Сокрытый в глубине леса, я был первым творением Бога...То, что я расскажу вам, есть прошлое, будущее и правда...
20_______ 20 _______
- Если выполнишь мое условие, я не стану ломать им жизнь. Условие простое: ты бросишь шоу-бизнес, возвратишься под мою опеку и мы вместе уедем обратно в Симоносеки. И там, Химмэ, ты станешь повиноваться мне во всем…
Слова деда произвели на Химмэля впечатление огромной глыбы, рухнувшей прямо на него и раздавившей. Первой его реакцией на поставленный ультиматум было запальчивое: «Нет! Ни за что!»
- Тогда я отдам компромат стервятникам из желтой прессы, - издевательски спокойно сказал на это дед. – Они обрадуются подарку, ведь на таких скандалах делаются большие деньги.
Химмэль принялся мерить лихорадочными шагами музыкальную комнату, метясь из угла в угол. Неужели его шантажирует дед? Просто в голове не укладывается! Разве можно было ожидать от Кисё Куроки удара в спину? Да, дед всегда отличался крутым нравом, но Химмэль согласился дать ему второй шанс, когда тот несколько месяцев назад умолял о семейных встречах. И юноша почти поверил, что тот пытается хоть немного исправиться! А теперь тот стоит рядом с ним и без зазрения совести угрожает…
Господин Куроки, пристально следя за его метаниями, решил надавить сильнее:
- Ты, конечно, можешь рассчитывать, что компромат не страшен твоему отцу. Ведь в США в порядке вещей скандалы с наркотиками и аморальным поведением, это даже добрая традиция. Рок-звезда, ни разу не затеявшая грязную историю, это не рок-звезда, не так ли?.. Однако мы не в США, мы в Японии – и у нас другой шоу-бизнес, другие традиции. В Японии все еще имеет значение хорошая репутация человека!
- Замолчи! Не хочу слышать! – Химмэль остановился и, отвернувшись от него, бессильно прислонился к стене.
- Ну уж нет, Химмэ! Я еще не закончил свой рассказ! Скандал с наркотиками превратит Ингу Фагъедира в персону нон-грата* и ему придется либо предстать перед законом, либо покинуть страну. Как отнесется к этому Кёко? Кто знает, вполне может быть, она решит бросить этого наркомана? Если же твоя мать, несмотря на все, уедет к нему и выйдет замуж, я позабочусь о том, чтобы суд признал ее неблагонадежной матерью – и тогда ей запретят видеться с дочерьми под предлогом дурного влияния и полная опека отойдет Томео Нацуки... Да и ты, Химмэль… Думаешь, ты останешься в стороне, после того, как позор падет на твоих родителей? Даже если ты ради своей карьеры в шоу-бизнесе наплюешь на счастье родителей, я не оставлю тебя в покое. Через суд постараюсь добиться опеки над тобой до твоего совершеннолетия – и, поверь, буду бороться за тебя до последнего! Мой адвокат утверждает, что у меня есть все шансы суд выиграть…
Химмэль – мертвенно-бледный - обернулся и пронзительно взглянул на деда.
- Почему ты все это делаешь?
- Я люблю тебя, Химмэ, я же сказал! И желаю тебе всего самого лучшего.
Сероглазый юноша вдруг надрывно рассмеялся, как смеются обреченные на казнь.
- Если б ты говорил правду, то оставил бы меня в покое!
- Именно поэтому, я и не оставляю! – горячо запротестовал господин Куроки. – Сейчас ты не поймешь меня, но потом… потом скажешь мне «спасибо»! Ты будешь благодарен мне за то, что я заставил тебя бросить проклятый шоу-бизнес и получить образование. Какое будущее тебя ждет, если ты останешься в шоу-бизнесе? Ты станешь алкоголиком и наркоманом, скатишься на самое дно и закончишь там свои дни…
- Ты не знаешь этого наверняка! – закричал Химмэль, и в этом крике вылилась вся его душевная боль.
- Я все знаю! – непоколебимо возразил дед. – Шоу-бизнес – это рассадник разврата, притон наркоманов и шлюх, он портит даже самых достойных людей, разрушая в них порядочность и чувство собственного достоинства. И, к тому же, шоу-бизнес уже дважды едва не стал причиной твой гибели: сначала тебя избили, потом в тебя стреляли… Сколько еще можно испытывать судьбу, Химмэ? Ты должен уйти.
- Но я не хочу уходить!
- У тебя нет другого выхода.
Юноша сжал голову руками, испытывая оглушающее желание ударить старика - ощущение загнанности в ловушку сводило его с ума. Только чудовищным усилием воли Химмэль сдерживался, не позволяя себе опуститься до уровня инстинктов. Он видел непреклонность на физиономии деда и отчетливо осознавал, что тот все уже решил и доказывать ему что-то, возражать, умолять – дело бесполезное. И все Химмэль, превозмогая свое отвращение, стал умолять:
- Прошу тебя… не делай этого! Ты сломаешь мне жизнь, а не спасешь от смерти в сточной канаве.
- Ты еще молод и ничего не смыслишь в жизни, - последовал хладнокровный ответ. – Мне виднее, что для тебя лучше, Химмэ.
- Дальше своего носа ты никогда ничего не видишь!
- Время покажет, - передернул плечами старик и надменно продолжил: - Я не собираюсь требовать от тебя согласия прямо сейчас, Химмэ. Даю тебе три дня на раздумья, если по истечении срока я услышу от тебя «нет», весь компромат отправится в прессу, а я подам в суд. Сейчас иди, веселись, ведь сегодня твое день рождения.
Он направился к двери и уже на пороге оглянулся:
- Если ты расскажешь что-нибудь своему отцу – надеясь, что вместе вы как-нибудь выкрутитесь – я отреагирую незамедлительно.
Он вышел. Химмэль сполз по стенке на пол и, поджав к груди колени, обхватил их руками. Сидя на полу, он пытался собраться с мыслями и вернуть себе самообладание, но тщетно. На сей раз все слишком скверно! Над ним довлел приговор: все кончено – либо у него, либо у его родителей.
Впрочем, какое бы решение ни будет принято, для него все равно все кончено - он не сможет жить спокойно, зная, что разрушил счастье матери и подвел отца. Химмэль не понятия не имел, как отец вляпался в историю с наркотиками и шлюхами, но в том, что Ингу искренне любит Кёко, он не сомневался. Скоро у родителей свадьба, мать так счастлива...
- Химмэ, я тебя всюду ищу, - в музыкальную комнату вошел Тиэми Касаги. – Почему ты на полу? Что-то случилось?
- Нет, все хорошо, - отрицательно покачал головой юноша.
- Ты уверен? – Касаги, от которого не ускользнула его бледность и подавленность, нахмурился.
- Все нормально, говорю же!
Тот явно не поверил ему, но настаивать не стал:
- Там вечеринка в самом разгаре, а тебя нет. Я обещал твоей маме отыскать и привести тебя. Ты идешь?
- Ах да… вечеринка… - пробормотал Химмэль, вспоминая о действе, развернувшемся за стенами особняка. – Да, пойдем.
