из телохранителей с докладом - автомобиль подан и ждет их у крыльца. Ингу чертыхнулся. Кёко в утешение чмокнула его в щеку и, захватив меховую накидку, все же заставила возлюбленного поехать на вечеринку Сибил Гэсиро.
В дороге она, прижимаясь к его плечу, отдалась течению своих мыслей. Какие причудливые витки совершает судьба порою! Когда-то она полагала, что уже никогда не сможет полюбить, открыть сердце мужчине, так глубоки были ее сердечные раны. Однако Ингу вернулся в ее жизнь самым невероятным образом - вместе с ним возвратилась их любовь, пережившая шестнадцатилетнюю разлуку. Рядом с ним все менялось - все приобретало новые оттенки. Кёко словно заново открывала для себя мир, находя в нем еще столько неизведанного, что ожидало ее внимания.
За годы замужества она почти забыла, что такое страсть. Деля постель с Томео Нацуки, Кёко лишь исполняла супружескую обязанность, не привносящую в ее жизнь ничего кроме скуки. После секса с Томео она испытывала непреодолимое желание помыться, но даже обжигающий душ не мог избавить ее от чувства гадливости и собственной беспомощности. К счастью, муж даже в молодости не обладал донжуановским либидо и не слишком часто требовал от нее близости, а после шестнадцати лет брака, он вообще стал больше походить на бесполое создание, озабоченное только прибылью в лавке и исполнением капризов дочерей. Кёко жила подле него, запертая в пентхаузе, все еще полная жизненных сил и нереализованных желаний. Несмотря на все оковы, в которые ее заковали муж и отец, где-то внутри она продолжала оставаться пылкой натурой, способной любить страстно и безоглядно. Воспоминания о недолгом счастье с Ингу терзали ее, усугубляя ощущение неполноценности - все вокруг только подчеркивало ее потерю.
Когда они с Ингу впервые после долгой разлуки остались наедине, Кёко растерялась - испытав почти девственный страх перед его прикосновениями. Что, если она уже разучилась чувствовать как раньше и не сможет ответить на желание любимого мужчины? Вдруг годы тягостного сожительства с Томео, превратили ее в ужасную зануду, способную только лежать бревном в постели?..
Ингу рассеял все ее страхи и сомнения самым действенным способом - просто уронил ее в кровать и занялся с ней сексом. Получилось восхитительно. Все - поцелуи, ласки, самые незначительные прикосновения - воспринималось с новым вкусом. Тело Кёко пробудилось ото сна, отзываясь каждым нервным окончанием на влечение Ингу. Они желали друг друга с чувственностью молодых влюбленных.
"Разве могла я испытать что-то подобное с другим? - думала она с нежностью. - Нет, мне нужен только Ингу. Только он".
Особняк Сибил Гэсиро, расположившийся на одной из узких улочек Симбаси, в этот вечер огнями - и был взят в окружение целым взводом секьюрити, стороживших каждый сантиметр пространства подле дома. В холле Ингу и Кёко встретил распорядитель вечера - представительный пожилой мужчина в смокинге и дежурной улыбкой на лице.
- Рад вас приветствовать почетных гостей, - вежливо раскланявшись перед гостями, произнес он.
Кёко, очарованная изобилием мрамора и хрусталя, вслух восхитилась внутренним убранством особняка, а Ингу, привыкший к кричащей роскоши, остался равнодушным. В одном из коридоров раздался поспешный топот и в холл влетел Кей Ясумаса, восклицая: "Они приехали? Приехали?" Завидев своего кумира и его спутницу, молодой человек резко притормозил, поправил прическу и пиджак, после чего спокойным шагом преодолел оставшееся расстояние.
- Добрый вечер, господин Фагъедир, госпожа Нацуки! - сказал он, согнувшись в поклоне. - Позвольте проводить вас к столику!
Ингу бросил выразительный взгляд на Кёко: "Я же говорил, он в меня влюблен".
- Сегодня вы главные гости вечера, - вещал Кей по пути в банкетный зал. - Ваши места за столиком Госпожи Гэсиро.
- Какая честь для нас, - с иронией прокомментировал Фагъедир.
Банкетный зал был оформлен тяжеловесно, с английским уклоном: тяжелые портьеры с золочеными кистями на высоких окнах, громоздкие люстры на украшенном орнаментом и лепниной потолке, антикварная мебель викторианской эпохи, а также официантки в строгой черной униформе с белыми передниками. Официантки, в отличие от всего прочего, Ингу понравились.
- Как в любимом порнофильме, - заметил он игриво, за что получил от Кёко легкий тычок.
В дальнем конце зала, находясь на невысокой сцене, тянула, под аккомпанемент ансамбля, незатейливую песню хорошенькая певица. В свободном пространстве перед сценой под музыку лениво переступали с ноги на ногу танцующие пары. Люди за столиками громко разговаривали между собой, смеялись, наслаждаясь угощением и выпивкой. Хозяйка вечера сидела за длинным столом, стоящим неподалеку от танцплощадки.
