elf

Аш назг дурбатулук, Аш назг гимбатул,
Аш назг тракатулук Ак бурзум иши кримпатул.

Эта надпись являлась лишь частью древнего заклинания и гласила:

Одно кольцо чтоб править всеми, Одно кольцо отыщет всех,
Одно кольцо соберёт всех и во мраке скуёт их в чёрную цепь.

---

Тя-но-ю2013&планы

В прошедшее воскресенье состоялся фестиваль Тя-но-ю (16 июня).
Если честно, настроение испортилось еще со входа, когда ВСЕ вещи перетрясли так, что сложилось впечатление, будто я попал в тюрьму. Открывать бутылки это уже верх наглости! может приличнее было оставить участников умирать без воды? Законы-законы...а где же закон о том, что охрана не имеет право открывать, вытаскивать вещи, а должна попросить об этом обладателя этих вещей. Ни где еще так ужасно себя не чувствовал. И какой после этого настрой? - на всех орать =_="
Благо с декорациями разобрались, вот только не всё получилось с подсветкой креста...хотя это оговаривалось! Ну и удлинителей у ДК конечно же нет...
Я понимаю, что волонтеры тоже на нервах там, но...но...но...
Зато у нас была отдельная гримерка! *_*
Программу я не видел, просто было некогда. В этот раз у нас были не очень легкие декорации, которые мы собирали.
Однако мне очень понравились Цветочки...я не знаю что это за фэндом...их было 3е или 2е...я видел их на улице *_*
А еще Хаул! оооодааа...перья! и всё идеально! *_*
Понравилось выступление Ралу, пожалуй это было единственное, которое я видел хДД Еще одно посмотрели на видео...нет, люди...не надо вам танцев к тому же это наша фишка! хД =_="
Не могу сказать, что фестиваль плох, это было бы ложью. Он очень хороший, но, скорее, не душевный, а рабочий. (т.е. не отдыхаешь, а устаешь на нем)
Просто скажу для сравнения, что ФАП, Тогучи...были очень "теплые", "приветливые", там было приятно находиться.
Однако, не смотря на все проблемы, возникшие на фестивале, мы выступили. И выступили - отлично, шикарно, замечательно! Мы работали много, иногда ругались, я злился...но в каждой семье случаются ссоры, верно? В итоге, у нас всё получается и тогда понимаешь, насколько все эти люди важны и как бы хотелось больше не менять состав! Пожалуйста, останьтесь со мной навсегда!

La famille no 薔薇 (茶の湯　2013)
Выбор Зала и Выбор Жюри!


Теперь мы (Asagi&Hiroki) планируем отправиться покорять Калугу! Там же я планирую выйти в совершенно новом для меня образе!
Далее будет J-ROCK конвент!

Пока это всё. Всем удачи!
あなたのAsagi.

---

Планы

16 ИЮНЯ! LA FAMILLE NO BARA ВЫСТУПИТ НА ТЯ-НО-Ю СО СЦЕНКОЙ, ЗАВЕРШАЮЩЕЙ ИСТОРИЮ СИНЕЙ ПТИЦЫ И ХРАНИТЕЛЕЙ! МЫ БУДЕМ ОЧЕНЬ СТАРАТЬСЯ!
А сейчас мы усердно готовимся
Так же, мы хотим выступить с иным вариантом этой сценки на конвенте во внеконкурсе...но это пока лишь планы, не знаю, на сколько это возможно...

---

Живя сценой...

как же давно я здесь не был!!
Уже давно прошел ФАП...скажу пару слов: 3е место - неожиданно! Не думал, что смогу занять какое-либо место, слишком хороши были все участники! Сам фест ШИ-КАР-НЫЙ! По возможности будем туда ездить всегда! А так же хотелось бы отправиться туда вместе с моим любимым косбендом!

Теперь днях, минувших совсем недавно...
Ночь в музее...хм...мило, по-домашнему, душно...Благо быстро нашли место хДД Я снова был в костюме "Князь Тьмы"...Князь хотел в холод хД Спасибо людям, которые скрасили этот вечер! Особенно, спасибо Мана-сама...он мужественно выслушил аж 2 дня мои истерики хДД (ну не могу я когда что-то идет не так, как я планирую)
В темной комнате мне даже понравилось...но мы не поняли одно - зачем фонарики, когда всё прекрасно видно? ))) ну ок)
Многие выступающие были на высоте! Но не еле передвигающиеся, непонятно что делающие и не мортал...н...ааа...как там его...вообщем полуголые женщины, изображающие игру...одни и те же костюмы.
Больше ничего сказать не могу...
За фото и Видео спасибо Андрею.


Что ж...вот я и добрался до столь прекрасного феста - Тогучи!!!!!!!!
Начну с ночь...после того как мы вернулись с Ночи музеев...нужно было сделать много дел в подготовке...в итоге поспали мы от силы часа три. лучше бы я вообще не ложился Когда встал, чувствовал себя убитым, но мысль о предстоящем дне меня взбодрила. Почти с первого раза накрасился я удачно, при помощи Маны конечно. Затем он сделал мне лоли-причесочку. НО...каникалон не завился! Делать нечего...я ищу в контакте Отца Всея Джейрока...и...о Ками-сама! Он он-лайн! и говорит, что у него будет плойка!
Затем мы поехали на место...по пути забрав у швеи части костюма...добрались!
Пафосно вывалившись из машины мы проследовали ко входу для участников. Нам надавали значков, програмку, бейджи...руки у меня оказались заняты хДД
Попав в гримерку, обнаружили, что народу там не так много, что не могло не радовать! Одевшись, мы решили, что надо бы просить плойку, ибо первый блок скоро начнется, а Роджер в жюри...предварительно позвонив ему, Мана отправился за плойкой. Вернулся он с плойкой и...ФЛАЕРАМИ! пришлось нам отрабатывать плойку хДДД каникалон был закручен и уложен! СПАСИБО, РОДЖЕР-САН!!!! ЛУЧИ ЛЮБВИ!
А еще спасибо Мишелю! Он поделился лаком, ибо мой прическу не выдержал и решил закончиться не успев начаться хД
Далее мы пошли продумывать дефиле...думали-думали и надумали...
Потом мы гуляли, общались с друзьями, вообщем провели этот день весело!
И да! Аой(Хироки) в леопардовых трусах!!!!!!!!!!!!!
Потом...мы решили сходить еще за соком...дабы сделать еще один "сок фестивальный"...спросили у Мишеля где тут магазин...он послал...послал так послал - на заправку! Прийдя туда, мы взяли сок и чай...подойдя к кассе нам сказали взять еще один чай - в подарок!!!! теперь я знаю, кого Ди посылают в магазин - Тсунехито! хДД
Удивленные и обрадованные мы почапали обратно)
В самом конце (4 блок) нас ждал сюрприз от Ро-прожект - очень смешная сценка! Супер! Восхитительно! Думал, что умру от смеха!
На награждении я хотел идти собирать вещи (так же было и на конвенте и на ФАПе...), как вдруг я слышу, что победа в одиночном дефиле моя! КАК? На моей памяти Джейрок всегда проигрывал аниме! Не веря своим ушам я пошел...нет...скорее победал за наградой хДД и оп! пижама Кигуруми...и конечно же знающие меня люди не упустили шанса посмеяться надо мной хДДД но я думаю, что выгляжу в ней мило! хДД
Я искренне поздравляю наших прекрасных К+! умнички и очаровашки! Если вы их не видели, то вы мнооогооое потеряли!
Поздравляю всех своих друзей, победивших на фестивале! эти награды действительно поправу достались вам!
Все, кто участвовал - молодцы! Идите вперед и не сдавайтесь!
Надеюсь, я ничего не упустил...
Выражаю ОГРОМНУЮ благодарность Мана-сама, он два дня выслушивал меня, помогал, поддерживал и просто был со мной рядом!
Теперь пара слов о том, что я думал, когда подавался с этим костюмом. Я не буду уподобляться человеку, желающему, чтобы его пожалели, а просто скажу так:
Я сделал это в память о человеке, которого всегда буду помнить. Скоро не очень хорошая дата...и пройдет ровно год. За этот год многое изменилось. Изменился и я.
Мне просто хотелось, чтобы этот костюм не забылся. Велик был и страх, страх того, что это не правильно. Но...прожив вчерашний день, я понял, что всё сделал верно и мой риск был оправдан. Спасибо...

---

Последние новости.

Отметив свой День Рождения мы продолжаем идти вперед!
Итак! 20-21 - Ярославль! Я очень-очень жду эти дни! Так же, планирую сделать много "закулисных" фото и видео хДД Надеюсь, будет весело!
Все "деловые" приготовления завершены!

---

эпилог

____ ЭПИЛОГ _____






>>> Шесть месяцев спустя




Стены Токио Доум ходили ходуном от грохота музыки, многократно усиленных микрофонами голосов певцов и буйства шестидесятитысячной публики - топота ста двадцати тысяч ног, аплодисментов, воплей восторга и преклонения. Все перемешалось, превратившись в ураган, сконцентрированный на сцене, сооруженной на бейсбольном поле стадиона. Прохладный апрельский вечер соединил сердца поклонников счастливым событием: на сцене Токио Доум сегодня гремело музыкальное шоу – «DREAM CONCERT» - объединившее выступления пятнадцати музыкальных исполнителей, представляющих интересы различных медиа-агентств Японии, в том числе двух гигантов – CBL Records и J-Star Industries.

Идею мероприятия выдвинула и реализовала компания «Oricon», занимающаяся мониторингом музыкальной индустрии и владеющая непререкаемым авторитетом в этой сфере: ее еженедельных хит-парадов с благоговением ждали артисты, критики «Oricon» наводили ужас на воротил шоу-бизнеса, а реклама в специализированном журнале, который выпускала компания, стоила невероятных денег. Замысел шоу состоял в стремлении компании подхлестнуть конкуренцию между артистами и агентствами, где те работают - и тем самым стимулировать интерес публики к миру музыки. Все очень просто: трижды в год организовывать концерты на крупнейшей площадке Токио и собирать там звезд эстрады, дабы те могли показать себя и посмотреть на других – по итогам концертов «Oricon» станет издавать отдельный номер журнала, в котором критически разберет сценические номера и оценит профессиональный уровень исполнителей. Медиа-агентства с энтузиазмом ухватились за возможность заслужить похвалу ведущих музыкальных экспертов и заодно показать, кто во что горазд.

От CBL Records в шоу участвовали две группы: популярная New Age и суперпопулярная - Showboys. Главными конкурентами детища Сибил Гэсиро выступали также два бойз-бэнда, выдвинутые J-Star Industries – Daisy и Heet - причем последнюю сформировали буквально за несколько дней до «Dream Concert» и из пяти заявленных участников публике представили пока только четверых. Оставшиеся одиннадцать исполнителей являлись протеже агентств помскромнее и привлекали не столь пристальное внимание. Все знали – люди пришли посмотреть на красавцев из самых популярных бойз-бэндов.

Кроме того, по мнению экспертов компании «Oricon», на концерте обязательно должны схлестнуться не только таланты, но и коммерческие интересы. Компания Каеге Ватасэ в начале года потерпела значительные убытки из-за провала сингла группы Daisy, проданного за три месяца тиражом всего лишь в семьдесят тысяч копий. Произошло это из-за крайне неудачного маркетинга компании – они выпустили сингл в то же время, что и Showboys. Ватасэ надеялся таким образом перебить продажи конкурентов, рассчитывая, что все кинутся покупать диски Daisy, благодаря чему потерпел оглушительное поражение! Showboys во главе с Химмэлем Фагъедиром в очередной раз сорвали джек-пот, продав за первую неделю полмиллиона копий и набрав к апрелю два миллиона. Дела J-Star Industries обстояли неважно – низкая доходность проектов плюс провал Daisy спровоцировали падение цен на акции компании. Каеге Ватасэ все труднее становилось удерживать за J-Star Industries звание одного из ведущих медиа-агенств Японии - не ровен час, Сибил Гэсиро станет единоличной хозяйкой японского шоу-бизнеса!

«CBL Records по всем статьям уверенно лидирует. На стороне госпожи Гэсиро отличные маркетологи и превосходный творческий арсенал, представленный в лице всем известной группы Showboys, - комментировал сложившуюся в шоу-бизнесе ситуацию критик «Oricon» Хаяси Каматари. – Будущее же J-Star Industries – прямого конкурента CBL Records - в данный момент внушает серьезные опасения. Компании необходимо как можно скорее отыграться за свой провал, иначе падение акций продолжится и приведет к необратимым последствиям. Из источников, близких к Сибил Гэсиро, мне стало известно, что она планирует скупить акции конкурента, когда их падение достигнет рекордной отметки. Если это случится, то J-Star Industries перестанет существовать как независимая компания, превратившись в придаток медиа-монстра, как некогда дизайнерский дом «Джой Миамото», купленный Гэсиро за бесценок после банкротства. Апрельское шоу «Dream Concert» отличный шанс для Каеге Ватасэ доказать, что его компанию еще рано списывать со счетов – его протеже просто обязаны показать высший пилотаж и тем самым спасти имидж J-Star Industries в глазах общественности...»

Сибил Гэсиро и вправду предвкушала свою победу. Несомненно, фортуна на ее стороне! Каеге Ватасэ барахтается из последних сил и вот-вот пойдет ко дну - напыщенный индюк, всегда взиравший на Гэсиро свысока, делает одну ошибку за другой, приближая свое поражение. Она была уверена - «Dream Concert» расставит все точки над «i»! Ее мальчики непобедимы, а что есть у J-Star Industries?.. Практически изживший себя как творческий коллектив бойз-бэнд Daisy и какие-то неоперившиеся безвестные юнцы, из которых наспех создали группу! Разведка донесла ей, что участники Heet совсем не раскручены, широкая публика не знает их, а, следовательно, как Ватасэ может рассчитывать на удачный дебют новобранцев? Похоже, президент J-Star Industries совсем отчаялся, раз решился выкинуть на большую сцену мальчишек, предварительно не разрекламировав их в сериалах и ток-шоу. Впрочем, его легкомыслие на руку Гэсиро!

- Ты должен уничтожить на концерте Daisy и Heet, - сказала она Химмэлю во время обсуждения участия Showboys в шоу «Dream Concert». – Все, и зрители и критики «Oricon», должны увидеть, что те просто сопляки и неудачники на фоне вас.

- Не проблема, - пожал плечами лидер группы. – Но мне понадобится кое-какая помощь. Устройте так, чтобы мы выступали прямо перед ними.

- Что ты задумал? - улыбнулась Гэсиро заинтригованно.

- Пусть это будет сюрпризом.

- Хорошо. Я все устрою, как ты просишь, - она ни на миг не усомнилась в нем.

Сибил Гэсиро втайне была влюблена в него. Он всегда привлекал ее в сексуальном плане, но держался как неприступная крепость и она никак не могла сообразить, с какой стороны к нему подступиться. Никто из ее фаворитов не заводил ее так, как этот высокомерный и упрямый мальчишка со свинцовыми глазами! Она хотела его и восхищалась им, а потом, незаметно для себя, и влюбилась в него. Гэсиро осознавала, что он никогда не допустит романа между ними, и его неприступность только разжигала в ней чувства. Однако она была слишком благоразумна для того, чтобы давать волю эмоциям – Химмэль чрезвычайно важен для CBL Records и она ни за что не станет рисковать и портить с ним отношения. Мальчик итак тяжело перенес исключение Югэна и даже собирался бросить группу ради жизни с ним в США.

Так все оно и произошло бы, не исчезни Югэн внезапно с горизонта!

Рейо Коидзуми вынудил ее выгнать одного из самых популярных и прибыльных артистов, а тут еще и Химмэль – главный козырь в колоде CBL Records – вознамерился уйти вслед за Югэном! Гэсиро понятия не имела, куда подевался Югэн, но благодарила всех возможных богов за то что у нее в руках остался Химмэль - чье чувство ответственности перед прочими участниками группы пересилило злость на Гэсиро и Коидзуми.

Химмэль стал лидером группы и вытянул ее на себе. Без него четверо оставшихся парней не смогли бы окупить инвестированных в проект средств. Исключение Югэна нанесло ощутимый урон: часть фанатов в гневе отвернулись от проекта, телевизионные рейтинги упали, а продажи второго сингла – выпущенного в середине октября - оказались значительно скромнее, всего четыреста тысяч за первую неделю, в то время как «Хочу целовать тебя в Токио» за неделю разошелся более чем миллионом копий. Но эти четыреста тысяч копий были все же куда лучше, чем полный провал и закрытие проекта - тем паче, конкуренты не могли похвастаться хотя бы такими цифрами. Showboys, пережив уход фронтмена, продолжали оставаться самой прибыльной группой на японской эстраде.

«Равных им нет! Они нанесут Ватасэ смертельный удар, от которого тот не сможет оправиться, - размышляла президент медиа-агентства с удовлетворением. – После «Dream Concert» его перестанут воспринимать всерьез и мне останется сделать полшага, чтобы окончательно разорить J-Star Industries!»

В день концерта Сибил Гэсиро приехала в Токио Доум, чтобы лично наблюдать за своими любимцами. Благословив их за кулисами, она удалилась в VIP-ложу. К своему удивлению, в соседней ложе Гэсиро увидела Каеге Ватасэ. Зачем он приехал? На что рассчитывает? Неужто Ватасэ наивно полагает, будто ему удастся сегодня отыграться?

«Так даже интереснее, - заметила про себя она. – Я с удовольствием погляжу на его униженную физиономию!»

Участникам New Age и Showboys выделили общую гримерку. Снаружи гремел концерт, а они готовились к выступлению, перекидываясь шуточками. Атмосфера в гримерке стояла дружелюбная, ведь даже Кей Ясумаса – главный задира во всем агентстве – теперь не нападал на участников группы, опасаясь Химмэля, занявшего место лидера. Правда, время от времени Ясумаса, не в силах сдержаться, дразнил Касаги «Мисс Монро», но тот научился отшучиваться, называя его в ответ «Мистер Язык Без Костей».

Химмэль, пока визажист накладывал ему грим, то и дело искоса поглядывал на Оницуру Коидзуми.

Тот держался неплохо, улыбался, перекидывался веселыми словечками с коллегами по группе. Видимо, сеансы психотерапии дали положительные результаты! После того, как Югэн напал на его семью и Оницуре открылась страшная правда, парень едва не тронулся умом – он пребывал в состоянии круглосуточной истерики, в бешенстве кидался на своего отца и грозился покончить жизнь самоубийством. Родители от греха подальше заперли его в реабилитационном центре на восемь недель, а оттуда увезли за границу. Фанатам сообщили, что у Онидзуми возникли проблемы с голосовыми связками и он уехал на лечение в Швейцарию.

Сероглазый юноша в чем-то сочувствовал Коидзуми-младшему. Тот не виноват в преступлении отца, а досталось ему, пожалуй, больше, чем самому Рейо Коидзуми! Одно то, что Югэн – с которым он состоял в сексуальной связи – на самом деле приходился ему братом, могло свести с ума. А тут, помимо вскрывшегося инцеста, он вдобавок узнал весьма омерзительные подробности интрижки отца с Нару Хидэки. Выходит, его родители те еще фрукты: мать – шалава, а отец – подонок, ставший причиной убийства двух ни в чем не повинных детей. Есть от чего впасть в депрессию!

Месяц назад Онидзуми вернулся в Японию, водворившись на место лидера New Age. Держался он слегка отстраненно, но в общем и целом не вызывал у окружающих никаких подозрений. Химмэль не собирался обращаться к нему с вопросами или просьбами, хоть и тяжело переживал исчезновение Югэна. Онидзуми сам подошел к нему и задал волнующий его вопрос:

- Ты знаешь, где он сейчас?

Химмэль, конечно, без труда догадался о ком идет речь.

- Даже если б знал, зачем мне говорить тебе? Чтобы ты донес своему отцу?

- Я не донесу, - возразил Оницура искренне. – Я просто… переживаю.

- Он сбежал из больницы и я не в курсе, где он скрывается, - сероглазый юноша тяжело вздохнул. – Так что ты обратился не по адресу.

Пришлось Онидзуми остаться ни с чем, как, впрочем, и Химмэлю. Группа New Age, приостановившая свою деятельность на время отсутствия лидера, ожила и в данный момент занималась подготовкой нового сингла. Закончить новую песню к концерту они не успевали, поэтому сегодня собирались выступить с одним из своих прежних хитов.

- New Age! До вашего выхода десять минут! – объявил ассистент конферансье. – Showboys, ваш выход сразу после них, готовность через пятнадцать минут.

Визажист закончил с гримом и Химмэль поднялся с кресла, решив сбегать в туалет перед выходом на сцену.

Стив, карауливший у дверей гримерки, проводил его до туалета, предварительно проверив помещение. Юноша смотрел на него с неудовольствием, будь его воля, он бы избавился от надоедливого телохранителя. На присутствии телохранителя настояли родители: Ингу и Кёко находились в Америке, где у Mirror & Sky проходило гастрольное турне - беспокоясь о безопасности сына они требовали от Стива круглосуточного бдения подле юноши.

Отлив, Химмэль сполоснул руки в раковине. Вытирая руки о бумажное полотенце, он бросил взгляд в зеркало.

Он до сих пор ненавидел свое отражение. Все вокруг говорили о его красоте, фанатки падали в обмороки, парни завидовали – среди молодежи стало модным выбеливать себе волосы и носить серые линзы, хотя далеко не всех это красило… Химмэль должен гордиться своей внешностью, а не разглядываться себя в зеркале с холодком на сердце! Одно время он почти забыл о неприязни к самому себе, обретя умиротворенность благодаря родителям. Трагедия с Югэном нанесла ему неисцелимую рану, возродив его вечное напряжение и болезненную озлобленность на окружающий мир и себя.

Он проклинал себя за то, что упустил Югэна, дал ему сбежать и исчезнуть. Где тот прячется? Что собирается еще натворить? Или, быть может, Югэн уже мертв? Полгода бесплотных поисков и самобичевания вывернули его душу наизнанку, иссушили ее, измучили. Он чувствовал себя смертельно усталым. И все равно не мог забыть его.

Дверь в туалет приоткрылась и внутрь, хитро улыбаясь, проскользнул Тиэми Касаги. Подскочив к Химмэлю, он обнял его за талию и крепко прижался к нему. Стив уже привык к тому, что Касаги и Химмэль лучшие друзья и повсюду ходят парочкой, и пропустил его без вопросов. Тиэми не боялся интимно обнимать сероглазого юношу – телохранитель не допустит в туалет посторонних.

- Хочу поцеловать тебя перед выступлением, - шепнул он на ухо Химмэлю. – На счастье…

Тот, пряча за улыбкой свои невеселые мысли, обернулся к нему. Касаги, крепко обвив его шею, страстно поцеловал. Короткое соединенье губ привело Тиэми в восторг, действуя на него как сильный наркотик и мгновение возбуждая его. Ощущение близости Химмэля, его нежной кожи, его дыхания, порождало в парне потребность поглотить объект своего желания, стать с ним единым целым и, тем самым, сделать наслаждение бесконечным. Тиэми душил его своими объятиями, позабыв обо всем.

- Ты так грим испортишь, - с такими словами Химмэль отстранил Касаги.

- Пообещай, что этой ночью придешь ко мне! - он схватил его за руки и требовательно заглянул в глаза. – Мы уже неделю не были вместе. Я так хочу тебя!

- Я приду, - пообещал юноша.

Поправив немного смазанный у губ грим, они покинули туалет. Касаги шагал рядом с любимым, не скрывая своего счастья – с тех пор как они начали встречаться, он и днем и ночью пребывал в состоянии эйфории и не желал скрывать этого. Он добился от Химмэля взаимности, преодолев его сомнения и сумев убедить попробовать построить отношения - и они вот уже три месяца вместе. Да, еще не все гладко в их любовных отношениях, Химмэль порою становится замкнутым, избегает его общества и, как видно, все еще помнит сгинувшего без вести Югэна. Не беда! Тиэми твердо верил: рано или поздно тот окончательно и бесповоротно позабудет бывшего любовника, этого не миновать.

Лидер Showboys, отбросив свою меланхолию, сосредоточился на предстоящем выступлении. Их выход сразу после New Age и прямо перед Daisy – «маргаритками», как иронично называл их Химмэль. Он не имел ничего против них в личном плане, но законы шоу-бизнеса делали их конкурентами и сегодня Химмэль планировал устроить «маргариткам» показательную порку.

- Готовы? – спросил Химмэль своих коллег по группе.

- Да, - ответили те решительно, готовые следовать за своим лидером хоть на край света.

New Age во главе с Онидзуми отработали свой номер и, раскланявшись перед зрителями, покинули сцену. Настала очередь Showboys показать себя во всей красе – они пришли на концерт с последним своим хитом: «Ты – мой рай». Именно эта песня задавила продажи Daisy, поставив рентабельность J-Star Industries под вопрос.

Публика встретила Химмэля и его соратников с таким ликованием, что им пришлось увеличить музыкальное вступление, поскольку безумные визги и крики мешали им петь. Дождавшись, когда шум чуть-чуть стихнет, Химмэль – ведущий главную партию – запел от лица парня, беззаветно влюбленного в девушку. Песня звучала очень любовно и в меру ритмично, соблюдая все основы популярной музыки.

Выступление Showboys перевозбудило зрительский зал. В этот миг из публики можно было вить веревки, так они растаяли от чувств и восторга! Закончив песню, Химмэль дал знак согруппникам не уходить со сцены и обратился к залу:

- Скажите мне, вы любите Showboys? – крикнул он что есть силы: – Вы любите меня?

- Да! Да! Да! – в припадке обожания загремел огромный зрительский зал.

- Я не слышу! Я любите меня? – вызывающе повторил юноша, подстрекая публику. – Любите?!

- Любим! Любим! – безумствовали шестьдесят тысяч человек.

- Вы готовы доказать мне свою любовь?!

- Готовы! Да, готовы! – единым гласом откликнулся зал.

- Если вы любите меня, вы сейчас погасите все огни в зале и не зажжете их при других певцах! – повелительно произнес Химмэль, подняв руку вверх. – Пусть Токио Доум погрузится во тьму ради меня и Showboys! Сделайте это и я поверю в вашу любовь! Давайте!

Не прошло и полминуты - и почти все шестьдесят тысяч зрителей погасили свои фонарики и убрали фосфорические палочки, которыми размахивали в воздухе. Ряды погрузились в темноту, освещаемые только периферическими прожекторами с верхних ярусов стадиона. Кое-где все же виднелись упрямые огоньки, но их были всего лишь несколько сотен, в то время как подчинились Химмэлю десятки тысяч. Триумфально рассмеявшись, лидер Showboys послал залу сладкий воздушный поцелуй – и лишь после этого удалился со сцены.

Следующими на сцену вышли Daisy. Публика встретила их жидкими аплодисментами и темнотой – повинуясь приказу Химмэля Фагъедира, никто не поднял вверх фонарик или фосфорическую палочку. По лицам пятерых участников группы можно было без труда догадаться, насколько униженными они чувствуют себя. Но делать нечего - заиграла музыка и им пришлось, несмотря на холодный прием, начать выступление.

Химмэль вместе с друзьями следил за ними из-за кулис. Его маневр возымел действие, моральный дух конкурентов был подорван. «Маргаритки» путали ноты, сбивались во время танцев и вообще производили весьма плачевное впечатление. Это была агония, а не концертный номер!

- Мы сделали их, ребята! – хохокнул Иса, торжествующе ударив по ладони Дайти Хигу. – Смотрите на них! Они держатся как мокрые курицы!

- Слабаки! – прибавил Оониси. – А еще считали себя профи.

- А мне жаль их, - заметил Тиэми Касаги, пожав плечами. – Химмэ поступил не очень честно.

- На войне все средства хороши, - возразил Хига. – Думаешь, они бы нас пожалели при случае?

Химмэль молчал и смотрел на сцену. Он и сам считал свой поступок отчасти подлым, выходящим за рамки профессионализма – и, в то же время, не видел причин, которые действительно помешали бы Daisy отработать свой номер «на отлично». Он что, переломал им ноги или лишил голоса? Если они захотят выступить хорошо, они выступят несмотря ни на что – и подстава со стороны соперников будет им нипочем! Кто виноват, что они оказались такими ранимыми и растерялись на глазах у десятков тысяч зрителей?

Сибил Гэсиро, глядя на явно провальное выступление Daisy, не прятала улыбки: Химмэль не подвел ее, до чего ловко он подставил подножку соперникам! Как приятно лицезреть вытянувшуюся от злобы физиономию Каеге Ватасэ в соседней ложе! Она уже предвкушала разгромные статьи критиков в журнале «Oricon». Дни Ватасэ в качестве президента J-Star Industries сочтены!

Daisy через силу закончили свое выступление и подавленно поплелись за кулисы.

Конферансье объявил выход следующих участников шоу – также принадлежавших J-Star Industries - бойз-бэнда под названием Heet. Гэсиро даже зевнула от скуки, не ожидая чего-либо интересного - если даже опытные артисты спасовали перед ухищрением Химмэля, то чего можно ожидать от новичков? Нет, новобранцам ни за что не спасти репутацию родного агентства.

Сцена на несколько мгновений погрузилась в полную темноту.

- Смотрите, смотрите! Новички явились на экзекуцию, - Иса ткнул пальцем в пять темных фигур, появившихся во тьме на подмостках.

Зазвучал музыкальный проигрыш в стиле поп-рок, с каждой секундой набирая обороты, ускоряя ритм и перерастая в заводную мелодию. Химмэль удивленно приподнял брови, вслушиваясь – композиция была весьма приятна слуху, так складно композитор подобрал ноты. Кто написал для молодой и никому неизвестной группы столь красивую музыку, когда ее можно выгодно продать более раскрученным коллективам?

Вспыхнули прожекторы, высвечивая сцену и освещая пятерых участников группы Heet. Все они стояли спиной к залу. По очереди певцы стали оборачиваться, позволяя и зрителям и телеоператорам увидеть свои лица – первый, второй, третий, четвертый… Все как на подбор стройные красавчики. Но пятый участник не спешил повернуться к залу, хотя именно он запел первым.

Химмэль пошатнулся и едва не упал, услышав ЭТОТ голос. Он не мог не узнать его, хоть и не видел лица исполнителя. Сильный, невероятно мелодичный и прочувствованный голос мог принадлежать только одному человеку в Японии! Никто не смог бы спеть так же…

Пятый участник наконец-то оглянулся и вышел вперед. Шестьдесят тысяч зрителей все как один проглотили языки, едва лицо парня появилось на огромных экранах. Они узнали его. Прошло девять месяцев с тех пор, как он исчез с эстрады, но они помнили его. Это красивое тело, высокие скулы, глаза цвета арабского кофе, соблазнительный рисунок губ…

- Югэн! Югэн! – заверещал кто-то и спровоцировал ошеломительный взрыв радостных криков и счастливых рыданий, прокативший по залу.

Югэн, ухмыляясь, дал сигнал приостановить музыку, чтобы насладиться бурным приветствием со стороны зрителей.

- Твою мать! – пискнул сдавленно Иса при виде бывшего лидера.

По щекам Химмэля потекли слезы, он, прикрыв рот рукой, не отрываясь глядел на Югэна. Он не верил своим глазам! Он боялся, что это всего лишь галлюцинация, бред воспаленного воображения. Это не обман? Это правда? Югэн выглядел вполне здоровым, если не считать худобы, и держался самоуверенно, демонстрируя бьющую через край энергию. Его правая рука по локоть была закрыта модной кожаной перчаткой со шнуровкой, дополняя его стильный наряд, состоящий из кожаных брюк и полупрозрачной безрукавки.

Югэн поднял руку и сделал резкое движение, призывая обезумевший зал к вниманию.

- Почему так темно?! Зажгите огни! – закричал он подзадоривающе. – Или я не стану петь!

Публика бесновато взвыла в ответ, топая ногами и стуча руками по ограждениям. Как по мановению волшебной палочки, зрительские ряды начали загораться тысячами огней – вспыхивали фонарики и фосфорические палочки, взлетая над головами фанаток. Весь Токио Доум вновь пылал огоньками! Химмэль вынудил их погаснуть, а Югэн зажег вновь.

Грянула музыка и Heet продолжили выступление.

Песня была хороша, в ней ощущалась рука одаренного музыканта. Химмэль теперь понял, кто написал талантливую песню для новичков. Автором безусловно был сам Югэн! Он вел главную партию в песне, без труда беря сложнейшие ноты, и танцевал так, будто не переломал меньше года назад ноги. Правая рука, закованная в перчатку, идеально подчинялась хозяину и не производила впечатление искалеченной. В финале выступления он выполнил акробатический трюк, встав на правую руку и перенеся на нее тяжесть всего тела.

- Югэн! Не уходи! Спой еще! – кричали зрительницы, кидаясь на ограждения и вызывая в зале беспорядки.

Сибил Гэсиро очнулась от шокового состояния, в которое ее повергло появление на сцене бывшего протеже, и посмотрела на Каеге Ватасэ. Тот сидел, довольно облизываясь - как кот, объевшийся сливок. Боже, неужто он решил связаться с Югэном?! Принял его в агентство и позволил выйти на сцену?! В голове не укладывалось!

- Ты сукин сын! – закричала она на Ватасэ, перегнувшись через перила ложи. – Ты не имел права…

- Какие еще права? – тот презрительно расхохотался. – Это ты потеряла все права на него, выгнав из своего агентства. Отныне он принадлежит мне!

Гэсиро не сдержала возмущенного рыка, готовая растерзать его в приступе ярости. Югэн на стороне этого козла! Ее Югэн, ее дорогостоящий артист - настоящий бриллиант среди серых булыжников, который всегда приносил огромную прибыль! Он вернулся в шоу-бизнес окольными путями и теперь очутился в стане врага. Как такое могло произойти?!

- Зачем он вернулся? – прошептал ошарашенный Оониси.

- Он вернулся, чтобы развязать войну, - ответил Химмэль глухо, говоря это скорее для самого себя, чем для него.

- Против кого?

- Против нас всех. Против CBL Records. Против… - сероглазый юноша замолчал, не собираясь озвучивать имя Рейо Коидзуми.

- С чего ты взял? – поинтересовался оробевший Иса.

Химмэль ничего не сказал, неотрывно следя за Югэном. Тиэми Касаги, дрожа от потрясения, чувствовал отчаяние – какого черта Югэн возвратился? Почему, в конце концов, он не мог сгинуть в неизвестности раз и навсегда?! Лучше бы он умер!

«Я не дам ему шанса опять вскружить Химмэлю голову! – подумал Касаги с болезненной решимостью сжимая руки в кулаки. - Я скорее убью его, чем позволю отнять у меня Химмэ!"

Пятеро участников группы Heet отвесили благодарные поклоны залу. Зрители скандировали: «Югэн! Югэн! Югэн!»

- Югэн умер! – возразил громогласно тот, оборвав их. Потом, широко улыбнувшись, прибавил: - Но Рейо Хидэки жив.

---

24-25

________ 24 _________





Оницура Коидзуми сам не знал, как умудрился влюбиться в Югэна.

Пять лет назад, когда они познакомились, Оницура сразу же проникся к нему необъяснимым дружеским расположением, сам не понимая причин этой симпатии. Югэн тогда был юниором – учеником, находящимся в самом начале трудного пути, ведущего к артистической стезе. А Оницура, благодаря влиянию своего отца, уже занимал видное место среди будущих дебютантов медиа-агентства, являясь одним их ведущих детской программы на Planet Music; все без исключения юниоры называли его своим семпаем, считая за честь ловить каждое слово, вылетавшее из его уст. Оницуре нравилось чувствовать себя важной персоной, пусть он и не заслужил авторитета самостоятельно, а всего лишь пожинал плоды отцовских капиталовложений в акции CBL Records - он обожал раздавать советы направо и налево, словно уже не одну собаку съел на кулуарных играх шоу-бизнеса.

Югэн же выделялся среди всех юниоров своим показательным равнодушием к его авторитету - он никогда не следовал советам Оницуры Коидзуми, проповедуя свою собственную философию: «Отвали, я лучше знаю!»

Оницуре, казалось бы, стоило обидеться на пренебрежительное отношение к своей персоне с его стороны! Будь на месте Югэна какой-нибудь другой неоперившийся наглый юнец, то он точно бы наказал его как следует! Но Югэн… Вопреки всякой логике, его вызывающее поведение очаровывало. И, вместо того, чтобы устроить ему бойкот, Оницура подружился с мальчиком. А, узнав от руководства агентства, что тот круглый сирота – во всеуслышание объявил, что берет его под свою опеку. Югэн на три года был младше его, однако это не мешало им весело проводить время. В CBL Records их называли «друзья – не разлей вода». Оницура так проникся к другу, что неоднократно предлагал тому переехать жить в дом его родителей, дабы они могли быть вместе и в неурочное время. Югэн с улыбкой всегда отказывался:

«Одному мне жить лучше, - говорил он. – К тому же, я быстро надоем тебе».

«Твое общество никогда мне не надоест!» - горячо возражал ему друг.

Югэн смешливо морщился в ответ и все равно не принимал руку помощи. Всегда сам по себе!

Все вокруг думали, что из них двоих в дружбе больше заинтересован Югэн – они ошибались! Скорее это Оницура Коидзуми нуждался в каждодневном общении с другом, хотел видеть его постоянно, расстраивался в моменты расставания. Югэн же любил его подразнить, притворяясь, будто не испытывает сходных эмоций, а сам при этом надевал черные линзы, пряча за ними свои глаза цвета арабского кофе, и расхаживал в таком виде – намекая на свои чувства к Онидзуми, владельцу именно таких черных глаз… Их отношения все больше и больше становились похожими на отношения влюбленной парочки – с ревностью со стороны Оницуры, потребностью в повышенном внимании и сексуальном напряжении. Он понимал, что ведет себя крайне глупо, ведь Югэн младше, его следует опекать как младшего брата, а не мучится запретными чувствами. К тому же Оницура осознавал, насколько его желания опасны для его карьеры в CBL Records. И все же, вопреки всем доводам разума, его влекло к Югэну и, чем дольше они общались, тем сильнее становились чувства Оницуры. И вот однажды…

Однажды они действительно переросли из дружеской привязанности в любовные отношения. Произошло это по инициативе Югэна, давно заметившего его влечение. Он сделал первый шаг, на который не решался Оницура – первым поцеловал его, первым решился на откровенные ласки… И все барьеры оказались сметены с пути, им стало наплевать на все, что противоречило их чувствам.

Роман развивался стремительно. Оницура потребовал от отца купить ему квартиру, чтобы больше не жить с родителями – в этой квартире, расположенной в Сэтегая, проходили их свидания. Он настаивал на переезде Югэна к нему, от чего тот отказался, проявив благоразумие:

«В агентстве и без того все шепчутся о нас с тобой, - сказал парень. – Будет слишком, если мы еще и жить начнем вместе».

Оницура оказался бы на седьмом небе от счастья, если б они могли проводить каждую ночь друг с другом, но обстоятельства зачастую не позволяли им встречаться больше трех раз в неделю – работа занимала слишком много времени. Карьера Югэна шла в гору, несмотря на то, что он еще не дебютировал официально: несколько ролей в сериалах, съемки в рекламных роликах, работа моделью. А Коидзуми-младший готовился к дебюту в музыкальной группе New Age, где ему обещали место лидера. Надеясь приблизить к себе Югэна, Оницура попросил Сибил Гэсиро включить его в состав New Age, хотя тот не подходил по возрасту. Попади Югэн в группу, они смогли бы чаще видеть друг друга! Сибил Гэсиро ответила отказом на его просьбу, подчеркнув, что на Югэна у нее есть иные планы. Таким образом, Оницура дебютировал вместе с New Age, а его возлюбленный спустя два года попал в реалити-шоу «Showboys».

С момента их встречи прошло пять лет, их роман длился уже три года, а чувства Оницуры к нему не изменились, не ослабли – только усилились. Если они не были вместе, он думал о Югэне, с нетерпением ожидая встречи, а когда они проводили время вдвоем, Оницура никак не мог надышаться им, насытиться его близостью. Он безумно боялся, что когда-нибудь Югэн охладеет к нему! Тот знал о его страхах и всегда относился к ним с долей иронии, словно это было чем-то совсем несусветным.

После того как Химмэль Фагъедир наговорил ему гадостей про интрижку, якобы, с Югэном, Оницура потерял покой. Югэн раньше не давал ему явных поводов для ревности, однако в этом случае что-то было не так… Оницура не мог внятно объяснить, что именно, но сердцем чуял – между этими двумя дела точно обстоят не чисто. Он заставил себя поверить оправданиям любовника, затаив в глубине души боль и обиду, решив обязательно устроить слежку за Югэном и Химмэлем при случае, дабы проверить свои подозрения.