Вместе они вернулись на лужайку. Народу с момента ухода Химмэля прибавилось – часть из них сидела за столиками, дегустируя угощения, часть танцевала под лаунж, наигрываемый ансамблем. Уже начали сгущаться сумерки, прибавляя огням яркости, а вечеринке – веселья. Среди гостей Химмэль увидел также Вышибалу, Мэркина и Трупа, выделявшихся среди прочих, своим высоким ростом и манерой одеваться. Они уже почти два месяца в Японии, куда прибыли записывать новый альбом Mirror & Sky.
- Хэй, именинник нашелся! – хохокнул Вышибала, первый заметивший юношу, и увесисто похлопал его по плечу. – Ну с днюхой, кореш!
- Привет, Вышибала, - проговорил тот с жалкой потугой на энтузиазм.
- Что такой кислый, а? Сделай лицо попроще! Улыбнись что ли!.. Ладно, так и быть, сделаю тебе подарок – можешь погладить мою татуировку! – Вышибала наклонил к нему свой лысый череп, предлагая прикоснуться к сатанинской татуировке, сделанной прямо на макушке. - Давай! Тебе вроде было интересно!
И правда, Химмэлю раньше было любопытно, какова татуировка на ощупь - учитывая, что Вышибала не лыс от природы, а выбривает череп – там у него растет щетина или он бреет ее каждое утро, как и свое лицо? Помнится, юноша шутил по этому поводу перед концертом в Лос-Анджелесе. Сейчас любезное дозволение коснуться татуировки уже не веселило Химмэля, и все же он осторожно коснулся ее – почувствовав под пальцами гладкую кожу. Судя по всему, Вышибала побрил череп перед тем как идти на вечеринку.
- Ты его побрил недавно, - прокомментировал Химмэль, отняв руку.
- А то! – тот выпрямился и погладил себя по лысине. - Японские барышни не очень любят щетину.
- Неужели Вышибала дал потрогать татуировку? – воскликнул Труп, появляясь рядом. Бледный, костлявый, с длинными патлами всегда кажущихся немытыми, он как и прежде напоминал жаждущего крови вампира, сошедшего со страниц романа Брэма Стокера.
- А что делать? У парня плохое настроение в праздник!
- Настроение – это поправимо. Сейчас втянется в гулянку и развеселится, - улыбнулся Труп, пожимая Химмэлю руку. – С днем рождения, небесный ты наш!
Следом за Трупом подошел Мэркин и тоже сердечно поздравил юношу с праздником.
Внезапно среди гостей произошел переполох – кто-то стремглав носился по лужайке, налетая на людей, ударяясь о ножки столов и цепляя кружевные платья. Кто-то из девчонок пронзительно взвизгнул, кто-то испуганно охнул, большинство же разразились смехом и аплодисментами. Химмэль, не понимая в чем дело, посмотрел в сторону шума и его взору открылась поистине карикатурная сцена: по лужайке, испуганно вылупив глаза носился Потрахун фон Гилтер, а преследовал его, воинственно всхрюкивая, Зунг. Пес пытался уйти от погони, прячась за ногами танцующих людей, за накрытыми столами, но карликовая свинка не теряла следа – и, настигнув, принималась атаковать собаку, кидаясь грудью на врага и стараясь его укусить. От такого напора бедняга Потрахун фон Гитлер терялся, принимался жалобно взвизгивать и вновь обращался в позорное бегство.
Югэн, сунув два пальца в рот, залихватски свистнул, подбадривая питомца:
- Так его, Зунг! Молодец! Пусть знает - его место у параши! – повернувшись к Ингу Фагъедиру, он по-приятельски толкнул его в бок: - Я же сказал, моя свинка надерет задницу вашему хаски. Вы проспорили мне две тысячи баксов.
- Потрахун, ты позорище! – закричал сероглазый мужчина вдогонку убегающему в глубину сада псу. – Вернись, трус, и хотя бы прими свое поражение достойно!
Потрахун фон Гитлер и Зунг скрылись из вида под всеобщий гомерический смех.
- Откуда у свиньи такой взрывной темперамент? – спросил Ингу улыбающегося Югэна.
- Чтобы выжить в этом мире нужно нападать, а не защищаться.
- Предлагаю обмен, твоя свинка на моего пса с доплатой. Даю сверху десять тысяч зеленых.
- Нет, Зунг не продается.
- Пятнадцать?
- Добавьте еще пять – и любой пластический хирург за такие деньги сделает из вашей собаки свинку, - ответил парень.
Ингу расхохотался, оценив шутку, и потрепал его по волосам в знак одобрения. Химмэль, наблюдая за этими двумя, проглотил горький ком в горле. Отец и Югэн держатся как старые приятели, привыкшие подшучивать друг над другом – два человека, катастрофически много значащие в его жизни...
- Химмэль! Куда ты запропастился? – Ингу наконец увидел сына. Тот неопределенно пожал плечами, избегая ответа. Тогда отец просто крепко обнял его: – Никуда не уходи. Сейчас будет сюрприз.
Коротко окликнув Вышибалу, Мэркина и Трупа, сероглазый мужчина легкой походкой взошел на сцену и, взяв бас-гитару, встал у микрофона. Мэркин вооружился соло-гитарой, Вышибала занял место за ударной установкой, а Труп устроился за синтезатором. Гости, в предвкушении чего-то захватывающего, притихли и затаили дыхание.
- Привет всем, кто здесь находится! Как вы все знаете, сегодня день рождения моего сына, - заговорил Ингу по-японски с легким акцентом. – Его подарила мне самая замечательная женщина на свете – Кёко…
Все взгляды устремились на покрасневшую от смущения и удовольствия Кёко, сидевшую за столиком.
- Я долго думал, что же подарить сыну на день рождения, - послав любимой женщине воздушный поцелуй, Ингу возобновил речь: - Вариантов и идей было море, ведь это первый день рождения, на котором я смог присутствовать – мне хотелось подарить все и сразу, в счет тех пропущенных шестнадцати годовщин… Но большого смысла в этих подарках тоже не было бы, поскольку моя золотая кредитка всегда в его распоряжении и он может купить себе что пожелает в любой день. Все знают, что сложно сделать хороший подарок, когда нет денег – а вот кто-нибудь представляет, как чертовски трудно сделать подарок, когда деньги есть?
Гости рассмеялись, очарованные его непринужденностью и мужским шармом.
- Так вот, в конце концов я решил: ничто не выразит мои чувства лучше, нежели песня. И я написал эту песню, называется она «Мой сын», - переждав волну радостных и нетерпеливых возгласов, мужчина закончил: - Она войдет в состав альбома Mirror & Sky и, в отличии от прочих композиций, исполняется на японском.
Ингу щелкнул пальцами. Заиграла музыка, это был рок, но рок мелодичный, неторопливый, в стиле пост-гранж - невероятно глубокие аккорды, затрагивающие сердце, перепады звука, ласкающие слух, никого не оставляли равнодушными. Сильный, с завораживающей хрипцой голос Ингу, зазвучав, производил гипнотическое воздействие на слушателей.
В песнях я пишу историю свою,
Как жаль, время вспять не повернуть,
И о том, что уже ушло – спою,
Может в нас изменится хоть что-нибудь.
Я расскажу, как сожалею,
Что не качал на руках свое дитя,
Я остался один на один с потерей
За какой-то грех с лихвой платя.
Я тебе колыбельных не пел,
Не охранял твои сны.
Увидеть первый шаг не успел,
Лишившись нашей семьи.