Сибил Гэсиро, завидев Кёко и Ингу, поспешно поднялась навстречу желанным гостям. Яркий свет, падающий от хрустальных люстр, не играл ей на руку - такое освещение разоблачало ее истинный возраст, высвечивало кожу женщины, обнаруживая морщинки на лице и тщательно маскируемую дряблость шеи. Впрочем, точеная фигура и умение выгодно подавать себя окупали возрастные огрехи.
- Почему же не приехал ваш замечательный сынок? - осведомилась у Кёко президент CBL Records, закончив приветствия.
- Он отказался, сказал - занят и каждая минута у него на счету.
- Тоже верно. Мне всегда нравилось его чувство ответственности! - женщина расплылась в двусмысленной улыбке, затем поинтересовалась: - Химмэль когда-нибудь рассказывал, как мы с ним познакомились?
- Нет, - ответила мать Химмэля, не скрывая своего беспокойства.
А как тут не беспокоится? Сибил Гэсиро встречается с парнем, младше себя на двадцать пять лет! Что, если она и на Химмэля положила глаз? Ее мальчик, конечно, не из тех, кого можно взять голыми руками, но и Гэсиро, судя по всему, поднаторела в искусстве совращения юношей! Подозрения на ее счет тлели в Кёко с того самого вечера в ресторане "Сатурн".
- Однажды дворецкий по моему распоряжению сделал заказ на кубинские сигары в табачной лавке. В тот же день я устраивала вечеринку в своем доме, и, когда курьер из лавки прибыл, дворецкий был слишком занят, чтобы выйти к нему. Тем курьером оказался Химмэль. До сих пор не знаю, почему он заявился в мой дом в мундире с позументами. Как-нибудь я спрошу его об этом, будет забавно, - неторопливо раскуривая сигару, стала рассказывать Гэсиро. - Суть в том, что конферансье перепутал его с опаздывающим солистом ансамбля и, не дав объясниться, вытолкнул на сцену. Любой другой человек в такой ситуации растерялся бы - но только не наш Химмэль. Он встал у микрофона и начал петь! Да как петь - все были сражены наповал! Помню, я слушала его с разинутым ртом и думала: "Что такой голос и столь красивое личико делает в каком-то дешевом ансамбле?!" Но самый шок мы испытали, когда на сцене появился-таки настоящий солист ансамбля! Знаете, как Химмэль ответил на мой вопрос о том, кто он такой?
- И как же? - попивая виски со льдом, спросил Ингу.
- Он поклонился и сказал: "Я курьер! Пользуясь моментом, желаю узнать, кто здесь заказывал кубинские сигары?"
Фагъедир расхохотался, живо нарисовав в воображении эту сцену. Кёко тоже не устояла перед комичностью момента и улыбнулась. Кей, доселе молчаливо сидевший за столом, сдавленно прыснул в кулак. Сибил Гэсиро, от души посмеявшись, промокнула глаза салфеткой и продолжила:
- Как понимаете, устоять перед Химмэлем было просто невозможно. Он сразил меня наповал! Необыкновенный юноша. Я сразу же предложила ему работать в CBL Records - а он, представьте себе, отказался да еще и нагрубил! Мне пришлось побегать за ним, поуговаривать, прежде чем он согласился участвовать в шоу. Надо сказать, его упрямство равняется его таланту!
- Эта горючая смесь у него от меня, - без излишней скромности вставил Ингу.
- Ни секунды не сомневаюсь, - весело согласилась с ним Гэсиро.
К их столику с важностью приблизились новоприбывшие гости: супружеская чета и их сын, в котором Кёко признала одного из ведущих ток-шоу "Заводной мармелад" - Оницуру Коидзуми. Для них также были предназначены почетные места за главным столом.
- Весьма рад знакомству, - с чопорностью поздоровался с Ингу и Кёко мужчина, представленный им как Рейо Коидзуми. - Это моя жена - Нанами Коидзуми. И сын - Оницура.
Он был немного выше среднего роста, широкоплечий и крепко сбитый. Кожа смуглая, лицо можно посчитать привлекательным, если б не застывшее на нем выражение властности, портившее все приятное впечатление от его внешности. Жена господина Коидзуми выглядела под стать супругу: миловидная на первый взгляд, но какая-то блеклая женщина, с застывшим высокомерием на старательно замазанном макияжем лице. Их сын держал себя попроще - карьера в шоу-бизнесе, где высоко ценится коммуникабельность и демократия, наложила на него отпечаток, не позволяя стать полной копией родителей.
Кёко встала и отдала дань хорошим манерам, поклонившись. Фагъедир пренебрежительно отсалютовал им стаканом со спиртным и не сделал попытки хотя бы сказать что-нибудь приятное им. Поведение, несомненно, оскорбительное для японцев, ну а для состоятельных японцев, привыкших к показательной церемониальности - тем более. Физиономии четы Коидзуми окончательно окаменели, став почти карикатурными.
- Господин Коидзуми очень преуспевающий и влиятельный бизнесмен, который, к тому же, в ближайшем будущем планирует баллотироваться на пост мэра, - постаралась сгладить возникшее напряжение, Сибил Гэсиро. - Так же он владеет акциями CBL Records, выступая спонсором некоторых культурных мероприятий. Для меня большое удовольствие курировать карьеру его сына...