Поймать их с поличным Оницуре не довелось, так как на его семью обрушились несчастье – вынудившие его забыть о Химмэле. Его мать, Нанами Коидзуми, оказалась посрамлена на весь белый свет благодаря видеозаписи, выложенной в интернет. Никогда еще Оницура не испытывал такого оглушающего стыда, а их фамилия не переживала подобного бесчестья! Ему и в голову не приходило, что его собственная мать может столь легкомысленно повести себя.

«Лучше бы она умерла, чем навлекла на нас позор!» - подумал тогда Оницура.

В отчем доме царил кошмар. Разъяренный отец избил мать, а затем ушел в запой, переживая самые отвратительные времена в своей жизни – полный и окончательный крах всех планов и надежд. Рейо Коидзуми бредил политической карьерой, мечтая попасть сначала в кресло мэра специального района Сэтегая, а оттуда – в парламент Японии. Теперь все пути в политику были раз и навсегда перекрыты, нельзя и мечтать сунуться туда после того, как скандальный ролик с Нанами в главной роли ославил их семью на всю страну!

Но даже не это стало самым тяжелым испытанием для Оницуры. Самым жутким стало для него имя, вырвавшееся из уст полуживой после побоев матери – та едва могла шевелить распухшим ртом и повторяла только одно: «Югэн… Югэн...» Это имя повергло его в бездну отчаяния, в одночасье разрушило все мироздание, расколола сердце на кровоточащие осколки.

«Сукин сын! Малолетний подонок, вот кто твой дружок! Найду этого Югэна и шкуру с него живьем спущу! И зачем ты его притащил в наш дом?! – причитал на все лады Рейо Коидзуми, в исступлении нападая и на сына. – Он водил всех нас за нос, неблагодарный нищеброд! Использовал тебя, чтобы соблазнить твою мать, а затем уничтожил нас всех. Где он сейчас, а?»

«Я не знаю…» - отвечал подавлено Оницура. Он и правда не знал, где скрывается Югэн.

«Все пошло прахом и, считай, ты принял в этом участие!»

Парень, пребывая в состоянии аффекта, стащил у отца пистолет, желая застрелить при встрече Югэна. Встречу ему пришлось ждать два дня и, когда тот все-таки позвонил и предложил увидеться, Оницура не смог выстрелить в него. Югэн ошеломил его, даже не попробовав отпираться и признав свою связь с Нанами Коидзуми. К своему откровению он прибавил еще кое-что:

«Она заставила меня! Твоя мать узнала, что мы с тобой встречаемся и начала шантажировать меня. Она могла разрушить мою карьеру в одночасье! Мне пришлось выполнять все ее прихоти. Она заставила меня спать с ней, Оницура. Это длилось шесть месяцев, прежде чем я решил разорвать наши отношения. Я обо всем рассказал твоему отцу… Знаешь, как отреагировал твой отец, Оницура? Он обвинил во всем меня и обратился к Сибил Гэсиро, требуя, чтобы она выкинула меня на улицу. Что мне было делать, находясь между двух огней? Если бы я не воспользовался той видеозаписью, меня бы растоптали и выкинули на помойку. Никто не смог бы мне помочь».

«Ты мог рассказать мне…» - попытался было возразить Оницура.

«А что можешь ты? Ты признался бы отцу в нашей связи? – Югэн насмешливо рассмеялся и отрицательно покачал головой. – Нет, ты слишком его боишься. Твой страх сильнее тебя».

Не в силах совладать с собой, Оницура упал на колени и опустил голову на грудь, чувствуя мучения и любовь, пожирающие его целиком и без остатка. Он верил словам Югэна, верил безоглядно, слепо и жадно. Его душило раскаяние за дурные помыслы и гнев, которые он испытывал к своему возлюбленному. Югэн опустился на землю рядом и поцеловал его, сводя с ума Оницуру, вызывая в нем бурю опасных чувств.

«Я люблю тебя, - шептал Оницура, тяжело дыша. – Ты не прав, я не боюсь отца! Мы будем вместе!»

«Каким образом? Полагаешь, твои родители оставят нас в покое? Они не позволят нам быть вместе, ты же знаешь», - ласково, будто разговаривая с несмышленым ребенком, ответил Югэн.

«Мы сбежим! Давай уедем далеко-далеко, там, где сможем просто любить друг друга…»

«Ты единственный ребенок своих родителей, Оницура. Единственный наследник! Они станут искать тебя. С их деньгами ничего не стоит найти тебя, куда бы мы не уехали. И не возражай, ты прекрасно понимаешь, насколько я прав. Нам не суждено быть вместе, любовь моя».

«Я не могу расстаться с тобой! Не могу! Я лучше умру…» - тут лицо парня просветлело, озаренное гибельной идеей. Он посмотрел на оружие в своих руках, затем на Югэна, и тот без слов понял его мысль.

«Ты считаешь, это наилучший выход? Отказаться от всего, покончить с собой? – хмыкнул юноша снисходительно. – Я мог сделать это и раньше, но предпочел бороться и бросить вызов твоим родителям. Я не хотел умирать, потому что мешал твоей семье, и тем более не хочу умирать сейчас. Если хочешь – можешь застрелиться, однако знай, я не пойду за тобой. Это будет слишком просто, слишком!»

Оницура вновь опустил голову, покоряясь ему.

«Что же делать? Что?..»

«Думаю, мы должны расстаться и больше никогда не встречаться…»

«Нет! Нет! Я умру без тебя, - парня трясло, как в лихорадке, по лицу катились слезы, живот отвратительно крутило, а разум приходил во все большее возбуждение. – Мне нужен ты, только ты! Не говори так, это убивает меня…»

«Если бы не твои родители…» - вздохнул Югэн тихо.

Это была финальная капля, завершающий штрих, последний шаг перед прыжком в бездну. Онидзуми поднял на него безумные глаза и, ощущая вдруг звенящую тишину вокруг себя, пустоту в собственной душе и голодное вожделение в сердце, произнес охрипшим голосом:

«Поклянись, что будешь моим, если моих родителей не станет!»

И Югэн дал ему клятву…

Ничто в мире больше не имело значения для Оницуры, после того как тот сказал: «Клянусь». В его душе впервые за последние дни наступило затишье и исчезла тоскливая неопределенность. Оницура жил не собой, а своим любовником, готовый во всем ему подчиниться и выполнить любую его прихоть. Вся жизнь и судьба Оницуры сейчас находились в руках Югэна.

Тот сел за руль Ламборджини и довез Оницуру до двухэтажного особняка Коидзуми, предусмотрительно припарковав автомобиль у черного входа. Весь путь Коидзуми-младший провел в ступоре, совсем выпав из реальности и не соображая, куда и зачем они едут – он даже не заметил, что Югэн натянул на руки перчатки из тонкой кожи перед тем как сесть в машину. Увидев родительский дом, Оницура, вспомнив обо всем случившимся, снова погрузился в истерическое состояние. Но без возражений подчинился приказу Югэна выйти и открыть кодовый замок на двери, а затем выключить видеокамеру, следящую за черным входом. Лишь после того, как он выполнил требуемое, Югэн тоже вылез из автомобиля, оставив ключ в замке зажигания.

Оницура шагал по коридору первым, пытаясь на ходу определить, где сейчас находятся родители. Югэн, уловив звук работающего телевизора в кабинете, остановил его и знаком указал направление. Оницура замешкался, утратив решимость, и тому пришлось легонько подтолкнуть его вперед. Одной трясущейся рукой сжимая пистолет, другой парень отворил дверь в кабинет.

Рейо Коидзуми сидел в кресле со стаканом виски, вперившись в экран телевизора, где сейчас транслировался выпуск новостей. Он выглядел как человек, стоящий на грани самоубийства: стеклянный взгляд, угрюмое выражение поросшего щетиной лица и обреченная поза. На письменном столе и на полу стояло и валялось множество пустых бутылок из-под спиртного. Он даже не сразу заметил вошедшего сына, настолько он был пьян и психически растоптан.

- Они… Оницура? – заплетающимся языком проговорил Рейо Коидзуми.

Его сын двинулся к нему, одновременно поднимая руку с пистолетом. Югэн остался за дверью, наблюдая за происходящим из-за угла. Он выжидал, желая проверить, сможет ли Оницура выстрелить в отца. А тот, шатаясь и обливаясь слезами, все медлил, не решаясь спустить курок.

- Что… Зачем ты… - глаза Коидзуми-старшего утратили, наконец, бессмысленно-стеклянное выражение и наполнились страхом. Испуг и алкоголь парализовали его, намертво приковав к креслу.

- Я должен убить тебя! – воскликнул Оницура, этим самым пытаясь подтолкнуть самого себя к фатальным действиям. – Я должен…

Драматическая сцена затягивалась, но парень никак не мог совершить задуманного. В конце концов, он, лишившись всякого присутствия духа, страдальчески разрыдался. Оницура, несмотря всю безумную любовь к Югэну, не смог поднять руки на родного отца.

- Я так и знал. Слабак! - вздохнул Югэн деловито и вышел из своего укрытия.

Быстро подойдя к Оницуре, он забрал у него пистолет – и, не дав парню воспротивиться, ударил его рукояткой по лицу. Нос Оницуры с хрустом сломался, и, кашляя кровью, тот повалился на пол, получив следом пинок по печени. Югэн мог ударил его по затылку и тогда бы он отключился, однако ему вовсе не хотелось, чтобы Оницура потерял сознание и пропустил все самое интересное.

Пока тот, корчась и всхлипывая, ползал по полу, Югэн направился к его отцу.

- Ты подо… - попробовал заголосить Рейо Коидзуми, но дуло пистолета уткнувшееся ему в рот, вынудило его заглохнуть.

- Хочешь покричать? Увы, не выйдет, - сказал ему Югэн насмешливо. – Будь у меня выбор, я бы не стал убивать тебя быстро. Но у этого спектакля строгие рамки и сценарий изменить нельзя. Поэтому я просто разворочу тебе ебальник выстрелом, чтобы все могли полюбоваться твоими гнилыми мозгами.

- Югэн… Что ты… Зачем? – простонал Оницура, пытаясь подняться на ноги.

- Ах, зачем? Ах, почему? – передразнил его парень зло. – Наверное, твой папочка тоже задается вопросом, зачем и почему? И я с удовольствием расскажу о причинах! Потому что ты, дурачок, должен знать, почему вся ваша семья сегодня вечером дружно отправится на аудиенцию к господу богу. Но пусть сначала господин Коидзуми скажет мне, где сейчас находится его горячо любимая женушка.

- Она в спальне, спит… - сдавленно пробормотал мужчина.

- Кто еще есть доме?

- Никого… Прислуга ушла днем… - Коидзуми шумно сглотнул и попробовал умолять: - Прошу тебя…

- Ты меня просишь? Ты? Меня? – Югэн отвернулся от него, чтобы сбить с ног Оницуру и прибавить несколько ударов для острастки. – Ты хоть знаешь, кто я, мудак? Нет, не знаешь! Ты настолько туп и беспечен, что не смог запомнить лицо своего старшего сына от Дженни Хидэки.

Он подождал, пока смысл сказанного дойдет до Рейо Коидзуми, потом улыбнулся:

- Когда Оницура познакомил нас, я немного боялся, что ты все-таки узнаешь меня. Думал, вдруг в тебе шевельнутся какие-нибудь воспоминания… Но – нет! Ты ничего не заподозрил.

- Рейо? Э-это т-ты? – заикаясь, спросил мужчина. – Это в-все время… был т-ты?

- Да, именно я, дорогой папочка. Дай угадаю – ты рассчитывал, что я давно подох где-нибудь на помойке? – Югэн отступил назад на несколько шагов поравнявшись с Оницурой. Схватив того за волосы, он заставил парня приподняться и встать на колени. – Ну что, милый братик, настала пора откровений! Маски сброшены, посмотрим друг на друга! Как я тебе? Нравлюсь?

- Какой брат?.. О чем ты?.. – захлебываясь кровью, хлещущей из перебитого носа, проныл Онидзуми.

- Я говорю о маленькой тайне, которая имелась у нашего общего отца. Ты считал себя его единственным ребенком? Так вот - ты жестоко ошибался. У твоего отца имелось еще трое детей от Нару Хидэки, много лет назад известной всей Японии под псевдонимом Дженни Хидэки. Я единственный, кто выжил после того, как он посоветовал моей матери отправиться на тот свет, дабы она и ее дети больше не беспокоили его. Богатый козел, наверное, был бы только счастлив, если б мать и меня утопила в ванне, как сестру и брата! Но я, на зло, остался жив. И теперь… - в глубине глаз Югэна зажглись дьявольские огни, он предвкушал свою месть. – И теперь я пришел уничтожить вашу семью точно так же, как он когда-то уничтожил мою.

- Ты… мой брат? – скорее прошелестел, нежели прошептал Оницура Коидзуми. Кажется, из всего сказанного Югэном он ясно расслышал только одно. – Мой брат?!

Югэн издевательски рассмеялся в ответ и послал ему воздушный поцелуй.

- Мне нужно было добраться до Рейо Коидзуми, а ты оказался самой короткой дорогой к нему. Уж прости, что воспользовался! Не парься, переживать из-за такой подставы тебе долго не придется, братишка, - он приставил пистолет к виску парня и взвел курок.

- Нет, не делай этого! Одумайся, Рейо,– взмолился, едва живой от перепуга Рейо Коидзуми. – Если убьешь – сам не снесешь головы! Получишь пожизненный срок или даже смертную казнь!

- Что ты, дорогой папочка, я никого не убью! - язвительно запротестовал Югэн. – Это ТЫ всех убьешь: и своего сына, и жену, ну и себя напоследок. На пистолете найдут твои отпечатки пальцев, а самого тебя – с пулей в голове. Завтрашние газеты напишут, что у тебя поехала крыша на почве пережитого позора и ты совершил убийство-самоубийство. Красочный финал, не правда ли?

Из глаз Рейо Коидзуми потекли слезы, он с мучением взирал на двух своих сыновей, один из которых стоял на коленях с окровавленным лицом, а другой собирался безжалостно застрелить его.

- Рейо, не надо, умоляю…

- Из-за тебя я потерял Айко и Хироши. Ты виноват в их смерти, - сказал Югэн тихо и холодно. – Может быть теперь, в последние минуты своей никчемной жизни ты поймешь, что чувствовал я! Смотри, смотри внимательно, как умрет твое любимое чадо! – его палец дернулся на курке, готовый спустить его.

Дверной звонок, продребезжавший в самый напряженный момент, вынудил Югэна сдержаться.

Если выстрелить сейчас – то неведомый гость, безусловно, услышит выстрел и поднимет переполох. Чтобы исполнить задуманное, нужно убить всех представителей семейства Коидзуми и незамеченным покинуть место преступления – если сейчас ему помешают, план полетит к чертям! Парень выразительно приложил палец к губам, призывая своих жертв к молчанию. Возможно, визитеры вскоре уйдут сами, не дождавшись отклика на свои звонки.

Звонок перестал трезвонить и Югэн перевел было дух. Однако в следующий момент послышался глухой удар в дверь – кто-то пытался ее выбить. Три мощных удара не смогли сокрушить препятствие. Тогда в одно из окон, с треском пробив стекло, влетела каменная урна.

Югэн грязно выругался. Похоже, он где-то прокололся и неизвестные в курсе опасности, грозящей Коидзуми! Отпихнув от себя находящегося в полуобморочном состоянии Оницуру, он заставил Рейо Коидзуми подняться с кресла и, прикрываясь им как щитом, вышел из кабинета. Он хотел надеяться, что у него есть время для маневра и он успеет добраться до Ламборджини, стоящей у черного входа.

Коидзуми-старший спотыкался и пошатывался, мешая Югэну двигаться быстро. В темном коридоре, ведущем к черному входу, на них кто-то напал, подкараулив у поворота. Сильные руки скрутили запястье парня и, вывернув, отняли оружие – а кто-то еще, обрушившись с другой стороны, оттолкнул от Югэна его добычу - Рейо Коидзуми. Издав бешеный крик, Югэн, резко пригнувшись пихнул первого нападавшего, не позволив захватить себя в тиски и обездвижить.

Под летней курткой у него был револьвер, припасенный для убийства. Онидзуми принес с собой пистолет отца, чем несказанно обрадовал Югэна – ведь тогда придуманный им план выглядел бы еще более убедительным в глазах полиции и общественности! Сейчас, когда его идеально срежессированный спектакль стремительно летел в тартарары, револьвер оставался последним шансом на отыгрыш. Он выхватил револьвер и направил его в сторону, где должен был находиться Рейо Коидзуми.

- Югэн! – это был голос Химмэля.

Услышав его, Югэн, весь передернувшись, отвел руку. В темноте он не мог разобрать, какая из двух копошащихся в коридоре фигур принадлежит Химмэлю, а какая Рейо Коидзуми. Тот, кто отнял у него «Глок», ударил по выключателю и коридор залил яркий электрический свет – на миг ослепив всех присутствующих - Югэн увидел сбоку в проходе Ингу Фагъедира, значит, вот кто его обезоружил! Рядом со стонущем Коидзуми-старшим стоял встрепанный и раскрасневшийся от переживаний Химмэль.

Ингу направил на Югэна "Глок" и коротко приказал:

- Брось револьвер!

- Иначе – что? Пристрелите меня? – огрызнулся парень, направляя оружие на него и стараясь при этом держать Химмэля и Коидзуми в поле зрения.

- Может и стоит тебя подстрелить, чтобы ты не натворил глупостей, - ответил сероглазый мужчина.

- Тогда стреляйте! – рассмеялся тот зло. – Я пришел сюда за жизнью этого мудака и не уйду, не убив его!

- Мы все знаем о твоей семье! О твоей матери, брате и сестре, - заговорил Химмэль примирительно протягивая руки к Югэну. Больше всего на свете он боялся, что тот сейчас сорвется и выстрелит в Коидзуми. – Госпожа Фукагава все рассказала нам.

- И вы примчались спасть задницу старого мерзавца?

- Мы примчались спасать тебя! – крикнул юноша. – Здесь только мы и Сибил Гэсиро с несколькими охранниками. Мы приехали, чтобы остановить тебя и не дать совершить преступление. Он виноват перед тобой, не поспоришь! Но ты не должен губить свою жизнь из-за такого дерьма как Рейо Коидзуми.

- Я и не собирался губить свою жизнь, идиот! Все должно было выглядеть как его психоз, будто это он убил свою жену и сына и застрелился сам! Это из-за вас мне придется стать преступником в глазах общества. Так ты мне помог, а?!

- Не убивай его! Ты его уже достаточно наказал, его репутация уничтожена, он никогда не отмоется от грязи… - Химмэль, продолжая загораживать собою Коидзуми, сделал шаг к Югэну. Ингу предупреждающе цыкнул на него, беспокоясь о безопасности сына, но юноша не обратил на него внимания. Он смотрел только на Югэна, пытаясь убедить его: - Опусти пистолет, мы уйдем отсюда и постараемся замять ситуацию без полиции.

- Ты не слышал меня, Химера? Я ведь сказал, что пришел его убить! – тон Югэна стал ледяным, из него исчезло волнение.

- Я люблю тебя! - это признание вырвалось у Химмэля, заключая в себе и мольбу и упрек. – Ты слышишь меня? Я люблю тебя!

Югэн понял смысл, скрытый за восклицанием «Я люблю тебя». Его губы дрогнули, а на глазах выступили слезы. Конечно, он понял его!

- Прости, Химера, - выдохнул он с трудом, неотвратимо наводя орудие на Коидзуми. – Но я не могу остановиться…

Прогремел выстрел.

Это Ингу Фагъедир, воспользовавшись кратким замешательством Югэна, выстрелил в него.

- Югэн! – Химмэль увидел, как ладонь парня насквозь прошила пуля.

Револьвер выпал из его раненой руки, Ингу пинком отшвырнул оружие подальше. Югэн бросился на него в приступе ярости и получил крепкий удар в челюсть. Отлетев на несколько метров от мужчины, он натолкнулся спиной на дверь черного входа. Задыхаясь от злобы – не от боли! – Югэн заставил себя трезво оценить обстановку. Он проиграл, это очевидно! Что ему остается? Бросаться с кулаками на Химмэля и вооруженного Ингу Фагъедира? Они вмиг его скрутят. Он бессилен что-либо сделать для утоления своей жажды мести…

- Я не прощу тебе этого никогда, Химера! Никогда! – надрывно заявил Югэн.

- Это сделано ради тебя! – сероглазый юноша поспешил к нему, желая обнять и уговорить успокоиться.

В вестибюле особняка и коридоре раздался тяжелый топот ног – это охранники Гэсиро, услышав выстрел, спешили к месту происшествия. Югэн, не дожидаясь, когда до него доберется Химмэль, выбежал на улицу через черный вход. Прежде чем его догнали, он успел сесть в Ламборджини и ударить по педали газа. Взревев мотором, машина круто развернулась и, быстро набирая скорость, рванула по дороге.

- Стой! Стой, черт возьми! – Химмэль бежал следом и кричал во всю глотку, хотя Югэн уже скрылся за поворотом.

Его догнал на Майбахе отец - поступивший более мудро, чем сын, и для погони сразу же забравшийся в машину. Юноша запрыгнул на сидение и мощный автомобиль сорвался с места, преследуя умчавшийся Ламборджини.

- Что ты будешь делать, если догоним? – спросил его Ингу.

- Не знаю, - честно ответил Химмэль. – Главное, остановить его. Он сейчас на взводе и может еще натворить бед!

Помолчав немного, он прибавил смущенно:

- Спасибо, папа. Спасибо, что… ввязался в это.

Ингу улыбнулся и пожал плечами, ничего не сказав. И как он мог не взяться - хотя вся эта история попахивал большими неприятностями для всех, кто в ней замешан – если сын в очередной раз огорошил его: «Папа, я должен найти Югэна и остановить его! Почему должен? Потому что люблю его». И что после этого прикажите делать?..

Химмэль издал глухой возглас, бледнея и судорожно хватаясь руками за приборную доску. Отец как раз вырулил на шоссе и им открылась страшная картина: дорогу перегораживали машины, чье движение застопорилось из-за аварии впереди – шикарная Ламборджини, выехав за разделительную полосу, на огромной скорости врезалась в грузовик с прицепом. Ингу остановил Майбах перед автомобильным затором и Химмэль, покинув салон, побежал к месту аварии, не чувствуя собственного сердца – оно перестало биться от ужаса.

Зрелище, открывшееся ему вблизи, заставило его закричать:

- Югэн! Нет! Нет!

От удара Ламборджини разорвало на два куска. Покореженная задняя часть кузова лежала на дороге неподалеку, а передняя полностью скрылась под грузовиком - тот в момент столкновения подмял под себя Ламборджини и задавил своим весом. Водитель грузовика не пострадал, отделавшись царапинами, он стоял неподалеку, не находя в себе моральных сил заглянуть под кузов своего автомобиля.

- Вызывайте "скорую"! Автокран! Вызовите хоть что-нибудь! – закричал на свидетелей Химмэль и полез под грузовик: - Югэн, держись! Не сдавайся… Только не сдавайся…


________________________






________ 25 ________




>>> 7 июля


«По легенде прекрасная ткачиха Орихимэ и пастух Хикобоси полюбили друг друга, однако отец Орихимэ, недовольный тем, что они забросили свои дела, разлучил возлюбленных, позволив им встречаться лишь один раз в году, в седьмой день седьмого месяца. Этот день известен всем японцам как праздник Танабата! - сверкая лучезарной улыбкой, вещала Кэсси Сономура, обращаясь к зрителям музыкального канала Planet Music. – Именно в этот романтический день решили сочетаться законным браком Ингу Фагъедир и его возлюбленная Кёко Нацуки. К сожалению, журналистов не допустили в собор Пресвятой Девы Марии, жених и невеста предпочли венчаться за закрытыми дверями в кругу родных и близких. Однако мы сможем увидеть молодоженов сразу же, как только они покинут собор и направятся к ожидающей их карете. Думаю, ждать нас осталось недолго, скоро заиграет свадебный марш!»

Площадь перед собором Пресвятой Девы Марии заполняли папарацци и полицейские, образовавшие своими телами узкий коридор, ведущий от дороги до входа в собор. Чуть дальше, за специально установленными ограждениями, толпилась многотысячная армия зевак, подтянувшихся поглазеть на долгожданную свадьбу Ингу Фагъедира и Кёко Нацуки. Тележурналисты, встав перед камерами, перечисляли запланированные на сегодня развлечения: сначала венчание в соборе, затем прогулка в карете по центральным районам Токио, которая завершится в парковых угодьях Императорского дворца. Ради свадебного кортежа полиция перекрыла автомобильное движение на нескольких улицах, закрыв в том числе и Гиндзу. Для обеспечения безопасности на территории императорских владений были призваны дополнительные правоохранительные силы.

Все судачили о том, с какой помпой Фагъедир обставил собственное венчание и во сколько ему это влетело: одни называли цифру в семь миллионов долларов, другие утверждали, что всего было потрачено не меньше десяти миллионов. Подобные космические суммы кружили головы простым людям, а зарубежные папарацци, также прибывшие в Японию освещать бракосочетание, предрекали – эта свадьба займет в голливудских рейтингах первое место по дороговизне, так как даже звезды в среднем тратят на свадьбы не больше четырех миллионов долларов. На одно только шампанское Ингу Фагъедир потратил полмиллиона долларов, двенадцатиярусный торт стоил пятьдесят пять тысяч, а поистине королевское свадебное меню составлял самый популярный шеф-повар Нью-Йорка, специально приехавший в страну восходящего солнца. Обручальные кольца жениха и невесты оценивались в сто восемьдесят тысяч долларов. Пятичасовая остановка движения на городских улицах и аренда Императорского парка на один вечер обошлись в два с половиной миллиона долларов. На свадебный банкет, по слухам, приглашено больше тысячи человек, в том числе члены императорской семьи.

Внутри собора царила прохлада, спускавшаяся с каменных стен. Своды, накреняясь, нависали над залом, а вся необычная конструкция собора - созданная в стиле нео-модернизма и резко отличающаяся от классической архитектуры старых католических храмов - невольно подавляла своей мощью.

- Я ни разу не был здесь, хотя мама обожает католическое Рождество, - шепнул, желая немного расшевелить Химмэля, Тиэми. – Здорово, что твои родители решили венчаться здесь. Правда, твоего отца трудно счесть набожным человеком.

- Он не набожный. Ему понравилась здание, вот и все, - вяло улыбнулся тот. – Он сказал: «Церковь явно строил шизик – мне это нравится».

Друг, выслушав его, пожал плечами, как бы говоря тем самым: от Ингу Фагъедира другого и не следовало ожидать!

Касаги и Химмэль сидели в первом ряду, рядом с четой Кинто и четой Ачарья. Среди радостного возбуждения, царившего среди гостей, Химмэль выделялся замкнуто-сумрачным обликом. Нет, он не грустил намеренно, напротив, старался скрыть свое истинное душевное состояние, вынуждая себя улыбаться и поддерживать светские разговоры – сероглазый юноша не хотел испортить родителям знаменательный день. Его выдавала излишняя бледность, потускневший взгляд, скорбно опущенные уголки губ и обкусанные ногти. Касаги замечал, как он, время от времени забываясь, принимается сжимать и разжимать кулаки, не зная, как еще справляться с мечущимися в нем эмоциями. Родители Химмэля знали, в каком состоянии находится их сын. Ингу, беспокоясь о нем, даже хотел перенести свадьбу – опасаясь, что сыну будет слишком тяжело присутствовать на ней. Химмэль убедил отца не менять планов и сыграть свадьбу в праздник Танабата, как Ингу и Кёко мечтали.

В зале появился сам Ингу.

Он подошел к алтарю и встал во главе свидетелей со стороны жениха, ими являлись Труп, Мэркин и Громила, одетые в непривычно элегантные смокинги. Со стороны Кёко подружками невесты выступали Йоко Кинто, Феникс Трир и, как ни забавно, Люси Масимо. Участие последней в свадебной церемонии стало неожиданностью для многих, ведь Масимо не дружила и не состояла в родстве с Кёко или Ингу. Ситуация сложилась отчасти смешная: когда пришло время назначить подружек невесты, обнаружилось, что у Кёко нет подходящий кандидатур – покуда она состояла в браке с Томео Нацуки, она практически не общалась с родней и не завела хотя бы парочку близких друзей – собираясь замуж во второй раз, Кёко предложила Саи Ачарье и Ариоке Кинто исполнить роль ее подружек, но те сочли себя слишком замужними и слишком зрелыми для этого. Ариока порекомендовала свою дочь Йоко, по возрасту вполне подходящую для сей торжественной должности. Ингу внес свою лепту, предложив сделать подружкой Феникс, чему Кёко сперва воспротивилась, приревновав его к известной фотомодели – потом она поменяла свое решение, увидев, как сильно Феникс влюблена в Хидэ Сато. Оставалось еще одно вакантное место, а выбирать кого-то из дальних родственниц и едва знакомых приятельниц она не захотела. Выбор пал на Люси Масимо - та не замужем и, по крайней мере, работает с Химмэлем и Ингу. Исполнительный продюсер реалити-шоу, несмотря на свою страшную занятость, была очень польщена предложением Кёко и, конечно же, согласилась.

Заиграл свадебный марш, предвещая появление невесты. Рури и Сакура, наряженные в белые и пышные платьица, которые делали их похожими на фарфоровых кукол, вышли первыми, осыпая путь невесты цветами. Дочери так требовали для себя должности девочек с цветами – пусть и были старше положенного для этого возраста – что Кёко уступила им. Счастливые и гордые, близняшки прошествовали к алтарю и разошлись в разные стороны, открывая дорогу главной персоне разворачивающегося в соборе действа.

Невеста шла одна, без сопровождения отца, обязанного по католическому обычаю сопроводить дочь к алтарю и передать в руки будущего мужа. Обряд допускал присутствие какого-либо иного сопровождающего, если нет отца невесты, но Кёко отказалась искать замену. Нарушила она обычай и в отношении свадебного наряда, появившись в белоснежном платье, в то время как женщинам, повторно выходящим замуж, считалось неприличным облачаться в белый цвет, символизирующий чистоту и невинность. Ингу настоял на белом цвете подвенечного наряда, заявив: первым браком следует считать тот, что заключен по любви, следовательно, Кёко имеет все права облачиться в белое. Платье невесты сшил дизайнерский дом «Джой Миамото», создав шедевр в мире свадебной моды. Все женщины, присутствующие на церемонии, увидев свадебный наряд, восхищенно охали. Платье, оставляя плечи Кёко открытыми, отлично подчеркивало ее тонкую талию, а узкий подол придавал элегантности всему образу невесты – это платье сшили именно для красивой женщины, а не девушки.

Кёко подала руку Ингу и тот сжал ее, приближая любимую к себе. Священнослужитель начал речь, поприветствовав жениха, невесту и всех присутствующих в соборе. Химмэль, погруженный в свои невеселые думы, почти не слышал того, что тот говорил о святости брака, заключенного в христианском храме, и обетах, скрепляющих союз мужчины и женщины; когда настала пора Ингу и Кёко принести друг другу клятвы, юноша немного пришел в себя и искренне заулыбался.

- Объявляю вас мужем и женой! – возвысил глас священник, символизируя тем самым кульминацию священнодействия.

Ингу и Кёко поцеловались, а гости в зале поднялись со скамеек и зааплодировали.

Под шум и возгласы новобрачные покинули собор, выйдя на улицу. Папарацци тут же засверкали фотовспышками, телеоператоры рванулись вперед, налегая на оцепление. В небо взмыли полсотни белоснежных голубей, Кёко, проследив взглядом за их полетом, радостно рассмеялась. Кортеж, состоящий из вереницы карет с запряженными в них белоснежными скакунами, ожидал их на площади. В первую карету залезли Ингу с Кёко, во вторую – Химмэль, близняшки и Тиэми Касаги, следующие кареты предназначались для свидетелей, подружек невесты и прочих гостей.

Маршрут поездки пролегал от Бунке через Тиеду в Тюо, где находилась их цель – знаменитая Гиндза. Помимо ярких украшений, встречающихся на токийских улицах в праздник Танабата, ограждения на дорогах увесили цветастыми гирляндами и лентами, даже у полицейских в петлицах можно было увидеть нежно-белые цветы. На этом сюрпризы не закончились: у ближайшего перекрестка свадебный кортеж поджидала шумная толпа разряженных музыкантов и артистов – первые задорно играли на инструментах, вторые лихо отплясывали, откалывали невероятные акробатические номера и приводили в восторг многочисленную публику, преследующую новобрачных по пятам. Зеваки, шагая по тротуару, пританцовывали в такт звучащей музыки, ликующе свистели, улюкали, превращая происходящее в настоящий фестиваль музыки и любви. Кёко, непрестанно краснея от удовольствия, прижималась к Ингу и, не в силах сдержать рвущегося из груди счастья, смеялась, смеялась, смеялась…

Выехав на Гиндзу, кареты остановились, выстроившись в ряд. Музыканты заняли специально сооруженную сцену, танцоры и акробаты рассеялись вокруг, призывая к веселью окружающих. Здесь, по замыслу Ингу, жители Токио могли разделить с ними радость, потанцевать и повеселиться. Бдительные полицейские пропускали людей через рамки-металлоискатели, но уже через двадцать минут перекрыли вход на Гиндзу, опасаясь давки – слишком уж много оказалось желающих. Те, кому не повезло попасть на гуляния, возмущенно требовали пропустить их, ну а те, кому посчастливилось пройти через полицейский заслон, рвались поближе к знаменитостям. Впрочем, те тщательно охранялись отдельным взводом телохранителей, не допускавших к ним никого ближе чем на три метра.

- Касаги-сан, можно я возьму вас за руку? – льстиво улыбаясь, спросила парня Сакура.

- Подлянка! Это моя идея, ты ее украла у меня! – обиженно взвыла Рури тут же. – Касаги-сан, я первая хотела спросить: можно я возьму вас за руку?

Тиэми снисходительно улыбнулся. Не желая ссорить сестер, он взял за руки обеих, повергнув их в экстаз. Так они стояли у всех на виду, нисколько не стесняясь повышенного внимания – их фотографировали, снимали на камеры и просто таращили глаза. Близняшки таяли от близости Касаги как мороженое на солнце и уже предвкушали кричащие заголовки в желтой прессе: «С кем из сестер Нацуки встречается Тиэми Касаги?»

Химмэль стоял рядом с родителями, которые подозвали его, желая разделить с ним радостные минуты. К нему то и дело пытались пробиться экзальтированные девчонки, вопящие во всю глотку: «Я люблю тебя, Химмэль! Позволь мне прикоснуться к тебе! Пожалуйста, женись на мне!» Сероглазый юноша сдержанно улыбался, изредка слегка кланяясь в ответ на особенно романтичные признания в любви и преданности. Ингу то и дело бросал на сына короткие взгляды, стремясь понять его настроение – Химмэль заметил это и нарочно скорчил недовольную физиономию – после чего ухмыльгулся, как бы говоря: не парься, у меня все супер!

Наступил вечер. После небольшого отдыха новобрачные отправились на банкет. Шатер, разбитый в парке примыкающем к Императорскому дворцу, поражал красотой – в его оформлении использовали тридцать тысяч живых роз, километры лент и кружев, четыре сотни светящихся воздушных шаров и бесчисленное количество фонариков. В распоряжении гостей находились безупречно сервированные столики, изысканные угощения, танцевальная площадка и отличная музыка. Забыв обо всем, гости веселились и танцевали, без конца поздравляя виновников торжества.

Кёко чувствовала себя уставшей, но это была весь приятная усталость, полная блаженства и осознания победы над всеми невзгодами. Танцуя с Ингу – теперь уже ее законным мужем – она размышляла над тем, какие еще трудности их ждут впереди. Не все гладко будет в их жизни, Кёко отчетливо осознавала это! У Ингу есть проблемы с наркотиками и вряд ли он сможет завязать, учитывая, что именно благодаря марихуане он смог побороть паралич. Возможно, в будущем доктора смогут найти достойную лекарственную замену, возможно - нет… Кёко не собиралась попрекать его зависимостью, ибо твердо знала – если она потребует, Ингу бросит употреблять марихуану, пусть даже это будет стоить ему мучительных приступов и, вполне вероятно, частичного паралича. Однако она вышла за него замуж не ради его перевоспитания - она стала его женой, чтобы любить этого мужчину и быть с ним и в горе и в радости…

Химмэль весь вечер просидел за столиком, хотя многие из девушек стреляли в его сторону кокетливыми взглядами и явно ожидали приглашения на танец. Он делал вид, будто не замечает их и без аппетита ковырялся в угощении, изредка прикладываясь к бокалу с шампанским. Тиэми Касаги, в отличие от него, много времени проводил на танцплощадке – отплясывая то с его сестрами, то с другими наглыми девушками, не постеснявшимися напроситься на танец. В перерывах между танцами, Тиэми сидел рядом с Химмэлем и пытался развлечь разговорами. Тот держался отстраненно, слабо реагируя на его реплики, порою отвечая совсем невпопад.

Несмотря на его мрачность, Тиэми видел в этом некоторый плюс: теперь, когда Югэна больше не будет рядом, Химмэ – пускай и не сразу! – сумеет разобраться в своих чувствах и примет его любовь. Он не хотел торопить любимого, готовый ждать столько, сколько понадобиться, но сердце Тиэми невольно начинало учащенно биться при мысли о столь вожделенной для него взаимности. Он не остановится, пока не завоюет Химмэля, пока тот не станет принадлежать ему целиком и полностью! Они должны быть вместе – и они будут вместе!..

«Время лечит, сердце Химмэ исцелится. И тогда я заполню каждый его уголок, я и только я! - думал Касаги, с любовностью разглядывая грустное лицо сероглазого юноши. – Он пригласил меня на свадьбу родителей, значит, хочет подчеркнуть, как я дорог для него. Ингу Фагъедир, кажется, вполне дружелюбен ко мне, значит, он готов смириться с моими чувствами к его сыну… Я и Ингу докажу, что кроме меня никто не может быть лучше для Химмэ!»

- Может, поедем сегодня ко мне? – закинул пробную удочку он, осторожно касаясь руки Химмэля. Тот поднял на него свинцово-серые глаза, затем отрицательно покачал головой. Касаги постарался скрыть свое огорчение за шутливой подколкой: - Почему? Обещаю, я не стану заставлять тебя смотреть фильмы с Богиней.

Юноша вымученно улыбнулся ему и медленно отодвинул свою руку:

- Дело не в тебе… Сегодня я поеду в больницу.

- Ясно. Тогда как-нибудь в другой раз, - Тиэми отвел взор, скрывая всколыхнувшуюся в нем ревность.

Химмэль, помолчав несколько минут, заговорил мягко:

- Тиэми… Спасибо тебе еще раз за все. И за то, что ты сегодня целый день таскался за мной повсюду и терпел моих сестер – тоже спасибо. Без твоей поддержки мне было бы совсем херово.

- Не говори ерунды. Ты же знаешь, что всегда можешь положиться на меня! – горячо сказал Касаги и опять, с еще больше настойчивостью, сжал руку юноши. Он мог бы держать вот так его ладонь целую вечность, лишь бы чувствовать тепло, исходящее от его кожи.

Во внутреннем кармане смокинга Химмэля коротко пискнул мобильник, извещающий о принятой SMS. Он сразу же напрягся, кровь отхлынула от его лица, сделав сероглазого юношу еще бледнее. Касаги был в курсе, что может означать пришедшее сообщение - скорее всего оно из госпиталя и прислать его могут только в двух случаях...

В случае, если Югэн пришел в сознание. Или в случае, если Югэн все же скончался от полученных в автокатастрофе травм.

Пальцы Химмэля так тряслись, что он не сразу смог нажать на нужную кнопку. Прочитав SMS, он шумно выдохнул воздух, прикрыв на несколько секунд глаза, потом схватил бокал и залпом влил в себя шампанское. Тиэми все понял прежде, чем Химмэль озвучил новость:

- Он очнулся!







Девятого июля самочувствие Югэна выправилось настолько, что его перевели из реанимации в отделение интенсивной терапии. Доктора, ободренные улучшением состояния пациента, делали позитивные прогнозы на будущее.

- Он пришел в себя, кризис позади, - говорили они Химмэлю и Саяме Фукагаве. – Через неделю господин Югэн достаточно окрепнет для операции на руке. Полный курс реабилитации займет не меньше года, учитывая тяжесть всех полученных повреждений.