Химмэль закусил губу, мечтая убежать и спрятаться куда-нибудь, чтобы скрыть рвущиеся наружу чувства. Он вслушивался в слова песни и они раздирали его на части, заставляя сердце обливаться кровью. Вместо радости, подарок отца причинял ему жгучую боль. Припев разрушил и без того хлипкую эмоциональную защиту Химмэля и слезы хлынули из его глаз.
Возможно, ты станешь слушать теперь,
На меня смотря как дикий зверь
Ты повзрослел, но юн еще -
Боишься быть обманут и приручен.
Но хватит воевать с тенями, умоляю –
Клянусь, тебя я вновь не потеряю.
Химмэль вытирал слезы, а те бежали по щекам снова и снова. Стихи отца проникали в самую его душу, он понимал их значение и смысл – и хотел бы ответить ему, сказать: «Прости меня за всю грубость и ссоры! Мне так жаль! Жаль!» Какой бы компромат Кисё Кируки ни нашел на Ингу, Химмэль не сомневался – тот ни чем не повинен ни перед ним, ни перед Кёко. Его отец не может быть обычным опустившимся наркоманом, банальным завсегдатаем дешевых публичных домов!.. Но как Химмэль может оправдать отца в глазах общественности, если дед обнародует улики против него? Если все откроется, разве Химмэль сможет защитить его и мать?..
Не ищи дверь, чтобы сбежать,
Там за дверью – вчерашний ад,
Хватит ссориться, я хочу сказать:
«Оглядываться перестань назад!»
Не будем строить замков на песке,
Каждое «завтра» мы проживем по-другому.
Только не замыкайся в своей тоске.
Только не давай вспоминаться плохому!
Песня завершилась. Секунда ошеломленного молчания и – единодушные, восторженные аплодисменты. Ингу раскланялся перед публикой, отдал бас-гитару подоспевшему музыканту и спустился со сцены. Видя приближающегося отца, Химмэль заставил себя улыбнуться ему сквозь слезы. Ингу снова обнял его, крепко прижав к своей груди.
- На случай, если песня не понравилась, ты можешь купить себе Порше, - сказал он сыну.
Тот сдавленно хмыкнул в ответ на иронию отца. К ним подошла растроганная Кёко, тоже не сдержавшая слез – она поцеловала сначала Химмэля, затем Ингу. Уж теперь-то ссоры должны прекратиться! Пускай сын с отцом обретут взаимопонимание и в их семье установится мир и любовь!
Слезы на глазах Химмэля уже высохли, он больше не колебался в принятом решении.
Конец июня ознаменовался для группы «Showboys» сразу двумя новостями. Первая заключалась в следующем: сериал «Трое из Йосивары», успешно показанный по каналу Planet Music и имевший самый высокий зрительский рейтинг среди молодежных сериалов, выдвинут на одиннадцать номинаций национальной телевизионной ассоциации. Вторая тоже была не менее приятной: за первые три дня продаж сингла «Я хочу целовать тебя в Токио», диск разошелся тиражом в пятьсот тысяч экземпляров и темпы продаж не падали – независимые аналитики, впечатленные успехом, предрекали рекордный миллион копий к концу первой недели.
«Невиданный успех! Новая группа бьет все рекорды продаж в Японии! – кричали заголовки музыкальных новостей. – Сингл одним махом оказался на вершине чарта Орикон и, судя по всему, покинет место лидера нескоро. Отныне «Showboys» - хозяева музыкального олимпа!»
Шумиха вокруг группы усугубляла тоску Химмэля, превращая его существование в общежитии в пытку. Он сообщил деду о своем согласии с его условиями – тот, обрадованный сговорчивостью внука, великодушно сообщил, что позволит внуку остаться в Токио до свадьбы Ингу и Кёко. Химмэль отказался от этого, не желая присутствовать на бракосочетании родителей и мечтая побыстрее покончить со всем и уехать из Токио. Если он задержится здесь, то непременно свихнется, не выдержав груза сожаления о потерянном. В свой звездный час, на пике славы, он вынужден отказаться от планов, амбиций, от всего, о чем мечтал! Эта мысль преследовала его круглосуточно, не давая ему покоя даже во сне. Химмэль совсем перестал есть и, не выдержав, взялся за сигареты, нарушив данное отцу слово. Хотя, какое имеет значение нарушенное слово, когда все в его жизни стремительно катится к чертям собачьим?..
Он боялся задуматься о том, какая жизнь его ждет в Симоносеки. Старик только начал закручивать гайки, какие еще условия он выдвинет для внука, после того как тот окажется полностью в его власти? И дело не только в деспотизме и навязчивых идеях Кисё Куроки… Дело в самом Химмэле – как долго он сможет плясать под дудку деда, прежде чем у него сдадут нервы и он натворит глупостей? Долго ли он сумеет изображать из себя послушного мальчика?
Вернувшись в общежитие после встречи с дедом, Химмэль заперся в комнате, куря одну сигарету за другой, и придумывая ложь для родителей. Он не тешил себя иллюзией, что они поверят в его историю – уж отец-то точно, ведь он терпеть не может Кисё Куроки! Главное, не поддаться слабости в разговоре с ними, не начать оправдываться, реветь как ребенок или проговориться об истинной подоплеке дела! Химмэль должен держаться до последнего и стоять на своей версии событий: он самостоятельно принял решение бросить шоу-бизнес и уехать в Симоносеки под опеку деда, родители должны смириться с этим и не препятствовать ему.
Сероглазый юноша то садился на диван, то вскакивал, принимался бродить по комнате – невидящим взором глядя за окно, на безмятежную синюю дымку над океаном. В углу горой были свалены так и не распакованные подарки, о них Химмэль забыл. У него закончились сигареты, благодаря чему он обратил внимание на время. Приближался вечер, он не может сидеть вот так взаперти весь оставшийся день! Надо уже решиться и пойти на родительскую половину дома...
Юноша с проклятием пнул попавшийся на пути книжный шкаф – на полке подпрыгнули несколько пластиковых моделей гоночных автомобилей, жалобно зазвенели какие-то хрустальные безделушки, купленные во время поездки на горячие источники, и брякнул брелок с вдетым в него ключом. Химмэль, повертев ключ в руках, вспомнил, как на прошлый день рождения мать подарила ему мотоцикл. С тех пор он еще ни разу не сел за руль, все никак не мог найти для этого времени – мотоцикл пылился в гараже вот уже год.
- Может, прокатиться с ветерком? – спросил сам себя юноша.
На миг он представил, как просто тогда он разорвет узы, намертво опутавшие его: нужно только разогнаться как следует и направить мотоцикл на грузовик или же на каменную стену… и все закончится. Ему не придется прогибаться под деда и выбрасывать на помойку все свои мечты. Уехав в Симоновеки, он рано или поздно все равно дойдет до чего-нибудь подобного – вопрос в том, как и когда он это сделает.
Раздался стук в дверь, отвлекая его от раздумий.
- Что? – не сказав «привет», лаконично спросил Химмэль незваного гостя.
- Привет, можно войти? - несмотря на холодный прием, Тиэми Касаги улыбнулся ему. Сероглазый юноша посторонился, пропуская его, и захлопнул дверь. Касаги, помявшись немного, заговорил: - Через сорок минут Масимо всех собирает в общей гостиной, хочет зачитать нам расписание на ближайшую неделю. Она не видела тебя сегодня утром и беспокоилась, куда ты пропал. Я решил зайти к тебе на всякий случай.