- Теперь понятно, почему его держат в агентстве, - зевнул Ингу, демонстрируя смертельную скуку.
- О чем вы? - нервно засмеялся Оницура, уязвленный в самое сердце его словами.
- Я слышал, как ты поёшь. С твоими-то вокальными данными и умением попадать в ноты... Но если папочка держит пакет акций, то почему и бы нет? Могу поспорить, вы, господин Коидзуми, для того и прикупили акции, чтобы исполнить заветную мечту амбициозного сынишки.
- Ингу! - покраснев от неловкости, Кёко предостерегающе сжала локоть возлюбленного.
- Что вы себе позволяете? - потемнев от переполняющего его гнева, выдавил Рейо Коидзуми.
- Всего лишь озвучиваю свои мысли.
Кей Ясумаса и Сибил Гэсиро встревожено переглянулись, осознав, как опрометчиво они поступили, пригласив безбашенную личность вроде Ингу Фагъедира на приличное мероприятие. Тот с невозмутимым видом облил грязью уважаемого человека и спонсора в одном лице! Кёко пнула под столом скандалиста и, послав извиняющуюся улыбку семейству Коидзуми, потребовала от него немедленно пригласить ее на танец.
- С превеликим удовольствием, любимая, - ответил Ингу ей.
На танцплощадке она, цедя слова сквозь зубы, принялась отчитывать его - напоминая, что они находятся в гостях и эти люди не сделали ему ровным счетом ничего дурного. Зачем говорить им в лицо подобные вещи? Мысли у всех в голове витают разные, к чему их озвучивать? Слово ведь не воробей!
- Мне скучно, - вот что он привел в качестве оправдания.
- Мы здесь каких-то полчаса!
- Да я сейчас подохну от скуки! Почему мы не остались дома и не занялись сексом?
- Сексом мы заняться еще успеем, а вот загладить вину перед Коидзуми...
- Какая, на хрен, вина? Я не виноват, - возмутился Ингу.
- У нас не принято говорить в лицо свои мысли! Это Япония, а не Штаты! Тут необходимо взвешивать каждое слово, прежде чем озвучишь его. Да, это нудно. Да, тебя это раздражает. Но это часть мировоззрения японцев!
- Пусть этот индюк засунет свое мировоззрение в жопу. Мне насрать.
- Не смей включать пофигиста в разговоре со мной! - почти зарычала Кёко, на автомате двигаясь вместе с ним в такт неторопливой музыке.
- Хорошо, не буду. Только не жди, что я пойду извиняться.
Женщина издала страдальческий стон. Чертово упрямство Ингу! Он и вправду не сдвинется с места, раз принял такое решение. И как теперь поступить? Взять и уехать? Или остаться, несмотря на произошедшее? Нет, лучше уехать, иначе Ингу вновь отколет какой-нибудь номер!..
- Черт с ней, с вечеринкой! Давай вернемся домой и займемся сексом, - заявила она. - Хоть вечер не пропадет зря.
- Супер! - сверкнул голливудской улыбкой сероглазый мужчина. - Валим отсюда.
Пока Кёко дожидалась служанку, отправившуюся в гардероб за меховой накидкой, Ингу отлучился в туалет. Еще на подходах к уборной, он ощутил характерный сладковатый запах, идущий из-под двери. Похоже, кто-то из гостей на великосветском вечере баловался травкой! Войдя, он обнаружил там Хидэ Сато, сидящего на крышке унитаза в одной из кабинок - тот горько рыдал и накуривался одновременно.
- Простите за мой вид... Я хотел... Вернее, я надеялся побыть один, - сбивчиво забормотал Сато, рукавом дорогого пиджака вытирая лицо. - Прошу, не обращайте на меня внимания, не стоит...
- Что за горе? - поинтересовался Ингу, справляя нужду в писсуар.
- Какая разница... Вам меня не понять, я и сам себя понять не могу...
- Баба виновата?
- Все настолько очевидно? Проклятье мое... - Сато снова залился слезами, потом приложился к косячку. - Она иссушила мое сердце, измучила мою душу, свела с ума! Я ненавижу ее - и не могу без нее жить! Она не хочет ни видеть, ни слышать меня... У меня нет возможности попытаться объясниться с ней. Феникс, Феникс, почему ты так жестока?
- А, ты бывший парень Феникс, я и забыл! - усмехнулся Фагъедир. Сполоснув руки в раковине, он подошел к несчастному Сато. - Что ж ты не сделал ей предложение руки и сердца? Она бы оценила.
- Не все в жизни так просто...
- Это любимая отговорка неудачников.
- Я неудачник, выходит? Хотя, наверное, да, - страдалец громко шмыгнул носом и протянул косячок Ингу. Тот, немного поколебавшись, принял эстафету, с блаженством затянувшись наркотическим дымом несколько раз, потом вернул его. Сато, пытаясь успокоиться, признался с надрывом: - Я был женат однажды. Мы прожили вместе восемь месяцев и разошлись. После той стервы я возненавидел женщин! Решил для себя: ими можно пользоваться, но упаси бог впустить еще раз какую-нибудь сучку в сердце... Я все равно оказался в дураках - влюбился. Я ничего не мог поделать, Феникс пленила меня с первого взгляда. Нам так хорошо было вместе! Если б только не ее навязчивая идея выйти замуж...