- Можно с ним увидеться? – спросил Химмэль.

- Да, но посещение не должно длиться дольше пятнадцати-двадцати минут в день. Пациенту нужен покой.

У VIP-палаты, где лежал Югэн, круглосуточно дежурили два телохранителя, дабы никто, кроме приглашенных докторов и специально нанятых медсестер не смог проникнуть к больному. Химмэль распорядился так, опасаясь не только наглых журналистов, готовых на все ради сенсации - он не хотел давать Рейо Коидзуми возможности отомстить своему незаконнорожденному сыну.

Химмэль на миг замешкался перед дверью в палату, припомнив тот кошмарный вечер: дом Коидзуми, револьвер в руках Югэна и Ламборджини, дымящаяся под грузовиком... Он кричал что-то, его оттаскивал оттуда отец, он наблюдал за спасательными работами на месте аварии и молился. После того как спасатели при помощи автокрана подняли грузовик и оттащили его в сторону, Химмэлю стало плохо - он чуть не потерял сознание при виде сплющенного кузова Ламборджини, решив, что Югэн не имел шансов выжить внутри смертельной ловушки. Спасатели вскрывали автомобиль гидравлическими резаками, постепенно добираясь до водителя – они отбрасывали в сторону куски разрезанного металла, на землю капала кровь, собираясь в лужицы… Кто-то из них, наконец, крикнул, повернувшись в сторону дежурившей неподалеку машины "скорой помощи": «Врача сюда!» Медик склонился над парнем, лежащим в автомобиле, и после беглого осмотра вынес вердикт: «Он жив!»

Толкнув дверь, Химмэль вошел в палату.

- Поставил у двери бодигардов? – через силу проговорил Югэн, едва шевеля запекшимися губами. – Чего-то боишься?

- Беспокоюсь о твоем имидже, - поборов первый шок, вызванный его внешним видом, ответил юноша. – Выглядишь ты сейчас довольно паршиво и не переживешь, если кто-нибудь тебя сфотографирует и продаст фотки в газеты.

Югэн попытался усмехнуться, однако вместо этого поморщился от неожиданной боли.

- Рейо, тебе очень больно? – заплакала возле воспитанника госпожа Фукагава.

- Совсем немного. Не волнуйся, у них тут классное обезболивающее, - вздохнул парень. – По большей части я словно парю на облаке.

- Ты помнишь, как умудрился попасть в аварию?

- Помню, чертову машину занесло, я вывернул руль… И все, дальше темнота…

Внутри у Химмэля все сжималось при взгляде на него. Лицо Югэна отекло, представляя собою один сплошной синяк. Разбитое тело частично было заковано в гипс. Самые серьезные повреждения пришлись на правую половину туловища: сломана в двух местах нога, четыре ребра, ключица, лопатка, раздроблены в месиво кости всей руки. Осколки ребер повредили легкие Югэна, удар по голове причинил серьезную черепно-мозговую травму, а состояние правой руки оценивалось как чрезвычайно сложное - даже лучшие хирурги не гарантировали полного восстановления конечности. Впрочем, сейчас это не имело никакого значения для Химмэля - главное то, что Югэн, пробыв в коме десять дней, очнулся. Он вновь миновал пустыню сумрака и забвения, в которой ему уже пришлось побывать семь лет назад – и опять вышел из этой пустыни на свет, вернувшись к жизни…

- Господин Фагъедир вызвал к тебе самых лучших врачей и оплатил все расходы, - сказала Фукагава, желая приободрить парня. – Так что ни о чем не переживай, тебя обязательно вылечат!

- Как мило с его стороны, - прошептал Югэн, покосившись в сторону Химмэля.

- Прошу тебя, больше не пугай меня так, Рейо! Пожалей старуху, - продолжила пожилая женщина, умоляюще складывая руки на груди: - Умоляю, забудь ты о Рейо Коидзуми! Оставь его в покое, он не заслуживает твоей ненависти. Ты должен жить для себя и ради себя, а не ради мести!

Тот ничего ей не ответил, закрыв глаза и несколько минут пролежав так. Химмэль решил, что он заснул.

- Бабушка, позвольте мне поговорить с Химмэлем наедине, - заговорил Югэн вдруг. Саяма Фукагава не стала противиться его желанию и вышла, оставив их одних в палате. Тогда он прямо задал вопрос: - И каковы мои шансы?

- Врачи обещают поставить тебя на ноги.

- Я слышал, как они говорили о моей правой руке. Что с ней?

- Много сложных переломов… - сероглазый юноша не хотел говорить об этом сейчас, но врать или увиливать было глупо. – Возможно, она потеряет часть двигательных функций. Хирург обещает вернуть ей минимум шестьдесят процентов подвижности.

- Видно, придется купить книгу «Сто способов дрочить в экстремальных ситуациях», - иронично прокомментировал Югэн его слова.

Химмэль не сдержал улыбки, вопреки всем своим переживаниям.

- Интересно только, - продолжил говорить больной, - на что ты рассчитываешь?

- То есть?

- К чему эта благотворительность, Химера? Ждешь, что я стану пай-мальчиком?

- Неважно, чего жду я. Важно, что собираешься делать ты, - серьезно проговорил юноша.

- Я собираюсь убить Рейо Коидзуми.

Химмэль, скрипнув зубами, не сразу смог заговорить – так сильно его рассердил ответ Югэна. Он стал мерить палату быстрыми шагами, успокаивая себя и обдумывая доводы против его намерений. Месть, месть, месть! Едва не погибнув, он все еще бредит отмщением! Неужели ничто не может вразумить его?

- Так значит, все в твоей жизни было ради мести? Даже твоя карьера? – спросил сероглазый юноша грубо. – Ты с самого начала планировал пустить все псу под хвост?

- Нет. Я же сказал: не сорви ты и твой папочка мой план, я вышел бы сухим из воды. Я хотел остаться с группой, с тобой… Хотя к чему говорить об этом теперь? Рейо Коидзуми жив, он трясется от страха и мечтает избавиться от меня почти столь же страстно, как и я от него.

Химмэль резко остановился, прекратив нервно расхаживать от стены к стене, и горячо произнес:

- Он не тронет тебя! Коидзуми собирался заявить на тебя в полицию, но мы помешали ему. Отец пригрозил, что, если он пойдет в полицию, мы предадим огласке всю грязную историю с Нару Хидэки. Коидзуми и сам понял, чем рискует, и согласился не выдвигать никаких обвинений.

- Какой ты наивный, Химера! Раз он легко отказался от официальных обвинений, значит, решил нанести удар другим способом.

- Я смогу защитить тебя! Тебя будут охранять и днем и ночью…

- А зачем? Как долго ты собираешься строить из себя моего ангела-хранителя? У тебя своя жизнь, карьера, амбиции, а что осталось у меня? - Югэн закашлялся, и замолчал, пережидая очередной приступ боли. Немного отдохнув, он утвердительно спросил: – Он ведь уже надавил на Гэсиро и та вышвырнула меня, не так ли?

- Да, - подтвердил сероглазый юноша тихо. – Гэсиро на днях объявила о твоем исключении из группы и агентства. Я пробовал убедить ее, но…

- Но у Рейо Коидзуми на руках имеется внушительный пакет акций CBL Records, - закончил вместо него больной.

Химмэль пододвинул к больничной койке стул и опустился на него, взирая на него с отчаянием и надеждой одновременно.

- К черту Гэсиро! К черту все! – заявил он твердо. – Давай уедем в США. Ты и я. Ты забудешь о Коидзуми, а ему до тебя там не добраться.

- Ты бросишь карьеру ради меня?

- Да, - без колебаний ответил юноша.

Повисло тягостное молчание, по щекам Югэна скользнуло несколько слезинок, его губы задрожали от волнения.

- Ты идиот, Химера. Полный идиот… - чуть слышно проговорил он в конце концов. – Тебе нужно держаться от меня подальше.

- Почему же?

- Потому что ты хочешь остановить меня, а я не могу остановиться! Души Айко и Хироши не найдут упокоения, пока не будут отомщены. И я отомщу! Тот, кто встанет у меня на пути, станет моим врагом и я не задумываясь перешагну через него. Я люблю тебя, Химера, и поэтому прошу – не пополняй ряды моих врагов. Ты можешь презирать меня, так будет даже лучше. Просто оставь меня и забудь…

Химмэль резко вскочил на ноги, его лицо исказил гнев:

- Все высказал, сволочь? Не пора ли тебе заткнуться и послушать меня, а? Думаешь, скажешь мне: «Отвали!» - и я подчинюсь? Нет уж! Выкуси-ка вот это, - он продемонстрировал ему средний палец на руке. – Заруби на носу: я не дам тебе совершить преступление! Уверен, твои брат и сестра никогда бы не пожелали тебе стать убийцей. Рейо Коидзуми получит по заслугам и без твоей помощи, ведь он не бессмертен и когда-нибудь все равно умрет - и тогда пусть его судят те, в чьей смерти он повинен! А ты выздоровеешь и уедешь со мной в Америку. Уж там-то я заставлю тебя вбросить из головы Рейо Коидзуми! Вот как все будет у нас с тобой, ясно?!

Югэн попытался насмешливо улыбнуться сквозь слезы:

- Химера… ты снова пытаешься объявить мне войну?

- Хочешь называть это именно так – называй! Хочешь считать врагом – считай! Я не отступлюсь от тебя.

- Тогда… война!

- Ты ее проиграешь, - уверенно сказал Химмэль.

Они смотрели друг на друга через завесу горьких слез, чувствуя жгучую, как адское пламя, любовь. Югэн и Химмэль горели в ней, изнемогая от боли и не желая прекращать пытку. Она сжигала их души, вынуждая сердца кровоточить. Юноши не сомневались: еще не единожды эта любовь толкнет их на безумства, даже если они станут заклятыми врагами.

В палату заглянула медсестра, чтобы сообщить: время, отведенное на визит, подошло к концу.

Он покинул палату, но пришел на следующий день. Химмэль навещал его каждый день, радуясь неуклонному выздоровлению любимого. Они больше не говорили о Рейо Коидзуми и о шоу-бизнесе, сосредоточившись на здоровье Югэна. Тот перенес несколько операций на руке, после чего осколки костей ему закрепили компрессионно-дистракционным аппаратом, чтобы те правильно срослись. К концу второго месяца Югэн поправился настолько, что самостоятельно разгуливал по госпиталю, строя глазки женщинам-врачам и медсестрам.

В конце третьего месяца Югэн исчез из больницы и из жизни Химмэля.

Как ему удалось сбежать от телохранителей – загадка! Судя по всему, Югэн давно планировал побег и просто-напросто выжидал подходящего момента. Никто, включая Саяму Фукагаву, не знал, куда он подался, где скрывается. Химмэль потерял сон и аппетит, переживая, что до Югэна могли добраться люди Рейо Коидзуми. Ингу приложил все силы для розыска беглеца – и все без толку! Судьба Югэна оставалась неизвестной

---

23

________ 23 _______





К моменту появления семилетней Нару Хидэки в приюте «Маёми» города Фукуока*, Саяма Фукагава занимала пост директора детдома вот уже одиннадцать лет.

Дети, лишенные родителей и опекунов, были смыслом жизни сорокадвухлетней Саямы – от природы бесплодная, она никогда не была замужем и всю свою нерастраченную материнскую нежность отдавала сиротам. Саяма руководила приютом не как государственным учреждением, а скорее как своей семьей, чьей главой она являлась - стараясь к каждому ребенку найти свой подход и обеспечить его психологический комфорт. Воспитанники платили ей уважительным отношением, не отвергая ее авторитета. Многие из тех, кто, достигнув совершеннолетия, покидал приют, потом приходили в гости, дабы навестить любимую директрису и пообщаться с младшим поколением воспитанников «Маёми».

Сначала Нару показалась Саяме обыкновенной девочкой с более чем обыкновенной историей. Выглядела Нару тщедушной из-за постоянного недоедания и крайне забитой – она ни с кем не разговаривала, сторонилась сверстников, а от громких звуков пугалась до потери пульса. В приют она попала после смерти матери, погибшей под колесами скоростного поезда – много лет та злоупотребляла алкоголем и, в итоге, пьяная вышла на железнодорожные пути, где встретила свою смерть. Сотрудники службы опеки не смогли найти родственников Нару и направили ее в «Маёми», предварительно описав условия, в которых жила девочка: мать ею совершенно не занималась, девочка не умела читать и писать, дичилась людей и, к тому же, была свидетельницей попоек в доме и аморального поведения матери.

«Кто знает, что пришлось пережить ребенку!» - сказала тогда Саяма и лично взялась за воспитание Нару.

Поначалу та не подпускала к себе никого, видя во всех, кто ее окружал, врагов. Но постепенно директрисе удалось пробиться сквозь барьеры страха и отчужденности, выставленные Нару, та доверилась ей, потихоньку раскрываясь, распускаясь как дивный цветок. Именно с цветком Саяма сравнивала свою воспитанницу, инстинктивно ощущая в ней нечто чудное, не поддающее объяснению, что жило в Нару, ожидая момента для полного своего пробуждения.

И однажды Саяма поняла, какой удивительный дар кроется в Нару! Девочка, думая, что ее никто не видит и не слышит, танцевала в саду, сняв сандалии и носочки, чтобы чувствовать стопами траву. Поразительно чистым и сильным для ее юного возраста голосом она пела:



Жду тебя, любимый мой.
Не приходишь ты,
Гуси дикие кричат,
Холодно от криков их.
Ягод тутовых черней,
Ночь опустилась к нам… **



Как же восхитительно звучал ее голос! Казалось, с неба снизошел ангел и, коснувшись своей святой стопой грешной земли, разверз уста, желая поведать смертным о райской благодати. И это невероятный голос, способный затрагивать струны сердца, был спрятан в маленькой девочке-сироте!

Обнаружив Саяму, наблюдающую за ней, Нару страшно смутилась. На вопрос директрисы, откуда она знает эту песню, если не умеет читать, девочка призналась, что стихи ее заставила наизусть выучить мать – по приказу той Нару развлекала пьяных гостей в их доме.

Саяма Фукагава, выслушав сбивчивые объяснения девочки, не сдержала слез. Как жестока судьба! Ребенок, получивший от бога восхитительный дар, вынужден был начать свою жизнь на помойке, терпеть жестокое обращение со стороны самого близкого человека и петь любовные песенки для сборища опустившихся пьяниц! В тот момент Саяма поклялась приложить все возможные усилия и помочь Нару развить ее дарование, чтобы та смогла найти свое место под солнцем и обрести счастье.

- Девочка моя! Знай – твое место не здесь, не среди обычных людей, - сказала она, обнимая Нару. – Ты достойна большего! Ты должна светить, как звездочка на небе. Ты должна петь и слышать, как тебе аплодируют. И ты должна верить, что все твои мечты сбудутся!

- Знаете, о чем я мечтаю? – тихо смеясь, ответила девочка.

- О чем же?

- Чтобы у меня была семья. Настоящая семья.

Саяма, чувствуя горький комок в горле, произнесла уверенно:

- У тебя будет семья, Нару! Конечно, будет.

Саяма взялась за ее обучение: помимо стандартной школьной программы, Нару занималась в музыкальной школе, где делала значительные успехи. Фукагава с радостью бы и удочерила девочку, но сделать это значило нарушить профессиональную этику – она директор детдома и не может удочерить одну из своих подопечных, ведь тогда остальным детям будет нанесена психологическая травма! Вот почему Саяма так и не стала официальной матерью Нару. Но относилась она к Нару как к родной дочери.

В девять лет девочка выступила на фестивале детского творчества в Фукуоке и стала местной знаменитостью. О Нару писали газеты и говорили на телевидении, восхваляя талант сироты. Вскоре после фестиваля на пороге приюта объявилась богатая супружеская пара – Наоко и Тсубаса Икухара - приехавшая аж из самого Токио. Они увидели Нару по телевизору и, узнав о ее сиротском положении, решили взять девочку на свое попечение. Органы опеки и попечительства, приняв во внимание благосостояние четы Икухара, дали согласие на это.

Настала пора прощаться с Нару – Саяма, хоть и плакала при расставании, однако была искренне счастлива на воспитанницу: наконец-то сбудется мечта Нару и у неё появится настоящая семья!

- Я буду писать вам письма! – пообещала девочка ей.

- Пиши обязательно! Я буду ждать, - улыбалась ей сквозь слезы женщина.

Так Нару уехала в Токио. А Саяма осталась жить в Фукуока, каждый день посвящая своим подопечным и их воспитанию. С нетерпением она ждала писем Нару. Та писала каждую неделю, рассказывая о своей жизни в столице – о том, какую красивую комнату ей выделили опекуны в большом доме, о новой школе, о том, что ей неинтересно учится и гораздо интереснее петь, а также о своем учителе вокала, с которым она занимается каждый день.

«Господин Икухара ничего не жалеет для меня», - утверждала Нару в письмах.

Прошел год и письма стали приходить реже, а еще через полгода прекратились вовсе. Саяма понимала – у Нару новая жизнь, новые друзья и та, наверное, слишком занята и не вспоминает больше о ней. Вполне закономерно! Может, так даже лучше – пусть девочка забудет свое нелегкое прошлое.

Но все оказалось куда сложнее, чем просто новая жизнь и увлечения Нару. Каков же был шок Саямы, когда Нару прогремела на всю Японию, выпустив свой дебютный сингл в двенадцать лет!

Девочку больше никто не называл «Нару», теперь у нее было другое имя – более звучное, как раз для шоу-бизнеса – Дженни. Она моментально взлетела на музыкальный олимп, исполнив кокетливую песенку на манер старинных баллад о красоте природы и радости жизни, дарованной богами. Кассеты с именем Дженни люди сметали с прилавков, не жалея денег, всюду можно было увидеть плакаты, значки и журналы с лицом юного дарования. За первым синглом последовал оглушительный успех второго, третьего… Помимо пения, Дженни зарабатывала деньги, снимаясь в рекламе – танцевала и пела своим ангельским голосом о том, как вкусны газированные напитки, захватывающи компьютерные игры и элегантна одежда определенной марки.

Продюсером Дженни-Нару выступал Тсубаса Икухара. И тогда Саяме все стало ясно – тот взял Нару в свою семью отнюдь не из отеческих побуждений, им руководила алчность. Судя по всему, услышав голос девочки, Икухара смекнул – на нем можно заработать бешеные деньги! И, стремясь обеспечить себе право собственности, он оформил опекунство – таким образом, Икухара приобрел эксклюзивный доступ к огромному творческому потенциалу Нару.

Фукагава пыталась связаться с Нару, но все ее попытки потерпели неудачу: на письма девочка не отвечала, телефонные звонки Икухара игнорировал. Саяма пробовала обратить внимание органов опеки на явное злоупотребление положением со стороны Тсубасы Икухары – и опять неудача. Никого не интересовало, что происходит на самом деле с Нару, а большие деньги, замешанные в истории, обещали правдоискателям серьезные проблемы с весьма серьезными людьми. Саяма оказалась совершенно бессильна перед лицом обстоятельств, ей оставалось лишь молиться за счастье и благополучие Нару…

Тем временем, Дженни покоряла все новые высоты, ее слава распространилась на Южную Корею, Китай и даже США – чем особенно гордился ее продюсер, поскольку мало кому из японских исполнителей удавалось привлечь внимание пресыщенной американской публики. Девочка Дженни и ее обворожительный вокал открывали любые двери! Последовало мировое турне, стартовавшее в Японии и закончившееся в Нью-Йорке с ошеломляющим успехом.

Когда Дженни исполнилось четырнадцать, Икухара начал работу над вторым ее альбомом. По его замыслу, в нем не должно было быть «бесполых и наивных» песен о людской доброте, природе и солнышке – всего того, что наполняло первый альбом Дженни и пользовалось оглушительным успехом у детей до десяти лет и людей среднего возраста. Тогда она была еще ребенком и не могла петь на более коммерческие темы, вроде подростковой влюбленности, завуалированных переживаний на сексуальные темы и трагичных расставаний с парнями. Сейчас же она повзрослела и на очереди еще одна целевая аудитория – тинэйджеры.

Первый сингл с нового альбома назывался «Страсть». Двусмысленное название! И еще более двусмысленный текст песни, в котором Дженни обращалась к бросившему ее парню, говоря, что ее страсть еще не утихла и она жаждет перемирия в их любовной войне. Критики, восхищавшиеся первым альбом девочки, крайне негативно отреагировали на изменение стиля певицы, обвиняя ее продюсера в пропаганде педофилии и обыкновенной вульгарности.

«Как можно пустить такой голос в расход, заставляя Дженни исполнять глупые песенки под незатейливую попсовую музыку? – вещали в разгромный статьях музыкальные эксперты. – Тсубаса Икухара губит талант своей подопечной!»

Тсубаса Икухара не обращал внимания на критику – его не интересовала эстетическая сторона вопроса, его интересовали деньги. Деньги же текли в его руки рекой! Тинэйджеры с восторгом приняли «Страсть», подняв ее на первое место в музыкальных чартах и наградив ее титулом «идол». Одно ее имя вызывало у них истерический экстаз, они поклонялись ей, сходили с ума по ней…

«Это еще цветочки! – потирал руки Икухара, строя в своем воображении грандиозные планы. – Сначала мы покорим Азию! Потом Америку! А потом и весь мир будет лежать у ног Дженни. Это будет мой триумф, полный и безоговорочный! Я стану миллиардером…»

Однако его планам не суждено было претвориться в жизнь - потому что Нару-Дженни встретила Рейо Коидзуми.

Они познакомились на одной из светских вечеринок, куда юную поп-звезду пригласили в качестве почетной гостьи. Дженни тогда только исполнилось пятнадцать лет, а Рейо Коидзуми готовился перешагнуть тридцатилетний рубеж. Она - признанная красотка, он – довольно привлекательный мужчина. Она была одета в стильное изумрудное платье, подчеркивающее стройность ее фигуры, и пила шампанское наравне со взрослыми. Он, облаченный в совсем не оригинальный смокинг, первым приблизился к ней и попросил разрешения поцеловать ей руку. Нару-Дженни, снисходительно улыбнувшись, разрешение дала.

- Простите мне мою наглость, - прикоснувшись губами к руке, он выпрямился. – Но вы должны знать: я вас обожаю.

Он говорил так же, как и выглядел, то есть совсем не оригинально. Унылых мужчин вокруг всегда хватало с лихвой, и каждый мечтал занять особое место рядом с ней! Впрочем, особо интересных личностей на горизонте тоже не наблюдалось, и поэтому она позволила Коидзуми болтать дальше. В тот вечер она – должно быть со скуки – напилась до бесчувствия. Проснулась Дженни в гостиничном номере в одной постели со своим вчерашним собеседником. Девушка даже не помнила, как его зовут!

Секс со случайным мужчиной не вогнал Дженни в смятение. Она совершенно спокойно сходила в душ и стала одеваться, не обращая на него внимания. Он что-то говорил о своей любви к ней, а девушка пропускала его слова мимо ушей. Подумаешь, перепихнулись разок! Дженни с одиннадцати лет спит с кем захочет, где захочет и как захочет.

Первым ее мужчиной стал Тсубаса Икухара, лишивший Дженни девственности прямо в звукозаписывающей студии. Особого удовольствия она не получила, лишь позволив мужчине удовлетворить свою похоть, которую тот всегда к ней питал. После него девочка вошла во вкус - меняя любовников чаще, чем перчатки. Икухара не ревновал, хотя знал о ее интрижках – покуда в его руки текут деньги, он готов был на все закрывать глаза.

- Мы можем увидеться снова? – умолял ее Рейо Коидзуми, перед тем как она покинула номер.

Ничего не ответив, она ушла.

Но Коидзуми не успокоился, преследуя ее повсюду – пока она не согласилась поужинать с ним. Он повел Дженни в один из самых роскошных ресторанов Токио и заказывал самые дорогие блюда, надеясь произвести впечатление. Пятнадцатилетняя девушка взирала на его потуги пренебрежительно, явно испытывая смертельную тоску в его компании.

- Не стану скрывать, я женат. Но это брак не по любви, а по расчету, его устроили мои родители, - говорил он ей проникновенно. – Для наших семей это всего лишь слияние капиталов. А я… Я всегда мечтал жениться по любви.

- Правда? – без интереса откликнулась Дженни, поглощая огромное количество шампанского.

- Да. Первое время я пытался сблизиться с женой, чтобы мы могли создать нормальную семью. Ее и мои родители настаивали на ребенке и Нанами забеременела… Беременность протекала тяжело и после рождения сына она потеряла способность к зачатию – что еще больше отдалило нас друг от друга. Сейчас Оницуре почти три года, а мы с женой… Как бы сказать? Мы совершенно чужие друг другу. У нас нет семьи как таковой, вместе нее какая-то пародия на домашний очаг! И это убивает меня, Дженни. Если б ты только знала, как я хочу иметь настоящую семью!

Его последнее признание зацепило Дженни, отозвавшись болью в сердце. Семья! Он говорит о семье? То, чего ее лишила мать - и чего она не приобрела, оказавшись под опекой Икухары... Смешно, ведь даже деньги и слава не помогли ей обрести семью! В блеске и мишуре шоу-бизнеса Дженни оставалась в глубине души той самой девочкой Нару, тем самым неприкаянным и испуганным ребенком.

- И какой же должна быть настоящая семья? – она впервые заговорила с ним, испытывая интерес.

- Ну… Во-первых, много детей – не один и не два, больше! Чтобы дом всегда был наполнен детскими голосами. И, конечно, любящая жена. Долгие вечера вместе, когда дети играют, а мы с женой любуемся ими. Походы по магазинам. И совместный отдых. Семья все делает вместе, разве нет? Ну и, конечно, любовь. Много-много любви…

Дженни вдруг захотелось плакать от его слов, такое отчаяние ее охватило.

- Давай уедем отсюда, - попросила она Коидзуми.

Он повез ее в гостиницу, где заранее забронировал номер. Она плакала всю дорогу и отказывалась объяснить причину своих слез. Придя в номер, девушка упала на кровать и провалялась там остаток вечера. Рейо Коидзуми, сгорая от желания, все же не решался приблизиться к ней и, устроившись на диване, молча напивался. Ночью она позвала его к себе и они, наконец, занялись сексом. После этого, она шепотом начала говорить с ним, высказывая свои сокровенные мысли:

- Я всегда одна, всегда… Мать ненавидела меня, издевалась. Мне хотелось утопиться в реке, пока я жила с ней. Когда мать умерла, меня забрал к себе Икухара. Я надеялась, он даст мне дом и семью, а он… он начал торговать мной. Для всех я товар, не более того. Меня продают и покупают… Самое ужасное, что я не могу высказать своих настоящих желаний!

- Ты можешь сказать о них мне, - предложил Рейо.

- Я так хочу семью! Свою собственную, не чужую. Хочу детей и мужа… Но если я заикнусь об этом, Икухара меня убьет. Он еще не выдоил из меня всех возможных денег. Он сказал: «Не мечтай о личном счастье до тридцати!» Еще пятнадцать лет рабства! А я схожу с ума от одиночества! Никто, никто меня не понимает…

- Я понимаю тебя! – тут же горячо уверил ее любовник.

- Ты любишь меня?

- Больше жизни!

- Тогда пообещай мне, что мы с тобой станем семьей! Ты бросишь жену, мы поженимся, и у нас родится много замечательных детей… Поклянись, что сделаешь это!

- Клянусь! – без малейшего колебания, воскликнул Рейо Коидзуми.

Она с болезненной силой прижалась к его губам, скрепляя клятву поцелуем.

Через месяц Дженни поняла, что беременна. Это окрылило ее! Она, в обход Тсубасы Икухары, сделала официальное заявление прессе, сообщив о беременности. Разразился грандиозный скандал, ведь ей только пятнадцать лет! С карьерой было покончено раз и навсегда, однако Дженни плевать хотела на свою репутацию. Сбежав от Икухары – который прогорел на миллионы и рвался поквитаться с неблагодарной подопечной - она поселилась в квартире, втайне купленной для нее Рейо Коидзуми.

Своего первенца, родившегося пятнадцатого января, Дженни назвала в честь его отца – Рейо.

- Он вырастет настоящим красавцем, сами увидите, - говорила она, любуясь своим сыном. – И у него будет самый красивый голос в Японии!

Маленькому Рейо было шесть месяцев, когда Нару-Дженни написала Саяме первое за много лет письмо. Она приглашала женщину в гости, чтобы та могла увидеть ребенка. Госпожа Фукагава поспешила в Токио – она столько всего слышала о скандальном уходе Дженни из шоу-бизнеса, о ее ранней беременности и тайном любовнике, что ей не терпелось увидеть свою бывшую воспитанницу.

Саяма сразу обратила внимание на то, как Нару много пьет спиртного. При этом, девушка держалась подчеркнуто оживленно, нисколько не жалея о разрушенной карьере и строила планы на будущее.

- Рейо разведется со своей женой и мы тут же поженимся! Мы уже решили, что купим дом на побережье, чтобы круглосуточно слышать звук прибоя! – рассказывала девушка, мечтательно улыбаясь. – Дом, представляешь? Там будем жить я, Рейо и наши дети!

Слушая ее, Саяма ощущала нарастающее беспокойство – не зная, как его высказать и при этом не обидеть Нару. Та связалась с богатым мужчиной, состоящим в законном браке! Разве она не знает, что для богатеев важнее репутация, чем любые чувства? Такие, как Рейо Коидзуми, никогда не разводятся. Они могут содержать любовницу, осыпать ее подарками, выводить ее в свет, но ни за что не сделают ее своей женой. Бедняжка Нару! Толстосум Коидзуми, как видно, добился ее взаимности, наврав с три короба – а девочка, глубоко одинокая в душе, поверила его сладким речам…

- И когда же он разведется? – осторожно полюбопытствовала Саяма.

- Скоро. Он сказал, что должен уладить деловые вопросы с отцом Нанами, ведь они у них есть общий бизнес. Как только уладит – сразу и разведется.

Саяма совсем упала духом. Общий бизнес! Брак Рейо с Нанами способствовал слиянию деловых интересов и увеличению капитала, ни один богатый японец в здравом уме не станет разводиться со своей - пусть и нелюбимой – женой при таких обстоятельствах! Нет, Рейо Коидзуми определенно использует Нару, а девочка ничего не хочет замечать – она живет в своих мечтах, а не в реальности!

- Как бы там ни было, я приглашаю тебя на свою свадьбу заранее, - сказала Нару. – Ты ведь как мать мне.

- А ты мне как дочь, - растроганная Саяма погладила ее по щеке.

Она так и не решилась высказать свои подозрения в отношении Рейо Коидзуми. Погостив у Нару несколько недель, она вернулась в Фукуоку. Прошло два года. Нару вновь забеременела и родила девочку – Айко. А Рейо Коидзуми, несмотря на это, все еще состоял в браке с Нанами.

Саяма навестила Нару вновь, чтобы поздравить с рождением дочки. Та сильно изменилась за прошедшее время: стала очень раздражительной, кричала по любому пустяку и почти ничего не ела, заменяя еду вином и водкой. Она по-прежнему верила, что Коидзуми женится на ней и ждала этого, как маленькие дети ожидают прихода Нового Года или Рождества. Госпожа Фукагава к своему огорчению заметила, что Нару совсем не уделяет внимания детям – ими занималась нянька – более того, если дети надоедали ей, она приходила в бешенство. На глазах у гостьи, Нару сильно ударила Рейо-младшего, подошедшего к матери с просьбой поиграть. От удара мальчик упал и рассек себе губу.

- Нару! Разве можно так! – вскричала Саяма, подхватывая хнычущего малыша на руки.

- Оставь его, пусть себе ревет! – вяло отмахнулась девушка, ее настроение стремительно поменялось от гневного возбуждения до апатии. – Дети все время ревут, что такого?

Личность Нару-Дженни претерпевала критические изменения, но та не замечала за собой никаких отрицательных перемен. Саяма, взирая на нее с болью и состраданием, спрашивала себя: осознает ли Нару, что превращается в копию своей матери и что ее детям грозит столь же безрадостное детство, какое было у нее самой?

Что было виной прогрессирующей с каждым годом деградации – плохая наследственность или несчастная личная жизнь? Скорее всего, и то и другое. Нежелание Нару обращать внимание на свои проблемы приводило к тому, что дурные привычки укоренялись в ней, пуская корни вглубь ее сознания и выпивая из него все живительные соки. Ни к чему хорошему это и не могло привести! Напротив, упрямая девушка, вцепившись маниакальной хваткой в мечту о семье, всеми силами как будто призывала к себе горе и трагедию!

На шестом году сожительства с Рейо Коидзуми, Нару забеременела в третий раз.

Любовник был против третьего ребенка, так как уже охладел к Нару-Дженни и позабыл все свои обещания, которые щедро раздавал на заре их романа. Теперь он находил ее отталкивающе тощей, туповатой, а ее вечные пьянки и истерики о свадьбе выводили его из себя. Первые четыре года он еще находил в себе терпение и врал о предстоящем разводе, потом ему надоело; он попробовал бить ее, дабы заставить заткнуться, но это вызывало приступы ярости у Рейо-младшего, тот начинал кричать как резанный – и Коидзуми предпочитал сбегать от Нару, лишь бы не слышать крика и истерик.

Нару все равно родила, наивно полагая, что она и трое детей подтолкнут наконец его к разводу с Нанами. Рейо Коидзуми, узнав о рождении сына – Нироши – перестал появляться в квартире любовницы. Саяма уговаривала Нару бросить бесплотные надежды и уехать с ней в Фукуоку, где они могли бы нормально зажить. В ответ Нару отказалась от всякой помощи с ее стороны, утверждая, что лучше знает, как ей и ее детям следует жить. Рейо женится на ней, точно женится!

С уходом любовника, Нару лишилась денег, которые раньше получала из его рук. Однако разве Нару думала о деньгах? Она умоляла Коидзуми навестить ее, даже если при этом он не даст ей ни йены. Тот воспользовался предложением и опять стал появляться в квартире, проводя с любовницей несколько ночей в неделю. Ему было совершенно наплевать, что дома нет еды и что его дети голодают – как, впрочем, было наплевать и Нару. Рейо-младшему приходилось порою воровать продукты в магазинах, чтобы накормить брата и сестру.

Старший сын Нару рос на редкость ответственным: жизнь с психически неуравновешенной матерью приучила его быть самостоятельным и заботиться о младших детях. Он учился в школе, где дополнительно посещал уроки вокала при местном школьном хоровом кружке, после занятий торопился домой, чтобы накормить Айко и Хироши и погулять с ними в ближайшем парке. Когда они попадались на глаза матери и у той, на беду, было плохое настроение, Рейо заставлял брата и сестру спрятаться в комнате, а сам молча терпел, пока та его колотила, срывая на сыне накопившуюся в душе злобу на мир и людей.

Когда безденежье стало совсем критическим и над Нару нависла угроза выселения из квартиры, она занялась проституцией. Сутенер подыскивал ей клиентов, которых она развлекала своим пением и телом. С появлением денег она не стала кормить детей, а радовалась тому, что может покупать себе алкоголь и продолжать ждать прихода Коидзуми. Рейо-младший, Айко и Хироши приходилось выживать, как детенышам в диких джунглях. Рейо обычно поджидал, когда она отключится в пьяном угаре и воровал у нее деньги. Если она это замечала, то избивала сына сильнее, чем обычно.

Так прошло еще некоторое время. С момента встречи Нару-Дженни с Рейо Коидзуми минуло почти одиннадцать лет. Нару опускалась все ниже и ниже, превращаясь в развалину. Больше года Коидзуми не приходил к ней. Она внушала ему отвращение: Нару исхудала так, что превратилась в живой скелет, ее лицо отекло от постоянных пьянок и стало уродливым, она не следила за собой, неделями не смотрясь в зеркало. В ее истощенном и отравленном алкоголем организме жизнь теплилась только благодаря настырной мечте о какой-то мифической идеальной семье, которую она рано или поздно создаст с Рейо Коидзуми.

Она преследовала Рейо Коидзуми, домогаясь встречи с ним. По ее словам, она хотела всего лишь поговорить с ним, а в случае, если он станет и дальше избегать ее, Нару грозилась устроить скандал с его женой. В конечном счете, Коидзуми уступил требованиям и согласился встретиться.

Визит в дом, где жила Нару с детьми дался ему с трудом, все здесь вызывало в Рейо Коидзуми эстетическую брезгливость: застойный запах дешевого спиртного в квартире, грязи, пота, плесени, полнейший бардак повсюду. Увидев Нару, он внутренне ужаснулся, на него как будто взирала самая дешевая проститутка в городе или бомжиха, живущая на свалке! От нее несло перегаром и немытой промежностью, вызывая у Коидзуми тошноту. Дети, которых она выставила напоказ, вызвали у него еще большее отторжение – одетые в лохмотья ублюдки, бельмо на глазу о котором он не хотел вспоминать.

- Как, гаденыши еще живы? – презрительно покосившись на детей, осведомился Коидзуми.

Старший сын, Рейо, изменился в лице, услышав его слова, но мужчина уже не смотрел на них.

- Ты совсем забыл обо мне, Рейо! – начала сбивчиво говорить Нару, ей было трудно подбирать слова из-за развившегося у нее алкогольного слабоумия. – Меня, наших детей… ты помнишь, что ты обещал мне? Помнишь?

- Ничего не помню! – оборвал ее Коидзуми.

- Ты врешь! Ты должен помнить! – расплакалась та. – Ты обещал мне семью! Нашу с тобой семью!

Мужчина язвительно рассмеялся:

- Тупая курица! Ты до сих пор думаешь об этом? Неужели ты не поняла, что пора перестать ждать? Я никогда не женюсь на тебе! Наша семья всегда существовала только в твоем воображении.

- Не правда! Семья есть, она есть! Погляди сам, - она схватила Рейо-младшего за волосы и заставила его выйти вперед, как доказательство: - Это твой сын, рожденный мной! И он в разы красивее и талантливей, чем твой сын от Нанами! Оницура ему в подметки не годится, слышишь? Как и твоя жена не идет ни в какое сравнение со мной!

Закипев от ярости, Коидзуми оттолкнул от себя мальчишку – тот упал, больно ударившись.

- Меня воротит от тебя и твоего вшивого отродья, сука. Больше не жди встреч, мне одно твое имя слышать тошно. А если не успокоишься, я убью тебя! – он направился к выходу, по пути бросив небрежно: - Если хочешь сделать мне что-то действительно приятное – покончи жизнь самоубийством. Так всем станет легче, уж поверь мне!

Он ушел. Рыдая, Нару упала на пол и начала кататься по нему, подвывая, расцарапывая себе лицо в кровь. Она ничего не соображала, все человеческое в ней отступило, сделав ее похожей на раненое животное. Рейо-младший увел брата и сестру в комнату, чтобы те не видели припадка матери.

- Почему папа сказал маме, чтобы она умерла? – спросил трехлетний Хироши. – Он обиделся на маму и на нас?

Семилетняя Айко обняла брата, к ним присоединился Рейо, обняв Хироши с другой стороны. Так, обнявшись, трое детей сидели до самой темноты, слушая стоны матери, доносящиеся из гостиной. Когда истерический приступ сошел на нет, Нару принялась бродить по квартире, как неприкаянное привидение.

Дети сидели тихо, как мыши, надеясь, что она не вспомнит о них. Услышав, как горлышко бутылки с дешевым вином стукается о край бокала, они вздохнули с облегчением – значит, мать переключилась на выпивку и, вполне возможно, скоро заснет.

- Вы! Отродье! Идите сюда! – гаркнула она вороньим голосом вдруг. – Живо сюда, маленькие подонки!

Айко и Хироши вздрогнули, сжавшись от страха и устремили взоры на старшего брата, ища у него защиты.

- Сидите здесь, я выйду один, - успокоил их Рейо. – Я не пущу ее к вам.

Он нашел мать в гостиной, где она, развалившись на диване, напивалась.

- Где они? – спросила Нару, имея в виду двух других своих детей.

- Они спят.

- Разбуди и приведи!

- Нет! Пускай спят! – повысил голос мальчик. – Надо что-то сказать – скажи мне!

Пьяное и исцарапанное лицо женщины исказилось бешенством, она попыталась было подняться, однако ноги отказались ей подчиняться. Тогда она потребовала подойти к ней ближе и положить руку на журнальный столик. Сын подчинился и она, издав хищный крик, вонзила в его руку ножницы. Ножницы пробили ладонь мальчика насквозь. Рейо не закричал от боли – он привык сносить ее безгласно - лишь сдавленно всхлипнул.