- Отлично, спасибо за беспокойство, - Химмэль вернулся к книжной полке и вновь стал разглядывать мотоциклетный брелок и ключ на нем.
- С тобой все в порядке?
- Конечно, почему должно быть иначе? – тот даже не посмотрел на Касаги.
- Последние несколько дней ты всех избегаешь. И выглядишь… очень расстроенным.
- Так ты поэтому пришел? Волнуешься за меня?
- Да, волнуюсь, - подтвердил парень серьезно. – Химмэ, что-то случилось?
Химмэль с трудом удержался от язвительной грубости в ответ, понимая: Тиэми руководствуется искренними чувствами.
- Да, кое-что случилось, но я не хочу обсуждать это.
- Хорошо, я не настаиваю, - участливо проговорил парень. – Но если вдруг захочешь поговорить, я всегда готов выслушать и помочь.
- Знаю, Тиэми. Спасибо за поддержку.
Между ними повисло тяжелое молчание. Тиэми не отрываясь глядел на любимого человека, стараясь проникнуть под скорлупу отчужденности, за которой тот спрятался. С Химмэлем случилось что-то действительно плохое! По чьей вине? Опять Югэн? Или кто-то другой?.. В надежде хоть немного разогнать мрачность юноши, Тиэми переменил тему:
- Кстати, тебе понравился мой подарок?
Химмэлю понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, о чем тот говорит.
- Подарок?.. - он устало потер переносицу. - Прости, я еще не открывал подарков.
- Тогда давай откроем его вместе!
Касаги отыскал в куче коробок и шуршащих пакетов с бантами свой подарок и подошел с ним к юноше. Тому ничего не оставалось делать, как взять небольшую плоскую коробочку и надорвать упаковку. Открыв подарок, Химмэль обнаружил внутри конверт, гравированный золотом - в нем лежали бумаги, подтверждающие, что Химмэль владелец… целого острова в Тихом океане. Невольно брови Химмэля полезли на лоб от удивления.
- Прошлый мой подарок был таким никчемным, - объяснился Тиэми, радуясь его реакции. – А я мечтал подарить тебе что-нибудь необыкновенное, что-нибудь похожее на сказку. Теперь у тебя есть остров и ты можешь сделать с ним все, что захочешь – построить королевский дворец, парк аттракционов или просто жить там как Робинзон Крузо, когда вздумается сбежать от шумихи Токио и отдохнуть.
- Целый остров? – спросил сероглазый юноша ошеломленно.
- А что такого? Я могу себе позволить такие подарки, - Тиэми Касаги залился румянцем.
По щекам Химмэля скользнули несколько слез, пробившись через заслон угрюмой обреченности. Он порывисто обнял Касаги, стремясь ощутить его близость и тепло. Его растрогала не стоимость подарка, а стремление Касаги привнести в его жизнь луч света и детской жизнерадостности. "Что-нибудь похожее на сказку"... Как жаль, что Химмэль не сможет принять эту сказку в дар!
- Спасибо тебе за подарок, - прошептал юноша, разомкнув объятия. – Но я не могу принять его.
- Почему? Он слишком дорогой и обременяет тебя?
- Нет, нет… Я… Дело в том, что я бросаю шоу-бизнес и уезжаю в Симоносеки.
- Ч-что? Что ты такое говоришь? Ты шутишь, ведь так? - теперь уже брови Касаги полезли на лоб, он был совершенно сбит с толку.
- Я не шучу. Возьми свой подарок, - Химмэль вложил ему в руку бумаги. – И еще раз прости.
- Ты не можешь все бросить и уйти!
- Вообще-то могу. Группе придется нелегко, но вы парни талантливые и переживете…
- Да я не о группе! – взорвался Тиэми, растеряв все спокойствие и выдержку. – Я о тебе! Ты столько сил положил на свою карьеру, работал на износ, даже сбегал из больницы ради концерта. А сейчас вот утверждаешь, что бросишь все? После всего пережитого? После всех побед и достижений?
- Да, именно это я имею в виду, - кивнул Химмэль.
- Ты не в своем уме! По-моему ты не отдаешь себе отчета в происходящем.
Сероглазый юноша, не желая вступать в спор, лишь неопределенно усмехнулся. Разговор с Касаги стал ему в тягость. К тому же хватит впустую болтать и оттягивать неизбежное - пора явиться к родителям и поставить их перед фактом. Нужно перестать трусить! Чем дольше Химмэль избегает тяжелого разговора, тем глубже становится рана в сердце, тем сильнее его начинает глодать страх. Покинув комнату, он быстрым шагом направился на родительскую половину дома. Сердце безумно колотилось в груди, подскакивая к горлу, а на висках выступил лихорадочный пот.
- Химмэ! Подожди! – Касаги преследовал его по пятам.
- Оставь меня, - резко ответил ему Химмэль.
Он вошел в гостиную и огляделся – та оказалась пуста. Ни отца, ни матери. И только тогда юноша сообразил, что не знает, дома ли родители. Может, они уехали куда-нибудь? Или же они в спальне – куда Химмэль ни за что решится заглянуть.
- Химмэ! – Касаги подлетел к нему и железной хваткой вцепился в локоть. – Не убегай от меня!
- Это ты не бегай за мной! – вскипел Химмэль моментально и едва не сломал тому кисть руки, резко высвободив свой локоть. – Уходи! Я должен поговорить с отцом и матерью, ты здесь лишний.
- Я хочу, чтобы ты знал: если уйдешь ты, то я тоже уйду из шоу-бизнеса.
Приехали! И он тоже ставит ему условия! Химмэль закатил глаза к потолку, раздражаясь все сильнее.
- Думаешь, мне есть дело до этого? Да поступай как захочешь! – в порыве гнева он толкнул Касаги и тот упал на пол, растерянно тараща на него глаза. – Заебали меня чертовы угрозы и прочее дерьмо!
- Я не угрожал… С чего ты взял? Я уйду из шоу-бизнеса и тоже перееду в Симоносеки, чтобы мы могли с тобой видеться, - пока Химмэль изумленно хлопал ресницами, Тиэми поднялся на ноги и приблизился к нему: - Учиться смогу и дистанционно, а шоу-бизнес… После того как я встретил тебя, я вполне могу обойтись и без него. Прошу, разреши мне последовать за тобой!
Приподнявшись на цыпочки, Тиэми обвил его шею руками и поцеловал его. Касание их губ длилось всего несколько секунд, прежде чем раздался голос Ингу:
- Что за хрень здесь творится?
Парни поспешно отпрянули друг от друга. Сероглазый юноша, обернувшись, обнаружил отца на пороге гостиной в компании дымящейся сигареты и стакана с виски. Выражение лица Ингу, ставшего свидетелем их поцелуя, нельзя было передать словами - тут было и недоумение, и осуждение, и досада, и негодование. Химмэль неожиданно для самого себя растерялся, испытав смятение под довлеющим свинцовым взором отца.
Однако Касаги, отличие от юноши, не потерял дара речи:
- Извините за эту сцену, господин Фагъедир. Мне не следовало целовать Химмэ прямо здесь, но я не сдержался. И, говоря начистоту, я давно хотел признаться, что люблю его. Очень люблю.