- Тебе не приходило в голову, что она не просто хотела выйти замуж, а выйти замуж именно ЗА ТЕБЯ? - подождав, пока он затянется, Ингу опять взял у него дымящуюся самокрутку с марихуаной.
- Не приходило, - заторможено проговорил Сато.
- Так пошевели мозгами сейчас.
- Ты... Вы... Ты даешь мне совет? Сам с ней встречался, а сейчас раздаешь добрые советы?
- Я не встречался с Феникс, мы с ней друзья, - снисходительно парировал собеседник. - А вот ты представлял для нее определенный интерес.
- Хочешь сказать, она любила меня? - у мужчины, несмотря на слезы, на щеках проступил румянец.
- Почему "любила"? Уверен - все еще любит.
- Но она избегает меня!
- Конечно, ты ведь тормозной придурок, - рассмеялся Ингу, приканчивая самокрутку последней глубокой затяжкой. С сожалением выкинув остатки косяка в унитаз, он ободряюще потрепал Сато по плечу: - Подбери сопли, чувак. Достанешь мне еще такой же хорошей травки - так и быть, помогу тебе поймать Феникс в любовные силки.
______________________
_______ 11 _______
- Ваш заказ, господин, - официантка поставила на столик чашку с чаем.
Кисё Куроки неторопливо пригубил дымящийся напиток, задумчиво оглядывая немногочисленных посетителей небольшого служебного кафе, устроенного в глубине здания CBL Records.
В десять утра здесь сидели несколько юношей и девушек модельной внешности, лениво вертящие в руках мобильники и попивающие газированные напитки - кто-то из них работал в агентстве, кто-то дожидался прослушивания. Это место - не только кафе, а все здание целиком - было насыщено особым ароматом молодости. Кажется, от самих стен шли особенные флюиды, сообщающие присутствующим, что тут единолично царствует культ юности и красоты - а жрецами этого культа являлась многочисленная молодежь, наполняющая собой коридоры, залы, лестничные пролеты, лифты, вестибюли и кафе.
Молодость с острым запахом денег - вот чем пахло в логове Сибил Гэсиро.
Господин Куроки закурил сигарету, продолжая искоса смотреть на парней и девушек за соседними столиками. Их облик, безусловно, привлекал к себе внимание: правильные черты лица, стройное телосложение, стильные прически и, конечно, броская одежда. Для них сексуальность не представляла запретного плода - скорее они желают олицетворять для прочих тот самый соблазнительный "запретный плод". Сопляки как будто пытаются примерить на себя родительскую одежду, которая катастрофически им велика. В утренний час их ровесники сидят за партами в старшей школе или слушают лекции в университете, в то время как эти легкомысленные создания предпочли учебе и стабильному будущему вот такой цирк!
А Химмэль? Его Химмэль? Вздорный мальчишка только рад оказаться в подобном сообществе, где его окружают одни отбившиеся от рук бездари, сорвиголовы и невежи! При первом удобном случае он бросил старшую школу, пожертвовав образованием во имя карьеры в реалити-шоу - разрушив все чаяния деда, мечтавшего привить ему хоть толику чисто японского благоразумия.
Того едва удар не хватил, когда он узнал об участии внука в проекте "Showboys". Кёко схитрила и сообщила ему новость только после как Химмэль прошел первый отборочный тур и уехал на съемки в Фудзиномию. Кисё Куроки пришел в негодование, оскорбленный попустительством дочери - и чуть было не решился ехать в Токио, чтобы вразумить и Кёко и Химмэля. Но жена отговорила его от импульсивного шага.
"Химмэ и в Симоносеки занимался музыкой, разве нет? Даже ты не мог запретить ему шататься с друзьями по барам и давать концерты! Что уж говорить о Кёко? - мягко сказала тогда Анэко Куроки. - Ты можешь только обидеть Химмэ, начав сейчас критиковать его. Может, пришло время дать ему больше самостоятельности?"
"Можно подумать, раньше он был домашним ребенком и во всем слушался нас!" - хмуро ответил он.
"У него нелегкий характер, да. Именно поэтому нам сейчас не стоит мешать ему, он должен понять, что мы не враги ему! Хватит воевать с ним, Кисё, это все равно бессмысленно, - убеждала его супруга. - Почему бы не перестать сердиться на Химмэ и постараться вновь стать семьей? Давай переедем жить в Токио. Так мы будем ближе к Химмэ и сможем следить за его судьбой".
Мысль жены показалась Кисё Куроки удачной. Вряд ли внук когда-нибудь изъявит желание приехать в Симоносеки погостить, а жизнь вдали от него превратилась в тягостное и унылое существование. Никогда раньше дни не тянулись так долго, а вечера не бывали так скучны! Дом казался пустым и мертвым без Химмэля. Господин Куроки сам себе боялся признаться в том, насколько сильно он тоскует по внуку, до чего ему не хватает присутствия этого сероглазого дьяволенка, пятнадцать лет подряд привносившего хаос в его жизнь...