- Ненавижу! И зачем я родила вас? Зачем? – взревела Нару.

Вскоре она отключилась. Рейо ушел на кухню, где вытащил из руки ножницы и перемотал рану лоскутьями от разорванной майки – желая скрыть от сестры и брата то, как ранила его мать.

На следующий день он, как всегда, отправился в школу. Учителя не заметили его повязки, они и раньше не обращали внимания на синяки, периодически появлявшиеся на лице ученика. Один только руководитель хорового кружка, господин Микото, обеспокоился его здоровьем – пришлось Рейо соврать, будто он упал и поцарапался о стекло на земле.

Господин Микото – удовлетворившись его ответом - напомнил Рейо, что сегодня их хоровой кружок ждет приятное испытание: они дадут небольшой концерт в доме престарелых. Это мероприятие Микото планировал давно, усердно готовя своих подопечных.

- Извините, я не могу поехать, - сказал руководителю Рейо. – Я должен приглядывать за братом и сестрой.

- Разве что-нибудь случилось? – всплеснул руками Микото.

- Нет… - мальчику было стыдно признаться, что он боится надолго оставлять Айко и Хироши наедине с матерью, после того как вчера она ударила его ножницами.

- Рейо! Раз ничего не случилось, то зачем тебе нарушать данное мне слово! Помнишь, ты согласился участвовать в концерте? Я не могу буквально за час найти другой солирующий голос. Не подводи меня так!

После продолжительных увещеваний, Рейо уступил ему и согласился поехать в дом престарелых. Он подсчитал, что путь до пункта назначения займет полтора часа, сам концерт – час, и еще обратный путь. В общем, он задержится с возвращением домой где-то на четыре часа. Не такой большой срок… Правда, он сказал Айко и Хироши, что отпросится у господина Микото и не поедет на концерт - они, скорее всего, будут очень переживать.

Рейо так волновался, что несколько раз сильно сбивался во время выступления перед полусотней стариков. И получил за это нагоняй от руководителя после выступления.

- Ты витал в облаках? Отчего эти грубейшие ошибки? – ругал его Микото. – Если ты на сцене, то, будь добр, держись как профессионал: сосредоточься и выполняй свою работу!

Рейо слушал руководителя хора вполуха – ему не терпелось вернуться домой.

Дом встретил его тишиной. Только войдя в квартиру, мальчик сразу же прислушался, желая определить, чем занимается мать – у него вошло в привычку так разведывать обстановку. Раз так тихо, значит мать или ушла к сутенеру или спит. Сняв обувь, он на цыпочках прошел в гостиную. Увиденное вынудило его замереть от ужаса: мать валялась на полу в луже крови, вены на ее руках были вскрыты. На стене кровью были написаны стихи:


Жду тебя, любимый мой.
Не приходишь ты,
Гуси дикие кричат,
Холодно от криков их.


Рейо приблизился к матери и, поборов в себе инстинктивный страх, прикоснулся к ней. Она была холодна, ее губы уже посерели, а конечности начали коченеть. Мертва…

Жуткая догадка пронзила мозг Рейо – он бросился в детскую комнату:

- Айко! Хироши! Где вы?

Он нашел их в ванной. В наполненной водой до краев ванной. Айко и Хироши лежали в ней. Маленький Хироши оказался на дне, его сестра лежала в воде поверх – она была крупнее и ее ноги торчали из воды. Лица детей искажал предсмертный страх, их широко распахнутые глаза застыли навеки. Они были мертвы так же, как Нару – утопленные руками собственной матери.

Рейо упал на мраморный пол, задыхаясь от невыносимой боли. На полу остались лужи – брат с сестрой сопротивлялись, отбиваясь от женщины руками и ногами, и разбрызгали воду. Они кричали: «Мама, не надо!» и звали его – своего брата – на помощь. Они до последнего своего вздоха, до последнего мига своей жизни надеялись на него…

Мальчик испустил дикий крик, судорожно хватаясь за голову, и лишился сознания.







- Рейо пролежал неделю без сознания, у него была тяжелейшая форма нервной горячки. Врачи опасались отека мозга, тогда бы он не выкарабкался… Очнувшись, он первым делом спросил о сестре и брате. Рейо поначалу решил, что ему их смерть все лишь приснилась…

Старушка прервала свой рассказ на мгновение, тяжело переводя дыхание. Она переживала кошмар тех дней заново - он вгрызался в ее сердце мучительной болью, сбивал дыхание, рвался наружу неудержимым плачем. Сибил Гэсиро налила стакан воды и подала ей, та сделала несколько маленьких глотков.

В кабинете висела гробовая тишина, никто из слушателей не решился заговорить и нарушить ее. Химмэль стоял, прислонившись спиной к стене с потрясенным видом, и смотрел на Саяму Фукугаву неотрывно, ожидая продолжения.

- Коидзуми вышел чистеньким из этой истории, полиция даже не стала копать в его сторону, списав все на психоз Нару, - заговорила старушка. – Нет, я не защищаю сейчас Нару и не пытаюсь обвинить Коидзуми в том, что он убил и ее и детей. Нару сделала то, что сделала… Но вина Коидзуми здесь все же есть – он довел ее до этого состояния, он использовал ее, издевался над ней, а потом захотел выбросить, как надоевшую игрушку! Рейо Коидзуми – аморальный и бессовестный человек! И он должен был понести наказание, его связь с Нару следовало публично разоблачить. Но полиции не было дела до справедливости. Я сама пыталась сделать это, ходила в несколько газет… - в который раз слезы побежали из ее глаз, она стала поспешно вытирать их платком. – Люди Коидзуми нашли меня и пригрозили, что, если я не оставлю Рейо Коидзуми в покое, они отправят меня на тот свет. Я их не испугалась, подумаешь, умру… Я уже старая и такие угрозы меня не страшат. Меня остановила мысль о маленьком Рейо - если меня не станет, что будет с ним? Он ведь остался один на всем белом свете…

Слушая ее историю, сероглазый юноша кусал ногти, его всего трясло. Югэн! Югэн… Какая-то мистическая связь есть между ними, Химмэль не сомневался. Он видел тот сон, где был странный дом, ванна и Югэн там! Химмэлю словно довелось заглянуть в чужую душу… Почему?... Может, потому что он безумно любит Югэна?

- Я забрала Рейо и увезла в Фукуоку, где опекала его. Он относился ко мне как к родной бабушке, прилежно учился, занимался музыкой, - говорила между тем Саяма Фукагава. - Прошло два года. Казалось, самое страшное позади и мальчик справился с пережитым. А потом он увидел по телевизору одну передачу – не помню, как она называлась – в ней участвовали мальчики из агентства Гэсиро, их называли юниоры. Рейо так внимательно смотрел передачу! Вероятно, в его голове тогда случился какой-то переворот… Он заявил мне, что хочет вернуться в Токио и стать певцом, как его мать. Я пыталась его отговорить, приводила доводы, умоляла не связываться с шоу-бизнесом – все без толку!

- И вы отпустили его… – печально сказал Химмэль.

- Да, отпустила. Едва мы приехали в Токио, он побежал на пробы в CBL Records и успешно прошел их. Мне оставалось только снять ему квартиру и подписать бумагу о том, что права опеки переходят к вашему агентству, госпожа Гэсиро. Я хотела остаться жить с ним, но Рейо настаивал на моем отъезде. В конце концов, я, спасовав перед его упрямством и самостоятельностью, вернулась Фукуоку. А Рейо взял себе новое имя и занялся своей карьерой...

- Почему вы встревожились именно сейчас? – спросила Сибил Гэсиро.

- Я всегда беспокоилась за него! Но Рейо обещал мне не делать никаких глупостей и держал слово все пять лет, что проработал в агентстве. Но недавно я наткнулась в интернете на фото, сделанное папарацци на каком-то светском рауте: там Рейо сфотографировали рядом с Оницурой Коидзуми, сыном Рейо Коидзуми! Парни стояли чуть ли не обнимку, о чем-то болтая… А в комментариях к снимку утверждалось, что эти двое - лучшие друзья. Мне стало ясно, Рейо выбрал агентство не случайно, он с самого начала рассчитывал попасть именно сюда, поближе к Оницуре! Я позвонила ему, а он все начал отрицать… Я встревожилась еще сильнее и решилась приехать в Токио. Первые несколько дней я никак не могла разыскать мальчишку: он не отвечал на телефонные звонки, на съемной квартире не появлялся, в CBL Records мне отказывались сообщить его новый адрес. Затем я все же практически случайно наткнулась на Рейо в старой квартире и вызвала на откровенный разговор… Я заставила его признаться, что он с самого начала знал об Оницуре и ради него пришел в CBL Records. Им двигала жажда мести!

- И он заявил, что хочет убить всю семью Коидзуми? – осведомилась Гэсиро.

- Он не сказал этого прямо, но весь его облик… Если б вы увидели его в тот момент! Судя по всему, мое появление нарушило какие-то его планы, поэтому он исчез на следующий день. Уверена, он готовит удар по Коидзуми и скрылся, чтобы я не смогла ему помешать!

- Удар?.. Верю, верю… - Сибил Гэсиро откашлялась, испытывая смешанные чувства в отношении Югэна. – Но, может быть, он остановится на том, что уже сделал?

- То есть? – изумилась Саяма.

Президент CBL Records кратко поведала о скандале с Нанами Коидзуми, разразившемся на днях. Несомненно, это дело рук Югэна - тот нанес сокрушительный удар по репутации клана Коидзуми, от него те уже никогда не оправятся! Мальчишка ловко облил грязью уважаемое семейство, а сам при этом остался в стороне.

- Нет, это еще не все, - вмешался в разговор Химмэль, задумчиво покачав головой.

- С чего ты взял?

Перед внутренним взором юноши возникла сцена, произошедшая в трейлере на съемочной площадке «Трое из Йосивары». Югэн заявился к нему обсудить отношения, Химмэль вспылил, они повздорили, Югэн полез целоваться, а он выдвинул ультиматум: «Либо я, либо Онидзуми!» Югэн предпочел Онидзуми…

«Неужели любовь до гроба?! – спросил его Химмэль.

«Что до гроба – вот это точно», - ответил тот.

- Он собирается убить их, - прошептал сероглазый парень, ощущая леденящий холод в груди. – Он намекал мне на это.




____________________________________

* Фукуока - город на острове Кюсю.

** Стихи из сборника японской поэзии "Любовные переклички".

---

22

________ 22 ________





На третий день после побега Химмэля пропал Югэн.

Вечером он возвратился в общежитие и ушел в свою комнату. Утром он не вышел к завтраку, зато в столовой обнаружился Зунг. Вьетнамская свинка, обычно запертая в апартаментах своего хозяина, свободно бегала по дому и клянчила угощение. Люси Масимо, забеспокоившись, отправилась в комнату Югэна и обнаружила, что дверь не заперта. Сам юноша отсутствовал – судя по всему, ночью он незаметно покинул общежитие, предварительно выпустив из комнаты домашнего любимца.

Это усилило переполох в общежитии, где итак все жили как в кратере действующего вулкана. Участники группы и без того не знали, что думать о скором уходе Химмэля из шоу-бизнеса, так теперь еще и загадочное исчезновение лидера группы! Что за чертовщина творится вокруг?! Руководство CBL Records хранило молчание относительно Югэна, чем только раззадоривало различные слухи и домыслы.

- Парни из службы безопасности терли, что на днях Югэна разыскивала какая-то странная бабка, - делился сплетнями с друзьями по группе Исао Миура. – Она пробовала узнать в офисе компании, где Югэн сейчас живет. Ей, понятное дело, никто ничего не сообщил – но она не успокоилась. Говорят, затеяла там скандал…

- Может, она его похитила? – предположил Дайти Хига.

- И убила? – прибавил Оониси.

- Ну вас! Нашли время шутить, – шикнул на них Иса. – Группа итак в полной жопе из-за ухода Химмэ! А если Югэн свалит, считай пиши-пропало, прикроют нашу лавочку. Кому будет нужна группа без двух фронтменов?

Оониси и Хига тяжело вздохнули, пристыженные им, только Тиэми Касаги, казалось, было совершенно все равно, какое будущее ожидает группу «Showboys» - держался тот с философской отрешенностью и не участвовал в пересудах.

- Тебя совсем не волнует судьба Югэна? – спросил его Иса.

- Нет.

- А судьба группы?

Касаги ничего не ответил, только пожал неопределенно плечами.

Четвертый день принес очередной скандал, взбудораживший всех в агентстве, так как связан он был с лидером группы New Age - Оницурой Коидзуми – вернее, с его родителями. В интернете сразу на нескольких видео-хостингах появился весьма откровенный видеоролик, вмиг набравший зашкаливающее количество просмотров, а была снята на видео никто иная как мать Оницуры, Нанами Коидзуми. Совершенно голая. В постели. Обсуждающая с любовником своего мужа-импотента.

Снимали ролик, судя по всему, в гостиничном номере на камеру мобильного телефона. Нанами возлежала на широкой постели, не стыдясь своей наготы, и призывно улыбалась в камеру, за пределами обзора которой находился любовник. Она выглядела неплохо для женщины средних лет – довольно стройная и привлекательная – только от нее за километр несло скукой и обыденностью. Таких дамочек пруд пруди на улицах и все они одинаковы, как дешевые пластиковые куклы. У них нет интересов, мнений и желания иметь цель в жизни, их юность далеко позади и вместе с ней в прошлом безвозвратно остались все зачатки индивидуальности. Все, что есть у них, это либо дети, которым они посвящают жизнь, либо потребность иметь молодого любовника, пусть даже ценой непомерных затрат.

Личность снимавшего видео оставалась неизвестной. На видео можно было только расслышать его хрипловатый шепот, когда он обращался к своей любовнице:

- Покажи мне свои сладкие холмики, киска! Ты знаешь, меня это заводит.

- Перестань проказничать! Иди ко мне! – рассмеялась та, выставляя свои груди со шрамами от пластики вокруг сосков. – Я хочу тебя…

- Нет, давай поиграем! Расскажи мне, почему ты хочешь меня?

- Потому что ты очень красивый… И сексуальный… В тебя так легко влюбиться…

- Значит, я лучше, чем твой муж?

- Как можно сравнивать! – пренебрежительно ответила та. – Думаешь, я сплю с ним? Даже когда мы только поженились и у него еще вставал, это было не слишком большое удовольствие. А сейчас он просто импотент с политическим форсом. Как мужчина он давным-давно выдохся…

- Но тебе нравится быть женой Рейо Коидзуми!

- А кому бы не понравилось, глупыш! – Нанами сладко потянулась на постели. – У него есть деньги и скоро будет пост мэра. Есть за что подержаться… Признайся, ты спрашиваешь меня потому что ревнуешь! – она надула губы, словно маленькая девочка и выжидающе посмотрела в камеру.

- Ты раскусила меня… - послышался эротичный хриплый шепот. – Да, я ревную…

- Тогда иди ко мне, я тебя приласкаю!

- Нет. Пока нет! Сначала доставь мне удовольствие по-другому…

- Как?

- Поласкай себя. Я хочу снять это и смотреть теми вечерами, когда ты не рядом со мной… давай, любимая, ты знаешь, как меня это заводит?

- Ах ты испорченный мальчишка! И почему я никогда не могу тебе отказать? - промурлыкала женщина и, бесстыдно расставив ноги, стала стимулировать себе клитор, позволяя снимать все на камеру.

Видео заканчивалось на оргазме Нанами от мастурбации, а личность ее любовника так и осталась нераскрытой.

Не посмотрел это пикантное видео, пожалуй, только ленивый! А спустя полчаса после выкладки видеоматериала, его взяли на заметку журналисты, учуяв сенсацию – ведь супруг Нанами, Рейо Коидзуми, баллотировался на пост мэра специального токийского района Сэтегая. Это была катастрофа для семьи Коидзуми! В утренних газетах появились издевательские статьи и слегка заретушированные фото обнаженной женщины, местные телевизионные новости тоже ни преминули обсудить скандальное видео и аморальное поведение Нанами Коидзуми. Соперники по предвыборной гонке ликовали – репутация Рейо Коидзуми, благодаря распутнице-жене, оказалась настолько подмоченной, что тому пришлось добровольно отказаться от своих притязаний на пост мэра в тот же день.

В CBL Records, чьи акционером Рейо Коидзуми являлся и где работал его сын, о разразившемся скандале говорили абсолютно все: кто-то смеялся и отпускал непристойные шуточки, кто-то жалел Оницуру, чья репутация пострадала из-за проступка матери. Узнать такие шокирующие подробности адюльтера родной матери! Сам Оницура, едва запахло жареным, перестал появляться в головном офисе агентства, запершись в своей квартире и никого не допуская к себе. Сплетники на основании этого делали вывод, что дело совсем худо. Как бы парень не надел глупостей в состоянии аффекта!

Ингу и Кёко не было дела до скандала с Коидзуми и исчезновения Югэна. Все эти дни они, вылезая из кожи вон, разыскивали сбежавшего сына. Взбешенный Ингу хотел взяться за Кисё Куроки, намереваясь выбить из него правду – однако тот благоразумно съехал в неизвестном направлении из пентхауза семейства Нацуки вместе с женой, внучками и самим Томео Нацуки. Это укрепило Ингу во мнении, что во всем виноват именно старый интриган, а последующее известие от Сибил Гэсиро отмело последние сомнения: президент CBL Records сообщила, что получила от Кисё Куроки требование разорвать контракт Химмэля с медиа-агенством и что старик действует как опекун юноши.

Злой умысел Куроки был на лицо, но тот хитро скрывался от людей Фагъедира. Придя в отчаяние от бесплотных поисков и томительного ожидания новостей, Ингу сорвался на Кёко, потеряв над собой контроль и начав кричать на нее:

- Это твоя вина! Говорил я тебе, не нужно было подпускать Куроки близко к Химмэлю! Я говорил тебе, он что-то замышляет против нас! А ты отмахивалась от моих слов. И что теперь? Сына принуждают бросить все, в том числе и нас с тобой, и уехать в Симоносеки, к этому прохиндею!

Та, не выдержав его упреков, тяжко разрыдалась. Ее слезы остудили гнев Ингу, он вспомнил и свою вину:

- Прости, не слушай меня сейчас, я ужасно расстроен… Я тоже виноват. Устроил с ним драку, будто мне тоже семнадцать лет! Сорвался на парне, вынудил удариться бега… Мне следовало не наседать на него, а попытаться убедить довериться, рассказать все.

- Мы виноваты одинаково, и ты и я, - сказала Кёко сквозь слезы. – Но что же нам делать?

- Если не сможем найти его в Токио, то найдем в Симоносеки, - подумав, ответил Ингу. - Кисё Куроки наивно рассчитывает, что я туда не сунусь? Он ошибается. Я не для того столько лет искал тебя и сына, чтобы сейчас опустить руки и позволить ему разрушить мою семью!

Кёко обняла его, чувствуя боль в сердце и проклиная себя. Как же она ошиблась, доверившись отцу и теперь тот нанес удар в спину! Бог знает, что он наговорил Химмэлю! Чем он угрожал ему?.. Она, мать, подвела своего ребенка, оставив его беззащитным перед кознями Кисё Куроки. Разве есть ей прощение за это?..

«Боже, прошу тебя, помоги нам! – думала женщина, плача на груди Ингу. – Пусть Химмэ вернется к нам!»

Прошло еще два дня в поисках, ожидании и неопределенности. Время безжалостно констатировало факт - миновала почти неделя с тех пор, как Химмэль исчез. И никаких вестей. Где мальчик сейчас? Вспоминает ли он своих отца и мать?..

Утром седьмого дня Кёко получила SMS от бывшего мужа:

«Нужно срочно встретиться. Это касается Химмэля. Приезжай одна» - далее он назначал ей встречу в парке Мэйдзи.

Это взбудоражило Кёко. Томео заодно с ее отцом, чего он от нее хочет? Может, хочет ее помучить, посмотреть, как она переживает из-за сына? И все же она, ничего не сказав Ингу, отправилась на встречу.

Томео поджидал ее в глубине зеленых угодий, раскинувшихся между Синдзюку и Ёёги. Кёко издали увидела бывшего супруга – отметив про себя, что тот, на первый взгляд, явилсял на встречу один. Томео сидел на скамейке, неподалеку от живописного прудика, где плавали откормленные утки.

- Здравствуй, Томео, - обратилась она к мужчине, остановившись перед ним.

Тот посмотрел на нее печальным взглядом старой больной собаки. От Кёко не ускользнуло, как тот сдал в последнее время: от потрясений в личной жизни он состарился на несколько лет, осунулся, растеряв всю показную важность зажиточного лавочника. С тех как Кёко стала жить с Ингу, они с Томео и не общались толком, превратившись в формально знакомых людей. Сейчас женщина видела перед собой чужого человека – и с этим человеком она как-то прожила шестнадцать лет!

- Что ты хотел рассказать мне о Химмэле? – спросила она резко.

- Ты злишься на меня? – убито проговорил тот вдруг.

- А на что ты рассчитывал?.. Ты заодно с отцом!

- Нет, не заодно.

Кёко удивленно воззрилась на него, гадая, стоит ли верить ему. Затем, достав сигареты, она нервно закурила и села рядом, ожидая, что он скажет дальше. Томео попросил у нее сигарету и тоже прикурил, не скрывая дрожащих рук.

- Я не буду врать сейчас и говорить, будто никогда не плясал под его дудку, - заговорил мужчина после нескольких затяжек. – Когда в прошлом году он приехал забрать Химмэля, то пообещал мне, что наша с тобой жизнь станет прежней. И я повелся на его обещания. Ты знаешь… после того как Химмэ попал в реалити-шоу, ты начала стремительно отдаляться от меня – и это внушало мне ужас! Я мечтал, чтобы Химмэль исчез из твоей жизни, и ты опять бы все внимание посвящала мне и нашим дочерям! На этом-то господин Куроки и сыграл. А потом на горизонте появился Ингу Фагъедир… И стало ясно как божий день, что ты уже не вернешься ко мне. Кисё Куроки утверждал обратное, говорил мне: «Ничего, мы еще поборемся! Она бросит его и вернется!» Какое-то время ему удавалось обманывать меня, пока я не понял, что он всего лишь использует меня, преследуя свои собственные цели. Он просто одержим Химмэлем! Единственной его целью был мальчишка, старик готов на все, лишь бы забрать его себе – а на меня и мою семью ему совершенно наплевать.

- Почему же ты продолжил подыгрывать ему?

- Сам не понимаю… Наверное, я побаиваюсь твоего отца, - Томео выдавил самоуничижительную ухмылку. – Я всегда его побаивался! Он очень жестокий человек. Однако сегодня я понял, что должен остановить его. Ты страдаешь из-за его подлости! А я… Я не хочу, чтобы ты страдала, – он схватил ее ладонь и порывисто прижался к ней губами, глотая слезы. – Прости меня, Кёко! Я люблю тебя и буду любить всю жизнь. Пусть ты и не вернешься ко мне, главное - это твое счастье…

- Томео… - прошептала Кёко, чувствуя жалость.

- Твой отец шантажирует Химмэля! - продолжил рассказ бывший муж. - Господин Куроки нанял частного сыщика, который следил за Ингу. Сыщик кое-что накопал на него. Вот, смотри сама, - Томео вынул свой телефон с сенсорным дисплеем и запустил видеозапись.

Побледневшая Кёко молча просмотрела короткий ролик, где Ингу в компании Феникс Трир развлекаются в турецкой бане в компании шлюх и марихуаны.

- Твой отец сказал Химмэлю, что предаст видеозапись огласке. Тогда репутация Ингу в Японии будет испорчена и его вышлют из страны, а тебя лишат возможности видеться с Рури и Сакурой под предлогом моральной неблагонадежности. Спасти вас Химмэль мог, только если согласившись бросить шоу-бизнес и уехать в Симоносеки. И шантаж господина Куроки удался.

- О боже! Бедный мой мальчик! – женщина закрыла лицо руками, осознавая, какую жертву принес тот ради их с Ингу счастья.

- Сейчас он скрывается в доме неких Касаги, ждет, когда Куроки разберется с необходимыми документами. Добраться до Химмэля невозможно, особняк Касаги хорошо охраняется и даже сам господин Куроки еще не смог увидеться с ним. Но мне известно, что сегодня в четыре дня Химмэль приедет в CBL Records, чтобы в присутствии деда разорвать контракт с агентством и дать короткое интервью прессе. Сибил Гэсиро еще не знает о готовящемся визите, никто не знает…

Охваченная волнением, Кёко хотела вскочить, намереваясь как можно скорее добраться до машины и вернуться в общежитие к Ингу, однако Томео удержал ее:

- Это еще не все! Возьми, - он протянул ей лист бумаги с написанным на нем именем и адресом. – Это тот самый сыщик. Он располагает всей информацией. Твой отец хочет, случае чего, использовать его в качестве весомого свидетеля в суде. Возьми и мой мобильник тоже, вдруг понадобится видеозапись.

Кёко взяла из его рук эти предметы, готовая расплакаться от признательности. Порывисто она обняла Томео и крепко поцеловала в губы, благодаря за проявленное великодушие.

- Спасибо тебе, Томео, - сказала она ему на прощание. – Клянусь, я никогда этого не забуду!

Он хотел было спросить, неужели она примет проступок Ингу и простит его? Томео в глубине души питал крохотную надежду на гнев с ее стороны в отношении Фагъедира, а Кёко, хоть и испытала шок, однако ничем не выказала своего возмущения. Неужели та настолько любит этого наркомана? Он не решился задать ей вопрос. Глотая немые слезы, он провожал ее взглядом, пока та не скрылась за деревьями.

Кёко, сжав зубы от напряжения, бежала через угодья парка к припаркованной машине.

«Сейчас главное удержать Химмэля от опрометчивого шага! – думала она, запыхаясь от спешки. – А Ингу… Если он считает, что меня можно вот так обманывать, то крупно ошибается!»









- Господин, вы готовы? – осведомился один из охранников, обращаясь к Химмэлю. – Автомобиль подан.

- Да… - рассеянно ответил тот, вертя в руках мобильник.

Охранник застыл у входа в покои, дожидаясь юношу. Химмэль замешкался, убеждая себя, что набирать в сотый раз номер Югэна не имеет никакого смысла, однако все равно набрал его. В трубке раздавались мерные гудки – как и раньше. Югэн не отвечал на звонки, а его автоответчик был отключен.

- Вот говно… - раздраженно пробормотал сероглазый юноша.

Он переживал. Узнав об исчезновении Югэна, Химмэль упорно старался дозвониться до него, но его мобильник молчал. Касаги рассказывал о всеобщей растерянности, царящей в стенах общежития, а так же передавал смутные слухи о таинственной старушке, добивавшейся встречи с Югэном перед тем как тот пропал. Это подстегивало беспокойство Химмэля – ведь он видел ту самую старушку собственными глазами! Она отнюдь не порождение буйной фантазии сплетников, а испуг Югэна при появлении вышеупомянутой особы был самым настоящим. Кем была та старушка? Почему Югэн испугался ее?

Химмэль терялся в неизвестности! Он очень сожалел, что тогда ушел, оставив Югэна наедине с таинственной бабушкой. Два дня спустя Химмэль, надеясь найти там сгинувшего парня, вернулся, однако квартира оказалась пуста. Судя по всему, Югэн покинул ее вскоре после ухода Химмэля и больше не вернулся – на столе остались стоять две рюмки и недопитая бутылка шоколадного ликера.

«Может, зря я нервничаю? – размышлял Химмэль. – Югэн мог отколоть очередной фокус, только и всего! Но тогда кто была та старуха? Нет, нет, это не совпадение. Пропал Югэн не ради прикола, у него что-то случилось…»

- Господин… автомобиль подан, - повторил охранник.

Юноше пришлось отвлечься от мыслей о судьбе Югэна. Пора ехать. Он в сопровождении трех охранников сел в лимузин и отправился в офис CBL Records. Там его уже ожидает Кисё Куроки, вместе с ним Химмэль предстанет перед Сибил Гэсиро и подпишет отказ от сотрудничества с агентством. Но перед этим нужно еще дать интервью, дабы сообщить общественности о прекращении своей карьеры в шоу-бизнесе. Вчера он отправил сообщения в несколько изданий, занимающимся светской хроникой, и сегодня их представители должны караулить его в холле CBL Records.

В пути зазвонил мобильник, на дисплее высветилось имя Касаги.

- Ты уже едешь? – поинтересовался Тиэми.

- Да… Спасибо, что предоставил охранников, с ними мне куда спокойнее.

- Не нужно благодарить, - рассмеялся парень. – Напротив, я не буду волноваться за твою безопасность. Позвони мне, когда поедешь обратно.

- Хорошо. Пока, - Химмэль убрал телефон в карман и вновь ушел в задумчивость.

Осталось совсем немного сделать… Немного, для того, чтобы уйти. Пройдут годы и он, отучившись в школе и, возможно, в университете, попытается вернуться в Токио, в шоу-бизнес. К тому времени фанатки, поющие ему дифирамбы сейчас, забудут о нем. Все забудут. Придется начинать все с начала. Впрочем, любые трудности лучше, чем унылая жизнь офисного планктона – та жизнь, которую Кисё Куроки ему готовит. Химмэль не может сейчас воспротивится ему, но обязательно сделает это в будущем! Он будет бороться…

- Приехали, - сказал охранник, управлявший автомобилем.

Химмэль кивнул и, несколько раз глубоко вздохнув, вылез из машины. Здание CBL Records встретило его сияющими на солнце стеклами и разверзшимся зевом главного входа, через который каждую минуту входило и выходило несчитанное количество человек. Химмэль нарочно не воспользовался служебным входом – в вестибюле он должен встретиться с журналистами из "желтых" изданий. Завидев юношу, препарации всем скопом устремились к нему, охранникам пришлось загородить своего подопечного и призвать папарацци к порядку. Те послушно выстроились полукругом с телекамерами и диктофонами наперевес, после чего Химмэль заговорил:

- Я хочу сделать официальное заявление. Я принял решение оставить карьеру в шоу-бизнесе…

Журналисты зашумели, наперебой выкрикивая вопросы и заглушая друг друга.

- Я планирую закончить старшую школу, а затем поступить в университет. Вот мои планы на будущее, - повысил голос Химмэль, чтобы перекричать шум: - Таково мое решение. Я благодарен своим родным, убедившим меня не бросать свое образование в угоду мимолетной славы в непостоянном мире шоу-бизнеса. Только образование и серьезный подход к своей жизни помогут мне стать действительно приличным человеком, которого не будет стесняться его собственная семья.

- Это подразумевает, что ваша семья не одобряет ваши нынешние достижения? – закричал ему в лицо кто-то.

- Можно сказать и так, - кивнул юноша и возле его губ обозначились скорбные складки.

- И ваш отец, Ингу Фагъедир, придерживается такого же мнения?

Химмэль запнулся, явно не зная, как ответить на каверзный вопрос. Потом, буркнув: «На этом все», поспешил удалиться, спрятавшись за оцеплением охранников.

На одной из скамеечек в вестибюле восседали, поджидая его, Кисё Куроки, госпожа Анэко и сопровождавший их адвокат. Химмэль кивнул, давая понять, что готов идти к Сибил Гэсиро – вместе они миновали пропускные терминалы и углубились в чрево медиа-гиганта. Пока лифт поднимал их наверх, Химмэль, сложив руки на груди, разглядывал деда и бабушку.

С дедом ему давно все было ясно. Но Анэко Куроки… Живя в Симоносеки, Химмэль никогда не обвинял ее в том, что она не мешала деду избивать его за малейшую провинность и даже без оной. Он считал бабушку жертвой Кисё Куроки – она смирилась с его жестокостью, сломалась под ним, стала его бессловесной тенью, всего лишь подобием личности. Но сейчас мнение Химмэля изменилось. Нет, она вовсе не жертва своего деспотичного супруга! Она такая же как Кисё Куроки, два сапога пара! Госпожа Анэко пособница этого тирана. За ее пассивностью и показной жалостливостью к внуку скрывается довольно мерзкая натура! Именно поэтому она потакает во всем супругу, хотя, без сомнения, осознает, что тот сломал жизнь дочери и теперь уничтожает будущее Химмэля.

- Сейчас подпишешь бумаги и сразу же поедем к нам, Химмэ. Я испекла очень вкусный клубничный пирог, он тебе обязательно понравится, - надев на лицо ласковую улыбку, проговорила Анэко Куроки. Она протянула руку, чтобы погладить внука по плечу, но тот демонстративно отодвинулся от нее.

Дверцы лифта распахнулись, знаменуя начало финишной прямой перед концом карьеры Химмэля.

- Господин Фагъедир? Вас уже ждут, - поднялся им навстречу референт Сибил Гэсиро.

Такой прием удивил и чету Куроки и Химмэля – их приход должен был стать неожиданностью для президента CBL Records. Не обращая внимания на их удивление, референт распахнул перед ними двери кабинета:

- Прошу, проходите.

Увидев в кабинете Кёко и Ингу Фагъедира, господин Куроки пожелтел от ярости – до него дошло, что ему подготовили ловушку. А он рассчитывал избегать встречи с ними до самого отъезда в Симоносеки! Как те намереваются поступить? Увезти Химмэля в США вопреки всему? У них есть все шансы сделать это, будь они прокляты!

При виде родителей у Химмэля невольно отвисла челюсть. Откуда они узнали, где его выловить? И как ему быть теперь? Если начнется скандал, то Кисё Куроки выложит карты на стол и расскажет о компромате! Химмэль очутился меж двух огней: с одной стороны шантаж Куроки, с другой стремление Ингу и Кёко бороться за него до последнего.

- Добро пожаловать, дамы и господа, - деловой улыбкой поприветствовала визитеров Сибил Гэсиро, вальяжно закуривая кубинскую сигару.

- Зачем вы пришли? – резко проговорил Химмэль, скрывая за показным раздражением испуг. – Никак не успокоитесь? Я ведь все уже вам сказал! Неужели так сложно понять и оставить меня в покое?

- Мы все знаем, Химмэль, - перебил его Ингу, выпрямляясь во весь рост и взирая на сына сверху вниз. – Можешь больше не врать мне и своей матери. Нам известно, чем угрожал тебе Куроки.

У Химмэля вырвался лихорадочный жест, свидетельствующий о его крайне смятенном состоянии духа. Юноша не знал, что предпринять, что сказать. Родители знают о шантаже Кисё Куроки? И они пришли сюда, чтобы помешать ему?

- Вот как? И о каких же угрозах идет речь? – дед попытался сделать хорошую мину при плохой игре.

- О необоснованных и глупых угрозах, старик, которыми ты засрал мозг моего сына, - ответил ему Ингу. – Кажется, вот эти фотографии и видеозапись ты показал Химмэлю? – с этими словами он швырнул под ноги господину Куроки кипу фотоснимков, а затем продемонстрировал запись на экране смартфона. – Ты должно быть совсем рехнулся, если всерьез рассчитывал при помощи этого забрать у меня Химмэля.

- Мы еще посмотрим, на чьей стороне окажется суд! – потеряв контроль над ситуацией и над собой, вскричал Куроки.

- Суд? А что ты покажешь суду?

- Ты чертов наркоман и я докажу это!

- Где я на этой поганой видеозаписи говорю о наркотиках, а? И фото – что они могут доказать?

- Тест на наркотики все покажет! Полиция принудит тебя пройти его! - выходя все больше из себя от его насмешливого тона, кричал Кисё Куроки.

Ингу рассмеялся, а затем сунул ему под нос копию медицинского рецепта на марихуану: в нем черным по белому говорилось, что сей наркотик назначен врачом в качестве противосудорожного средства на фоне регулярных приступов и угрозы паралича.

- Старый сноб, ты забыл, что в Америке марихуана – это не только наркотик, но еще и лекарство! Что мне сможет предъявить полиция, даже если обнаружит что-то в моих анализах? У ТЕБЯ НИЧЕГО НА МЕНЯ НЕТ.

Казалось, у старика сейчас пойдет пена изо рта, когда он сделал потугу нанести ответный удар врагу:

- Ты… Ты… Негодяй! Сукин сын! Считаешь, выкрутился? А вот и нет! Как на счет шлюх, в компании которых ты крутился?

- Будь у тебя запись, как я этих шлюх трахаю – я бы забеспокоился. Да только такой записи нет! Моя совесть чиста, потому что я не изменял Кёко. А рядом со мной очень часто может просто так стоять разная шваль – вроде шлюх или вас, - парировал сероглазый мужчина. – Будьте уверены, никто не сможет обвинить меня в аморальности.

- У меня есть свидетель, частный детектив с отличной репутацией! Он докажет, что ты курил марихуану в притоне и путался с проститутками! – не сдавался господин Куроки, использовав припрятанного в рукаве туза.

- Я чуть не забыл про сыщика! Его зовут Хаями Ито, не так ли? Боюсь, он не станет свидетельствовать в вашу пользу, поскольку господин Ито внезапно выиграл в лотерею четыре миллиона долларов и на радостях решил свернуть сыскную практику. В данный момент он пакует вещи, чтобы отправиться на Бали и наслаждаться там беззаботной жизнью.

- Ты подкупил его!

Ингу ничего не сказал старику в ответ, все и так было очевидно. Губы Химмэля начали подергиваться, он едва сдерживал ликующую улыбку. Каждое слово Ингу, каждое уверенное опровержение обвинений деда, весь его неколебимый облик – все вызывало восхищение юноши. Когда отец властно взял его за локоть и заставил подойти к себе, Химмэль не воспротивился – с готовностью отдаляясь от деда и возвращаясь под крыло своих родителей.

Сердце Кисё Куроки оборвалось при виде этой сцены – с улыбкой внук уходил от него, прячась за спину отца. И вместе с Химмэлем из жизни старика уходил источник света, весь смысл его существования! И он ничего не мог предпринять, чтобы помешать проклятому Ингу Фагъедиру! Тот обыграл его, ловко жонглируя прорехами в американских законах и своим многомиллионным состоянием. Как же так?.. Ведь он был так близко к победе! Еще немного и Химмэль стал бы принадлежать ему!..

- Не ожидала о тебя подобной подлости, отец, - выступила вперед Кёко, поравнявшись с Ингу. Она смерила отца и мать ледяным взглядом, не скрывая своего презрения. – Я-то, дура, поверила тебе, позволила проникнуть в нашу семью, а ты… Но будь уверен, своей ошибки я не повторю. Ты никогда больше не сможешь стать частью нашей семьи! Отныне ты для меня не существуешь, я буду думать тебе как о давно умершем человеке.

- Кёко, девочка моя! Зачем ты так говоришь со своим отцом... - подала голос госпожа Анэко, рассчитывая надавить на жалость дочери.

- Это касается и тебя, мать, - оборвала ее Кёко. – Ты помогала ему строить козни! Молчала, когда следовало предупредить! Ты виновата так же, как и отец. Поэтому и ты перестанешь существовать для меня - я сирота, у моего сына нет больше ни деда, ни бабушки. А теперь убирайтесь отсюда! Да побыстрее или вас вышвырнет охрана.

- Я не оставлю этого так! Я подам в суд, я буду бороться… – попытался пригрозить Кисё Куроки, не желая покидать поле битвы, несмотря на свое поражение.

Кёко выразительно посмотрела на Сибил Гэсиро. Та, доселе безмолвно следившая за словесной баталией, поняла намек. Надавив пальцем на кнопку у себя на столе, президент улыбнулась на прощание господину и господину Куроки – через три секунды в кабинет вошли четверо высоких и широкоплечих охранника, обеспечивавших личную безопасность офиса Гэсиро. Достаточно вежливо, но с непререкаемой настойчивостью прихватив за плечи пожилых людей и их адвоката они вывели их прочь.

- Химмэ, как ты? – обратился к сыну Ингу.

Тот обнял отца, демонстрируя свою благодарность.

- Спасибо! - прошептал еле слышно сероглазый юноша.

- Тебе спасибо, Химмэль. Ты готов был пожертвовать собой, чтобы прикрыть мою задницу, - голос Ингу задрожал от чувств. – Я горжусь тобой, хотя, если подумать, ты чуть было не сотворил страшную глупость.

- И я тобой горжусь, милый! - Кёко тоже обняла сына, погладив его по волосам. – Ты должен был сразу нам сказать. Как ты мог вообразить, что мы с Ингу согласимся отказаться от тебя?

- Я хотел, чтобы вы были счастливы, - смущенно пожал плечами Химмэль.