___________________________________
* Персона нон-грата - «нежелательная персона», «нежелательное лицо», дипломатический термин.
_______________________________________
- Если выполнишь мое условие, я не стану ломать им жизнь. Условие простое: ты бросишь шоу-бизнес, возвратишься под мою опеку и мы вместе уедем обратно в Симоносеки. И там, Химмэ, ты станешь повиноваться мне во всем…
Слова деда произвели на Химмэля впечатление огромной глыбы, рухнувшей прямо на него и раздавившей. Первой его реакцией на поставленный ультиматум было запальчивое: «Нет! Ни за что!»
- Тогда я отдам компромат стервятникам из желтой прессы, - издевательски спокойно сказал на это дед. – Они обрадуются подарку, ведь на таких скандалах делаются большие деньги.
Химмэль принялся мерить лихорадочными шагами музыкальную комнату, метясь из угла в угол. Неужели его шантажирует дед? Просто в голове не укладывается! Разве можно было ожидать от Кисё Куроки удара в спину? Да, дед всегда отличался крутым нравом, но Химмэль согласился дать ему второй шанс, когда тот несколько месяцев назад умолял о семейных встречах. И юноша почти поверил, что тот пытается хоть немного исправиться! А теперь тот стоит рядом с ним и без зазрения совести угрожает…
Господин Куроки, пристально следя за его метаниями, решил надавить сильнее:
- Ты, конечно, можешь рассчитывать, что компромат не страшен твоему отцу. Ведь в США в порядке вещей скандалы с наркотиками и аморальным поведением, это даже добрая традиция. Рок-звезда, ни разу не затеявшая грязную историю, это не рок-звезда, не так ли?.. Однако мы не в США, мы в Японии – и у нас другой шоу-бизнес, другие традиции. В Японии все еще имеет значение хорошая репутация человека!
- Замолчи! Не хочу слышать! – Химмэль остановился и, отвернувшись от него, бессильно прислонился к стене.
- Ну уж нет, Химмэ! Я еще не закончил свой рассказ! Скандал с наркотиками превратит Ингу Фагъедира в персону нон-грата* и ему придется либо предстать перед законом, либо покинуть страну. Как отнесется к этому Кёко? Кто знает, вполне может быть, она решит бросить этого наркомана? Если же твоя мать, несмотря на все, уедет к нему и выйдет замуж, я позабочусь о том, чтобы суд признал ее неблагонадежной матерью – и тогда ей запретят видеться с дочерьми под предлогом дурного влияния и полная опека отойдет Томео Нацуки... Да и ты, Химмэль… Думаешь, ты останешься в стороне, после того, как позор падет на твоих родителей? Даже если ты ради своей карьеры в шоу-бизнесе наплюешь на счастье родителей, я не оставлю тебя в покое. Через суд постараюсь добиться опеки над тобой до твоего совершеннолетия – и, поверь, буду бороться за тебя до последнего! Мой адвокат утверждает, что у меня есть все шансы суд выиграть…
Химмэль – мертвенно-бледный - обернулся и пронзительно взглянул на деда.
- Почему ты все это делаешь?
- Я люблю тебя, Химмэ, я же сказал! И желаю тебе всего самого лучшего.
Сероглазый юноша вдруг надрывно рассмеялся, как смеются обреченные на казнь.
- Если б ты говорил правду, то оставил бы меня в покое!
- Именно поэтому, я и не оставляю! – горячо запротестовал господин Куроки. – Сейчас ты не поймешь меня, но потом… потом скажешь мне «спасибо»! Ты будешь благодарен мне за то, что я заставил тебя бросить проклятый шоу-бизнес и получить образование. Какое будущее тебя ждет, если ты останешься в шоу-бизнесе? Ты станешь алкоголиком и наркоманом, скатишься на самое дно и закончишь там свои дни…
- Ты не знаешь этого наверняка! – закричал Химмэль, и в этом крике вылилась вся его душевная боль.
- Я все знаю! – непоколебимо возразил дед. – Шоу-бизнес – это рассадник разврата, притон наркоманов и шлюх, он портит даже самых достойных людей, разрушая в них порядочность и чувство собственного достоинства. И, к тому же, шоу-бизнес уже дважды едва не стал причиной твой гибели: сначала тебя избили, потом в тебя стреляли… Сколько еще можно испытывать судьбу, Химмэ? Ты должен уйти.
- Но я не хочу уходить!
- У тебя нет другого выхода.
Юноша сжал голову руками, испытывая оглушающее желание ударить старика - ощущение загнанности в ловушку сводило его с ума. Только чудовищным усилием воли Химмэль сдерживался, не позволяя себе опуститься до уровня инстинктов. Он видел непреклонность на физиономии деда и отчетливо осознавал, что тот все уже решил и доказывать ему что-то, возражать, умолять – дело бесполезное. И все Химмэль, превозмогая свое отвращение, стал умолять:
- Прошу тебя… не делай этого! Ты сломаешь мне жизнь, а не спасешь от смерти в сточной канаве.
- Ты еще молод и ничего не смыслишь в жизни, - последовал хладнокровный ответ. – Мне виднее, что для тебя лучше, Химмэ.
- Дальше своего носа ты никогда ничего не видишь!
- Время покажет, - передернул плечами старик и надменно продолжил: - Я не собираюсь требовать от тебя согласия прямо сейчас, Химмэ. Даю тебе три дня на раздумья, если по истечении срока я услышу от тебя «нет», весь компромат отправится в прессу, а я подам в суд. Сейчас иди, веселись, ведь сегодня твое день рождения.
Он направился к двери и уже на пороге оглянулся:
- Если ты расскажешь что-нибудь своему отцу – надеясь, что вместе вы как-нибудь выкрутитесь – я отреагирую незамедлительно.
Он вышел. Химмэль сполз по стенке на пол и, поджав к груди колени, обхватил их руками. Сидя на полу, он пытался собраться с мыслями и вернуть себе самообладание, но тщетно. На сей раз все слишком скверно! Над ним довлел приговор: все кончено – либо у него, либо у его родителей.
Впрочем, какое бы решение ни будет принято, для него все равно все кончено - он не сможет жить спокойно, зная, что разрушил счастье матери и подвел отца. Химмэль не понятия не имел, как отец вляпался в историю с наркотиками и шлюхами, но в том, что Ингу искренне любит Кёко, он не сомневался. Скоро у родителей свадьба, мать так счастлива...
- Химмэ, я тебя всюду ищу, - в музыкальную комнату вошел Тиэми Касаги. – Почему ты на полу? Что-то случилось?
- Нет, все хорошо, - отрицательно покачал головой юноша.
- Ты уверен? – Касаги, от которого не ускользнула его бледность и подавленность, нахмурился.
- Все нормально, говорю же!
Тот явно не поверил ему, но настаивать не стал:
- Там вечеринка в самом разгаре, а тебя нет. Я обещал твоей маме отыскать и привести тебя. Ты идешь?
- Ах да… вечеринка… - пробормотал Химмэль, вспоминая о действе, развернувшемся за стенами особняка. – Да, пойдем.
Вместе они вернулись на лужайку. Народу с момента ухода Химмэля прибавилось – часть из них сидела за столиками, дегустируя угощения, часть танцевала под лаунж, наигрываемый ансамблем. Уже начали сгущаться сумерки, прибавляя огням яркости, а вечеринке – веселья. Среди гостей Химмэль увидел также Вышибалу, Мэркина и Трупа, выделявшихся среди прочих, своим высоким ростом и манерой одеваться. Они уже почти два месяца в Японии, куда прибыли записывать новый альбом Mirror & Sky.