Он решил продать дом в Симоносеки и осенью вместе с женой переехать в Токио. Теперь по вечерам они с Анэко смотрели выпуски реалити-шоу, следя за приключениями Химмэля во время различных испытаний. Упорство юноши, его стремление стать лучшим из лучших, восхищали Кисё в глубине души. Он переживал, увидев в одном из выпусков падение Химмэля с танцевальной платформы - а затем гордился им, когда тот на следующий же день продолжил тренироваться наравне с соперниками. Ему больше не казалось такой ужасной перспектива увидеть внука эстрадной звездой, при условии, что мальчишка получит-таки образование...
Кёко сказала ему, что Химмэль, несмотря на съемки, продолжает учиться в старшей школе. И он ей поверил - за что впоследствии нещадно себя корил. Все раскрылось после звонка Томео Нацуки, который сообщил шокирующие вести: Химмэль жестоко избит какой-то бандой и госпитализирован. Чета Куроки тут же выехала в столицу. Приехав, они узнали от Томео еще кое-что возмутительное - Химмэль уже несколько месяцев не посещает старшую школу. Будь Кёко рядом в тот момент, то отец в порыве ярости задушил бы ее собственными руками!
В сложившейся ситуации Кисё Куроки видел только один способ спасти будущее Химмэля - это увезти его обратно в Симоносеки и взять под полный свой контроль. Заставить его доучиться в школе, поступить в университет, словом, превратить его в приличного человека, который сможет найти себе достойное занятие в жизни. Внук, узнав, что дед собирается забрать его в Симоносеки, вполне предсказуемо встал на дыбы. Этого следовало ожидать от упрямого мальчишки! Но вот к чему Куроки оказался совершенно не готов, так это к бунту дочери - Кёко, вопреки ожиданиям, отказалась вернуть ему право опекунства над Химмэлем. Паршивка после многих лет покорности решила показать норов, задавить который в ней так и не удалось, несмотря на все усилия.
И к чему же привела цепочка событий? Откуда ни возьмись, объявился Ингу Фагъедир и отнял у Кисё Куроки хотя бы призрачную надежду на возвращение опекунства над Химмэлем. Теперь, благодаря богатому отцу, внук и вовсе оказался в недосягаемости для деда. И тому оставалось лишь безуспешно биться о стену, ограждавшую его от Химмэля, как рыбе об лед. С горечью он осознавал: неважно, что он предпримет, вернуть внука ему не удастся, если только...
"Если только он сам не согласится назвать вас своим опекуном, господин Куроки. Это единственный верный способ. Но для этого вы должны сделать вот что: вы должны убедить Химмэля и его ближайшее окружение перестать воспринимать вас как врага. Только так мы можем подобраться к ним достаточно близко, чтобы осуществить план".
В кафе вошел пружинистой походкой сероглазый юноша. Одетый в треники, майку и накинутую сверху спортивную кофту, он - выглядя разгоряченным и слегка уставшим - производил впечатление человека недавно закончившего оздоровительную пробежку. Попросив у официантки лимонный тоник, Химмэль присел за столик деда, холодно кивнув ему в знак приветствия.
- Занимался спортом? - спросил Куроки, не зная, с чего начать разговор.
- Нет. Отрабатывал с хореографом и кордебалетом танцевальный номер для сериала, - пожал плечами Химмэль. Получив банку с тоником, он вскрыл ее и с удовольствием приложился к напитку. Потом без обиняков поинтересовался: - Так зачем ты хотел увидеть меня? Говори быстрее, у меня перерыв всего пятнадцать минут.
Кисё Куроки, задетый за живое, не смог скрыть раздражения:
- Мог бы подыскать для меня более подходящее время, а не короткий перерыв между вашими танцульками.
- А зачем? - Химмэль нарочно не обратил внимания на сердитый упрек деда. - Разве ты можешь сказать мне что-нибудь новое? Если нет, то времени хватит с головой.
- Почему же?
- Потому что я все твои наезды знаю наизусть.
Кисё Куроки отвел взгляд и снова прикурил, почувствовав отвратительную резь в сердце. Внешне пожилой мужчина сохранил спокойствие, хотя внутри у него поднялся ураган чувств. Внук довольно ощутимо кольнул его! Химмэль не забыл жестких методов воспитания, воспоминания о пережитых телесных наказаниях прочно засели в нем, о чем юноша не преминул напомнить деду.