Это признание вызвало новый прилив объятий, родители тискали его как маленького ребенка и смеялись. Какой у них славный сын! Несмотря на трудный характер, сердце у него доброе - ведь только человек с добрым сердцем мог пожертвовать своим будущим ради счастья родителей. Ингу и Кёко не могли нарадоваться на него!

- А это что? – Химмэль обратил внимание на пластырь телесного цвета, прилепленный на лоб Ингу.

- О… Это твоя мама швыряла в меня бутылки со спиртным, - усмехнулся тот. - От бутылки со скотчем я увернуться не успел.

- Не переживай, Химмэ. Мы уже во всем разобрались, - уверила сына Кёко. – Ингу кое-что скрывал от нас с тобой, но больше не повторит своей ошибки. Не будем обсуждать это здесь, поговорим, когда вернемся домой.

«Домой»… Химмэль с трудом верил, что кошмар позади и он может вернуться!

- Прошу прощения… Но хотелось бы уточнить один щекотливый вопрос, - заговорила Сибил Гэсиро в свою очередь. – Химмэ остается в составе группы Showboys или нет?

Родители вопросительно глянули на сына, тот, счастливо заулыбавшись, кивнул головой:

- Остаюсь. Конечно, остаюсь.

- Отлично! Слава небесам! – с облегчением сказала президент. – Я-то уже испугалась, что мое агентство потеряет тебя.

- Правда, я успел дать интервью, - прибавил юноша, вспомнив о своем выступлении перед журналистами в вестибюле агентства. – Сегодня вечером оно будет в новостях…

- О, не беда! Главное, что ты продолжишь сотрудничать с CBL Records. Скандал с твоим уходом из группы даже на руку мне, пусть общественность немного посудачит, побеспокоится, поднимет шум в интернете. А завтра днем мы дадим официальное опровержение. Получится неплохой рекламный ход…

Ее рассуждения прервал гудок селектора.

- Прошу прощения, госпожа Гэсиро, - бесстрастно доложил ей референт. – В приемной ожидает особа, которая хотела бы поговорить о господине Югэне.

Химмэль вздрогнул. Его мысли вновь вернулись к исчезновению Югэна. И кто сидит в приемной Гэсиро? Та самая старушка? Сероглазый юноша не стал долго гадать - устремившись к двери, он распахнул ее.

- Это вы? – он без труда узнал странную гостью, увиденную несколько дней назад.

- Я вас знаю! Я видела вас раньше в доме Рейо! - воскликнула та, бросаясь к нему так, словно видела в нем последнее спасение: - Вы знаете, где он?

- Кто? Югэн? – Химмэль попятился, предчувствуя, что она хочет схватить его за руку.

- Соблюдайте правила приличия! – вмешалась Гэсиро, рассержено глядя на шумную визитершу, ворвавшуюся в ее апартаменты. – Что вы себе в конце концов позволяете? Не хватало тут хаоса!

Старушка все же добралась до Химмэля и мертвой хваткой вцепилась в него, с надеждой заглядывая ему в глаза:

- Скажите, вы знаете, где он?

- Нет. Я тоже искал его, - ответил тот в замешательстве.

- О боже… Он точно решился на это! Иначе быть не может, - посерев от ужаса, залепетала старушка. – Я пыталась их предупредить, но они даже слушать меня не захотели! Никто не хочет меня слушать! Он собирается убить их!

Сибил Гэсиро, потянувшаяся было к кнопке вызова охраны, замерла:

- Что? О чем это вы? Кого убить?

- Он хочет убить их всех… Рейо Коидзуми, его жену и сына.

---

21

_________ 21 ________






Химмэль, стоя у распахнутого окна, равнодушно взирал на необычайной красоты парк, разбитый у стен особняка клана Касаги. Равно его не радовали роскошные покои, выделенные ему в огромном и изобилующем богатствами особняке. Не замечая аромата цветов, парящий в воздухе, он – погруженный в невеселые мысли – курил одну сигарету за другой. Он скрывался в доме Касаги вот уже второй день, сбежав от собственных родителей.

Сероглазый юноша с горечью вспоминал события того злосчастного вечера. Он и не предполагал, что – в свете последних катаклизмов в своей жизни - сможет оказаться в более двусмысленной и неприятной ситуации, однако он ошибся.

Отец видел, как его целует Касаги! Юноша предпочел бы провалиться сквозь землю, чем объясняться с Ингу еще и на счет пикантной сцены. Признание Касаги лишь усугубило растерянность Химмэля, да и весь облик отца не сулил ничего хорошего для него.

Ингу, выслушав пылкие слова Тиэми, одним махом влил в себя остатки виски из стакана.

- Знаешь, парень, у меня до сих пор есть кое-какие проблемы с вашим чудным языком, - проговорил Ингу, неторопливой походкой направляясь к ним. – Бывает, временами я недопонимаю вас, японцев. Так что повтори помедленнее сейчас то, что ты сказал.

- Я люблю вашего сына, господин Фагъедир, - повторил парень.

- Хм… - задумчиво откликнулся Ингу на это.

Мужчина поставил стакан на журнальный столик, потом изучающе посмотрел на Тиэми Касаги – через секунду тот, получив от него затрещину, едва не перелетел через диван.

- Отец, не надо! – закричал на него Химмэль и тоже получил свою порцию тумаков.

- Значит, ты извиняешься? Сначала у меня на глазах лижешься с моим сыном, а потом говоришь «извините»? – Ингу приподнял Касаги за грудки и встряхнул, как куклу. Не позволив тому что-нибудь ответить, он буквально отшвырнул его от себя: - А ну пошел вон отсюда! Если еще раз устроишь на моей территории фарс с пидорскими ужимками, я тебя с землей сравняю!

Тиэми благоразумно отшагнул подальше от разгневанного мужчины и бросил на Химмэля обеспокоенно-вопросительный взгляд. Химмэль, потирая зудящий от удара подбородок, умоляющим тоном выпалил:

- Касаги, уходи. Не спорь!

Парню ничего не осталось делать, как подчиниться и, дабы не нагнетать и без того взрывоопасную обстановку, уйти. Дождавшись, когда он покинет гостиную, Ингу сконцентрировал свое внимание на сыне. Схватив его за шкирку, он заставил Химмэля подойти к дивану и сесть.

- Отец… - сказал юноша нерешительно, но отец перебил его.

- Помолчи. Говорить будешь после меня, ясно? - Ингу взял из бара бутылку виски и снова наполнил свой стакан. Усевшись напротив сына, он залпом проглотил спиртное. Начал он, как ни странно, с извинений: - Прости, что врезал вам обоим, но вы охуели в корягу, надумав целоваться у меня на глазах. Кем вы себя возомнили? Героями сраной мыльной оперы?.. Хочешь виски? – Химмэль молча кивнул и отец, наполнив свой стакан, пододвинул его к нему. Юноша пригубил опьяняющий напиток, ожидая дальнейшего развития событий. Ингу закурил сигарету и, с досадой выдохнув табачный дым, продолжил: - Я далеко не ханжа, поверь мне. Даже пуританин, окажись он в шоу-бизнесе, вскоре приобретет весьма лояльные взгляды на сей счет – ибо такого количества пидорасов не сыскать, пожалуй, нигде. Ты или принимаешь их наличие как должное, или тебе не дадут спокойно жить. На заре своей карьеры я не реже трех раз в неделю получал предложения сменить ориентацию – и все из-за ебанной смазливой внешности, даже отрезанная нога их не отпугивала. Думаю, будь я менее талантлив, мне бы пришлось ублажать «больших дядей» ради раскрутки. А сейчас скажи мне: что подтолкнуло тебя к… к парням?

- Скорее ты хочешь узнать, не спал ли я с «большими дядями» ради того, чтобы попасть в шоу-бизнес, - с сарказмом отозвался Химмэль. – Я отвечу – нет. Я ни с кем не трахался ради карьеры.

- Выходит, тебе просто нравятся парни?

- Нет… То есть… - Химмэль покраснел от чувства стыда. – Ну, возможно, немного.

Ингу, поморщившись, забрал у него стакан и допил виски.

- Ладно, оставим парней в стороне. Почему бы тебе не найти девушку?

- Я найду, когда сам захочу.

- Психологи утверждают, что в твоем возрасте юноши часто ставят эксперименты со своей ориентацией…

- Отец, хватит! Я не хочу больше обсуждать это, – юноша порывисто закрыл лицо руками.

Ингу не стал лезть к нему в душу, продолжив пить виски и курить. Химмэль просидел неподвижно несколько минут кряду, мучительно стараясь придумать, как сказать отцу главное. Инцидент с поцелуем сбил его с намеченного пути, вынудив заговорить с отцом о совсем иных вещах. Он раньше особо не задумывался о своей сексуальной ориентации и не планировал признаваться родителям, а сейчас отец в курсе перипетий его личной жизни… Как Ингу на самом деле воспринял новость о бисексуальности своего сына? Может, он станет призирать его за это?.. Хотя, лучше пусть презирает – так Ингу легче будет отпустить его к деду!

- О, мои любимые мужчины в сборе! – воскликнула Кёко, летящей походкой входя в гостиную. – А я как раз думала, что неплохо бы вместе устроить чаепитие.

- Как поход по магазинам? – поинтересовался Ингу, ласково ей улыбнувшись.

- Прошел довольно забавно! В нескольких бутиках меня узнали, спросили: я ли жена Ингу Фагъедира и мать Химмэля, - она хотела поцеловать Химмэля и тут заметила его бледность и угрюмые тени под глазами. – Химмэ? С тобой все хорошо?

Тот мельком глянул на отца, перевел взор на мать, и с усилием произнес:

- Я хочу сообщить вам кое-что. Вам обоим.

- Еще что-то? – в вопросе Ингу звучала ирония, смысл которой Химмэль без труда уловил.

- Да… В общем, я решил бросить шоу-бизнес.

В гостиной установилось озадаченное молчание. Сигарета в руках Ингу успела дотлеть до фильтра, прежде чем тот нашелся:

- Но почему?

- Я разочаровался в нем, все оказалось не так весело, как я рассчитывал. Полагаю, гораздо больше пользы мне принесет учеба. Я хочу закончить старшую школу и затем поступить в университет.

- Намерения недурные, однако… я всегда считал, что шоу-бизнес для тебя много значит.

- Я и сам так считал, но сейчас мое мнение изменилось. Я хочу уйти.

Ингу и Кёко переглянулись между собой, безмолвно обмениваясь удивленными репликами. Какая муха его укусила? Что за переворот в голове их сына и какова у него подоплека? Кёко присела рядом с сыном и обняла его за плечи:

- Если ты действительно хочешь сделать так, то разве мы имеем право мешать тебе? Если хочешь, я даже рада этому! Ты в последнее время совсем исхудал и осунулся, все время работаешь и я не вижу тебя сутками… Так, по крайней мере, твоя жизнь перестанет быть такой сумасшедшей, такой изнуряющей… Ингу, не молчи, поддержи Химмэля!

- Кёко в чем-то права, - сказал отец задумчиво, – твое нынешнее занятие выматывает тебя, факт. Объясни мне только, почему у тебя столь несчастный вид?

- Я устал, вот и все объяснение, - коротко ответил юноша.

- Что ж, раз ты решился… Я не имею права тебе перечить, - Ингу выудил из пачки очередную сигарету и прикурил. - И где ты предпочтешь учиться? В Японии или, быть может, в США? Я все устрою.

Вот он, тот самый переломный момент! То, чего Химмэль до жути боялся…

- Я закончу старшую школу в Симоносеки.

Родители онемели. Это было как затишье перед штормом или звуковая воронка, поглощающая все звуки в первый миг после взрыва атомной бомбы. Химмэль кожей ощутил вибрации исступленного протеста, всколыхнувшиеся в отце, и съежился, закономерно ожидая взрыва эмоций.

- Кисё Куроки! Ну конечно, кто же еще! – закричал Ингу, отбрасывая тлеющую сигарету и вскакивая на ноги. – Он тебя заставляет бросить шоу-бизнес и уехать в Симоносеки? Ну?! И не ври мне, сам бы ты до такого бреда не додумался!

- Я сам хочу уехать, - возразил Химмэль как можно более правдоподобно.

- Да неужели? Почему тогда у тебя физиономия похоронная? Как ему удалось тебя заставить?

Ингу выглядел так грозно, нависнув над ним, что Химмэль опять растерялся.

- Меня никто не заставляет…

- Ты ненавидишь Куроки и никогда бы не вернулся в Симоносеки по своей воле!

- Вовсе нет!

- Химмэ, почему ты врешь? – вмешалась мать, отойдя от первого шока. – Год назад дед хотел тебя забрать, но разве ты согласился?

- Я… Он… Сейчас все изменилось… - Химмэль оказался не подготовлен к атаке с тыла. Мать верно подметила, год назад он со скандалом отказался уехать с дедом!

- Он тебе угрожал, да? Что он тебе наговорил?! - отец давил на него все сильнее, вызывая в юноше панику. – Признавайся, черт побери, или я вытрясу правду из тебя!

Юноша оказался загнан в ловушку. Выбор у него не богатый: либо спасовать под нажимом родителей, либо начать огрызаться, так как все его оправдания терпели крах. Он выбрал последнее.

- Я сам решил вернуться в Симоносеки и никто меня не принуждал, - с вызовом проговорил Химмэль, тоже вскочив на ноги. – Не устраивайте из-за этого драму. Могу я сам распоряжаться своей жизнью или нет?

- Нет, ты не можешь распоряжаться своей жизнью, - отрезал Ингу. – Ты несовершеннолетний, между прочим.

- Бросьте уже орать на друг друга! – Кёко сделала неудачную попытку успокоить их. Ни Ингу, ни их сын не услышали ее призыва.

- Вот уж не ждал такого от человека, который сам несовершеннолетним сбежал из дома!

- Я сбежал из дома не от хорошей жизни. Уверен, у тебя причины тоже не самые радужные! Но ведь мы твои родители, Химмэль, и мы обязаны заботиться о твоем счастье. Расскажи, что произошло на самом деле!

Химмэль отрицательно замотал головой, отвергая доводы отца:

- Я уже сказал – ничего не произошло. Так надо и все! Я уже все решил и никакие ваши слова мне не помешают уехать в Симоносеки.

- Ах, слова? – Ингу побледнел до синевы. – Ладно, обойдемся без лишних слов. Завтра же я увезу тебя в США и ты останешься там, пока не захочешь обсудить свое странное поведение.

- США?! Д-да ты охренел! – юноша даже заикаться начал. – Это же похищение.

- Удержать сына от глупого поступка – это не похищение, это мой моральный долг.

- Блядь, перестань ты строить из себя образцового отца! Мне нахрен не нужна твоя забота! - Химмэль начал отступать, вознамерившись прекратить трагикомедию и сбежать в комнату. – Почему бы тебе и матери не заняться своими делами? Поженитесь и нарожайте себе еще детей - маленьких и хорошеньких - и нянчитесь с ними сколько влезет. А меня оставьте в покое! Я и без вас как-то жил раньше и смогу жить и дальше!

Юноша бросился прочь из гостиной, с трудом сдерживая рвущиеся наружу слезы. Прибежав в комнату, он запер замок и щеколду. В приступе злобы он ударил кулаком по стене и грязно выругался. Все летит под откос, вопреки его стремлению хоть как-то поправить отчаянное положение дел! Что если Ингу завтра и впрямь увезет его в США? Тогда все пропало – Кисё Куроки осуществит свою угрозу…

- Дерьмо! Как мне быть?.. – Химмэль застонал от безнадежности.

В дверь заколотил Ингу, требуя немедленно ее открыть. Юноша наотрез отказался сделать это, мечтая лишь об одном – исчезнуть, испариться, перестать существовать. Он не готов был продолжать баталию с отцом! Стук прекратился, но Химмэль не успел с облегчением перевести дыхание – от сильнейшего пинка та слетела с петлей и провалилась в комнату.

- Наш разговор не окончен, - категорично заявил Ингу, входя в комнату.

- Какого дьявола ты творишь?! – Химмэль едва не метал гром и молнии.

- Ингу! Химмэль! Немедленно успокойтесь! – Кёко примчалась следом за Ингу. – Вы весь дом на уши поставили!

Действительно, крики и последующий шум привлекли внимание всех обитателей общежития. Первыми на шум подоспели участники группы, за ними телеоператоры, техники и даже работники кухни. Кто-то из съемочной команды побежал за Люси Масимо в комнату охраны. Узнав о беспорядках в доме, исполнительный продюсер стремглав кинулась в особняк.

Тем временем Ингу, осмотревшись в апартаментах, заметил полную окурков пепельницу.

- Ты все-таки куришь, молокосос? – утвердительно, а не вопросительно произнес сероглазый мужчина. – Выходит, данное мне слово ничего для тебя не значит?

- Думай, что хочешь, - надменно ответил сын. И получил от отца звонкую пощечину.

Невольные свидетели семейной сцены, подглядывающие за ними через дверной проем, ахнули. Тиэми, забыв обо всем, рванулся было вперед, но ему помешал Югэн:

- Не вмешивайся, Касаги, - сказал он жестко.

- Отвали! – парень пихнул лидера группы, а тот в отметку ловко подставил ему подножку и Касаги бухнулся на пол.

Сероглазый юноша, дрожа от закипающего в нем бешенства, коснулся своей щеки - она пылала, на ней отпечатался след от пощечины. Химмэль мог проигнорировать удар в челюсть или любую другую зуботычину, но пощечина… Так ударить мужчину можно только ради унижения, тем самым равняя его с женщиной.

- Чего мелочишься? Жаль бить в полную силу? – рявкнул он и с размаху въехал кулаком отцу в нос.

Кёко истощенно вскрикнула, придя в ужас от вида разбитого в кровь носа Ингу. На ее глазах тот замахнулся на сына, однако Химмэль ловко увернулся и нанес второй удар – по печени. У мужчины перехватило дыхание от боли на миг, затем он отпарировал удар: локтем ударив юношу по голове. Химмэль отлетел на пол, в глазах у него потемнело. Он хотел как можно скорее вскочить, но тело плохо слушалось его – сказывалась трехдневная голодовка и нервное истощение.

- Ингу, прекрати! Довольно, слышишь? – Кёко перегородила дорогу мужчине и закричала в коридор: – Где этот бездельник Стив?

- Я здесь, мэм, - выступил вперед телохранитель, доселе с обывательским интересом следивший за скандалом.

- Какого черта ты стоишь там, вместо того, чтобы вмешаться и растащить их?

Звонкий голос матери Химмэль слышал плохо, словно тот долетал до него через длинную трубу. Он все же встал на ноги, превозмогая навалившуюся на него слабость. Мать обеспокоенно спросила его, как он себя чувствует, юноша же не нашел сил что-нибудь ответить. Последнее, что он увидел – это спешащий к нему Стив и свирепая Люси Масимо, орущая на телеоператоров: «Не смейте это снимать на камеры!» Химмэль пошатнулся и снова упал, лишившись сознания.

Своим обмороком он напугал и отца и мать, да и всех прочих очевидцев семейного конфликта. Он очнулся в госпитале, куда его привезли для обследования – его пробыл без сознания почти час, что не на шутку встревожило доктора, осматривающего его. Химмэля подключили к капельнице, под которой он пролежал до глубокой ночи.

Юноша слышал, как доктор беседовал с его родителями:

«У вашего сына сильное истощение. Просто чудо, что его организм пока справляется со стрессом, ведь очень часто подобные вещи сопровождаются отказом внутренних органов. Если так будет продолжаться – ничего хорошего не ждите. Ему нужен отдых и хорошее питание».

Когда родители вошли в палату, юноша притворился, что спит. Он рассчитывал дождаться их ухода, но те остались подле него коротать остаток ночи. Пришлось Химмэлю вправду заснуть, поскольку сбежать из-под их надзора, да еще и с присоединенной к руке капельницей, у него все равно не получилось бы. Утром он – едва проснувшись - желая всеми способами избежать разговора с матерью и отцом, заявил что хочет в туалет и поспешно ушел. За порогом палаты к нему на хвост сел Стив, чем разозлил Химмэля.

- Только попробуй зайти сюда за мной! - зашипел юноша на него, прежде чем войти в туалет. – Я сделаю так, чтобы ты остался без работы. Уяснил, Джон Коффи?

Захлопнув дверь перед носом телохранителя, он стал придумывать, как выкрутиться. Родители теперь не спустят с него глаз, вполне возможно, что сегодня-завтра увезут его в США. Пока он в госпитале, у него еще есть шанс сбежать…

- О, я знаю вас! Вы Химмэру! – какой-то мужчина средних лет, мывший руки в раковине, обернулся к нему. Льстиво заулыбавшись, он раскланялся перед хмурым парнем: – Боже, неужели я повстречал знаменитость! Мои дочери по уши в вас влюблены…

- Мобильник есть? – коротко спросил Химмэль, пропустив мимо ушей его излияния.

- Конечно… а что?

- Меняю автографы для твоих дочерей на мобильник.

Так он дозвонился до Касаги. Тот без колебаний согласился помочь и попросил дать ему полчаса. Химмэль вернулся в больничную палату, дабы не вызвать преждевременной тревоги родителей. К счастью, в палате его дожидался также доктор, явившийся на утренний осмотр. Покуда доктор расспрашивал юношу о его самочувствии, Ингу неотрывно смотрел на сына с самым мрачным видом. Оставалось только гадать, какие чувства тот испытывает – все еще злится или сожалеет о драке?

- Ваши жизненные показатели улучшились, но я рекомендовал бы вам тщательно следить за нагрузкой и питанием, - под конец осмотра отметил доктор. – А будете продолжать недоедать, то заболеете нервной анорексией.

Химмэль украдкой бросил взгляд на часы. Полчаса вышли. Он, прервав мудрствования медика, отпросился в туалет – а уйдя туда, перезвонил Касаги. Тот сообщил ему, что все готово. Далее события развивались как в шпионском фильме: люди Касаги отвлекли Стива, а Химмэль незамеченным покинул туалет, спустился в приемное отделение, откуда его забрал Тиэми.

Друг отвез его в дом своих родителей, где Химмэлю не грозило обнаружение: охрана родового гнезда напоминала маленькую и весьма хорошо вооруженную армию и у чужаков не было ни единого шанса прорваться сквозь их защиту. Мать Тиэми, господа Фусако, сердечно заверила гостя, что тот может скрываться у них так долго, как захочет. От них Химмэль позвонил сначала деду, сообщив свои новые координаты.

- Тебе придется взять всю волокиту с бумагами на себя, - прибавил юноша в разговоре с ним. – Если родители выследят меня, то увезут в Америку.

- Я позабочусь обо всем, - самоуверенно ответил Кисё Куроки.

Это было в стиле деда – если он считал себя правым, то был уверен, что ему море по колено. Даже если это море – известность и деньги Ингу Фагъедира, плюс контракт внука с CBL Records.

Старик не знал о намерениях Тиэми тоже переехать в Симоносеки и Химмэль не собирался ставить его в известность. Деда наверняка разозлит эта новость, ведь он всегда терпеть не мог всех его друзей без исключения. А Химмэль… Самоотверженное решение Касаги бросить шоу-бизнес и уехать в провинцию покорило его.

Тиэми не стал допытываться у него, почему Химмэль хочет все бросить, не выдвинул никаких условий и требований. Он хотел быть рядом с Химмэлем, только и всего. Готовность Тиэми следовать за ним и безусловное доверие изумляли – разве можно так слепо потворствовать кому-либо? Ведь он даже не знал причин! Разве могло сердце Химмэля остаться безучастным к такому благородству?..

Сероглазый юноша мог бы с бравадой бить себя в грудь и утверждать, будто он вовсе не нуждается в его поддержке. Мог бы… Но он слишком устал, а его будущее в Симоносеки рисовалось в скверных тонах. И, как бы Химмэль не вздергивал вызывающе нос пред лицом обстоятельств, одному ему там будет очень плохо. Близость Тиэми сулила ему немного отдохновения от жестокой реальности и давала слабую надежду пережить предстоящие годы в рабстве у Кисё Куроки. Химмэль испытывал безмерную благодарность по отношению к Тиэми – понимая, как много тот на себя берет, пусть даже по собственной воле – и отчетливо понимал, что он отныне в долгу у него.

Касаги планировал уйти из группы чуть позже него, чтобы не поднялось дополнительного шума – ведь если уйдут сразу два участника, пойдут нежелательные толки. Пока Тиэми продолжал жить в общаге как будто ничего и не произошло. Он же и докладывал о том, как обстоят дела у родителей Химмэля и что те предпринимают для его поисков. По рассказам Касаги, Ингу сразу же заподозрил его в содействии побегу Химмэля и устроил выволочку, но не сумел заставить его сознаться.

«Прости за то, что тебе приходится терпеть это, - сказал парню Химмэль. – У моего отца не самый легкий характер…»

«Не извиняйся, - смеялся в ответ Касаги. – Мне даже нравится покрывать тебя как беглого преступника. Это захватывающе».

Химмэль, продолжая смотреть через окно на владения семьи Касаги, потянулся за сигаретой и не нашел ни одной - он умудрился умять целую пачку и сам не заметил этого. Ничего, в ящике письменного стола есть еще. Юноша только распечатал упаковку и собирался прикурить, как в дверь постучалась горничная.

- Господин, вас просят к телефону.

Химмэль очень удивился. Кто может ему звонить? С Касаги и Кисё Куроки он держал связь по мобильному телефону, чей номер был известен лишь им двоим. Кто тогда? Неужели отец выследил его?!

- А кто спрашивает? – осведомился он, нервно жуя фильтр сигареты.

- Некто Югэн.

Сероглазый юноша замер. Как тот узнал, где он прячется? Да и зачем ему названивать ему? Разум подсказывал - надо велеть горничной передать нахалу, что тот ошибся и никакого Химмэля здесь нет. Именно так поступил бы здравомыслящий человек, ибо ждать чего-то хорошего от Югэна не стоило…

Однако Химмэль, не в силах устоять перед искушением услышать его голос, снял трубку.

- Зачем звонишь? – грубовато спросил он.

- Хотел убедиться, что Касаги не держит тебя связанным в своем подвале, - не упустил шанса поскабрезничать тот.

- Какая забота! Откуда ты узнал?

- Я не дурак, в отличие от прочих. Единственное место, где ты мог спрятаться – это гнездышко семейства Касаги. А вот достать их домашний номер было немного сложнее, пришлось залезть в секретный архив Сибил Гэсиро.

- И зачем?

- Хочу поговорить с тобой. Я ведь лидер группы, а ты, как все вокруг утверждают, решил ее кинуть.

- Ты прав, все именно так.

В трубке повисла тишина. Химмэль ожидал оскорблений, угроз, а услышал нечто иное:

- Давай встретимся и поговорим.

- И не мечтай!

- Боишься, я сдам тебя твоим родичам? Не переживай, я ничего им не скажу. Это сугубо личное, только между нами. У меня есть квартира в Синагаве, там никто нас не поймает.

- Иди в жопу ты и твоя квартира! Я не хочу видеть тебя.

- Да ну? Хм… - иронично откликнулся Югэн. – Тогда зачем ответил на звонок, дурень сероглазый?

- Я… ты… - юноша ударил себя по лбу, понимая, какую глупость сделал.

- Хватит уже ломаться, Химера. Жду тебя сегодня в три дня, - тот откровенно смеялся над ним.

Химмэль собирался вызвать такси, чтобы добраться до назначенного места, но Фусако Касаги убедила его воспользоваться одним из автомобилей клана – так, по крайней мере, он не засветится на людях, а потом сможет спокойно вернуться в особняк. Шофер, получив адрес, доставил его в район Синагава, и остановился перед многоэтажным жилым домом.

Надвинув на лоб бейсболку и скрыв глаза за большими солнцезащитными очками, Химмэль вылез из салона. Дом удивил его. Он ожидал увидеть элитный муравейник со швейцаром на крыльце и напыщенным консьержем в холле – а на деле оказалось, что жилье Югэна располагается в доме, где проживают люди среднего достатка.

В бесчисленный раз юноша задал себе вопрос: какого хрена он приперся сюда? Югэну нельзя доверять, тот вполне может устроить засаду и сдать его на руки родителям. Одновременно с мятущейся подозрительностью в глубине души Химмэль почему-то был уверен – на сей раз тот не лжет. Впрочем, может это очередной самообман? Самоубийственная потребность оказаться в его ловушке? Проклиная свою слабость в отношении Югэна, он поднялся на нужный этаж и позвонил в квартиру.

- Налить чего-нибудь выпить? – спросил Югэн вместо приветствия.

- Да. И покрепче.

Химмэль прошел внутрь. Квартира была крохотной: без прихожей, одна комната, из нее выход на микроскопическую кухню и в уборную. В самой комнате практически отсутствовала мебель, там стоял лишь низенький столик и на полу валялось несколько пуфиков. Через поднятые жалюзи внутрь лился золотистый солнечный свет.

Югэн принес с кухни бутылку шоколадного ликера и две рюмки.

- Так зачем ты хотел увидеться? – проглотив первую порцию ликера, заговорил Химмэль.

- Вообще, более уместны были бы вопросы с моей стороны, - усмехнулся Югэн прикуривая и протягивая сигареты ему. – Ведь не я, а ты бросаешь все и уезжаешь к черту на кулички. И что такого тебе наговорил тот старикан?

Химмэль подавился сигаретным дымом и закашлялся.

- Тебе отец рассказал?

- Нет. Я видел в день твоего рождения как вместе вы уходили в дом, вернулся ты после разговора с ним совершенно убитый. Полагаю, ноги всей истории растут оттуда.

- Да, - потеряв охоту отпираться, подтвердил Химмэль. – Налей мне еще.

- Все настолько серьезно? - парень наполнил рюмки.

- К несчастью.

Они вновь выпили и надолго замолчали, смоля сигареты.

- Я думал, ты станешь наезжать на меня, - грустно улыбнулся Химмэль вдруг. – Я ведь бросаю группу, а ты готов на убийство во имя своих амбиций.

- Зачем наезжать? Твое упрямство не сломить, уж я-то знаю. К тому же ты не из того сорта теста, чтобы из-за пустяка сдаваться, и, если ты отступил, следовательно, тебя крепко прижали.

- Вот уж не ждал от тебя комплимента.

- Это не комплимент, а гребаная констатация факта. Суть не в этом, а в том, что ты будешь делать со свалившимся на тебя говном?

- Я ничего не могу поделать.

- Уверен?

- От моего решения зависит не только моя судьба. Мои родители… - Химмэль начал кусать губу, – они пострадают. Я не могу так.

- И все равно нельзя сдаваться! Борись, Химера.

- Легко раздавать советы! Но ты понятия не имеешь, что творится в моей жизни! – сероглазый юноша порывисто поднялся с пуфика и ушел к окну. Щурясь от солнца, он с понуро опустил голову.

- В жизни всякое случается… - пожал плечами Югэн, невозмутимо разливая ликер.

- Спасибо за прописную истину, придурок!

- Рассказать тебе притчу? Давным-давно жил один мудрец. Однажды кто-то из его учеников обратился к нему с вопросом: «Что делать, если человек оступился и упал?» Мудрец на это ответил: «Подняться и идти дальше». Ученик снова спросил его: «А если тот человек опять оступился и упал?» Мудрец повторил свой ответ – нужно подняться и идти дальше. Но ученик не успокоился и продолжил спрашивать: «Ну а если человек оступается и падает снова и снова? Как ему быть, учитель?» Мудрец улыбнулся и сказал: «Не важно, сколько раз человек оступится и упадет, важно то, что он поднимается. Ведь тот, кто упал и не поднялся – труп».

Химмэль обернулся к нему, глубоко задетый рассказом. Он ничего не мог возразить, сердцем чувствуя его правоту.

- Борись, Химера, - повторил Югэн. – Ты должен бороться.

Он поднялся и подошел к Химмэлю очень близко. Тот не отстранился и не воспротивился приближению Югэна. Напротив, он хотел его прикосновения! Мысль, что эта последняя их встреча, сводила Химмэля с ума – потому что впредь он будет видеть Югэна только на экране телевизора. Отчаяние подстегивало желание, тлеющее внутри юноши. Химмэль осознавал, что, стоит им поцеловаться, как все барьеры и раздоры в миг разрушатся, он потеряет голову – и все же…

Их губы почти соприкоснулись, когда настойчиво задребезжал дверной звонок.

- Ты мне соврал, говнюк! Ты все им рассказал! – сквозь зубы прорычал Химмэль, отшатываясь в сторону.

- Никому я не говорил про тебя, успокойся! – отмахнулся парень небрежно. – Я не знаю, кого там принесло. Квартира все время пустует, все соседи знают это. Давай не будем открывать и они сами свалят.

Югэн как ни в чем ни бывало сел за столик и опрокинул следующую рюмку. Звонок продолжал истерично дребезжать – противостояние визитера и находящихся в квартире парней продолжалось минут пять. Югэн сохранял нордическое спокойствие и курил. Наконец, Химмэлю это надоело и, подойдя к двери, он поглядел в глазок. За дверью стояла безобидного вида старушка в белом плаще, маниакально давящая на кнопку звонка.

- Да к черту! – выругался сероглазый юноша и распахнул дверь. – Ну что?!

Старушка оторопело уставилась на Химмэля, затем обратила внимание на парня за его спиной:

- Рейо!

Югэн вздрогнул, услышав это имя. Медленно, будто не веря своим ушам, он поднял взгляд на гостью.

- Вот я тебя и нашла, маленький негодяй! Думал, спрятался от меня? – старушка резво вошла в квартиру. – Как можно издеваться так над своей бабушкой? Я весь Токио оббегала, пока разыскивала тебя!

Кровь отхлынула от лица Югэна, словно он увидел перед собой призрак. Химмэль впервые видел его таким! Даже под дулом пистолета, который на него наставлял Кавагути, Югэн не терялся так сильно. Появление старушки стало для него настоящим потрясением. Но почему?

- Химера? – голос Югэна задрожал.

- Что? – отозвался тот непонимающе.

- Наша встреча закончена. Прошу тебя, немедленно уходи.

---

20

_______ 20 _______



- Если выполнишь мое условие, я не стану ломать им жизнь. Условие простое: ты бросишь шоу-бизнес, возвратишься под мою опеку и мы вместе уедем обратно в Симоносеки. И там, Химмэ, ты станешь повиноваться мне во всем…

Слова деда произвели на Химмэля впечатление огромной глыбы, рухнувшей прямо на него и раздавившей. Первой его реакцией на поставленный ультиматум было запальчивое: «Нет! Ни за что!»

- Тогда я отдам компромат стервятникам из желтой прессы, - издевательски спокойно сказал на это дед. – Они обрадуются подарку, ведь на таких скандалах делаются большие деньги.

Химмэль принялся мерить лихорадочными шагами музыкальную комнату, метясь из угла в угол. Неужели его шантажирует дед? Просто в голове не укладывается! Разве можно было ожидать от Кисё Куроки удара в спину? Да, дед всегда отличался крутым нравом, но Химмэль согласился дать ему второй шанс, когда тот несколько месяцев назад умолял о семейных встречах. И юноша почти поверил, что тот пытается хоть немного исправиться! А теперь тот стоит рядом с ним и без зазрения совести угрожает…

Господин Куроки, пристально следя за его метаниями, решил надавить сильнее:

- Ты, конечно, можешь рассчитывать, что компромат не страшен твоему отцу. Ведь в США в порядке вещей скандалы с наркотиками и аморальным поведением, это даже добрая традиция. Рок-звезда, ни разу не затеявшая грязную историю, это не рок-звезда, не так ли?.. Однако мы не в США, мы в Японии – и у нас другой шоу-бизнес, другие традиции. В Японии все еще имеет значение хорошая репутация человека!

- Замолчи! Не хочу слышать! – Химмэль остановился и, отвернувшись от него, бессильно прислонился к стене.

- Ну уж нет, Химмэ! Я еще не закончил свой рассказ! Скандал с наркотиками превратит Ингу Фагъедира в персону нон-грата* и ему придется либо предстать перед законом, либо покинуть страну. Как отнесется к этому Кёко? Кто знает, вполне может быть, она решит бросить этого наркомана? Если же твоя мать, несмотря на все, уедет к нему и выйдет замуж, я позабочусь о том, чтобы суд признал ее неблагонадежной матерью – и тогда ей запретят видеться с дочерьми под предлогом дурного влияния и полная опека отойдет Томео Нацуки... Да и ты, Химмэль… Думаешь, ты останешься в стороне, после того, как позор падет на твоих родителей? Даже если ты ради своей карьеры в шоу-бизнесе наплюешь на счастье родителей, я не оставлю тебя в покое. Через суд постараюсь добиться опеки над тобой до твоего совершеннолетия – и, поверь, буду бороться за тебя до последнего! Мой адвокат утверждает, что у меня есть все шансы суд выиграть…

Химмэль – мертвенно-бледный - обернулся и пронзительно взглянул на деда.

- Почему ты все это делаешь?

- Я люблю тебя, Химмэ, я же сказал! И желаю тебе всего самого лучшего.

Сероглазый юноша вдруг надрывно рассмеялся, как смеются обреченные на казнь.

- Если б ты говорил правду, то оставил бы меня в покое!

- Именно поэтому, я и не оставляю! – горячо запротестовал господин Куроки. – Сейчас ты не поймешь меня, но потом… потом скажешь мне «спасибо»! Ты будешь благодарен мне за то, что я заставил тебя бросить проклятый шоу-бизнес и получить образование. Какое будущее тебя ждет, если ты останешься в шоу-бизнесе? Ты станешь алкоголиком и наркоманом, скатишься на самое дно и закончишь там свои дни…

- Ты не знаешь этого наверняка! – закричал Химмэль, и в этом крике вылилась вся его душевная боль.

- Я все знаю! – непоколебимо возразил дед. – Шоу-бизнес – это рассадник разврата, притон наркоманов и шлюх, он портит даже самых достойных людей, разрушая в них порядочность и чувство собственного достоинства. И, к тому же, шоу-бизнес уже дважды едва не стал причиной твой гибели: сначала тебя избили, потом в тебя стреляли… Сколько еще можно испытывать судьбу, Химмэ? Ты должен уйти.

- Но я не хочу уходить!

- У тебя нет другого выхода.

Юноша сжал голову руками, испытывая оглушающее желание ударить старика - ощущение загнанности в ловушку сводило его с ума. Только чудовищным усилием воли Химмэль сдерживался, не позволяя себе опуститься до уровня инстинктов. Он видел непреклонность на физиономии деда и отчетливо осознавал, что тот все уже решил и доказывать ему что-то, возражать, умолять – дело бесполезное. И все Химмэль, превозмогая свое отвращение, стал умолять:

- Прошу тебя… не делай этого! Ты сломаешь мне жизнь, а не спасешь от смерти в сточной канаве.

- Ты еще молод и ничего не смыслишь в жизни, - последовал хладнокровный ответ. – Мне виднее, что для тебя лучше, Химмэ.

- Дальше своего носа ты никогда ничего не видишь!

- Время покажет, - передернул плечами старик и надменно продолжил: - Я не собираюсь требовать от тебя согласия прямо сейчас, Химмэ. Даю тебе три дня на раздумья, если по истечении срока я услышу от тебя «нет», весь компромат отправится в прессу, а я подам в суд. Сейчас иди, веселись, ведь сегодня твое день рождения.

Он направился к двери и уже на пороге оглянулся:

- Если ты расскажешь что-нибудь своему отцу – надеясь, что вместе вы как-нибудь выкрутитесь – я отреагирую незамедлительно.

Он вышел. Химмэль сполз по стенке на пол и, поджав к груди колени, обхватил их руками. Сидя на полу, он пытался собраться с мыслями и вернуть себе самообладание, но тщетно. На сей раз все слишком скверно! Над ним довлел приговор: все кончено – либо у него, либо у его родителей.

Впрочем, какое бы решение ни будет принято, для него все равно все кончено - он не сможет жить спокойно, зная, что разрушил счастье матери и подвел отца. Химмэль не понятия не имел, как отец вляпался в историю с наркотиками и шлюхами, но в том, что Ингу искренне любит Кёко, он не сомневался. Скоро у родителей свадьба, мать так счастлива...

- Химмэ, я тебя всюду ищу, - в музыкальную комнату вошел Тиэми Касаги. – Почему ты на полу? Что-то случилось?

- Нет, все хорошо, - отрицательно покачал головой юноша.

- Ты уверен? – Касаги, от которого не ускользнула его бледность и подавленность, нахмурился.

- Все нормально, говорю же!

Тот явно не поверил ему, но настаивать не стал:

- Там вечеринка в самом разгаре, а тебя нет. Я обещал твоей маме отыскать и привести тебя. Ты идешь?