- Хэй, именинник нашелся! – хохокнул Вышибала, первый заметивший юношу, и увесисто похлопал его по плечу. – Ну с днюхой, кореш!
- Привет, Вышибала, - проговорил тот с жалкой потугой на энтузиазм.
- Что такой кислый, а? Сделай лицо попроще! Улыбнись что ли!.. Ладно, так и быть, сделаю тебе подарок – можешь погладить мою татуировку! – Вышибала наклонил к нему свой лысый череп, предлагая прикоснуться к сатанинской татуировке, сделанной прямо на макушке. - Давай! Тебе вроде было интересно!
И правда, Химмэлю раньше было любопытно, какова татуировка на ощупь - учитывая, что Вышибала не лыс от природы, а выбривает череп – там у него растет щетина или он бреет ее каждое утро, как и свое лицо? Помнится, юноша шутил по этому поводу перед концертом в Лос-Анджелесе. Сейчас любезное дозволение коснуться татуировки уже не веселило Химмэля, и все же он осторожно коснулся ее – почувствовав под пальцами гладкую кожу. Судя по всему, Вышибала побрил череп перед тем как идти на вечеринку.
- Ты его побрил недавно, - прокомментировал Химмэль, отняв руку.
- А то! – тот выпрямился и погладил себя по лысине. - Японские барышни не очень любят щетину.
- Неужели Вышибала дал потрогать татуировку? – воскликнул Труп, появляясь рядом. Бледный, костлявый, с длинными патлами всегда кажущихся немытыми, он как и прежде напоминал жаждущего крови вампира, сошедшего со страниц романа Брэма Стокера.
- А что делать? У парня плохое настроение в праздник!
- Настроение – это поправимо. Сейчас втянется в гулянку и развеселится, - улыбнулся Труп, пожимая Химмэлю руку. – С днем рождения, небесный ты наш!
Следом за Трупом подошел Мэркин и тоже сердечно поздравил юношу с праздником.
Внезапно среди гостей произошел переполох – кто-то стремглав носился по лужайке, налетая на людей, ударяясь о ножки столов и цепляя кружевные платья. Кто-то из девчонок пронзительно взвизгнул, кто-то испуганно охнул, большинство же разразились смехом и аплодисментами. Химмэль, не понимая в чем дело, посмотрел в сторону шума и его взору открылась поистине карикатурная сцена: по лужайке, испуганно вылупив глаза носился Потрахун фон Гилтер, а преследовал его, воинственно всхрюкивая, Зунг. Пес пытался уйти от погони, прячась за ногами танцующих людей, за накрытыми столами, но карликовая свинка не теряла следа – и, настигнув, принималась атаковать собаку, кидаясь грудью на врага и стараясь его укусить. От такого напора бедняга Потрахун фон Гитлер терялся, принимался жалобно взвизгивать и вновь обращался в позорное бегство.
Югэн, сунув два пальца в рот, залихватски свистнул, подбадривая питомца:
- Так его, Зунг! Молодец! Пусть знает - его место у параши! – повернувшись к Ингу Фагъедиру, он по-приятельски толкнул его в бок: - Я же сказал, моя свинка надерет задницу вашему хаски. Вы проспорили мне две тысячи баксов.
- Потрахун, ты позорище! – закричал сероглазый мужчина вдогонку убегающему в глубину сада псу. – Вернись, трус, и хотя бы прими свое поражение достойно!
Потрахун фон Гитлер и Зунг скрылись из вида под всеобщий гомерический смех.
- Откуда у свиньи такой взрывной темперамент? – спросил Ингу улыбающегося Югэна.
- Чтобы выжить в этом мире нужно нападать, а не защищаться.
- Предлагаю обмен, твоя свинка на моего пса с доплатой. Даю сверху десять тысяч зеленых.
- Нет, Зунг не продается.
- Пятнадцать?
- Добавьте еще пять – и любой пластический хирург за такие деньги сделает из вашей собаки свинку, - ответил парень.
Ингу расхохотался, оценив шутку, и потрепал его по волосам в знак одобрения. Химмэль, наблюдая за этими двумя, проглотил горький ком в горле. Отец и Югэн держатся как старые приятели, привыкшие подшучивать друг над другом – два человека, катастрофически много значащие в его жизни...
- Химмэль! Куда ты запропастился? – Ингу наконец увидел сына. Тот неопределенно пожал плечами, избегая ответа. Тогда отец просто крепко обнял его: – Никуда не уходи. Сейчас будет сюрприз.
Коротко окликнув Вышибалу, Мэркина и Трупа, сероглазый мужчина легкой походкой взошел на сцену и, взяв бас-гитару, встал у микрофона. Мэркин вооружился соло-гитарой, Вышибала занял место за ударной установкой, а Труп устроился за синтезатором. Гости, в предвкушении чего-то захватывающего, притихли и затаили дыхание.
- Привет всем, кто здесь находится! Как вы все знаете, сегодня день рождения моего сына, - заговорил Ингу по-японски с легким акцентом. – Его подарила мне самая замечательная женщина на свете – Кёко…
Все взгляды устремились на покрасневшую от смущения и удовольствия Кёко, сидевшую за столиком.
- Я долго думал, что же подарить сыну на день рождения, - послав любимой женщине воздушный поцелуй, Ингу возобновил речь: - Вариантов и идей было море, ведь это первый день рождения, на котором я смог присутствовать – мне хотелось подарить все и сразу, в счет тех пропущенных шестнадцати годовщин… Но большого смысла в этих подарках тоже не было бы, поскольку моя золотая кредитка всегда в его распоряжении и он может купить себе что пожелает в любой день. Все знают, что сложно сделать хороший подарок, когда нет денег – а вот кто-нибудь представляет, как чертовски трудно сделать подарок, когда деньги есть?
Гости рассмеялись, очарованные его непринужденностью и мужским шармом.
- Так вот, в конце концов я решил: ничто не выразит мои чувства лучше, нежели песня. И я написал эту песню, называется она «Мой сын», - переждав волну радостных и нетерпеливых возгласов, мужчина закончил: - Она войдет в состав альбома Mirror & Sky и, в отличии от прочих композиций, исполняется на японском.
Ингу щелкнул пальцами. Заиграла музыка, это был рок, но рок мелодичный, неторопливый, в стиле пост-гранж - невероятно глубокие аккорды, затрагивающие сердце, перепады звука, ласкающие слух, никого не оставляли равнодушными. Сильный, с завораживающей хрипцой голос Ингу, зазвучав, производил гипнотическое воздействие на слушателей.
В песнях я пишу историю свою,
Как жаль, время вспять не повернуть,
И о том, что уже ушло – спою,
Может в нас изменится хоть что-нибудь.
Я расскажу, как сожалею,
Что не качал на руках свое дитя,
Я остался один на один с потерей
За какой-то грех с лихвой платя.
Я тебе колыбельных не пел,
Не охранял твои сны.
Увидеть первый шаг не успел,
Лишившись нашей семьи.