Тот, уязвленный, собирался осадить внука, напомнить ему об уважении к старшим - но передумал. Сейчас, после всех произошедших событий, он уже сожалел, что обращался с малолетним внуком излишне строго - избери он более мягкую стратегию воспитания, Химмэль не сбежал бы от него. Да, это был педагогический прокол Кисё Куроки! Что поделать, сия истина открылась ему слишком поздно, когда он уже лишился внука. Покуда же Химмэль находился рядом, он и не пытался задуматься о том, любит ли его, нуждается ли в нем... Тогда им руководили оскорбленная гордость и гнев! Сам факт существования Химмэля выводил Куроки из себя, каждый день напоминая ему о позоре их семьи. А мальчишка, как назло, рос непокорным и никак не мог стать тихим и незаметным, дабы меньше бесить своего деда. Он все, абсолютно все делал ему назло! Получал за это тумаки и затрещины, однако и не думал успокаиваться - чем чаще Куроки бил его, тем больше неприятностей Химмэль старался учинить. Сероглазый упрямец сопротивлялся ему как мог и, в конце концов, победил, устроив фальшивую сцену самоубийства.
- Я пришел отнюдь не для ссоры, - старательно выбирая слова, проговорил Кисё Куроки. - В наших с тобой отношениях было слишком много ссор, не находишь? Может, пора остановиться?
- Не я это начал, - пожал плечами юноша.
- Значит, считаешь во всем виноватым лишь меня? - внук красноречиво промолчал в ответ и мужчина в очередной раз едва не взорвался от ярости. Огромным усилием воли господин Куроки заставил себя говорить дальше негромко и размеренно: - Хорошо, пусть так, Химмэ, я виноват перед тобой. Я очень ошибался, поступая с тобой излишне... строго.
"Строго"...
На щеках юноши обозначились желваки, у него зачесался язык обозвать его мудаком. Дед считает то, что делал, всего лишь излишней строгостью? Да если б у Химмэля на глазах взрослый мужик начал лупить ребенка с такой же яростью, с какой его самого избивал дед, то он бы не задумываясь переломал мерзавцу руки. А для Кисё Куроки это всего лишь "строгость", то есть нечто простительное.
- Хватит говорить всякое дерьмо, надоело слушать! Какого хрена ты приперся сюда? - ощетинившись, грубо задал вопрос Химмэль.
- Не хами мне! - лицо деда начала заливать желчь, свидетельствующая о крайнем возмущении.
- Хорошо, дорогой дедуля. Хамить не буду, - он встал из-за стола. - Приятно было повидаться.
- Химмэ, подожди! Не уходи, - воскликнул Кисё Куроки, спохватившись. - Я всего лишь хотел сказать, что сожалею...
- Веришь или нет, но мне наплевать.
- Еще я хотел сообщить о своем решении не вмешиваться в развод Кёко и не давить на суд в отношении Рури и Сакуры!
Химмэль удивленно воззрился на него, не веря своим ушам: с чего дед вдруг вздумал уступить позиции? Откуда подобная блажь?
- Может быть, теперь ты поверишь мне? - ободренный его реакцией, закинул удочку господин Куроки. - Раз уж Кёко хочет развестись - хорошо. Если Рури и Сакура предпочтут остаться с ней, а не с Томео - отлично. Если при таком раскладе семья обретет счастье, то я не имею никакого права мешать. Что скажешь?..
- Скажу: слишком заманчиво для правды.
- Я говорю правду, клянусь! Дай мне возможность показать тебе, как я изменился.
- В смысле? - юноша глянул на часы, отмечая про себя утекающие минуты перерыва.
- Я... Мы с Анэко хотим стать частью вашей семьи. Позволь мне и твоей бабушке быть с тобой, с Кёко, с Рури и Сакурой...
- Почему ты спрашиваешь только меня? Спроси маму и близняшек, хотят ли они видеть тебя.
- Потому что ты дороже мне их всех вместе взятых.
Химмэль молча уставился на деда, испытывая противоречивые чувства. Он не верил Кисё Куроки - сама мысль о его намерении воссоединиться с "семьей", которую тот раньше стремился разрушить - внушала ему отвращение. Кому старый тираннозавр пытается соврать? Надел раскаивающуюся маску и рассчитывает обвести всех вокруг пальца? Будто внук не имел возможности много лет подряд любоваться на его истинное лицо!.. Однако, если подумать, предложение старика действительно прозвучало весьма заманчиво. Химмэль прекрасно знал, как сильно переживала мать из-за предстоящего судебного разбирательства, как боится за Рури и Сакуру. Могло ли такое случиться - Кисё Куроки вправду вознамерился исправиться? Нужно только сказать - "Хорошо, давай попробуем" - и у семьи одним махом пропадет целая куча проблем...
- Химмэ? - осторожно осведомился дед.
- Я подумаю, - уклончиво ответил сероглазый юноша. Он в один присест допил тоник и сообщил: - Перерыв кончился, мне пора.
- Позвони мне, когда... надумаешь.
- Хм... - хмыкнув и даже не поклонившись на прощание, Химмэль оставил кафе.
Последующие четыре недели жизни Химмэля походили на стремительную круговерть в барабане стиральной машины. В три часа ночи он и Югэн уезжали на съемочные площадки сериала, во второй половине дня они с группой либо торчали в студии, либо участвовали в кампаниях, устраиваемых CBL Records, а вечер двое юношей проводили в музыкальной комнате. И так шесть дней в неделю! На сон оставалось около трех часов в сутки.