- Ах да… вечеринка… - пробормотал Химмэль, вспоминая о действе, развернувшемся за стенами особняка. – Да, пойдем.

Вместе они вернулись на лужайку. Народу с момента ухода Химмэля прибавилось – часть из них сидела за столиками, дегустируя угощения, часть танцевала под лаунж, наигрываемый ансамблем. Уже начали сгущаться сумерки, прибавляя огням яркости, а вечеринке – веселья. Среди гостей Химмэль увидел также Вышибалу, Мэркина и Трупа, выделявшихся среди прочих, своим высоким ростом и манерой одеваться. Они уже почти два месяца в Японии, куда прибыли записывать новый альбом Mirror & Sky.

- Хэй, именинник нашелся! – хохокнул Вышибала, первый заметивший юношу, и увесисто похлопал его по плечу. – Ну с днюхой, кореш!

- Привет, Вышибала, - проговорил тот с жалкой потугой на энтузиазм.

- Что такой кислый, а? Сделай лицо попроще! Улыбнись что ли!.. Ладно, так и быть, сделаю тебе подарок – можешь погладить мою татуировку! – Вышибала наклонил к нему свой лысый череп, предлагая прикоснуться к сатанинской татуировке, сделанной прямо на макушке. - Давай! Тебе вроде было интересно!

И правда, Химмэлю раньше было любопытно, какова татуировка на ощупь - учитывая, что Вышибала не лыс от природы, а выбривает череп – там у него растет щетина или он бреет ее каждое утро, как и свое лицо? Помнится, юноша шутил по этому поводу перед концертом в Лос-Анджелесе. Сейчас любезное дозволение коснуться татуировки уже не веселило Химмэля, и все же он осторожно коснулся ее – почувствовав под пальцами гладкую кожу. Судя по всему, Вышибала побрил череп перед тем как идти на вечеринку.

- Ты его побрил недавно, - прокомментировал Химмэль, отняв руку.

- А то! – тот выпрямился и погладил себя по лысине. - Японские барышни не очень любят щетину.

- Неужели Вышибала дал потрогать татуировку? – воскликнул Труп, появляясь рядом. Бледный, костлявый, с длинными патлами всегда кажущихся немытыми, он как и прежде напоминал жаждущего крови вампира, сошедшего со страниц романа Брэма Стокера.

- А что делать? У парня плохое настроение в праздник!

- Настроение – это поправимо. Сейчас втянется в гулянку и развеселится, - улыбнулся Труп, пожимая Химмэлю руку. – С днем рождения, небесный ты наш!

Следом за Трупом подошел Мэркин и тоже сердечно поздравил юношу с праздником.

Внезапно среди гостей произошел переполох – кто-то стремглав носился по лужайке, налетая на людей, ударяясь о ножки столов и цепляя кружевные платья. Кто-то из девчонок пронзительно взвизгнул, кто-то испуганно охнул, большинство же разразились смехом и аплодисментами. Химмэль, не понимая в чем дело, посмотрел в сторону шума и его взору открылась поистине карикатурная сцена: по лужайке, испуганно вылупив глаза носился Потрахун фон Гилтер, а преследовал его, воинственно всхрюкивая, Зунг. Пес пытался уйти от погони, прячась за ногами танцующих людей, за накрытыми столами, но карликовая свинка не теряла следа – и, настигнув, принималась атаковать собаку, кидаясь грудью на врага и стараясь его укусить. От такого напора бедняга Потрахун фон Гитлер терялся, принимался жалобно взвизгивать и вновь обращался в позорное бегство.

Югэн, сунув два пальца в рот, залихватски свистнул, подбадривая питомца:

- Так его, Зунг! Молодец! Пусть знает - его место у параши! – повернувшись к Ингу Фагъедиру, он по-приятельски толкнул его в бок: - Я же сказал, моя свинка надерет задницу вашему хаски. Вы проспорили мне две тысячи баксов.

- Потрахун, ты позорище! – закричал сероглазый мужчина вдогонку убегающему в глубину сада псу. – Вернись, трус, и хотя бы прими свое поражение достойно!

Потрахун фон Гитлер и Зунг скрылись из вида под всеобщий гомерический смех.

- Откуда у свиньи такой взрывной темперамент? – спросил Ингу улыбающегося Югэна.

- Чтобы выжить в этом мире нужно нападать, а не защищаться.

- Предлагаю обмен, твоя свинка на моего пса с доплатой. Даю сверху десять тысяч зеленых.

- Нет, Зунг не продается.

- Пятнадцать?

- Добавьте еще пять – и любой пластический хирург за такие деньги сделает из вашей собаки свинку, - ответил парень.

Ингу расхохотался, оценив шутку, и потрепал его по волосам в знак одобрения. Химмэль, наблюдая за этими двумя, проглотил горький ком в горле. Отец и Югэн держатся как старые приятели, привыкшие подшучивать друг над другом – два человека, катастрофически много значащие в его жизни...

- Химмэль! Куда ты запропастился? – Ингу наконец увидел сына. Тот неопределенно пожал плечами, избегая ответа. Тогда отец просто крепко обнял его: – Никуда не уходи. Сейчас будет сюрприз.

Коротко окликнув Вышибалу, Мэркина и Трупа, сероглазый мужчина легкой походкой взошел на сцену и, взяв бас-гитару, встал у микрофона. Мэркин вооружился соло-гитарой, Вышибала занял место за ударной установкой, а Труп устроился за синтезатором. Гости, в предвкушении чего-то захватывающего, притихли и затаили дыхание.

- Привет всем, кто здесь находится! Как вы все знаете, сегодня день рождения моего сына, - заговорил Ингу по-японски с легким акцентом. – Его подарила мне самая замечательная женщина на свете – Кёко…

Все взгляды устремились на покрасневшую от смущения и удовольствия Кёко, сидевшую за столиком.

- Я долго думал, что же подарить сыну на день рождения, - послав любимой женщине воздушный поцелуй, Ингу возобновил речь: - Вариантов и идей было море, ведь это первый день рождения, на котором я смог присутствовать – мне хотелось подарить все и сразу, в счет тех пропущенных шестнадцати годовщин… Но большого смысла в этих подарках тоже не было бы, поскольку моя золотая кредитка всегда в его распоряжении и он может купить себе что пожелает в любой день. Все знают, что сложно сделать хороший подарок, когда нет денег – а вот кто-нибудь представляет, как чертовски трудно сделать подарок, когда деньги есть?

Гости рассмеялись, очарованные его непринужденностью и мужским шармом.

- Так вот, в конце концов я решил: ничто не выразит мои чувства лучше, нежели песня. И я написал эту песню, называется она «Мой сын», - переждав волну радостных и нетерпеливых возгласов, мужчина закончил: - Она войдет в состав альбома Mirror & Sky и, в отличии от прочих композиций, исполняется на японском.

Ингу щелкнул пальцами. Заиграла музыка, это был рок, но рок мелодичный, неторопливый, в стиле пост-гранж - невероятно глубокие аккорды, затрагивающие сердце, перепады звука, ласкающие слух, никого не оставляли равнодушными. Сильный, с завораживающей хрипцой голос Ингу, зазвучав, производил гипнотическое воздействие на слушателей.


В песнях я пишу историю свою,
Как жаль, время вспять не повернуть,
И о том, что уже ушло – спою,
Может в нас изменится хоть что-нибудь.

Я расскажу, как сожалею,
Что не качал на руках свое дитя,
Я остался один на один с потерей
За какой-то грех с лихвой платя.

Я тебе колыбельных не пел,
Не охранял твои сны.
Увидеть первый шаг не успел,
Лишившись нашей семьи.


Химмэль закусил губу, мечтая убежать и спрятаться куда-нибудь, чтобы скрыть рвущиеся наружу чувства. Он вслушивался в слова песни и они раздирали его на части, заставляя сердце обливаться кровью. Вместо радости, подарок отца причинял ему жгучую боль. Припев разрушил и без того хлипкую эмоциональную защиту Химмэля и слезы хлынули из его глаз.


Возможно, ты станешь слушать теперь,
На меня смотря как дикий зверь
Ты повзрослел, но юн еще -
Боишься быть обманут и приручен.
Но хватит воевать с тенями, умоляю –
Клянусь, тебя я вновь не потеряю.


Химмэль вытирал слезы, а те бежали по щекам снова и снова. Стихи отца проникали в самую его душу, он понимал их значение и смысл – и хотел бы ответить ему, сказать: «Прости меня за всю грубость и ссоры! Мне так жаль! Жаль!» Какой бы компромат Кисё Кируки ни нашел на Ингу, Химмэль не сомневался – тот ни чем не повинен ни перед ним, ни перед Кёко. Его отец не может быть обычным опустившимся наркоманом, банальным завсегдатаем дешевых публичных домов!.. Но как Химмэль может оправдать отца в глазах общественности, если дед обнародует улики против него? Если все откроется, разве Химмэль сможет защитить его и мать?..


Не ищи дверь, чтобы сбежать,
Там за дверью – вчерашний ад,
Хватит ссориться, я хочу сказать:
«Оглядываться перестань назад!»

Не будем строить замков на песке,
Каждое «завтра» мы проживем по-другому.
Только не замыкайся в своей тоске.
Только не давай вспоминаться плохому!


Песня завершилась. Секунда ошеломленного молчания и – единодушные, восторженные аплодисменты. Ингу раскланялся перед публикой, отдал бас-гитару подоспевшему музыканту и спустился со сцены. Видя приближающегося отца, Химмэль заставил себя улыбнуться ему сквозь слезы. Ингу снова обнял его, крепко прижав к своей груди.

- На случай, если песня не понравилась, ты можешь купить себе Порше, - сказал он сыну.

Тот сдавленно хмыкнул в ответ на иронию отца. К ним подошла растроганная Кёко, тоже не сдержавшая слез – она поцеловала сначала Химмэля, затем Ингу. Уж теперь-то ссоры должны прекратиться! Пускай сын с отцом обретут взаимопонимание и в их семье установится мир и любовь!

Слезы на глазах Химмэля уже высохли, он больше не колебался в принятом решении.







Конец июня ознаменовался для группы «Showboys» сразу двумя новостями. Первая заключалась в следующем: сериал «Трое из Йосивары», успешно показанный по каналу Planet Music и имевший самый высокий зрительский рейтинг среди молодежных сериалов, выдвинут на одиннадцать номинаций национальной телевизионной ассоциации. Вторая тоже была не менее приятной: за первые три дня продаж сингла «Я хочу целовать тебя в Токио», диск разошелся тиражом в пятьсот тысяч экземпляров и темпы продаж не падали – независимые аналитики, впечатленные успехом, предрекали рекордный миллион копий к концу первой недели.

«Невиданный успех! Новая группа бьет все рекорды продаж в Японии! – кричали заголовки музыкальных новостей. – Сингл одним махом оказался на вершине чарта Орикон и, судя по всему, покинет место лидера нескоро. Отныне «Showboys» - хозяева музыкального олимпа!»

Шумиха вокруг группы усугубляла тоску Химмэля, превращая его существование в общежитии в пытку. Он сообщил деду о своем согласии с его условиями – тот, обрадованный сговорчивостью внука, великодушно сообщил, что позволит внуку остаться в Токио до свадьбы Ингу и Кёко. Химмэль отказался от этого, не желая присутствовать на бракосочетании родителей и мечтая побыстрее покончить со всем и уехать из Токио. Если он задержится здесь, то непременно свихнется, не выдержав груза сожаления о потерянном. В свой звездный час, на пике славы, он вынужден отказаться от планов, амбиций, от всего, о чем мечтал! Эта мысль преследовала его круглосуточно, не давая ему покоя даже во сне. Химмэль совсем перестал есть и, не выдержав, взялся за сигареты, нарушив данное отцу слово. Хотя, какое имеет значение нарушенное слово, когда все в его жизни стремительно катится к чертям собачьим?..

Он боялся задуматься о том, какая жизнь его ждет в Симоносеки. Старик только начал закручивать гайки, какие еще условия он выдвинет для внука, после того как тот окажется полностью в его власти? И дело не только в деспотизме и навязчивых идеях Кисё Куроки… Дело в самом Химмэле – как долго он сможет плясать под дудку деда, прежде чем у него сдадут нервы и он натворит глупостей? Долго ли он сумеет изображать из себя послушного мальчика?

Вернувшись в общежитие после встречи с дедом, Химмэль заперся в комнате, куря одну сигарету за другой, и придумывая ложь для родителей. Он не тешил себя иллюзией, что они поверят в его историю – уж отец-то точно, ведь он терпеть не может Кисё Куроки! Главное, не поддаться слабости в разговоре с ними, не начать оправдываться, реветь как ребенок или проговориться об истинной подоплеке дела! Химмэль должен держаться до последнего и стоять на своей версии событий: он самостоятельно принял решение бросить шоу-бизнес и уехать в Симоносеки под опеку деда, родители должны смириться с этим и не препятствовать ему.

Сероглазый юноша то садился на диван, то вскакивал, принимался бродить по комнате – невидящим взором глядя за окно, на безмятежную синюю дымку над океаном. В углу горой были свалены так и не распакованные подарки, о них Химмэль забыл. У него закончились сигареты, благодаря чему он обратил внимание на время. Приближался вечер, он не может сидеть вот так взаперти весь оставшийся день! Надо уже решиться и пойти на родительскую половину дома...

Юноша с проклятием пнул попавшийся на пути книжный шкаф – на полке подпрыгнули несколько пластиковых моделей гоночных автомобилей, жалобно зазвенели какие-то хрустальные безделушки, купленные во время поездки на горячие источники, и брякнул брелок с вдетым в него ключом. Химмэль, повертев ключ в руках, вспомнил, как на прошлый день рождения мать подарила ему мотоцикл. С тех пор он еще ни разу не сел за руль, все никак не мог найти для этого времени – мотоцикл пылился в гараже вот уже год.

- Может, прокатиться с ветерком? – спросил сам себя юноша.

На миг он представил, как просто тогда он разорвет узы, намертво опутавшие его: нужно только разогнаться как следует и направить мотоцикл на грузовик или же на каменную стену… и все закончится. Ему не придется прогибаться под деда и выбрасывать на помойку все свои мечты. Уехав в Симоновеки, он рано или поздно все равно дойдет до чего-нибудь подобного – вопрос в том, как и когда он это сделает.

Раздался стук в дверь, отвлекая его от раздумий.

- Что? – не сказав «привет», лаконично спросил Химмэль незваного гостя.

- Привет, можно войти? - несмотря на холодный прием, Тиэми Касаги улыбнулся ему. Сероглазый юноша посторонился, пропуская его, и захлопнул дверь. Касаги, помявшись немного, заговорил: - Через сорок минут Масимо всех собирает в общей гостиной, хочет зачитать нам расписание на ближайшую неделю. Она не видела тебя сегодня утром и беспокоилась, куда ты пропал. Я решил зайти к тебе на всякий случай.

- Отлично, спасибо за беспокойство, - Химмэль вернулся к книжной полке и вновь стал разглядывать мотоциклетный брелок и ключ на нем.

- С тобой все в порядке?

- Конечно, почему должно быть иначе? – тот даже не посмотрел на Касаги.

- Последние несколько дней ты всех избегаешь. И выглядишь… очень расстроенным.

- Так ты поэтому пришел? Волнуешься за меня?

- Да, волнуюсь, - подтвердил парень серьезно. – Химмэ, что-то случилось?

Химмэль с трудом удержался от язвительной грубости в ответ, понимая: Тиэми руководствуется искренними чувствами.

- Да, кое-что случилось, но я не хочу обсуждать это.

- Хорошо, я не настаиваю, - участливо проговорил парень. – Но если вдруг захочешь поговорить, я всегда готов выслушать и помочь.

- Знаю, Тиэми. Спасибо за поддержку.

Между ними повисло тяжелое молчание. Тиэми не отрываясь глядел на любимого человека, стараясь проникнуть под скорлупу отчужденности, за которой тот спрятался. С Химмэлем случилось что-то действительно плохое! По чьей вине? Опять Югэн? Или кто-то другой?.. В надежде хоть немного разогнать мрачность юноши, Тиэми переменил тему:

- Кстати, тебе понравился мой подарок?

Химмэлю понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить, о чем тот говорит.

- Подарок?.. - он устало потер переносицу. - Прости, я еще не открывал подарков.

- Тогда давай откроем его вместе!

Касаги отыскал в куче коробок и шуршащих пакетов с бантами свой подарок и подошел с ним к юноше. Тому ничего не оставалось делать, как взять небольшую плоскую коробочку и надорвать упаковку. Открыв подарок, Химмэль обнаружил внутри конверт, гравированный золотом - в нем лежали бумаги, подтверждающие, что Химмэль владелец… целого острова в Тихом океане. Невольно брови Химмэля полезли на лоб от удивления.

- Прошлый мой подарок был таким никчемным, - объяснился Тиэми, радуясь его реакции. – А я мечтал подарить тебе что-нибудь необыкновенное, что-нибудь похожее на сказку. Теперь у тебя есть остров и ты можешь сделать с ним все, что захочешь – построить королевский дворец, парк аттракционов или просто жить там как Робинзон Крузо, когда вздумается сбежать от шумихи Токио и отдохнуть.

- Целый остров? – спросил сероглазый юноша ошеломленно.

- А что такого? Я могу себе позволить такие подарки, - Тиэми Касаги залился румянцем.

По щекам Химмэля скользнули несколько слез, пробившись через заслон угрюмой обреченности. Он порывисто обнял Касаги, стремясь ощутить его близость и тепло. Его растрогала не стоимость подарка, а стремление Касаги привнести в его жизнь луч света и детской жизнерадостности. "Что-нибудь похожее на сказку"... Как жаль, что Химмэль не сможет принять эту сказку в дар!

- Спасибо тебе за подарок, - прошептал юноша, разомкнув объятия. – Но я не могу принять его.

- Почему? Он слишком дорогой и обременяет тебя?

- Нет, нет… Я… Дело в том, что я бросаю шоу-бизнес и уезжаю в Симоносеки.

- Ч-что? Что ты такое говоришь? Ты шутишь, ведь так? - теперь уже брови Касаги полезли на лоб, он был совершенно сбит с толку.

- Я не шучу. Возьми свой подарок, - Химмэль вложил ему в руку бумаги. – И еще раз прости.

- Ты не можешь все бросить и уйти!

- Вообще-то могу. Группе придется нелегко, но вы парни талантливые и переживете…

- Да я не о группе! – взорвался Тиэми, растеряв все спокойствие и выдержку. – Я о тебе! Ты столько сил положил на свою карьеру, работал на износ, даже сбегал из больницы ради концерта. А сейчас вот утверждаешь, что бросишь все? После всего пережитого? После всех побед и достижений?

- Да, именно это я имею в виду, - кивнул Химмэль.

- Ты не в своем уме! По-моему ты не отдаешь себе отчета в происходящем.

Сероглазый юноша, не желая вступать в спор, лишь неопределенно усмехнулся. Разговор с Касаги стал ему в тягость. К тому же хватит впустую болтать и оттягивать неизбежное - пора явиться к родителям и поставить их перед фактом. Нужно перестать трусить! Чем дольше Химмэль избегает тяжелого разговора, тем глубже становится рана в сердце, тем сильнее его начинает глодать страх. Покинув комнату, он быстрым шагом направился на родительскую половину дома. Сердце безумно колотилось в груди, подскакивая к горлу, а на висках выступил лихорадочный пот.

- Химмэ! Подожди! – Касаги преследовал его по пятам.

- Оставь меня, - резко ответил ему Химмэль.

Он вошел в гостиную и огляделся – та оказалась пуста. Ни отца, ни матери. И только тогда юноша сообразил, что не знает, дома ли родители. Может, они уехали куда-нибудь? Или же они в спальне – куда Химмэль ни за что решится заглянуть.

- Химмэ! – Касаги подлетел к нему и железной хваткой вцепился в локоть. – Не убегай от меня!

- Это ты не бегай за мной! – вскипел Химмэль моментально и едва не сломал тому кисть руки, резко высвободив свой локоть. – Уходи! Я должен поговорить с отцом и матерью, ты здесь лишний.

- Я хочу, чтобы ты знал: если уйдешь ты, то я тоже уйду из шоу-бизнеса.

Приехали! И он тоже ставит ему условия! Химмэль закатил глаза к потолку, раздражаясь все сильнее.

- Думаешь, мне есть дело до этого? Да поступай как захочешь! – в порыве гнева он толкнул Касаги и тот упал на пол, растерянно тараща на него глаза. – Заебали меня чертовы угрозы и прочее дерьмо!

- Я не угрожал… С чего ты взял? Я уйду из шоу-бизнеса и тоже перееду в Симоносеки, чтобы мы могли с тобой видеться, - пока Химмэль изумленно хлопал ресницами, Тиэми поднялся на ноги и приблизился к нему: - Учиться смогу и дистанционно, а шоу-бизнес… После того как я встретил тебя, я вполне могу обойтись и без него. Прошу, разреши мне последовать за тобой!

Приподнявшись на цыпочки, Тиэми обвил его шею руками и поцеловал его. Касание их губ длилось всего несколько секунд, прежде чем раздался голос Ингу:

- Что за хрень здесь творится?

Парни поспешно отпрянули друг от друга. Сероглазый юноша, обернувшись, обнаружил отца на пороге гостиной в компании дымящейся сигареты и стакана с виски. Выражение лица Ингу, ставшего свидетелем их поцелуя, нельзя было передать словами - тут было и недоумение, и осуждение, и досада, и негодование. Химмэль неожиданно для самого себя растерялся, испытав смятение под довлеющим свинцовым взором отца.

Однако Касаги, отличие от юноши, не потерял дара речи:

- Извините за эту сцену, господин Фагъедир. Мне не следовало целовать Химмэ прямо здесь, но я не сдержался. И, говоря начистоту, я давно хотел признаться, что люблю его. Очень люблю.




___________________________________

* Персона нон-грата - «нежелательная персона», «нежелательное лицо», дипломатический термин.
_______________________________________

---

19-20

________ 19 _______



Конечно, Химмэль не рассчитывал, что его сложные отношения с неверным любовником прекратятся сразу же после того, как он избил его в туалете ресторана. Отступать просто так было не в характере Югэна, и следовало ожидать, что он захочет снова попытаться подстроить встречу. Предвидя это, Химмэль потребовал, чтобы на дверь в его комнате установили задвижку, запершись на которую, он мог не опасаться визитов незваных гостей с купленными у техников ключами. Теперь Югэну, чтобы поговорить с ним, придется поднапрячь свою фантазию, а не вламываться к нему в апартаменты ночью.

Разговор состоялся на второй день после благотворительного концерта - на съемочной площадке сериала «Трое из Йосивары», размещенной в Кавасаки. Югэн последовал за юношей в трейлер – предназначенный для двух главных актеров сериала - где тот собирался пообедать в перерыв, и, зайдя туда, запер дверь на замок. Химмэль даже не удивился подобному маневру, а лишь горько усмехнулся:

- Зачем пришел? – не глядя на визитера, он достал из холодильника салат, шоколад с газировкой и положил на стол. - Хочешь снова получить в морду?

- Я рассчитывал, что ты уже успокоился.

Сероглазый юноша понял его намек. С тех пор как они опять стали встречаться, Химмэль уже пару раз срывался из-за Оницуры Коидзуми и награждал Югэна тумаками - тот терпел и не порывался дать сдачи, обычно выжидая, пока приступ бешенства у Химмэля сойдет на нет и его можно будет затащить в постель.

- Ты ошибся, - ответил Химмэль мрачно.

- Хочешь сказать, на этот раз все куда серьезнее? – в притворном изумлении приподнял Югэн брови. – И, чтобы подчеркнуть серьезность своих намерений, ты поставил щеколду на свою дверь, да?

Химмэль, задетый его иронией, швырнул в него контейнер с салатом:

- Пошел вон! Видеть тебя не хочу!

- Может, все-таки успокоишься, и мы поговорим? – Югэн с трудом увернулся от снаряда и сменил саркастический тон на более чопорный. – Разговора не избежать, ты сам знаешь…

- Мы поговорим, когда ты расстанешься с Онидзуми, - после минутного молчания, решительно заявил юноша. - Не раньше.

Югэн тоже замолчал на какое-то время.

- Таково твое условие? - осведомился он в итоге.

- Да.

- Хм… а что, если я напомню тебе о нашем уговоре, а? Ты кое-что должен мне. Или мне стоит заняться дальнейшей судьбой Касаги?..

В следующее мгновение Югэн, получив толчок в грудь, отлетел к стене и ударился об нее спиной. Трейлер качнулся в такт столкновению. Химмэль, сдавив его шею руками, заговорил быстро, задыхаясь от желания избить эту сволочь:

- Послушай меня, говнюк, и послушай внимательно! Я пошел у тебя на поводу тогда, но не пойду сейчас! Попробуешь меня шантажировать – я тебя, сука, изувечу, инвалидом сделаю, понял? А если станешь гнать на Касаги – то я, в свою очередь, добьюсь от Гэсиро, чтобы тебя вышвырнули из группы и из агентства тоже. Не важно, чего это будет стоить – дам взятку или же я пересплю с ней, чего она так давно хочет! Поверь мне, ты проиграешь, потому что, пусть ты и первостатейная шлюха, зато у меня карты на руках получше! Так что забудь о нашем уговоре и о Касаги, иначе я за себя не отвечаю, клянусь. А если ты так хочешь меня, блядина, то заруби на носу – я не собираюсь больше делить тебя с Онидзуми или еще с кем-то! Я тебе не игрушка, ясно? Либо ты расстанешься с ним, либо со мной – другого выбора нет!

Югэн слушал его напряженно, его лицо покраснело от того, что пальцы Химмэля почти перекрывали ему доступ воздуха. Впрочем, когда Химмэль закончил говорить, то парень неожиданно заулыбался:

- Да ты совсем съехал с катушек, Химера! Знаешь, что я думаю? Ты любишь меня.

- Я тебя ненавижу! – прошипел тот яростно.

- Вполне может быть, что и ненавидишь тоже, - согласился любовник. – Но любишь все-таки сильнее.

Химмэль отшатнулся от него, но затем только, чтобы влепить ему увесистую пощечину.

- Думаешь, все это чертовски забавно – то, как ты поступаешь со мной, а теперь вот твои домыслы?.. Считаешь, мне нравится чувствовать себя дерьмом по твоей прихоти? – цедя слова сквозь зубы, сказал он.

Югэн, вместо возражений и каких-либо оправданий, подался вперед, обнимая его и жадно целуя. Горячий и настойчивый поцелуй, накрывший губы, обжег Химмэля, молнией напомнив ему о ночах, что они с Югэном проводили вместе, о словах, что тот говорил ему в порыве страсти… Как же опьянительны на вкус поцелуи обманщика! Как же сладостен был этот дурман! Но как же горько будет послевкусие, которое Химмэль обязательно ощутит, едва сойдет сексуальный жар... Нет, нет и нет! Он больше не поддастся наваждению! Сероглазый юноша упрямо оттолкнул льнущего к нему Югэна.

- Ты меня слышал: или я, или Онидзуми!

Тот тяжело перевел дыхание, сожаления о прерванном поцелуе, и заговорил с прежней ироничностью:

- Странно, но твоя ревность по-прежнему кажется мне милой – и, если бы ты перестал ревновать, я бы, наверное, забеспокоился. Однако я никогда не заставлял тебя ревновать специально, просто мои отношения с Онидзуми… они… - парень запнулся, пытаясь подобрать подходящие слова. – Они нечто большее, чем ты можешь предполагать.

- Большее? Неужели любовь до гроба? – задав вопрос, Химмэль побледнел до синевы, хоть и старался скрыть свое отчаяние.

- Что до гроба – вот это точно, - улыбнулся любовник согласно.

Химмэль был настолько взвинчен и расстроен, что не обратил внимания на загадочную тень, промелькнувшую на его красивом лице. Рухнув на диван и, уже не глядя на Югэна, он проговорил, сжимая и разжимая кулаки:

- Тогда убирайся.

- Я не хочу терять тебя, Химера, - тот не уходил и не отводил взгляда. – Я люблю тебя…

Химмэль, удерживаясь из последних сил от порыва избить того до смерти, зло рассмеялся:

- Теперь уж хватит пороть чушь! Ты говоришь, что любишь меня?.. Но при этом признал, что любишь Онидзуми?.. Даже если я допущу, что в какой-то степени ты не врешь на счет меня, то все равно не стану отвечать взаимностью. Знаешь почему? Потому что со мной ты ведешь себя как последний паршивый сукин сын, ты совсем не стараешься ради моего покоя скрыть свою гнилую натуру! Хотя ладно, даже если б и так – я мог бы потерпеть, если бы ты был только моим! Но ты… - Химмэля передернуло от боли. – Ты не просто блядь, ты блядь, которая с удовольствием ставит меня в известность о своих похождениях! И самое отвратительное здесь то, что, судя по всему, ты не ведешь себя так с Онидзуми. И возникает вопрос – почему для него ты пытаешься казаться лучше? Может быть потому, что у вас с ним, как ты сам сказал «нечто большее»?

- Ты прав, нервы Оницуры я берегу. Он всегда считал меня… - Югэн принял показательно задумчивый вид, – он считал меня бедным и несчастным сиротой, который оказался в шоу-бизнесе от безысходности, но сумел сохранить чистоту души и тела. Эта иллюзия грела ему сердце, благодаря ей он влюбился в меня без памяти. И он всегда безоглядно верил в мою порядочность… Ну, до позавчерашнего вечера. Ты наговорил ему гадостей и Онидзуми едва им не поверил. К счастью, мой дар убеждения оказался сильнее впечатления, которое ты на него произвел. Но суть не этом, Химера, совсем не в этом…

- А в чем же? Ну, просвети меня, поганый гандон, - убито откликнулся сероглазый юноша.

Югэн с философской снисходительностью пожал плечами и ответил:

- Суть в том, что я не врал тебе, Химера. Ты знаешь меня таким, какой я есть: блядь, злобная сволочь, мстительный сукин сын, тварь и придурок, перегибающий время от времени палку. И я хотел, чтобы ты знал. Но ты все равно смог полюбить меня, несмотря ни на что. Твое чувство мне кажется чудом, потому что его не должно было быть. Как и моего... Я действительно хочу быть с тобой. Но… но я не могу остановиться сейчас, - он не стал приближаться к Химмэлю, а взялся за ручку двери, собираясь открыть замок и выйти. – Мне жаль, правда.

Он ушел.

Что означал его уход? Что Химмэль принесен в жертву Онидзуми?..

Имейся у Химмэля под рукой бутылка виски – он напился бы. И плевать на все! Однако в павильоне прозвенел звонок, сообщающий, что перерыв закончен и всем следует вернуться к работе. На столе трейлера оставалась газировка и нераспечатанная шоколадка, контейнер с салатом валялся где-то в углу. Есть совершенно не хотелось, хотелось забыться.

Химмэль поднялся с диванчика и вернулся на площадку. Все вокруг приходило в движение: актеры, съемочная группа, камеры и микрофоны, софиты - создающие необходимый баланс между светом и тенью на площадке. Бутафория зажила своей жизнью по мановению Кенты Минору и его армии сотрудников. Четыре месяца работы подходили к концу и скоро, завершив съемки и отдав материал на монтажный стол, у них отпадет необходимость засветло являться на съемочную площадку шесть дней в неделю.

- Югэн, Химмэру, Майо-сан - на исходные позиции, - объявил Минору. – Мотор!

- Сцена пятая, дубль один, - девушка-ассистентка щелкнула «хлопушкой»* перед камерой и упорхнула.

На площадке установилась тишина. Декорации воссоздавали дверь запасного выхода ресторана «Мацубая»; по сюжету Шо, Мамору и Сора стояли там после победоносного представления на сцене. Актерам следовало изобразить радость и усталость одновременно, некоторое смущение от чувства влюбленности и соперничества. Майо стояла в центре, повернувшись лицом к парням и трогательно прижав руки к груди, Югэн оказался справа, а Химмэль слева.

- Ребята! Вы самые лучшие! – воскликнула, переигрывая радость и недоигрывая усталость, Амия Майо. – Вы спасли «Мацубаю»! Мы с отцом будем всю жизнь благодарить вас за все, что вы для нас сделали. Ты, Шо, и ты, Мамору – вы навсегда останетесь в моем сердце, клянусь… - актриса замолчала, проговорив свой текст, следующей шла реплика Химмэля.

Тот ничего не сказал, чем вызвал паузу, а когда его окликнули, вздрогнул и вернулся в реальность:

- Простите, я задумался, - спохватился юноша. - Давайте попробуем снова.

Небольшая заминка не вызвала у режиссера недовольства, так как обычно Химмэль показывал отличную работоспособность и заслужил уважение. Поэтому Кента Минору кивнул и приказал ассистентам вернуться на исходную позицию.

- Сцена пятая, дубль два!

Химмэль взял себя в руки и сосредоточился на актерской игре. Остаток съемочного дня он играл без каких-либо ошибок, прилежно воплощая доверенную ему роль Шо Ямады. Приехав ночью в общежитие, юноша, не заглянув в столовую, ушел в свою комнату и закрылся там. Ему не хотелось никого видеть. Одиночество – лучшая компания для разбитого сердца и воспаленного от ревности ума. Свалившись на постель, он не шелохнувшись провалялся на ней несколько часов кряду, переваривая свои чувства. Потом Химмэль достал из прикроватной тумбочки пластиковый ключ и принялся вертеть его в руках.

Это был ключ от комнаты Тиэми.

Он вручил его Химмэлю вчера. После ночи, проведенной вдвоем, они не поднимали щекотливую тему в разговорах, внешне оставаясь прежними друзьями. В США Тиэми не требовал от него признаний или какого-либо решения, он просто остался рядом. А вчера он пришел к нему и без всяких церемоний протянул ключ, сказав при этом:

- Возьми. На случай, если… если захочешь прийти, - увидев на лице юноши замешательство, Касаги понимающе улыбнулся. – Я не хочу давить на тебя и не жду, что все изменится за одну ночь. Я не слепой и вижу – Югэн тебе все еще нравится. Но я надеюсь, ты ответишь на мои чувства, и готов подождать, раз тебе требуется время. Просто пусть ключ будет у тебя, я а буду ждать тебя каждую ночь, и не важно, сколько мне придется прождать - неделю, месяц или год.

Отказаться - означало отвергнуть Тиэми, растоптать его чувства. Химмэль не мог так поступить с ним! Поэтому он принял из его рук ключ, испытывая некоторый стыд за свои запутанные чувства к Югэну и душевные метания. Если б в тот момент Тиэми обнял его, то Химмэль не сдержал бы слез, но Касаги не прикоснулся к нему – а, пожелав спокойной ночи, удалился.

Этой одинокой ночью, глядя на ключ, Химмэль подумал о том, чтобы пойти к Касаги. Но вскоре он отказался этой идеи. В таком расстроенном состоянии, в каком он находится, негоже являться к Касаги – он только заставит того сильнее переживать. Что Химмэль сможет дать тому сегодня? Только замкнутость, несчастную физиономию и вялые потуги на ласки?.. Нет, сегодня ему лучше отлежаться здесь, зализывая свои раны. Может быть, в какой-нибудь из других дней, которые ждут его в будущем, что-то изменится в нем. Но не сегодня, не сейчас…

Химмэль бросил ключ обратно в тумбочку и уткнулся лицом в подушку.






Последующие две с половиной недели прошли в особенно напряженной суматохе.

Стоило съемкам сериала завершиться в начале июня, как Химмэль и Югэн, вместе с коллегами по группе, с головой окунулись в работу над дебютным клипом. Артисты круглую неделю работали в звукозаписывающей студии, затем под руководством Канадзавы занимались танцами по пять часов, участвовали в брифингах, обсуждая концепцию будущего клипа – помимо этого посещали многочисленные фотосессии и промо-акции в преддверии дебюта.

Восьмого июня они отправились на два дня на Окинаву, чтобы отснять там основную часть видеоматериала - по сценарию, события разворачивались как в далекой префектуре, так и в Токио. Съемки планировали закончить в течении четырех дней, дабы выполнить условие Сибил Гэсиро и подготовить клип к релизу восемнадцатого июня. То есть, в день рождения Химмэля.

Все сочли выбор даты крайне удачным с точки зрения маркетинга: день рождения фронтмена группы и выход дебютного сингла в один и тот же день – хороший рекламный ход. Предполагалось, что за первую неделю продаж сингл разойдется в количестве не меньше трехсот тысяч экземпляров, а рейтинги реалити-шоу подскочат до заоблачных высот. Сам Химмэль счел это прихотью Гэсиро, этаким своеобразным знаком внимания со стороны любвеобильной хозяйки CBL Records. Наверное, она хотела сделать ему приятно.

Химмэль был рад ненадолго покинуть Токио. Дома, то есть в общежитии, все стояло верх дном: вот-вот придут бумаги о разводе и мать с отцом сыграют свадьбу - как и планировали - в праздник Танабата. Кёко начала готовиться к свадьбе еще два месяца назад, после того, как удалось договориться с Кисё Куроки, а сейчас приготовления достигли апогея: на родительской половине дома постоянно толпились разные незнакомцы, занятые устройством свадьбы, с ними мать без конца обсуждала все детали будущего торжества, весь дом был завален буклетами свадебных салонов и образцами шьющихся на заказ платьев и костюмов. Все происходящее снимали на камеры телеоператоры, а зрители перед экранами телевизоров с огромным удовольствием наблюдали за свадебным переполохом.

В этом организованном бардаке Кёко не забыла и о дне рождении сына – тем более, что они впервые отмечают его полной семьей – и заранее поинтересовалась у Химмэля о том, какой он хочет подарок.

- У меня уже все есть, - улыбнулся тот в ответ.

Химмэль и правда не представлял, что еще можно пожелать. Он пробился в шоу-бизнес и стал идолом. Зарабатывает он достаточно и может позволить себе покупать понравившиеся вещи. Мать с отцом вместе и счастливы. Все хорошо – вот лучший подарок. К тому же Химмэль был слишком поглощен работой, чтобы думать о своем дне рождения. Как он мог помнить о своем семнадцатилетии, если он с утра до ночи занят более важными делами?

Так и не успев понежиться на пляже под знойным солнцем, парни, закончив съемки на Окинаве, самолетом вернулись в столицу. Оставшийся материал отсняли в Токио, едва успев уложиться в установленные сроки. Сказать, что участники группы «Шоубойз» уставали – означало не сказать ровным счетом ничего. Однако никто из них и не думал жаловаться, все они были охвачены предвкушением дебюта: как только выйдет клип, а сингл поступит в продажу – они официально станут настоящей музыкальной группой.

За день до релиза парней собрали в студии, чтобы снять интервью. Его собирались прокрутить на канале Planet Music перед официальной презентацией клипа. Телестудия, размещающаяся на цокольном этаже здания CBL Records, встретила их теми же самыми видами, что и раньше: большой зал со сценой и зрительскими рядами, на сцене – высокие табуреты, а позади – яркие и стильные декорации. Зрительские ряды на сей раз пустовали.

Рассадив участников по высоким табуретам, ведущие Кукико Асаки и Хидэ Сато – презрительно перефыркивающиеся между собой вне эфира – надели приветливые улыбки и, поздоровавшись со телезрителями, завели речь о главном:

- Через несколько минут вниманию наших зрителей будет представлен долгожданный клип на песню «Я хочу целовать тебя в Токио», - начал Сато.

- Не лукавя скажу – самый громкий музыкальный проект, наконец, готов представить публике первый сингл и клип к нему. Ожидания миллионов поклонников сбудутся завтра и… - продолжила Асаки.

- Стоп! Какое «завтра»? – обрубила ее на полуслове Люси Масимо. – Все должно выглядеть так, будто интервью идет в прямом эфире. Не импровизируйте, прошу вас. Читайте телесуфлер.

Пришлось Кукико Асаки повторять свою реплику, после чего ведущие обратились к группе:

- Как известно, авторами музыки и стихов являются Химмэль Фагъедир и Югэн. Что ж, расскажите о том, как вы работали над песней. Химмэль, начни ты.

Юноша заставил себя весело улыбнуться на камеру, потом бросил на Югэна подчеркнуто приязненный взгляд.

- Мне сложно будет рассказывать одному, ведь мы все делали сообща. Давайте мы просто начнем рассказывать вместе, так получится гораздо лучше.

Хидэ Сато понимающе качнул головой:

- Хорошо. Итак, с чего же все началось?

- Наверное, с того, что нашей группе предложили выбрать одну из нескольких уже написанных песен, - потер затылок Химмэль.