Химмэль закусил губу, мечтая убежать и спрятаться куда-нибудь, чтобы скрыть рвущиеся наружу чувства. Он вслушивался в слова песни и они раздирали его на части, заставляя сердце обливаться кровью. Вместо радости, подарок отца причинял ему жгучую боль. Припев разрушил и без того хлипкую эмоциональную защиту Химмэля и слезы хлынули из его глаз.
Возможно, ты станешь слушать теперь,
На меня смотря как дикий зверь
Ты повзрослел, но юн еще -
Боишься быть обманут и приручен.
Но хватит воевать с тенями, умоляю –
Клянусь, тебя я вновь не потеряю.
Химмэль вытирал слезы, а те бежали по щекам снова и снова. Стихи отца проникали в самую его душу, он понимал их значение и смысл – и хотел бы ответить ему, сказать: «Прости меня за всю грубость и ссоры! Мне так жаль! Жаль!» Какой бы компромат Кисё Кируки ни нашел на Ингу, Химмэль не сомневался – тот ни чем не повинен ни перед ним, ни перед Кёко. Его отец не может быть обычным опустившимся наркоманом, банальным завсегдатаем дешевых публичных домов!.. Но как Химмэль может оправдать отца в глазах общественности, если дед обнародует улики против него? Если все откроется, разве Химмэль сможет защитить его и мать?..
Не ищи дверь, чтобы сбежать,
Там за дверью – вчерашний ад,
Хватит ссориться, я хочу сказать:
«Оглядываться перестань назад!»
Не будем строить замков на песке,
Каждое «завтра» мы проживем по-другому.
Только не замыкайся в своей тоске.
Только не давай вспоминаться плохому!
Песня завершилась. Секунда ошеломленного молчания и – единодушные, восторженные аплодисменты. Ингу раскланялся перед публикой, отдал бас-гитару подоспевшему музыканту и спустился со сцены. Видя приближающегося отца, Химмэль заставил себя улыбнуться ему сквозь слезы. Ингу снова обнял его, крепко прижав к своей груди.
- На случай, если песня не понравилась, ты можешь купить себе Порше, - сказал он сыну.
Тот сдавленно хмыкнул в ответ на иронию отца. К ним подошла растроганная Кёко, тоже не сдержавшая слез – она поцеловала сначала Химмэля, затем Ингу. Уж теперь-то ссоры должны прекратиться! Пускай сын с отцом обретут взаимопонимание и в их семье установится мир и любовь!
Слезы на глазах Химмэля уже высохли, он больше не колебался в принятом решении.
Конец июня ознаменовался для группы «Showboys» сразу двумя новостями. Первая заключалась в следующем: сериал «Трое из Йосивары», успешно показанный по каналу Planet Music и имевший самый высокий зрительский рейтинг среди молодежных сериалов, выдвинут на одиннадцать номинаций национальной телевизионной ассоциации. Вторая тоже была не менее приятной: за первые три дня продаж сингла «Я хочу целовать тебя в Токио», диск разошелся тиражом в пятьсот тысяч экземпляров и темпы продаж не падали – независимые аналитики, впечатленные успехом, предрекали рекордный миллион копий к концу первой недели.
«Невиданный успех! Новая группа бьет все рекорды продаж в Японии! – кричали заголовки музыкальных новостей. – Сингл одним махом оказался на вершине чарта Орикон и, судя по всему, покинет место лидера нескоро. Отныне «Showboys» - хозяева музыкального олимпа!»
Шумиха вокруг группы усугубляла тоску Химмэля, превращая его существование в общежитии в пытку. Он сообщил деду о своем согласии с его условиями – тот, обрадованный сговорчивостью внука, великодушно сообщил, что позволит внуку остаться в Токио до свадьбы Ингу и Кёко. Химмэль отказался от этого, не желая присутствовать на бракосочетании родителей и мечтая побыстрее покончить со всем и уехать из Токио. Если он задержится здесь, то непременно свихнется, не выдержав груза сожаления о потерянном. В свой звездный час, на пике славы, он вынужден отказаться от планов, амбиций, от всего, о чем мечтал! Эта мысль преследовала его круглосуточно, не давая ему покоя даже во сне. Химмэль совсем перестал есть и, не выдержав, взялся за сигареты, нарушив данное отцу слово. Хотя, какое имеет значение нарушенное слово, когда все в его жизни стремительно катится к чертям собачьим?..
Он боялся задуматься о том, какая жизнь его ждет в Симоносеки. Старик только начал закручивать гайки, какие еще условия он выдвинет для внука, после того как тот окажется полностью в его власти? И дело не только в деспотизме и навязчивых идеях Кисё Куроки… Дело в самом Химмэле – как долго он сможет плясать под дудку деда, прежде чем у него сдадут нервы и он натворит глупостей? Долго ли он сумеет изображать из себя послушного мальчика?
Вернувшись в общежитие после встречи с дедом, Химмэль заперся в комнате, куря одну сигарету за другой, и придумывая ложь для родителей. Он не тешил себя иллюзией, что они поверят в его историю – уж отец-то точно, ведь он терпеть не может Кисё Куроки! Главное, не поддаться слабости в разговоре с ними, не начать оправдываться, реветь как ребенок или проговориться об истинной подоплеке дела! Химмэль должен держаться до последнего и стоять на своей версии событий: он самостоятельно принял решение бросить шоу-бизнес и уехать в Симоносеки под опеку деда, родители должны смириться с этим и не препятствовать ему.
Сероглазый юноша то садился на диван, то вскакивал, принимался бродить по комнате – невидящим взором глядя за окно, на безмятежную синюю дымку над океаном. В углу горой были свалены так и не распакованные подарки, о них Химмэль забыл. У него закончились сигареты, благодаря чему он обратил внимание на время. Приближался вечер, он не может сидеть вот так взаперти весь оставшийся день! Надо уже решиться и пойти на родительскую половину дома...
Юноша с проклятием пнул попавшийся на пути книжный шкаф – на полке подпрыгнули несколько пластиковых моделей гоночных автомобилей, жалобно зазвенели какие-то хрустальные безделушки, купленные во время поездки на горячие источники, и брякнул брелок с вдетым в него ключом. Химмэль, повертев ключ в руках, вспомнил, как на прошлый день рождения мать подарила ему мотоцикл. С тех пор он еще ни разу не сел за руль, все никак не мог найти для этого времени – мотоцикл пылился в гараже вот уже год.
- Может, прокатиться с ветерком? – спросил сам себя юноша.
На миг он представил, как просто тогда он разорвет узы, намертво опутавшие его: нужно только разогнаться как следует и направить мотоцикл на грузовик или же на каменную стену… и все закончится. Ему не придется прогибаться под деда и выбрасывать на помойку все свои мечты. Уехав в Симоновеки, он рано или поздно все равно дойдет до чего-нибудь подобного – вопрос в том, как и когда он это сделает.
Раздался стук в дверь, отвлекая его от раздумий.
- Что? – не сказав «привет», лаконично спросил Химмэль незваного гостя.
- Привет, можно войти? - несмотря на холодный прием, Тиэми Касаги улыбнулся ему. Сероглазый юноша посторонился, пропуская его, и захлопнул дверь. Касаги, помявшись немного, заговорил: - Через сорок минут Масимо всех собирает в общей гостиной, хочет зачитать нам расписание на ближайшую неделю. Она не видела тебя сегодня утром и беспокоилась, куда ты пропал. Я решил зайти к тебе на всякий случай.