Работа над сериалом была, пожалуй, самой нервозной. Съемки, как назло, начались не с самой удачной ноты: Амия Майо постоянно то опаздывала, то исчезала раньше положенного срока. Из-за нее Кента Минору вынужден был перекраивать рабочий график всей съемочной группы и актерского состава, дабы отсутствие ведущей актрисы не притормозило процесс создания сериала и не сорвало сроки выхода в телеэфир. Благодаря изнеженной девице, считающей, что она выше таких земных вещей как расписание, актеры мотались между Токио и Кавасаки с особенной частотой, отснимая сцены, в которых не требовалось ее присутствие. Естественно, ни о каких приятельских взаимоотношениях речи тут идти не могло - Амию Майо поголовно не могли терпеть все, начиная от младших технических ассистентов и заканчивая самим режиссером. Химмэль предпочитал не разговаривать с ней вне диалогов, предусмотренных сценарием. Югэн иногда говорил с ней, однако всегда предельно оскорбительно.
"Не будь ее семейка сварой богатеньких банкиров, выкинул бы визгливую дуреху к чертовой матери!" - то и дело ворчал себе под нос Минору.
Химмэль первые две недели только привыкал к сумасшедшему графику, страдая от невозможности покурить для поднятия настроения. Приходилось сидеть на кофе и сладостях, чтобы восполнять колоссальную потерю энергии. Югэн переносил неудобства с философской непринужденностью, всегда стараясь выглядеть веселым и бодрым. Разве что Химмэль догадывался, как тот на самом деле выматывается - стоило стартовать съемкам сериала, как Югэн перестал требовать от него секса. За прошедшие недели он всего лишь несколько раз поцеловал Химмэля, выловив его на съемочной площадке. Это все, на что шантажиста хватало в будние дни. Впрочем, даже в воскресенье - единственный выходной день для них - он не стремился зазвать любовника к себе в комнату. Обычно по воскресеньям Югэн с самого утра уезжал куда-то, а возвращался поздно вечером.
Наверное, следовало радоваться такому раскладу: Югэн прекратил - по крайней мере, на какое-то время - домогаться близости. Химмэль, однако, только раздражался. Если бы Югэн посвящал каждую свободную минуту в расписании тому же, что и он - то есть заваливался куда-нибудь и засыпал как убитый - то Химмэль еще понял бы. Но тот отнюдь не стремился восполнить недостаток сна, предпочитая тратить выходной день на что-то иное, нежели отдых, репетиция в музыкальной комнате или секс с Химмэлем.
"Куда он уезжает? На свидания? - гадал сероглазый парень. - И с кем же? С Оницурой Коидзуми? Или с какой-нибудь взрослой теткой, как рассказывал Касаги?"
Проклятье! До чего унизительно ревновать эту шлюху! Югэн столько всего натворил, он заслуживает презрения и ненависти, ему невозможно доверять - и при всем вышеперечисленном Химмэль сходит с ума по нему! При мысли о других любовниках Югэна, у парня возникало импульсивное желание избить его, растереть в пыль кулаками, уничтожить. Не смешно ли? Югэн поступил с ним как последний мерзавец, подставив, натравив банду уродов - всего лишь из-за того, что он осмелился вступиться за Тацу Мисору. А Химмэль, словно последняя на свете бесхребетная тварь, думает вовсе не о предательстве любовника - он, вопреки всему, поглощен своими сердечными переживаниями. Как ни старался он разобраться в себе, в чувствах, его попытки терпели фиаско. Югэн крепко опутал его липкой паутиной запретной связи, одурманил нектаром сексуальных удовольствий - и теперь он отчаянно трепыхается в любовных сетях, как пойманная хитрым пауком бабочка. Неопределенное, мучительное состояние...
Кисё Куроки добавлял перца в и без того беспокойную жизнь Химмэля. С тех пор как юноша согласился дать деду шанс стать частью новой семьи, тот регулярно появлялся в общежитии участников реалити-шоу - он вместе с Анэко привозил Рури и Сакуру к ним по воскресеньям. Так как Химмэль первую половину дня отсыпался, дед ждал, пока он проснется, стремясь перекинуться с внуком несколькими словами. Того маневры Куроки напрягали, как, впрочем, напрягали они и Ингу Фагъедира - который всякий раз встречал пожилого мужчину в штыки. Кёко же, обрадованная неожиданной уступчивостью отца, старалась сгладить острые углы, искала компромиссы.
"Не может быть, чтобы старик вдруг взялся за ум, - спорил с ней Ингу сердито. - Горбатого только могила исправит! Он наверняка что-то замышляет против нас, вот и прикидывается добряком, помяни мое слово. Химмэлю не стоило связываться с ним!"
"Ты не забыл, что он все еще мой отец? А Химмэль его родной внук? - не менее сердито возражала Кёко. - Да, он очень сложный человек, у него трудный характер. Но пойми, я не могу отказать ему вправе попытаться загладить вину..."
"Единственный способ для него загладить вину - исчезнуть из нашей жизни раз и навсегда! Я не желаю видеть его на своей территории".
"Ингу, ты все слишком усложняешь! Он пообещал не препятствовать моему разводу и девочки останутся на моем попечении, а не с Томео. Я хочу решить проблемы как можно безболезненно..."