- Да, все именно так, - согласился Югэн. - Нам с Химерой показалось смешным выбирать одну из чужих песен. Мы решили, что можем сами написать песню. Нашу собственную песню. Когда мы еще не знали, о чем она будет, название нам подсказал Ингу Фагъедир.

- А потом мы долго спорили с Югэном, чем нужно заниматься в первую очередь: лирикой или музыкой, - вставил свое слово Химмэль. - Мне казалось важнее лирика, а Югэну…

- Музыка, – улыбнулся тот, закончив фразу за сероглазого юношу. – В итоге, мы занимались одновременно и тем и этим, потихоньку продвигаясь к цели.

- Да, мы делали наброски, показывали друг другу, напевали, наигрывали их в музыкальной комнате… Ну и спорили, конечно. Иногда до хрипоты! И, если нам не удавалось достичь соглашения, мы отбрасывали проблемный кусок композиции и шли дальше. В окончательный вариант песни попало только то, что устраивало нас обоих.

- Что верно, то верно! Хотя ты иногда бывал таким твердолобым! – поддел его Югэн. – Я уверен, парочка моих находок могли отлично влиться в песню.

- Поверь мне, ты ошибаешься.

Их беззлобные препирательства развеселили присутствующих, вызвав ухмылки.

- Позвольте спросить более детально о лирике, - покосившись на телесуфлер, произнесла Кукико Асаки. – Выступая на благотворительном концерте «Подари жизнь», вы никого не оставили равнодушными. Слова песни затронули сердца людей. Что вы чувствовали, сочиняя столь трогательные стихи?

- Нам хотелось рассказать историю разлученных влюбленных, - заговорил Югэн. – Они расстались и находятся далеко друг от друга, но любовь не исчезла, она по-прежнему с ними. И не дает обоим покоя, преследуя их как призрак.

- Но какие именно чувства вы испытывали?

- Надежду, - ответил парень с долей кокетства. – Надежду на победу любви, вопреки всем бедам.

- А вы, Химмэль?

Сероглазый юноша не сразу отреагировал, думая о лжи Югэна - ванильной, глазированной и украшенной засахаренной вишенкой лжи. Как может верить в победу любви человек, который без всякого сожаления готов эту любовь раздавить ногами в случае необходимости? Осознав, что в телестудии повисла тишина и все смотрят на него, ожидая комментария, Химмэль откашлялся и вернул на лицо беззаботную улыбку:

- Меня переполняли романтические чувства.

- То есть?

- Мы написали песню о любви в разлуке, и я думал: здорово было бы влюбиться.

- И испытать все, вплоть до горечи расставания? – уточнил Хидэ Сато.

- Почему бы нет? Ведь это часть любви, - Химмэль очень наделся, что ему удалось выдать столь же сладкую ложь, как и Югэну.

- Внимание, девушки! – громогласно объявил ведущий, посмотрев прямо в телекамеры. – Вы слышали? Химмэль желает влюбиться, он не хочет больше оставаться одиноким. Так что вооружайтесь красотой и обаянием и – вперед на баррикады!

Парни рассмеялись над его шуткой, а Химмэль слегка покраснел.

- Теперь же дадим слово прочим юношам, - объявила Асаки в свою очередь. – Пусть каждый поделится своими впечатлениями.

Освободились они из студии поздно вечером. Приехав в общежитие, Химмэль обратил внимание на изменения, произошедшие с лужайкой перед особняком – траву закрыли специальным настилом белого цвета, на настиле расставили столики, а чуть поодаль устроили сцену. На лужайке копошились техники, украшая карликовые сосны электрическими фонариками – а надзирала за ними Кёко.

- Ты выглядишь утомленным, - проговорила она, когда сын подошел к ней поздороваться.

- Ничего. Сегодня лягу спать пораньше, - легкомысленно отмахнулся юноша, и поинтересовался, кивнув в сторону преобразившейся лужайки: - К чему все это?

- К твоему дню рождения, милый. Или ты рассчитывал, что мы с Ингу забудем и не станем праздновать его?

Ее ласковый вопрос смутил Химмэля, он замялся, не зная, что сказать на это матери.

- Не переживай, я пригласила только родных и твоих друзей, - добавила Кёко, потрепав его по руке. – Ты слишком много работаешь и давно не видел их. Да и они очень хотят тебя повидать.

- Спасибо, мам, - ее сын выжал из себя улыбку. Он понимал, мать абсолютно права, ему следует быть благодарным. – Спасибо, что все устроила. Я буду рад увидеть всех. Ну, пойду отдыхать, - поклонившись матери в знак уважения, он зашагал к особняку.

- Обязательно поужинай! – крикнула ему вслед Кёко.

Химмэль, проигнорировав напутствие матери, сразу же ушел в свою комнату. Приняв душ он, как и собирался, лег спать – завтра ему не нужно вставать рано утром и, вполне возможно, ему дадут выспаться.

Перед тем как уснуть, Химмэль невольно подумал о завтрашнем дне. Премьера клипа. Старт продаж сингла. Ну и день рождения, которое он встретит с матерью и отцом. Все это происходит с ним впервые в жизни!.. Да, раньше ему не приходилось вращаться в шоу-бизнесе и зваться звездой, но дни рождения случались каждый год – и, покуда Химмэль жил в доме деда, он ненавидел эти «особенные» дни. Он тогда не мечтал о подарках, желая одного – чтобы Кисё Куроки хоть ненадолго оставил его в покое. В конце концов, Химмэль в свои дни рождения стал сбегать из дома, предпочитая проводить время со своими дружками в каком-нибудь портовом кабаке. А в прошлом году, уже освободившись от опеки деда, он встречал день рождения на койке в лазарете, куда попал с ушибленной спиной… Что ж, может быть на сей раз день рождения выйдет более удачным, нежели прошлые!..






Разбудил юношу настойчивый стук в дверь в десять пятнадцать утра. Спросонья Химмэль успел испугаться, что не услышал будильника и проспал нечто важное – вскочив, он поспешно распахнул дверь, обнаружив за ней Касаги.

- Засоня! В половине одиннадцатого премьера клипа на Planet Misic! Ты так все на свете проспишь! Давай скорее в гостиную, все тебя ждут.

Химмэль, торопливо умывшись, пришел в гостиную как раз ко времени. На диванах и креслах сидели пятеро коллег и Кёко с Ингу – больше никого. Ну разве что Потрахун фон Гитлер, развалившись в стороне на полу, с шумом глодал какую-то кость.

- Я пропустил что-нибудь интересное? – спросил юноша, плюхаясь на диван.

- Только наше интервью «в прямом эфире», - хохокнул Оониси.

- А почему нет телеоператоров? – оглядевшись по сторонам, удивился Химмэль.

- Это подарок Сибил Гэсиро, - сообщил Ингу Фагъедир. – Сегодня целый день вы можете творить в этом доме все, что заблагорассудится. Никто и ничего не снимает на камеры.

Парни ликующе вскричали и подпрыгнули едва ли не до потолка, услышав радостную весть.

- Оторвемся, пацаны! – проорал Иса, вскочив с ногами на диван. – Погуляем на славу!

Они так расшумелись, что слегка напугали Кёко. На экране появилась заставка реалити-шоу, завершающая показ интервью, и группа поспешно успокоилась, обратив взоры на телевизор. Вспыхнула надпись «Премьера!», после чего на короткое мгновение экран погас, чтобы вспыхнуть вновь вместе с начинающимся музыкальным клипом.

Из яркого света, залившего всю телевизионную картинку, медленно всплыли очертания небольшого самолета с откинутым трапом – на барту огромными буквами красовалась надпись: «SHOWBOYS». К самолету, минуя VIP-терминал, неторопливой походкой направлялись шестеро участников группы. Над каждым из них тщательно поработали стилисты и костюмеры: безупречных грим, модная укладка волос, и, конечно, одежда – не столь вычурная, как на концерте, но тоже броская и крайне разнообразная. На Химмэле были драные джинсы, черная майка, потертая кожаная куртка без рукавов и вся прошитая острыми заклепками, рокерские перчатки. Югэна одели в черные леггинсы, высокие шнурованные ботинки, удлиненную безрукавку с шиповатым ремнем, повязав юноше фасонистым черно-белым платком шею. Исе достались широкие капри, дизайнерские кроссовки, свитшот и напульсники, вкупе с повернутой задом наперед бейсболкой на голове. Касаги выглядел как фэшн-пародия на официоз – строгого кроя брюки оказались заправлены в модные сапоги с многочисленными пряжками, белую сорочку не только не спрятали за пояс, а оставили навыпуск, но и расстегнули верхние пуговицы, увесив его шею и грудь многочисленными побрякушками и аксессуарами. Дайти Хигу нарядили в хипстерские брюки, жилетку без рубашки, а голову прикрыли черной шляпой-котелком. Нибори Оониси чем-то напоминал образ французского Пьеро – полосатый лонгслив с излишне длинными рукавами, обтягивающие бриджи и раскрашенные яркими красками кеды.

Разношерстная компания поднялась по трапу в самолет и тот взлетел. Грянул гитарный проигрыш и зрители перенеслись в следующую сцену, увидев футуристические декорации, отдаленно напоминающие салон самолета – кресла и перегородки отсутствовали, остались лишь иллюминаторы, а по полу и стенам перемигивались цветные флуоресцентные лампы. Мало того, пока юноши танцевали в этих декорациях, те начали двигаться им в такт, заваливаясь то на один бок, то на другой – и создавая реалистичное впечатление тряски и грядущей авиакатострофы.

Стоило юношам начать петь, как картинка опять поменялась: теперь юноши очутились на золотистом пляже, овеваемые теплым ветром, за их спиной виднелся разломленный на части фюзеляж самолета с иссеченным трещинами названием группы. Сцены перемежались между собой, демонстрируя то танцующих и поющих на месте катастрофы исполнителей, то юную красавицу в школьной форме, блуждающую по вечернему Токио и то и дело зачарованно посматривающую в небо. В финале клипа шестеро парней оказываются в Токио, возникнув за спиной героини своей песни и шагнув к ничего не подозревающей девушке. В последних кадрах она оборачивается к ним, и ее лицо – ангельски нежное, с безупречными чертами – освещается счастливой улыбкой… Поцелуев, упоминающихся в песне, в клипе не предусматривалось: во-первых, не станет же девушка целоваться сразу с шестью парнями, а во-вторых, даже если она кого-то из них поцелует, то это вызовет острое недовольство ревнивых фанаток.

- Ура! Мы сделали, сделали это! – первым закричал Иса, стоило клипу подойти к концу. – Мы группа! Группа!

Движимые всеохватывающим восторгом, шестеро участников группы подскочили друг к другу и в едином порыве обнялись.

- Попсово, но девчонки будут писать кипятком, - улыбнулся одобрительно Ингу Фагъедир. – Поздравляю, ребята.

Гости, приглашенные Кёко на вечеринку в честь дня рождения, должны были появиться после шести вечера – а до этого времени Химмэль и его коллеги по группе решили повеселиться на свой лад. При помощи Касаги, вызвавшего из отчего дома шофера, они разжились пивом, слабоалкогольными коктейлями и даже крепкими кубинскими сигарами. Иса, Хига и Оониси натаскали с кухни подходящей закуски. Прихватив выпивку, закуску и стереосистему, парни поднялись на крышу, где находился бассейн.

Химмэль, надеясь, что родителям до вечера не придет в голову подняться на крышу, с удовольствием приложился к пиву. Парни громогласно поздравили его с днем рождения, чокнувшись горлышками пивных бутылок, а затем с улюканьем бросились в бассейн, принявшись с удовольствием плескаться в воде. Прошло несколько часов, прежде чем они насытились таким отдыхом. Громко играла музыка, с чистого небосклона палило летнее солнце, под рукой имелась выпивка – не хватало только одного…

- Эх, сюда бы сейчас красоток, да побольше! – плавая на спине в нежно-бюрюзовой воде, простонал Дайти Хига. - Кто мне скажет, почему у меня нет девушки?

- А что толку? Все девки в шоу-бизнесе либо богатые зазнавшиеся сучки, либо шалавы, - насмешливо отозвался Иса с видом прожженного циника. - Поверь моему опыту.

- Может, замутить с поклонницей?

- Не вздумай! Фанаток нужно держать на расстоянии, ничего хорошего не получится, если ты подпустишь одну из них к себе поближе.

- И что делать? Смешно ведь: я звезда, а познакомиться с девчонкой мне труднее, чем простому парню с улицы!

- Поступай как все прочие звезды: вызывай девушку из эскорта, - посоветовал Югэн лениво.

- Хочешь сказать, проститутку?

- Проститутки стоят на улице, а эти девушки ездят на дорогих машинах, носят меха и в постели такое вытворяют, что ты видел только в порно, - рассмеялся лидер группы. – К тому же, это безопасно: они следят за своим здоровьем и соблюдают кодекс молчания.

- Какой еще кодекс?

- Ну и простак ты, Хига! Как можно не знать очевидных вещей? – без раздражения вздохнул Югэн, и пояснил: - Представь, что ты подцепил какую-нибудь девку, из тех, что вечно шляется по разным вечеринкам. Ты проведешь с ней ночь, а она потом сфотографирует тебя спящего и выложит фотки в интернет с подробным отчетом о проведенной ночи – или, что хуже, она отошлет фотографии CBL Records и потребует денег. Такое случается сплошь и рядом. Обычно агентство быстро реагирует и платит отступные, но потом тебя стопудово оштрафуют или лишат доли прибыли – оно тебе надо? А девушки из эскорта всегда хранят молчание и никогда так не подставят, ведь тогда они лишатся всех состоятельных клиентов. Вот почему все знаменитости пользуются эскорт-услугами.

- И дорого? – полюбопытствовал Иса; услышав приблизительную сумму, он загорелся идеей: - Югэн, ты знаешь, кого-нибудь, кто смог бы… ну, познакомить с такой девушкой?

Тот в ответ усмехнулся снисходительно:

- Я могу прямо сейчас позвонить и вызвать столько девушек, сколько нужно. Кто, кроме Миуры, хочет сегодня развлечься? Подумайте хорошенько, а то упустите свой шанс.

Желание развлечься изъявили Хига и Оониси, последний, правда, обеспокоился вопросом приличия:

- А если кто-нибудь догадается, что они проститутки?

- Не волнуйся, их проще спутать с дочками банкиров или студентками-отличницами, - успокоил его Югэн. Он выбрался из бассейна и отыскал среди вещей свой мобильник.

- Ты прямо сутенер, - не удержался от едкого замечания Химмэль, хотя, в сущности, ему было наплевать на то, кого собираются пригласить парни. Они много работали и заслужили право расслабиться, пускай и за деньги.

- Я лидер группы и должен заботится о вас, придурки, - с должной учтивостью парировал тот. – Может, тебе тоже кого-нибудь подобрать, а, Химера? Блондинку, брюнетку?

- Спасибо, как-нибудь сам найду себе подружку, - сказал тот и отплыл в дальний конец бассейна.

Касаги, тоже не выказавший желания поразвлечься с путанами, через минуту подплыл к нему.

- Я приготовил тебе подарок, - произнес он, глядя на сероглазого юношу с неприкрытой привязанностью. – Подарю его тебе вечером.

- Только не оставляй его анонимно на постели, как в прошлый раз, - пошутил Химмэль. – А то мало ли что…

Они рассмеялись, делая вид, что затянувшаяся недомолвка во взаимоотношениях не волнует их.

Продолжая заливаться спиртным и плавать в бассейне, парни прождали около часа, прежде чем вызванные Югэном девушки приехали. Увидев красоток, даже Химмэль поразился изяществу, с которым они изображали приличных девушек из старшей школы. Школьная форма смотрелась на их фигурах невероятно сексуально и совсем не вульгарно. Таким девушкам бы самое место на обложках журналов или в кино, а не на панели!

«Интересно, почему Югэн не вызвал девушку для себя?» - подумал Химмэль озадаченно.

Чтобы не мешать друзьям развлекаться, он, Югэн и Касаги ушли с крыши и разошлись по комнатам. Сероглазый юноша, решив привести себя в порядок перед вечеринкой, пошел в душ. К моменту, когда он высушил волосы и переоделся, наступил вечер. Химмэль все еще был слегка пьян, однако за свою адекватность перед гостями не беспокоился. Спустившись вниз, он решил посмотреть, кто уже приехал – и первыми, на кого наткнулся, были Рури и Сакура, их привез дед. Анеко Куроки не было с ними - она, по словам господина Куроки, неважно себя чувствовала и не поехала на празднество, предпочтя остаться дома.

Сестры расцеловали Химмэля и вручили ему два подарка, завернутых в усыпанную блесками бумагу:

- С днем рождения, братик!

- Я тоже приготовил тебе подарок, Химмэ, - сказал дед привычно-диктаторским тоном. – Но я хочу вручить тебе его один на один…

Химмэль не успел узнать, какой он подарок подготовил, так как его отвлекли появившиеся в холле Йоко с Кханом. Именинник безумно обрадовался их появлению - друзья, издав приветственный клич, бросились друг другу на встречу, раскрыв объятия. На радостях Химмэль стиснул в руках Йоко и раскрутил, а затем сгробастал ее спутника, трепая его по кучерявой шевелюре.

- С днюхой, чувак! – крикнул Кхан, с потехой отбиваясь от него.

- Как же я рад вас видеть, ребята! – смеялся Химмэль.

- Надеюсь, и нас ты будешь рад видеть, - добродушно проговорил Ихара Кинто, входя в дом в сопровождении своей жены Ариоки. Юноша, поспешив к ним, низко поклонился, чем вызвал отеческую улыбку на устах дядюшки Ихары: - Ты все хорошеешь, милый мой!

- Но все еще такой же тощий, как палка! – прибавила госпожа Кинто и попыталась ущипнуть его за бок. – Где же здоровый жир?

- Пусть почаще заходит к нам, индийская кухня поможет ему быстро набрать нужный вес, - вставила Саи Ачарья, приближаясь к имениннику. Закутанная в цветастое сари, она двигалась как богиня, будто не шагая, а паря. Химмэль поклонился ей, но не традиционным японским поклоном, а так, как его совершают в Индии – коснувшись рукою ног своей учительницы. Та, тронутая его жестом, притянула юношу к себе и поцеловала в лоб со словами: - Мое благословление всегда с тобой, мальчик мой.

- Спасибо вам всем, что приехали! - сияя и выглядя радостно-оживленным, воскликнул Химмэль.

- О, нами дело не ограничилось, – дядюшка Кинто со смешком похлопал его по плечу. – Сам убедись.

Выглянув из дома, сероглазый юноша обнаружил на подъездной дорожке автобус, из которого выходили парни и девушки – вся труппа театра «Харима». Они засвистели и захлопали в ладони, а Химмэль, не силах сдержать обалдевшей улыбки, подбежал к ним. Тут же десятки рук сомкнулись вокруг него, заключая в коллективное объятие, затем эти же руки одним рывком подбросили его вверх – и он оказался лежащим на головах ребят. Развеселая толпа, скандируя – «Вот и виновник торжества!» - понесли его к лужайке, а Химмэль, хохоча как сумасшедший, орал, чтобы его поставили обратно на землю.

Встав, наконец, на ноги, Химмэль обнаружил рядом с собой мать - она, обняв его, прошептала свои поздравления.

- Развлекайся, Химмэ, - промолвила Кёко в конце своей речи.

- А где отец? – спросил он, повертев по сторонам головой.

- Скоро спустится. Он готовит для тебя сюрприз.

Водворившейся на сцене музыкальный ансамбль, видя, что гости стремительно прибывают, заиграл легкую джазовую музыку. Официанты носились вокруг столов, разнося шампанское и коктейли. Загорелись миниатюрные светильники, установленные по периметру танцевальной площадки, а так же фонарики на соснах и гирлянды, которые протянули над столиками для дополнительного освещения.

- Химмэ! - окликнул внука Кисё Куроки. Тот обернулся и вопросительно взглянул на деда. – Ты должен увидеть мой подарок.

- Давай потом, - вполне дружелюбно ответил Химмэль, настроение у него находилось на высоте. – Я хочу сначала дождаться отца. Он приготовил мне какой-то сюрприз.

- Нет, ты обязан сперва увидеть мой подарок! – сурово возразил старик. – Прошу тебя! Это не должно занять много времени, верно?

Настойчивость деда ставила внука в неловкое положение – если ему отказать, старик может закусить удила и сыграть на нервах Кёко и Ингу. Поколебавшись, Химмэль согласился уделить Кисё Куроки время, и они покинули лужайку незамеченными, уйдя в дом. Дед твердил об уединенности, юноша провел его в музыкальную комнату и плотно закрыл звуконепроницаемые двери.

- Я хочу сказать тебе кое-что важное, Химмэ, - заговорил старик, едва убедился, что они остались наедине. – У нас с тобой в прошлом было много столкновений, ссор и недопонимания. Признаю, иногда я был излишне жесток с тобой. Однако… однако, как бы мы не ссорились с тобой, я всегда тебя любил.

Химмэль молчаливо смотрел на него, не в силах выдавить из себя хоть звук. Он не ожидал от деда чего-то подобного, его напрягло неожиданное признание, шевельнувшись в груди тяжелым предчувствием.

- Ах да! Подарок! Посмотри-ка сюда, - старик вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт, плотно набитый фотографиями.

На снимках везде был запечатлен один и тот же человек – Ингу Фагъедир – причем, отец Химмэля явно и не подозревал о том, что его снимают. И на всех фотографиях Ингу курил самокрутки сомнительного вида. На некоторых фотографиях он находился в компании Хидэ Сато, на других – с Феникс Трир, на третьих – в компании стриптизерш. И везде он держал в руках дымящиеся самокрутки. Руки Химмэля затряслись, он уже догадывался о подоплеке происходящего, хотя и попытался отрицать очевидное:

- Ты принес мне в подарок дурацкие фото?

- Я принес тебе твое будущее, - самодовольно ответствовал Кисё Куроки. – Хотя, у меня есть не только фотографии. Вот, полюбуйся! – старик вытащил смартфон и включил видео.

На экране Химмэль увидел отца, развалившегося на диване в каком-то притоне, рядом с ним Феникс Трир и куча полуголых девках. В руках Ингу – тлеющая самокрутка. Разговор отца и Феникс не оставлял сомнений ни в древнейшей профессии девок, ни в наркотическом содержимом самокрутки. Скрытая камера запечатлела без утайки тайную жизнь мировой звезды…

Химмэль, бледный как смерть, стремительно выхватил смартфон из рук деда, кинул его на пол и стал давить ногой, желая сломать.

- Совершенно напрасно, - укоряющее поцокал языком Кисё Куроки. – Я сохранил копию в надежном месте.

- За каким хреном ты мне это показал?!

- За тем, чтобы ты понял – счастье твоих родителей в моих руках. Стоит мне предать огласки все сведения, добытые частным детективом, как Ингу Фагъедира со скандалом выставят из страны, а твоя мать навсегда лишится права видеться с дочерьми. С такими доказательствами, - старик помахал фотографиями перед лицом внука, - ни один суд не встанет на сторону твоего отца. Его аморальность и наркотическое пристрастие очевидны! Но, если потребуется, можно привлечь и полицию, которая заставит его пройти наркологическое обследование...

- Ты не поступишь с ним так! – закричал Химмэль, у него кружилась голова от шока.

- Поступлю, еще как поступлю! Я уничтожу мерзавца, отомщу ему за все! – господин Куроки возвысил голос, наслаждаясь паникой внука. - Только одно спасет счастье твоих родителей и сестер, Химмэ! Если выполнишь мое условие, я не стану ломать им жизни. Условие простое: ты бросишь шоу-бизнес, возвратишься под мою опеку и мы вместе уедем обратно в Симоносеки. И там, Химмэ, ты станешь повиноваться мне во всем…

---

18

____________ 18 ___________



В последнее майское воскресение стадион Токио Доум оказался забит под завязку: почти шестьдесят тысяч человек пришли на благотворительный концерт «Храни жизнь». На сцене, в лучах прожекторов и свете пиротехники, выступал бойз-бэнд под названием «Daisy». Публика улюкала и визжала в такт зажигательным танцевальным движениям, размахивая в воздухе фосфорическими палочками, флагами и плакатами.

За кулисами идущего концерта было многолюдно и не менее шумно – всюду суетливо сновали техники, ассистенты, реквизиторы, гримеры, разряженные в сценические костюмы парни и девушки из кордебалета и сами артисты, ожидающие своей очереди на выход. Химмэлю даже чудилось, будто он попал в прошлое – в тот жаркий июньский вечер, когда ему предстояло участвовать в отборочном туре первого этапа реалити-шоу. Тогда он, находясь среди сумасшедшей толчеи и шума, еще не знал, что его ожидает, сможет ли он пройти конкурс, добьется ли чего-нибудь.

Сегодня будущее Химмэля выглядит куда более определенным, нежели год назад – однако есть из-за чего волноваться.

Сегодня они выступят с дебютной песней – той самой, что они с Югэном написали вместе. Во время вынужденного двухнедельного отпуска, он не репетировал танцевальную часть номера – как, впрочем, и остальные парни, ведь Сибил Гэсиро, заботясь о репутации, демонстративно объявила в прессе о временном прекращении ВСЕЙ деятельности группы; поэтому были приостановлены съемки сериала, отменено участие в ток-шоу «Ужин у Бао-Бао», прекращены занятия с хореографом и отложены съемки их первого клипа. Химмэль вернулся в Японию за тридцать часов до благотворительного концерта – и сразу же погрузился в пучину деятельности; вместе с коллегами по группе он стал фанатично репетировать концертный номер, пытаясь наверстать упущенное в крайне сжатые сроки. В итоге, спали они от силы около двух часов, не больше, а чтобы не загнуться от усталости – едва ли не килограммами поглощали шоколадные батончики и пили сладкую газировку с разбавленным в ней энергетиком.

- Могли бы выделить отдельную гримерку! – раздраженно сказал Нибори Оониси. – Что за фигня?

Недовольство парня вызвало устройство гримерных комнат – вернее, их отсутствие. Устроители концерта, собрав под крышей Токио Доум несколько десятков эстрадных звезд, не стали утруждать себя вопросом их комфортного размещения, соорудив в просторных подсобных помещениях множество закутков без дверей, огороженных пластиковыми перегородками. В этих закутках участников концерта гримировали и причесывали, переодеваться им приходилось за ширмами – дабы скрыться от случайных взглядов.

- Опять ты завел эту песню! – рассмеялся Иса. – Будь попроще. В конце концов, это благотворительный концерт, все деньги должны отправиться голодающим детям в Африке, и нечего удивляться, что организаторы решили сэкономить на гримерках.

- Но мы ведь звезды! - продолжал упрямо бубнить парень.

- Нибори, тебя мама не научила правилам приличия? Скромность украшает, - подкольнул друга Дайти Хига.

- Я шел в шоу-бизнес не блистать скромностью, - возразил ему Оониси обиженно. – Я думал, будет как в голливудских фильмах! Все самое лучшее: самые крутые тачки, президентские люксы в роскошных отелях, отдельные гримерки со звездочками на дверях… А на деле? Катаемся на автобусах, живем в общаге, круглосуточно пашем как рабы, а нам даже гримерку нормальную не выделили!

- Оониси, сделай одолжение и заткнись, - вмешался Югэн. – У меня от твоего нытья уши вянут.

- Я просто высказываю свое мнение!

Отстранив рукой костюмера, помогающего ему облачаться в сценический наряд, Югэн повернулся в сторону возмущающегося парня.

- У тебя короткая память. Забыл уже, что ты вообще не должен был попасть в группу? Может, еще не поздно тебя убрать из состава?

Оониси, услышав стальные нотки в его голосе, сразу же притих.

- Мальчики, не ссорьтесь! – величественно вплывая в закуток тоном ласкового диктатора произнесла Сибил Гэсиро. Пришла она без своего фаворита Кея, но в сопровождении личного секретаря и телохранителя. Окинув взором юношей, женщина остановилась на Химмэле: - Как ты себя чувствуешь, милый?

Только она могла говорить с ним с материнской заботой и при этом бесстыдно раздевать взглядом! Гэсиро послала своему подопечному обходительную улыбку, скрывая за ней эротический интерес.

- Спасибо, в норме, - откликнулся юноша спокойно; он уже привык к тому, что та все время облизывается при виде него.

Будь на месте Химмэля кто-то другой и отреагируй он так подчеркнуто равнодушно на ее любезный вопрос – Гэсиро бы ни за что не простила ему подобного поведения. Но Химмэль… Она всегда питала к нему слабость, не в силах устоять перед его очарованием! Мальчишка мог огрызаться, хамить, упрямиться, делать глупости – Гэсиро была готова простить ему все за его красоту и притягательность. Уж она-то знала толк в мужских достоинствах! Химмэль только-только начал расцветать, входя в самую обворожительную и пленительную пору юности – столь любимую самой Сибил – пору, когда красота и молодость тела так выгодно сочетаются с амбициозными устремлениями. И Гэсиро планировала сорвать этот только начавший распускаться цветок, чтобы вдоволь насладиться им… И, рано или поздно, она добилась бы своего, если б вдруг у Химмэля вдруг не объявился богатый и знаменитый отец! Жаль, но теперь ей на эту сероглазую красоту придется любоваться издали.

- Ну а вы, ребята? Готовы к испытанию? – президент снизошла до прочих участников группы.

Те с энтузиазмом ответили, что, конечно, готовы. Удовлетворенная «смотром войск», она уже собиралась отправиться в концертный зал, чтобы с вип-ложи наблюдать за выступлением группы, как на входе в гримерку появился пожилой мужчина в смокинге. Это был японец, лет шестидесяти на первый взгляд. Несмотря на элегантную одежду, превосходный маникюр и аккуратно уложенные волосы, он почему-то сразу производил неприятное впечатление – возможно, из-за плохо скрытой ненависти, с которой он взирал на Гэсиро и шестерых ее подопечных. Химмэль никогда прежде не видел этого старика, однако нечто неуловимое в его повадках - пусть тот еще и не успел открыть рот и заговорить – напомнило ему Кисё Куроки.

- Как я мог не поприветствовать великолепную госпожу Гэсиро и не высказать свое восхищении ее успехами? – фамильярно и крайне фальшиво воскликнул старик и шагнул в гримерку. Его тут же остановил Стив, дежуривший внутри закутка. Это явно задело незваного гостя, хотя тот и постарался сие скрыть: - Дорогой мой, уверяю вас, уж кому-кому, а мне дорогу закрывать не стоит. Я – Каеге Ватасэ - президент компании J-Star Industries.

- Он не понимает японского, - усмехнулся Химмэль, услышав речь старика. Перейдя на английский, он велел телохранителю пропустить старика, дабы тот не счел себя оскорбленным.

- Чудесно, что вы почтили нас своим визитом, господин Ватасэ, - любезно проговорила Сибил Гэсиро. - Не предполагала, что вы будете присутствовать здесь.

- А почему нет? Мои мальчики тоже участвуют в концерте, а кому, как не нам с вами знать, что нельзя упускать удобного случая для рекламы, - старик хищно улыбнулся, оценивающим взором окидывая шестерых юношей. – До чего хороши, один лучше другого! Признаю, что у вас превосходный вкус, госпожа Гэсиро. Вы собрали восхитительную коллекцию…

- Неужели у всех воротил в шоу-бизнесе одна и та же проблема? – заговорил неожиданно Химмэль, рассерженный его откровенно алчным высказыванием. – Вы смотрите на артистов, как на скаковых лошадей или мясо на прилавке магазина.

- Вас это задевает, молодой человек? – притворно-ласково осведомился Ватасэ.

- Мне становится смешно, - прямо ответил тот. – Кем вы себя возомнили? Коллекционерами? Нашими хозяевами? Вершителями человеческих судеб? Смешно, честное слово! Смешнее этого было бы, разве что, если б вы сейчас начали убеждать нас в своем бессмертии.

Его коллеги по группе невольно прыснули от смеха. Сибил Гэсиро сдержанно улыбнулась, ее даже не удивил выпад Химмэля – с его-то характером следовало ожидать чего-нибудь подобного. Сероглазый мальчишка хамил и артачился даже тогда, когда у него не было влиятельного покровителя, чего же ждать сейчас, когда благодаря Ингу Фагъедиру ему все будет прощено?..

- Вы остры на язык, господин… Фагъедир, - Ватасэ внешне остался невозмутим, только вот желчь, залившая веки и шею, выдавала его негодование. – О вашем непростом характере ходят легенды и, говоря начистоту, мне было любопытно узнать, насколько правдивы все эти легенды. Что ж, могу сказать, вы столь же красивы и талантливы, сколь и не воспитаны.

- Я могу быть воспитанным, - насмешливо сказал Химмэль, - когда человек этого достоин.

Теперь все лицо Каеге Ватасэ обильно залилось желчью.

- Однако, какая дерзость… Возможно, госпожа Гэсиро преуспела в коммерческой выгоде проекта, но явно проиграла по части дисциплины и соблюдения субординации. С гордостью замечу, что моя компания следит за соблюдением приличий и не позволяет даже знаменитостям проявлять подобную бесцеремонность! – выдав такую тираду, старик надменно развернулся и прошествовал к выходу.

- Ты был очень груб, Химмэль,- сказала хозяйка CBL Records, дождавшись, когда Ватасэ уйдет.

- Почему же вы не сделали мне замечания сразу? – нагло поинтересовался юноша.

- Не могла отказать себе в удовольствии увидеть его ошеломленную физиономию, - Сибил Гэсиро не скрывала своего удовлетворения. Сверившись с часами, она сменила тему: - Скоро ваш выход, дорогие мои. Мне пора в ложу. Удачи!

Как только важная персона удалилась, в закутке тут же раздался гомерический смех. Парни, с интересом следившие за разговором Химмэля и Каеге Ватасэ, дали волю веселью.

- Вы видели лицо старикана? Я думал, он прямо тут окочурится! – заявил Иса. – Наверное, его ручные мальчики в жизни с ним так не говорили.

- Кто-кто? Ручные мальчики? – переспросил Химмэль.

- Ну да, ты разве не знал, что Ватасэ специализируется на мальчиках?

- Я не знал даже, что он существует.

- J-Star Industries специализируется исключительно на мальчиках, в отличии от CBL Records, - просветил его главный сплетник группы. - Это прихоть Ватасэ, потому что, как поговаривают, он любитель мальчиков. А еще рассказывают, что создал в своей компании настоящий гарем для себя – все парни прыгают к нему в постель по щелчку пальцев. Вот поэтому, парней из его агентства зовут «ручными мальчиками».

- Тогда он и вправду нечасто слышит такое в свой адрес! - хохокнул Дайти Хига.

- Я имел в виду не только его, - покачал головой Химмэль. – И Гэсиро тоже. Все они одинаковы.

- Конечно, очень умно - нагрубить влиятельному человеку, - прокомментировал Югэн, оставаясь серьезным. – Жаль только, не все могут позволить себе такую роскошь.

- Мне тоже жаль, что единственная ТВОЯ роскошь – это возможность грубить тем, кто слабее тебя, - не преминул дать сдачи сероглазый юноша, не желая молча терпеть упрек.

Югэн уставился на Химмэля потемневшим, не предвещающим ничего хорошего взором. Атмосфера в закутке мгновенно накалилась - участники группы, визажисты и костюмеры невольно притихли, предчувствуя дурное. Химмэль же принял подчеркнуто вызывающий вид - черт возьми, как же он был рад зацепить его! Хоть какая-то отдушина после двухнедельной разлуки и стервозного молчания со стороны Югэна.

- Выход через десять минут! Готовность номер один! – заглянув к ним, зычным голосом объявил ассистент отвечающий за распорядок выступлений.

Югэн поджал губы и ничего не сказал Химмэлю – его профессионализм взял верх над эмоциями. Он, отвернувшись, позволил костюмеру закончить работу над его сценическим костюмом.

Иса, желая разрядить обстановку, между тем вернулся к сплетням о Каеге Ватасэ. По его словам, года два назад Ватасэ тоже подумывал о создании реалити-шоу, в котором освещалась бы судьба новой группы. Но бюджет шоу показался ему слишком высоким и старик отказался от идеи – о чем впоследствии горько пожалел. Сибил Гэсиро, не побоявшаяся денежных расходов, запустила реалити-шоу – и теперь пожинала плоды своего триумфа. А у J-Star Industries, тем временем, дела идут не ахти как: в последнем сезоне все новички дебютировали крайне неудачно, у них есть несколько популярных исполнителей и группа «Daisy» - которые приносят кое-какой доход, однако в эстрадных кулуарах поговаривают, что акционеры J-Star Industries крайне недовольны политикой Ватасэ. Если в скором времени агентство не сможет удивить публику новым и сногсшибательным проектом, то CBL Records сожрет конкурента и не подавится.

- Выход через три минуты! – снова объявил ассистент.

Костюмеры отступили, довольные своей работой. Их стараниями, участники группы были одеты в стиле нео-бурлеск с вкраплениями японского гламура: невероятно помпезные пиджаки и жилетки, на которые нашили несметное количество стразов, супер-обтягивающие брюки, заправленные в высокие шнурованные ботинки в золоченой шнуровкой. Также у Югэна имелась гангстерского вида шляпа, а у Исы – черная бандана – остальные юноши волею визажистов были просто оригинально причесаны.

Уже стоя на подступах к сцене и скрытые от взглядов зрителей декорациями, Химмэль и Югэн мельком посмотрели друг на друга. В глазах парня Химмэль не смог заметить хоть каких-нибудь чувств – в них виднелась лишь отчужденность. За тридцать часов, предшествующих концерту, они ни разу не остались наедине, да Югэн и не пытался подстроить встречу. Может, оно и к лучшему?.. Чьи-то пальцы легли на руку Химмэля. Тиэми, считая последние секунды до начала выступления, взволнованно прикоснулся к нему, желая разделить с ним трепетный миг. Сероглазый юноша послал ему теплую улыбку и жал руку Касаги в ответ.

Началось!

В зале погас свет, погрузив Токио Доум на несколько секунд во тьму. Первыми ожили интерактивные экраны, полыхнув на зрителей вспышками огня и вызвав возгласы восторженного предвкушения. Акустические системы, нагнетая обстановку в зале, передали в зал нарастающий гул, похожий на звук работающих самолетных пропеллеров. Затем один за другим на сцене взорвались фейерверки, взмыли ввысь огненный фонтаны, а сверху посыпалась серебристая пыль – и в унисон десятки тысяч голосов взорвались единым воплем, похожим на взрыв атомной бомбы.

Декорация, закрывающая Химмэля, исчезла первой. Юноша сделал шаг вперед и, приложив руку к груди, запел:


К тебе любовь меня сжигает
Я не с тобой, но я к тебе спешу….


Вторым вступил Югэн, стоя к залу спиной и поэтично склонив вбок голову с надвинутой на глаза шляпой:


Помни – с любовью не играют
Дождись меня, вот все, о чем прошу!..


Зал сотрясли громоподобные раскаты электрогитары, открывающей собою композицию. Гитару нагнали ударные, выбивая ритм, за которыми, придавая всей мелодии гармоничность, зазвучали басы, а последним - в качестве основного солирующего инструмента - подал голос синтезатор. Темп песни, как и хотели Югэн с Химмэлем, получился умеренно-быстрым, как нельзя лучше подходящим для танцев. Мелодия, написанная двумя юношами, заводила слушателей с первых аккордов, балансируя на грани между легкими ритмами, принятыми в поп-музыке, и более глубоким звучанием, свойственным рок-музыке.

Едва грянул вступительный проигрыш, появились четверо оставшихся участников группы. Под оглушающие девичьи визги, парни начали танцевать – отчетливо и синхронно соблюдая все элементы хореографии, органично оттеняя достоинства друг друга. Сцена сплотила их, уничтожив – пусть и ненадолго – все сложности и трения внутри группы. Сейчас они были едины. Глядя на них, никому и в голову не могло прийти, что у них было всего тридцать часов для окончательной отработки номера, так самоуверенно они держались перед публикой.

Вступительный проигрыш подошел к концу. Югэн, выдвинувшись вперед, пропел первый куплет:


Нас разлучили дни и ночи
Проведенные вдали
Вокруг меня одно пророчат –
Меня забыла ты, увы!


Химмэль, совершив танцевальное па, подхватил второй куплет:


Мы были вместе, ссорились, мирились
Я повторял тебе без устали «люблю»
Как на разлуку мы с тобой решились?
Как мог я руку выпустить твою?..