- Отлично, спасибо за беспокойство, - Химмэль вернулся к книжной полке и вновь стал разглядывать мотоциклетный брелок и ключ на нем.
- С тобой все в порядке?
- Конечно, почему должно быть иначе? – тот даже не посмотрел на Касаги.
- Последние несколько дней ты всех избегаешь. И выглядишь… очень расстроенным.
- Так ты поэтому пришел? Волнуешься за меня?
- Да, волнуюсь, - подтвердил парень серьезно. – Химмэ, что-то случилось?
Химмэль с трудом удержался от язвительной грубости в ответ, понимая: Тиэми руководствуется искренними чувствами.
- Да, кое-что случилось, но я не хочу обсуждать это.
- Хорошо, я не настаиваю, - участливо проговорил парень. – Но если вдруг захочешь поговорить, я всегда готов выслушать и помочь.
- Знаю, Тиэми. Спасибо за поддержку.
Между ними повисло тяжелое молчание. Тиэми не отрываясь глядел на любимого человека, стараясь проникнуть под скорлупу отчужденности, за которой тот спрятался. С Химмэлем случилось что-то действительно плохое! По чьей вине? Опять Югэн? Или кто-то другой?.. В надежде хоть немного разогнать мрачность юноши, Тиэми переменил тему:
- Кстати, тебе понравился мой подарок?
Химмэлю понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, о чем тот говорит.
- Подарок?.. - он устало потер переносицу. - Прости, я еще не открывал подарков.
- Тогда давай откроем его вместе!
Касаги отыскал в куче коробок и шуршащих пакетов с бантами свой подарок и подошел с ним к юноше. Тому ничего не оставалось делать, как взять небольшую плоскую коробочку и надорвать упаковку. Открыв подарок, Химмэль обнаружил внутри конверт, гравированный золотом - в нем лежали бумаги, подтверждающие, что Химмэль владелец… целого острова в Тихом океане. Невольно брови Химмэля полезли на лоб от удивления.
- Прошлый мой подарок был таким никчемным, - объяснился Тиэми, радуясь его реакции. – А я мечтал подарить тебе что-нибудь необыкновенное, что-нибудь похожее на сказку. Теперь у тебя есть остров и ты можешь сделать с ним все, что захочешь – построить королевский дворец, парк аттракционов или просто жить там как Робинзон Крузо, когда вздумается сбежать от шумихи Токио и отдохнуть.
- Целый остров? – спросил сероглазый юноша ошеломленно.
- А что такого? Я могу себе позволить такие подарки, - Тиэми Касаги залился румянцем.
По щекам Химмэля скользнули несколько слез, пробившись через заслон угрюмой обреченности. Он порывисто обнял Касаги, стремясь ощутить его близость и тепло. Его растрогала не стоимость подарка, а стремление Касаги привнести в его жизнь луч света и детской жизнерадостности. "Что-нибудь похожее на сказку"... Как жаль, что Химмэль не сможет принять эту сказку в дар!
- Спасибо тебе за подарок, - прошептал юноша, разомкнув объятия. – Но я не могу принять его.
- Почему? Он слишком дорогой и обременяет тебя?
- Нет, нет… Я… Дело в том, что я бросаю шоу-бизнес и уезжаю в Симоносеки.
- Ч-что? Что ты такое говоришь? Ты шутишь, ведь так? - теперь уже брови Касаги полезли на лоб, он был совершенно сбит с толку.
- Я не шучу. Возьми свой подарок, - Химмэль вложил ему в руку бумаги. – И еще раз прости.
- Ты не можешь все бросить и уйти!
- Вообще-то могу. Группе придется нелегко, но вы парни талантливые и переживете…
- Да я не о группе! – взорвался Тиэми, растеряв все спокойствие и выдержку. – Я о тебе! Ты столько сил положил на свою карьеру, работал на износ, даже сбегал из больницы ради концерта. А сейчас вот утверждаешь, что бросишь все? После всего пережитого? После всех побед и достижений?
- Да, именно это я имею в виду, - кивнул Химмэль.
- Ты не в своем уме! По-моему ты не отдаешь себе отчета в происходящем.
Сероглазый юноша, не желая вступать в спор, лишь неопределенно усмехнулся. Разговор с Касаги стал ему в тягость. К тому же хватит впустую болтать и оттягивать неизбежное - пора явиться к родителям и поставить их перед фактом. Нужно перестать трусить! Чем дольше Химмэль избегает тяжелого разговора, тем глубже становится рана в сердце, тем сильнее его начинает глодать страх. Покинув комнату, он быстрым шагом направился на родительскую половину дома. Сердце безумно колотилось в груди, подскакивая к горлу, а на висках выступил лихорадочный пот.
- Химмэ! Подожди! – Касаги преследовал его по пятам.
- Оставь меня, - резко ответил ему Химмэль.
Он вошел в гостиную и огляделся – та оказалась пуста. Ни отца, ни матери. И только тогда юноша сообразил, что не знает, дома ли родители. Может, они уехали куда-нибудь? Или же они в спальне – куда Химмэль ни за что решится заглянуть.
- Химмэ! – Касаги подлетел к нему и железной хваткой вцепился в локоть. – Не убегай от меня!
- Это ты не бегай за мной! – вскипел Химмэль моментально и едва не сломал тому кисть руки, резко высвободив свой локоть. – Уходи! Я должен поговорить с отцом и матерью, ты здесь лишний.
- Я хочу, чтобы ты знал: если уйдешь ты, то я тоже уйду из шоу-бизнеса.
Приехали! И он тоже ставит ему условия! Химмэль закатил глаза к потолку, раздражаясь все сильнее.
- Думаешь, мне есть дело до этого? Да поступай как захочешь! – в порыве гнева он толкнул Касаги и тот упал на пол, растерянно тараща на него глаза. – Заебали меня чертовы угрозы и прочее дерьмо!
- Я не угрожал… С чего ты взял? Я уйду из шоу-бизнеса и тоже перееду в Симоносеки, чтобы мы могли с тобой видеться, - пока Химмэль изумленно хлопал ресницами, Тиэми поднялся на ноги и приблизился к нему: - Учиться смогу и дистанционно, а шоу-бизнес… После того как я встретил тебя, я вполне могу обойтись и без него. Прошу, разреши мне последовать за тобой!
Приподнявшись на цыпочки, Тиэми обвил его шею руками и поцеловал его. Касание их губ длилось всего несколько секунд, прежде чем раздался голос Ингу:
- Что за хрень здесь творится?
Парни поспешно отпрянули друг от друга. Сероглазый юноша, обернувшись, обнаружил отца на пороге гостиной в компании дымящейся сигареты и стакана с виски. Выражение лица Ингу, ставшего свидетелем их поцелуя, нельзя было передать словами - тут было и недоумение, и осуждение, и досада, и негодование. Химмэль неожиданно для самого себя растерялся, испытав смятение под довлеющим свинцовым взором отца.
Однако Касаги, отличие от юноши, не потерял дара речи:
- Извините за эту сцену, господин Фагъедир. Мне не следовало целовать Химмэ прямо здесь, но я не сдержался. И, говоря начистоту, я давно хотел признаться, что люблю его. Очень люблю.
___________________________________
* Персона нон-грата - «нежелательная персона», «нежелательное лицо», дипломатический термин.
_______________________________________