"Не говори ерунды! Ты и без его благословения развелась бы, и мы через суд добились бы права опекать Рури и Сакуру. Не надо придавать Кисё Куроки чрезмерную значимость, он ее не заслужил. Вся его важность - это мыльный пузырь, ткни в него и он лопнет!"
Такие перепалки случались каждый раз после приезда деда. Химмэль чувствовал вину перед отцом из-за того, что пошел навстречу Куроки, и, вместе с тем, видел - матери стало легче на душе. Он оказался и прав и неправ в своем решении! Ингу отчитал его за легкомысленный шаг, а Кёко поблагодарила. Химмэль физически ощущал, как у него кипят мозги, готовые взорвать ему голову...
Слава богу, хоть с Касаги отношения не испортились! Как хорошо, что они решили остаться друзьями. В конце тяжелой четвертой недели, Тиэми - удрученный повсеместной занятостью Химмэля и тем, сколь мало они общаются - заставил его поехать в гости в родовое гнездо клана Касаги. Напрасно сероглазый юноша ныл, что хочет потратить единственный выходной на сон, тот с самого утра чуть ли не силой запихнул его в автомобиль и увез.
Особняк, принадлежавший клану, больше походил на императорский дворец или храм, таким огромным и помпезным он выглядел. Живущие в нем люди явно ни в чем не нуждались, напротив, скорее страдали от избытка материальных благ - ведь даже ручки на дверях в доме были отлиты из золота. Подобная роскошь невольно затмевала собою всё и вся. К тому же особняк казался слишком безлюдным, создавалось впечатление, что по нему можно бродить неделями и не встретить ни одной живой души. По словам Тиэми, вся семья редко собиралась вместе под одной крышей: сестры круглосуточно пропадали на тусовках, братья постоянно находились за границей, отец либо пропадал на службе, либо играл в гольф у подножия Фудзиямы. В день визита Химмэля дома находилась только мать Тиэми - госпожа Фусако Касаги.
- Тебе понравилось? - задал вопрос Касаги, закончив демонстрировать ему владения семьи.
- Жуткое место, - честно сказал Химмэль. - Как в фильме "Призрак дома на холме". Вот еще повесить над главной лестницей портрет злобного чувака с бакенбардами - и будет вообще один в один!
Тот от души расхохотался, выслушав его.
- Главное, не повтори этого при матери! - шутливо предупредил Тиэми, просмеявшись. - Она вложила душу в декор дома и не переживет критики.
Фусако Касаги, несмотря на пристрастие к косметическим процедурам и драгоценностям, осыпавшим ее с головы до ног, произвела на гостя приятное впечатление. При своем богатстве и положении в обществе, она совсем не зазнавалась и очень тепло отнеслась Химмэлю. Деньги не смогли изменить в ней самое главное - заложенную природой добродушную натуру, передавшуюся по наследству Тиэми.
- Спасибо, что помогли Тиэми и помешали исключить его из группы, - с благодарностью обратилась к юноше госпожа Касаги, когда сын отлучился ненадолго из гостиной, где они втроем чинно пили чай. - Не знаю, как бы он перенес исключение!
- Друзья должны помогать друг другу, - улыбнулся Химмэль ей.
- Не представляете, как я рада вашей дружбе! У Тиэми никогда не было друзей, он ни с кем не водился, всегда один да один, - женщина заботливо подлила чай в чашку гостя. - Я уж беспокоиться за него начала, ведь у него на уме только Мэрилин Монро, кикбоксинг и музыка! Его даже отец считает очень и очень странным. А я думаю, мой мальчик просто особенный...
"Особенный"...
На обратном пути Химмэль неотрывно смотрел на Касаги и размышлял над словами его матери. Тиэми и вправду особенный. Расти в невероятной роскоши - и стать таким отзывчивым, мягким, в чем-то стеснительным парнем... Не каждый сумел бы устоять перед развращающим влиянием богатства! Каким чистым должно быть его сердце, если в него не закралось и тени испорченности?
- У меня лицо испачкалось? - смущенный его пристальным взором, проговорил Тиэми. На всякий случай он провел ладонью по лбу и щекам, разыскивая гипотетическую грязь.
- Нет, просто смотрю на тебя, - тихо рассмеялся Химмэль.
- Зачем? - лицо парня стало заливаться румянцем.
Сероглазый юноша неопределенно качнул головой в ответ и тем самым смутил Касаги еще сильнее. Между ними вдруг возникла неловкость и Химмэль тут же пожалел о своем двусмысленном поведении, потому что они оба остро ощутили в этот миг, как отныне иллюзорны их подчеркнуто дружеские отношения. Те держатся лишь на нежелании одного смириться с признанием в любви и согласии другого свою любовь скрывать.
- Первая серия вашего сериала выходит на следующей неделе, так ведь? - сказал невпопад Касаги, неуклюже пытаясь сменить тему.
- Да. В четверг, в девять вечера.
- Самое рейтинговое время на ТВ!
- Угу.
Неловкость и не думала исчезать. Юноши отвернулись друг от друга и весь оставшийся путь проделали молча, глядя в окна.