Исао Миура и Дайти Хига разделили между собой третий куплет:


Ты далеко, а я тоскую
Ты свет мой, путеводная звезда
В мечтах я вновь тебя целую,
И клянусь с тобой остаться навсегда…


Парни взошли на подиум, ведущий к круглой сцене в середине бейсбольного поля, занятого сейчас тысячами зрительниц. Остановившись там, певцы оказались в центре перевозбужденной толпы, наваливающейся на ограждения – словно потерпевшие кораблекрушение на маленьком островке в средоточии охваченного штормом моря. Выстроившись в круг, спинами друг к другу, группа «Showboys» шестью сильными голосами взяла припев:


К тебе любовь меня сжигает
Я не с тобой, но я к тебе спешу.
Помни – с любовью не играют
Дождись меня, вот все, о чем прошу!
Я уже близко, любимая, жестокая,
Замри и обернись скорей
Я хочу целовать тебя в Токио
В мерцании неоновых огней…


Совершив несколько танцевальных па, участники группы поменялись местами, так, чтобы их могли рассмотреть зрители в разных точках зала. Химмэль, игриво подмигнув маячившему у подступов к сцене оператору с камерой, и перешел к следующему куплету:


Твои глаза – и пытка и услада
Дьявольски-ангельское что-то они в себе таят
Ты только глянешь – и слов уже не надо
Я пленен! Но плену только рад…


Эстафету у него принял Югэн, добавив в голос несколько страдальческих ноток:


И жизни целой мне не хватит
Чтобы до дна испить любовь!
Испустим дыханье с тобою на закате
А на рассвете – мы родимся вновь.


Последний куплет достался Нибори Оониси и Тиэми Касаги, не ударившим в грязь лицом и на должном уровне взявшим все ноты:


И навсегда лишь мы с тобою -
Сквозь все разлуки, ссоры и печаль!
Мы связаны одной судьбою
И связь эта прервется едва ль…


И снова настала очередь припева, который юноши совместили с танцем. По замыслу балетмейстера Канадзавы, они обязаны были исполнить несколько сложных движений с пике – и все бы ничего, только небольшая по размерам сцена не оставляла места для ошибки и неловкости. Стоит оступиться и нечаянно задеть кого-нибудь из партнеров и они могут на глазах у шестидесяти тысяч фанатов свалиться со сцены. К счастью, участники группы безупречно исполнили все элементы - мысленно благодаря Канадзаву за науку, преподанную им еще в школе тренировки молодежи, где тот заставлял своих подопечных отплясывать на брыкающемся щите а-ля «Джанет Джексон».

Основная музыкальная тема песни прервалась, уступая место бриджу* - исчезли ударные, соло и бас гитары, зато усилились басы, замедлился ритм синтезатора. Иса, приняв вид лихого репера, выросшего в неблагополучном районе и не раз имевший неприятности с полицией, выступил с речитативом, пока прочие участники группы возвращались на большую сцену:


Я любуюсь тобой,
Малышка.
И не надо другой,
Ты слышишь?
Наше счастье так зыбко,
Малышка.
Подари мне улыбку
Мы так близко…


Потом наступило время третьего – завершающего – припева. Вложив в свои голоса максимум эмоций, юноши завершили песню в апогее зрительского экстаза. Оглушенные аплодисментами и криками, они поклонились публике, благодаря ее за горячий – иными словами и не скажешь! – прием. Стоило участникам группы двинутся по направлению к закулисью, как толпа протестующее завыла, затопала ногами, требуя от них остаться и продолжить шоу. Но задерживаться на сцене было строго запрещено правилами безопасности и распорядком выступлений - поэтому, помахав руками на прощание залу, певцы ушли.

Оказавшись в подсобных помещениях, Тиэми бросился Химмэлю на шею:

- Мы сделали это! Как же классно!

Сероглазый юноша засмеялся, приятно пораженный его пылкостью, и обнял его в ответ. Тогда, охваченный восторгом, к ним присоединился Оониси, обняв и Химмэля и Касаги - а за ним последовали Иса и Хига. Лишь Югэн сохранил дистанцию, нацепив на лицо маску высокомерного торжества.

- Ребята, вы молодцы, - когда они переодевались, к ним в гримерку ворвалась Люси Масомо. Впервые за долгое время, она не рычала на них, а даже улыбалась. – Высший пилотаж! Публика там беснуется и не дает следующим участникам начать выступление. Сегодня вечером это появится во всех новостных интернет-порталах. А завтра в газетах! Прекрасно! Великолепно! – отойдя от первых восторгов, она закончила речь деловым тоном: - С вас еще участие в благотворительном ужине. Это простая формальность: появитесь там, поздороваетесь с представителями фонда и можете уезжать.

Ужин фонд «Подари жизнь» устраивал в одном из ресторанов в районе Минато. В ресторане собрались сливки токийского светского общества, привлеченные возможностью покрасоваться перед объективами репортеров, освещающих деятельность фонда, а также поближе познакомиться со звездами эстрады. Многие из состоятельных гостей явились на мероприятие только ради группы «Showboys», ведь она из-за напряженного рабочего графика практически не выходила в свет – не только женщины и девушки мечтали увидеть юных знаменитостей, но и мужчины, прельщенные скандалами, которыми была окутана история группы. Поэтому, стоило шестерым парням из «Showboys» переступить порог ресторана, как их окружило плотное скопище людей, стремящихся завладеть их вниманием. Особенно не повезло Химмэлю – его взяла в осаду по меньшей мере полсотни человек. Репортеры без конца сверкали вспышками и лезли с бестактными вопросами, какие-то люди в смокингах и клубных пиджаках пытались пожать ему руку, женщины и девушки липли к нему, как пчелы на мед – едва не вызывая у Химмэля приступы удушья запахом своих духов.

«Господин Фагъедир! В вас стрелял бывший сотрудник CBL Records - как вы прокомментируете это?»

«До чего приятно познакомится с сыном знаменитого Ингу Фагъедира!»

«Я просто обожаю вас, Химмэру! Я ваша преданная поклонница, прошу вас, подарите мне хотя бы один танец!»

От неустанного внимания и жуткой толкотни, Химмэль быстро озверел и стал придумывать, как незаметно сбежать из ресторана. В какой-то момент, он заметил Югэна в дальнем конце ресторана вместе с Онидзуми – и его настроение испортилось окончательно и бесповоротно. Какого хрена богатенький индюк приперся в ЭТОТ ресторан? Даже тут не может отлепиться от Югэна? Вот уж чье лицо Химмэль не хотел видеть в светской тусовке!..

Вскоре он потерял Югэна и Онидзуми из виду. Решив, что те удалились, дабы побыть вместе, сероглазый юноша совсем сник, несмотря на решение не выдать своих чувств. Он стал оглядываться в толчее, пытаясь отыскать взглядом выход – ему было тошно, его мутило, он хотел как можно скорее оказаться на свежем воздухе. Его продолжали дергать незнакомые люди, и он почти дозрел до того, чтобы начать их грубо отталкивать от себя.

- Эй!

Рядом с Химмэлем неожиданно материализовался Югэн. Схватив юношу за руку, тот дернул его, побуждая следовать за собой. Вдвоем они вырвались из толчеи в банкетном зале и убежали в подсобные помещения. Югэн дал официанту крупную купюру и тот провел их к служебному туалету, где парни заперлись.

Внутри было тесно и довольно неприятно пахло, но, учитывая обстоятельства, Химмэль не стал обращать внимание на отсутствие романтики - у него имелись куда более важные намерения. Не успел Югэн сказать или сделать что-нибудь, как Химмэль отвесил ему оплеуху. Удар получился увесистым, намного сильнее обычной пощечины. Югэн отлетел к стене, а, попробовав выпрямиться, опять получил в лицо.

- Тварь! – прошипел Химмэль, чуть не теряя разум от захлестнувшей его ярости.

- Не бей так, оставишь следы! – тоже прошипел Югэн.

- Как ты заботишься о своем сраном ебальнике! – усмехнулся тот лихорадочно, однако бить по лицу перестал. Вместо этого он двинул ему кулаком в солнечное сплетение и тем самым отправил в нокаут. Пока Югэн сидел на полу, кашляя и пытаясь восстановить дыхание, Химмэль наклонился к нему и быстро заговорил: - На что ты рассчитывал, приведя меня в этот вонючий сортир? Что я тебе прямо тут дам? Встану раком и позволю с оттяжечкой засадить мне? Так вот – обломаешься, мудак! Онидзуми отлично удовлетворял тебя эти две недели? Так пусть удовлетворяет дальше!

- Бесишься, что я не позвонил тебе, не так ли? – хрипло, еще не отдышавшись, спросил Югэн. – Я был очень занят.

- Не ври мне, сукин сын! Не прокатит!

- У меня были дела, говорю тебе.

Химмэль замахнулся на него, готовый как следует врезать ему по обнаглевшей роже. Как же достало его вранье! Как достали уловки, при помощи которых Югэн так ловко манипулирует им! Юноша все же не ударил любовника, в последний миг совладав с собой. Это дало Югэну возможность сказать:

- Думаешь, мне было приятно, когда ты уехал в Америку с Касаги? Я мог много чего тебе сказать! Я промолчал, хотя знаю, как Мисс Монро относится к тебе. Он ведь ждет момента, когда сможет залезть к тебе в штаны, не так ли?

На Химмэля нахлынула горячая волна смятения, его щеки заметно порозовели.

- Оставь Касаги в покое, - пытаясь скрыть конфуз, проговорил он. – Вечно ты переводишь тему на него, вместо себя и Онидзуми!

- Онидзуми и есть мое дело, - улыбнулся Югэн вдруг.

До Химмэля не сразу дошел смысл сказанного, а когда дошел, юноша едва не разрыдался, раненый в самое сердце. Сволочь, гнусная сволочь! Химмэль решил, будто тот оправдывается, выдумав какое-то «дело», а на самом деле Югэн просто изощренно подтрунивает над ним. Онидзуми – и есть его дело, и Химмэль абсолютно прав, предполагая, что эти две недели Югэн и Оницура Коидзуми провели вместе.

- Знаешь, что?.. Пошел ты! - Химмэль стал дергать защелку, желая выйти из туалета, пока слезы не брызнули из глаз.

С противоположной стороны кто-то тоже попытался открыть дверь. Когда та распахнулась, Химмэль и Оницура Коидзуми оказались стоящими лицом к лицу. Неожиданный визитер удивленно разинул рот, узрев сероглазого юношу, а за ним Югэна, сидящего на полу.

- Югэн? Я искал тебя. Официант сказал, что ты ушел сюда…– с беспокойством проговорил Онидзуми. Заметив следы от ударов на лице Югэна, он, вспыхнув негодованием, схватил Химмэля за лацканы. – Ты его избил, мерзавец?!

- Самую малость, - вежливо откликнулся юноша. А затем с силой двинул ему коленом в промежность, одним ударом ликвидировав препятствие на своем пути. Онидзуми, сдавленно всхлипнув, свалился на пол. Впрочем, Химмэль не поторопился сразу уйти, предпочтя кое-что еще добавить: - Чтоб ты знал – я побил его, потому что сегодня мне не захотелось трахаться с ним, - глаза Онидзуми, и без того расширившиеся от боли, теперь чуть не вылезли из орбит. Он попытался ругнуться, чем вызвал у Химмэля горькую улыбку: - Ты что, не знал, что он спит чуть ли не с каждым встречным? Решил, что я один такой, кто трахался с ним, пока он пудрил тебе мозги? Спроси-ка об этом Кавагути!

Сказав это, Химмэль удалился, оставив их одних.




________________________

* Бридж - в песне применяется как своеобразное отступление от основной темы, небольшая передышка. Задача бриджа – перенести песню в новое измерение, перевести ее на следующий уровень.
___________________________

---

16-17

________ 16 ________



Грянувший выстрел на миг оглушил всех троих участников разыгравшихся на пороге номера событий. Запах пороха защекотал ноздри, а легкий синеватый дымок взвился от дула вверх, к потолку.

Рука Кавагути от удара Химмэля дернулась в сторону и ударилась о дверь, вынудив мужчину скрипнуть зубами от боли. Сероглазый накинулся на мужчину, пытаясь вырвать у него пистолет - убедиться же, попала ли пуля в Югэна, у него не было ни времени, ни возможности. Несмотря на потрепанный и изнеможенный вид, у Кавагути оказалось достаточно сил, чтобы противостоять напору Химмэля: он крепче вцепился в рукоятку пистолета и рывком попытался освободиться от его хватки.

- Сукин сын! – через силу просопел мужчина, стараясь, в свою очередь, навалиться на парня.

Прогремел второй выстрел - это дернулся палец Кавагути на курке. Химмэль почувствовал, как что-то болезненно обожгло его ногу, а следом ощутил, как теплый ручеек крови побежал по ноге вниз. В бешенстве он всем своим весом навалился на мужчину, стараясь наклонить как можно ниже - и что есть силы двинул его коленом по лицу.

Кавагути издал невнятный звук и ослабил хватку. Исход драки определил удар тяжелой статуэткой, которою Югэн с размахом опустил на голову бывшему менеджеру реалити-шоу. Послышал глухой треск кости, встретившейся с твердым металлом, покрытым позолотой. Кавагути обмяк и, став словно бы тряпичным, рухнул на пол.

- Химмэ? - Югэн, выпустив из рук окровавленную статуэтку, бросился к юноше. - Как ты?

- Нога… - выдохнул тот, сползая по стенке вниз и стараясь дотянуться до раны.

Светлый материал домашних брюк уже пропитался кровью. Югэн, упав на колени рядом с ним, задрал штанину и увидел обильно кровоточащую рану. Химмэль, тоже разглядевший кровотечение, выругался и прижал ладонь к ране, надеясь остановить кровь.

- Что за?.. - в номер вбежал заспанный Тиэми Касаги в одних домашних шортах, первый среагировавший на выстрелы. Разглядев раненого Химмэля, он побледнел и даже пошатнулся.

- Что стоишь как истукан? - заорал на него Югэн. - Вызывай медиков!

Тиэми вздрогнул, возвращая себе самообладание. Он перевел взгляд на валяющегося перед его ногами Кавагути с разбитой головой, потом быстро перешагнул через него, пинком отшвырнул в дальний угол пистолет, и метнулся к телефону. Пока он кричал на администратора в трубку - требуя прислать медиков и охрану - к распахнутым дверям номера стали подтягиваться испуганные и недоумевающие постояльцы пансионата.

- Дай посмотрю рану, - решительно отодвинув Югэна, Касаги склонился над сероглазым юношей.

Определив, что кровотечение слишком обильно, он, сдернув с халата Югэна пояс, принялся накладывать жгут под коленом. Химмэль, закусив губу, наблюдал за его быстрыми и уверенными движениями - Тиэми оставался чрезвычайно бледен, но его руки не дрожали - с облегчением отмечая, что, благодаря действиям Касаги, кровотечение практически остановилось.

- У нас всех будут неприятности, - выдохнул Химмэль многозначительно. - Ты не должен…

Он хотел сказать: "Ты не должен ввязываться в это" - и Касаги отлично его понял. Упрямо встряхнув головой, он буркнул в ответ: "Наплевать!"

Охрана пансионата оказалась на месте происшествия через минуту. Мужчины в униформе, выслушав сбивчивые объяснения Югэна, закрыли двери номера, чтобы отгородиться от зевак и проверили, жив ли Кавагути. Тот хоть и валялся в луже собственной крови, но дышал. Дежурный медик прибежал следующим и в первую очередь занялся Химмэлем.

- Судя по всему, пуля задела артерию. Нужно срочно доставить его в ближайший госпиталь, - сообщил свой вердикт врач.

В суматохе и толчее, Химмэля выводили из пансионата к автобусу, окружив плотным кольцом охранников. Люси Масимо, накинувшая плащ прямо на ночную сорочку, раздавала приказы своим ассистентам и, одновременно, разговаривала по мобильнику, пытаясь доказать личному секретарю Сибил Гэсиро, что ее звонок - дело чрезвычайной важности. Югэн, обняв Химмэля на талию, поддерживал его, помогая шагать - он сел вместе с ним в автобус, собираясь сопровождать в госпиталь.

Устроившись на диван в автобусном салоне, Химмэль вытянул на нем поврежденную ногу. Югэн сел подле него и ободряюще сжал руку юноши. Это тронуло Химмэля, несмотря на боль и беспокойство - слабая улыбка осветила его губы.

- Сильно болит? – обеспокоенно спросил Югэн.

- Ничего, - ответил тот с долей легкомыслия. – Мне не впервой терпеть боль.

Их взгляды встретились и задержались. В глазах Югэна явственно читалось: «Прости» - тот безоговорочно признавал себя виновным в случившемся. Он просил прощения не только за Кавагути, ворвавшегося в номер с пистолетом. Запоздалое извинение за цепочку событий, порожденных этим красивым и помешанным на своей карьере юношей!

- Отправьте Кавагути на машине, - велела Люси Масимо начальнику охраны пансионата "Дзёсо", когда тот спросил, заберут ли они в госпиталь едва пришедшего в сознание мужчину. - И не забудьте про наручники! Пусть в госпитале при нем постоянно дежурит полицейский, - оглянувшись на водителя, занявшего место за рулем, она заорала: - О чем замечтался, черт побери?! Почему мы все еще стоим на месте?

Мужчина испуганно вжал голову в плечи. Он дернул за рычаг, намереваясь закрыть дверь и тронуться с места – но внезапно этому помешал человек, стремительно вцепившийся в дверь. Тиэми Касаги, наспех одевшийся у себя в номере в джинсы и вывернутую наизнанку майку, протиснулся в образовавшуюся щель и оказался в салоне.

- Я еду с Химмэ, - сказал он, не дожидаясь, когда Масимо обрушится на него с руганью.

- Кем ты себя возомнил? – полыхнула на него драконьим пламенем та. – Распоряжаться здесь вздумал, молокосос? Да я тебя…

- Может, просто уже поедем? – огрызнулся парень, миновав ее и оказавшись подле Химмэля. – Ему срочно нужно в больницу.

- Пусть он останется, - сказал сероглазый юноша, улыбнувшись Тиэми. – Пусть едет с нами.

- Ты тоже тут не распоряжайся! – прикрикнула Масимо на Химмэля, раздраженно пригрозив ему кулаком, в котором сжимала мобильник, и все же приказала шоферу трогаться с места и спешить в госпиталь.

Касаги занял место неподалеку от раненого, бросив скользящий взгляд на ладонь Югэна, сжимающую пальцы Химмэля. Югэн, в свою очередь, не стал скрывать, насколько он недоволен присутствием Касаги – скорчив презрительную мину. Тиэми посмотрел ему прямо в глаза и в них мелькнуло нечто весьма редкое для обычно спокойного и благовоспитанного юноши – едва сдерживаемый гнев и угроза.

До ближайшего городка, где находился госпиталь, они добирались около пятнадцати минут. Юноши молчали, прислушиваясь к телефонному разговору Люси Масимо с Сибил Гэсиро. Исполнительный продюсер, нервно вертя в руках сигаретную пачку, звенящим голосом пыталась объяснить президенту CBL Records ситуацию. Завершив разговор, Масимо тут же закурила сигарету и обратилась к трем парням:

- Госпожа Гэсиро решила лично разобраться в обстановке. И что вы скажете в свое оправдание?

- Какие еще оправдания? – принял непонимающий вид Югэн. – Все ведь предельно ясно! Кавагути совсем съехал с катушек и пришел меня убить.

- О, с этим я не спорю! Но почему, объясни мне, ранен не ты, а Нацуки? Какого черта он делал ночью в твоем номере?

- Мы с парнями собирались обсудить номер для дебютного выступления, - уверенно вмешался Касаги вдруг. – Я пришел как раз перед тем, как появился Кавагути. Остальные парни тоже собирались подойти в номер Югэна, но не успели.

- То есть, ты хочешь сказать, вы собирались устроить собрание на рассвете? После тяжелых съемок?

- На этом настаивал Югэн, - Тиэми послал тому кривую усмешку. – Он же у нас не только перфекционист, но и лидер.

- Да, все верно. Я попросил парней собраться у меня в номере, - согласно кивнул, не замешкавшись ни на секунду, Югэн. - Если это все вопросы с вашей стороны, то я хотел бы задать свой: как так вышло, что Кавагути смог пройти охрану пансиона и, вооруженный, заявиться ко мне?

- Сейчас мы это выясняем. Если найдем виновных, то накажем, - устало поморщившись, Масимо закурила следующую сигарету. – Вам, мальчики, стоит крепко запомнить следующее: в госпитале ни единого лишнего слова, вообще ни с кем старайтесь не говорить. Случившееся не замять, в интернете появились первые рапорты от постояльцев пансионата, потом это просочится в газеты и в прессе поднимется шум. Я не берусь предсказывать последствия сегодняшнего инцидента! Поэтому приказываю вам держать язык за зубами и позволить менеджерам по связям с общественностью давать интервью. Ясно?

- Да, - юноши, конечно, не стали с ней спорить.

В госпитале Химмэля сразу же отправили в операционную. Ему ввели местный наркоз в ногу, прежде чем начать операцию, но Химмэль оказался настолько вымотан и обессилен, что отключился от полученной дозы. Проснулся он только вечером, обнаружив подле больничной койки крайне встревоженных родителей. Ингу сидел на стуле рядом с ним, а мать нервной походкой мерила палату.

- Как ты себя чувствуешь, милый? – тут же принялась расспрашивать сына Кёко.

- Выспавшимся, - зевнул тот и сонно потер глаза. – Как же хорошо я поспал!

- Видно, доктор был прав, когда сказал, что ты отключился от усталости, а не от потери крови, - тяжело вздохнул Ингу, вглядываясь в бледное лицо сына. – Ты хоть представляешь, как нас напугал?

- Разве я виноват? – Химмэль попытался сесть на кровати и только теперь ощутил тугую перевязь бинтов на ноге. Откинув простыню, он поглядел на свою многострадальную ногу и тоже тяжело вздохнул. – Вот дерьмо… И что говорит доктор?

- Что с таким дерьмом тебе придется помучатся пару недель, пока не заживет. Придется ездить на инвалидной коляске и отдыхать.

- Какие еще «пара недель»? – ошеломленно захлопал ресницами юноша. - У нас же съемки и концерт на носу!

- Придется пересмотреть планы, - пожал плечами Ингу. – К тому же тебе просто необходимо отдохнуть. Я заберу тебя в США на это время, чтобы ты смог прийти в себя.

- Нет! Нельзя! Это просто невозможно, - заволновался Химмэль, только представив, какими неприятностями для группы и реалити-шоу может обернуться его уход на больничный. – Я не могу сейчас все бросить и уехать, отец! Как это повлияет на наше шоу?

- Ничего, переживут как-нибудь, - небрежно отмел его доводы Ингу.

- Я никуда не поеду! – повысил голос юноша.

Ингу нахмурился, давая понять, что сердится. Химмэль же, напуганный перспективой вновь выбыть из состава группы на эти наиболее важные для него недели, состроил в ответ самую упрямую гримасу, на какую он был только способен. Они гипнотизировали друг друга несколько минут, прежде чем Химмэль вспылил:

- Вот не думал, что мне придется что-то тебе доказывать! Ты столько лет в шоу-бизнесе и не можешь понять таких очевидных вещей?

- Я все отлично понимаю, молодой человек, - хмурясь все сильнее, проговорил Ингу. – И законы шоу-бизнеса мне известны не понаслышке. Но ты мой сын и я беспокоюсь о твоем здоровье. В тебя стреляли и довольно серьезно ранили, ты должен взять отпуск, чтобы восстановиться. Ты не супермен и не можешь взять и наплевать на свое здоровье…

- Да со мной все нормально, поверь мне! Я останусь в Японии и продолжу работу, просто немного побегаю с костылями, вот и все.

- Да ты рехнулся! Нет, нет и нет.

- Будь ты на моем месте, ты бы послал далеко и надолго того, кто сказал бы тебе нечто подобное!

- Я сейчас не на твоем месте!

- Ну а если бы тогда, когда ты потерял ногу, кто-то тебе сказал: «Сиди в инвалидной коляске и не мечтай о сцене», что бы ты ему сказал?

Ингу что есть силы треснул кулаком по прикроватной тумбочке - деревянная перекладина, не выдержав, сломалась от этого пополам. Ваза с роскошными белыми лилиями накренилась, рухнула на пол и разбилась. Химмэль вздрогнул, а Кёко, перепуганная до глубины души, вскрикнула и прижала ладонь ко рту.

- Мы сейчас говорим не обо мне. Мы говорим о тебе, Химмэль, - процедил сквозь зубы Ингу. – Я не позволю тебе надрываться и рисковать здоровьем ради какого-то сраного шоу. Я уже поставил Гэсиро перед фактом: ты уезжаешь в США и пробудешь там, пока не поправишься.

- Я тоже ставлю тебя перед фактом, отец: Я НИКУДА НЕ ПОЕДУ ! – заорал Химмэль, напрягая голосовые связки. – Может, шоу сраное, но это МОЕ шоу! Я столько работал и не могу сейчас спустить все в сортир из-за какого-то шизанутого козла, который выстрелил в меня. Какой ты мне отец, если не поддержишь меня сейчас? – последние слова юноша проговорил с трудом, испытывая щемящее чувство вины, однако его упрямство оказалось сильнее, чем страх неугодить отцу.

Ингу с хрустом сжал руки в кулаки, что вконец напугало Кёко:

- Все! Хватит! – вскричала она звонко. – Прекратите оба!

Ни Химмэль, ни Ингу, поглощенные ссорой, ее не услышали.

- Повтори, что ты сказал, – Ингу с силой сжал плечо Химмэля, причинив ему боль. – Повтори.

- Ты слышал меня, - голос сына превратился в сдавленное, злобное шипение.

- Химмэль, зачем ты так! – всхлипнула Кёко, увидев, как побледнел до синевы Ингу.- Прошу вас, хватит!

Сероглазый юноша ожидал от Ингу всего, видя, как тот напрягся. Он был готов даже к тому, что отец, не совладав с собой, его ударит. Однако Ингу, прекратив сжимать его плечо, выпрямился и, не сказав ни слова, пошел к выходу.

- Ингу!- воскликнула Кёко.

Мужчина будто и не услышал ее, он покинул палату, громко хлопнув дверью. Химмэль проводил отца сметенным взглядом, едва сдерживая слезы – его душила боль от того, как он обошелся с отцом. Он не хотел говорить эти гадости ему, вовсе нет! Но Ингу не понимает: уехать сейчас пусть даже на какие-то две недели – значит поставить под удар будущее группы. Химмэлю уже столько пришлось пережить ради группы, ради шоу, что он не мог оставить работу! Он уже выступал на концерте, сбежав из госпиталя, и, если понадобится – он снова выйдет на сцену вопреки недомоганию и боли. Проклятый Кавагути, конечно, ранил его, но Химмэль может продолжить работу и так – ведь можно что-то придумать!

- Химмэ, да что с тобой!- прикрикнула на сына Кёко, не зная, как ей поступить: бежать следом за Ингу или попытаться уговорить Химмэля. – Как ты мог сказать такое?!

- Мама, я не могу уехать! Поверь мне, пожалуйста, - ответил ей юноша с нажимом. – Поговори с ним! Убеди его. Я должен остаться и продолжить работу.

- Ты себя совсем не бережешь, Химмэ…

- Мама! Прошу тебя!

Кёко прикусила губу, тронутая до глубины души мольбой сына. Весь его облик свидетельствовал о несгибаемой решимости упорствовать в своем намерении. Эх, упрямый мальчишка! И что с ним поделать, с сероглазым чертенком, если уж он вырос с подобным нравом?..

- Прошу прощения, – в палату вошла Сибил Гэсиро собственной персоной. - Химмэ пришел в себя? Госпожа Нацуки, позвольте мне поговорить с вашим сыном? - женщина, заискивающе улыбаясь, приблизилась к больничной койке. – Как твое самочувствие?

- Нормально, - Химмэ, приняв самый деловой вид. - Я хотел бы…

- Мы с твоими родителями обсудили инцидент, - перебила его женщина. – Ты пострадал из-за халатности охраны пансионата, а так как пансионат был арендован CBL Records, то я несу ответственность за случившееся. Как бы там ни было, мы с твоими опекунами пришли к договоренности, согласно которой с вашей стороны не будет никаких обвинений в сторону CBL Records, а с моей – двухнедельный отпуск, который ты волен провести где захочешь.

- Я никуда не уеду, - отрезал Химмэль решительно. – Я хочу продолжить работу.

- Что? Ты сошел с ума? Ты же ранен! – всплеснула руками Сибил Гэсиро. – Какие слухи тогда пойдут? Все решат, что я тебя эксплуатирую. Учитывая все скандалы, случившиеся за время существования реалити-шоу, этот может оказаться фатальным. Нет, милый мой, по моему распоряжению вся деятельность проекта «Showboys» замораживается на две недели – то есть до твоего выздоровления.

- Но мы не успеем отрепетировать номер к дебюту! И еще сериал…

- Я очень ценю твое трудолюбие, но… - Гэсиро многозначительно стрельнула глазами в сторону Кёко, - я не могу рисковать, ведь с некоторых пор ты обрел весьма влиятельного опекуна. И, если с тобой случится несчастье, меня запросто могут превратить в банкрота. Поэтому даже не пытайся заводить об этом разговор! Повторюсь: вся деятельность группы замораживается на время твоего отсутствия.

- Но мои родители вовсе не против! – использовал свою козырную карту Химмэль.

- Неужели? А мне показалось иначе.

- Я говорил с отцом. Попросил его не вмешиваться.

- Это так? – президент CBL Records испытующе посмотрела на Кёко.

Та замешкалась на несколько секунд, пребывая в нерешительности, потом ответила:

- Нет, Химмэль ошибается. По настоянию Ингу он отправится поправлять свое здоровье в США.

- Мама! – вскричал ее сын обиженно, потрясенный отказом поддержать его.

- Прости, Химмэ. Но твой отец прав, тебе нужно отдохнуть, - Кёко не отвела взгляда, несмотря на то, что ее сердце сжалось от интонаций сына. – Тебе придется смириться с решением Ингу.

Химмэль, едва ли не задыхаясь от гнева, резко откинулся на подушки. Черт, черт, черт!.. И все из-за Кавагути, этого придурка, решившегося вломиться в номер Югэна! Столько работать, не высыпаться, напрягать мозги – и теперь вынужденная остановка буквально в полушаге от дебюта!

- Вот же засада… - выдохнул он прерывисто, не зная, как сдержать бушующие внутри эмоции.

- Что ж, значит, все остается в рамках заключенной с твоими родителями договоренности, - подытожила, скрыв свое разочарование, Сибил Гэсиро. Кашлянув, дабы замять возникшую неловкость, она продолжила: - Это еще не все. Сейчас я приглашу сюда полицейских, они должны запротоколировать твои показания. Показания с Югэна и Касаги уже сняты, остался только ты. Не переживай особо, тебе всего лишь нужно повторить то, что рассказали другие парни.

- А что с Кавагути? – неожиданно поинтересовался Химмэль.

- Что бы он там ни говорил, я приложила все усилия, чтобы замять дело и обойтись без излишнего шума. Кавагути пережил сильнейший стресс после увольнения и двинулся умом – на почве чего и совершил покушение на своих бывших подопечных. Адвокаты корпорации добьются, чтобы его отправили в закрытое психиатрическое учреждение на принудительное лечение.

Сероглазый юноша, пребывая в раздраженно-сумеречном настроении, перетерпел визит полицейских, где повторил версию, предложенную в автобусе Касаги: участники группы должны были собраться в номере Югэна, когда туда ворвался Кавагути. Разговор занял около получаса, после чего полицейские, пожелав ему скорейшего выздоровления, ушли. В палате остались только Химмэль и Кёко.

- Понимаю, ты сердишься… - начала было мать профилактическую беседу, но Химмэль ее прервал:

- Какая теперь уже разница? Я вас понял! И не хочу больше об этом говорить, - он отвернулся от матери и, помолчав с минуту, сварливо поинтересовался: - Где Югэн? Он ведь приехал вместе со мной.

- Тот мальчик? Он несколько часов назад вернулся в пансионат, кажется.

Значит, не дождался пробуждения Химмэля. Уехал... Впрочем, вполне возможно, у него были на то причины? А Химмэль так хотел услышать его голос, рассказать о решении отца и Сибил Гэсиро, посетовать на возникшие препятствия в работе, ну и просто поговорить с ним. Попросив у матери мобильник, он решил набрать номер Югэна и хотя бы по телефону связаться с…

С кем?

С возлюбленным?..

Он действительно почти подумал так? Он любит Югэна? Любит, несмотря ни на что?..

- Не буду мешать разговору, - деликатно заметила Кёко и вышла из палаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Химмэль беспокойно потер себе переносицу, приказывая себе перестать психовать. Он поссорился с отцом из-за своего маниакального желания работать, однако все равно остался ни с чем. Сибил Гэсиро не дура и не станет рисковать деньгами и репутацией ради его капризов – а, следовательно, придется смирится с решением отца и матери. Главное сейчас – успокоиться, взять себя в руки! Пусть Югэн поможет ему в этом, пусть поговорит с ним, пусть приободрит! По памяти набрав телефонный номер, Химмэль прижал мобильник к уху, желая как можно скорее услышать заветный голос.

Гудки. Бесконечные гудки. Югэн никак не отвечал на звонок.

«Может, это из-за незнакомого номера? - подумал сероглазый юноша. – Или он спит?»

На всякий случай, он попробовал дозвониться снова, ненавидя эти длинные и унылые гудки, и продолжая психовать. Он уже собрался сбросить вызов, как в трубке раздался голос – на звонок все же ответили. Но это был отнюдь не Югэн.

- Телефон господина Югэна. Слушаю! – говорил Онидзуми энергично, с искорками веселья, как будто он задорно смеялся над чем-то до того, как взял трубку. Ничего не услышав от звонившего, парень переспросил: - Алло! Алло! Кто это?

- Отдай мне мобильник, придурок, - послышался на заднем плане смеющийся голос Югэна. - Гони его сюда!

Химмэль отнял телефон от уха и негнущимся пальцем нажал кнопку сброса вызова.

- Эй, ты не занят? – в палату заглянул Касаги, сжимающий в руках корзину, набитую фруктами и сладостями. Парень выглядел встрепанным и невыспавшимся, но улыбался, как всегда, светло и дружелюбно. – Можно войти?

- Ты все еще здесь? – хрипло спросил его раненый юноша.

- Ну да. Я хотел дождаться, когда ты очнешься после операции. Так мне можно войти?

По щеке Химмэля пробежала одинокая слеза. Затем он через силу улыбнулся и согласно кивнул.


___________________________________________


________ 17 _______



- Мы вернемся очень поздно, милый.

Кёко помахала рукой Химмэлю, прежде чем сесть в Кадиллак. Отец, устроившись за рулем, не удостоил сына прощальным взглядом. Химмэль, наблюдая за их отъездом с прогулочной террасы, с горечью перевел дыхание. Несмотря на то, что Химмэль все же уехал в США, Ингу не простил ему проявленного упрямства и практически не разговаривал с ним. Кёко прилагала все силы, стараясь помирить отца и сына, но пока не особо преуспела в этом. Сегодня вечером его родители были приглашены на вечеринку в дом какого-то именитого продюсера, имени которого Химмэль не потрудился запомнить.

Стоя на террасе особняка, выстроенного на каменистом холме, юноша смотрел на расстилающийся внизу Лос-Анджелес, на голубое раскаленное марево, зависшее над океаном в ожидании заката. Настроение было отвратительное. Ничего не радовало, даже мысль о том, что две недели пребывания на калифорнийском побережье подходили к концу. Химмэль уже поправился и не чувствовал никакого дискомфорта из-за огнестрельного ранения. Скоро он сядет в самолет и отправится назад, в Японию.

Почему ему так херово?..

Химмэль подумал было о том, чтобы отыскать Касаги и уговорить его отправиться куда-нибудь повеселиться, но передумал – вместо этого он отправился обратно в дом, намереваясь заглянуть в бар отца.

Да, Тиэми Касаги поехал вместе с ним в США. Химмэль сам его пригласил – желая отблагодарить за все хорошее, что сделал Тиэми для него. Правда, сероглазый юноша и сам не знал, в каких отношениях он теперь с ним. Они все еще друзья? Или уже нет? Что-то большее? Или что-то меньшее?..

Во всяком случае, Касаги – сохраняя дружелюбие – держал дистанцию с ним. Он не пробовал больше поцеловать Химмэля или признаться в своих чувствах. Когда Химмэлю хотелось компании, тот с радостью составлял её - ну а в прочее время Тиэми был занят или своим кикбоксингом или чтением книг. В глубине души Химмэль был весьма благодарен ему за подобную тактичность, поскольку в сердце у него царил подлинный хаос.

Проходя мимо бассейна, заполненного сапфирового цвета водой, юноша смерил мимолетным взглядом своего личного телохранителя, нанятого отцом в Калифорнии – огромного двухметрового афроамериканца по имени Стив, весившего около ста сорока килограммов. Тот сидел на шезлонге подле бассейна и, листая журналы, слушал радиоприемник. Химмэль был против телохранителя - тем более такого огромного, на фоне которого он выглядит как немощный мальчишка – но разве Ингу стал его слушать? Отныне афроамериканец должен сопровождать его повсюду за пределами дома – и здесь, и в Японии.

- Какие планы на сегодня, босс? – осведомился у юноши Стив, не отрываясь от журнала.

- Никакие, Джон Коффи. Сиди на попе ровно, - ответил тот небрежно. Химмэль называл его так, потому что Стив напоминал ему персонажа из фильма «Зеленая миля», огромного и туповатого афроамериканца по имени Джон Коффи.

- Ну-ну!- криво усмехнулся телохранитель и умолк.

Химмэль, забрав в баре бутылку виски, ушел с нею к себе в комнату. Там, сидя на постели, он минут двадцать гипнотизировал взглядом свой мобильник и при этом пил виски мелкими глотками, морщась от терпкого вкуса.

Он нарочно ничего не сказал Югэну перед тем как уехал в США с родителями и Касаги. Химмэль дал себе слово, что, если Югэн позвонит ему, то он не ответит на звонок – и сам ни за что не позвонит изменнику. Так он надеялся дать понять Югэну, насколько он рассержен его поведением, насколько устал от ревности и неопределенности. Только вот в одном Химмэль просчитался – тому, похоже, было совершенно наплевать на бойкот, объявленный любовником. Югэн ни разу не позвонил ему, не написал на электронный ящик, ни сделал ровным счетом ничего…

Неужели Югэну настолько плевать на него? Мысль об этом леденила Химмэля, заставляя мучиться. Разумом он осознавал, что ему лучше продолжить тактику бойкота до самого возвращения в Японию, а сердце требовало немедленного ответа: что происходит, почему Югэн молчит?..

В борьбе разума и сердца победило сердце. И Химмэль, осмелев от принятой дозы спиртного, набрал номер Югэна на мобильнике. Затаив дыхание он ожидал услышать голос парня, но… Югэн не взял трубку, вместо этого включился автоответчик, предложивший оставить сообщение после звукового сигнала.

- Э?... – удивился Химмэль, не ожидавший такого поворота.

Сейчас в Токио день и Югэн должен был ответить! Или же он занят? Только вот чем? Или – кем?

Потом Химмэля захлестнула ярость. Как же он унизился, решив сам позвонить ему! Расчувствовался, дурак! Мало его втаптывали в грязь? Мало издевались над ним?!...

Он уронил мобильник на постель и замер, уставившись опустошенным взглядом в одну точку. Спустя несколько мгновений юноша встрепенулся и, схватив в руки телефон, что есть силы швырнул его в стену. Пластиковый корпус раскололся от удара, но он не остановился на этом – принявшись ногой давить на полу остатки мобильника.

- Да к черту! Говнюк! – словно выплюнул Химмэль эти слова.

Значит, тому наплевать на него? Ну и ладно! Какого хрена Химмэль должен переживать больше того, кого он хотел наказать своим молчанием? Да, проучить Югэна не удалось – даже то, что Касаги поехал с Химмэлем в США не вынудило неверного любовника задуматься над своим поведением. Что ж, учитывая, какой сволочью может быть Югэн, Химмэлю следовало быть готовым к подобному повороту событий!

Химмэль, прихватив с собой уже початую бутылку виски, направился к лестнице. Спускаясь на первый этаж особняка, он еще несколько раз приложился к ней. Его душила злость и желание сотворить какую-нибудь безумство. В гостиной он остановился, нерешительно топчась на месте и силясь навести порядок в своей голове. Перед глазами все кружилось: пустующая гостиная, огонь в камине, коридоры, двери, ступеньки и молочные калифорнийские сумерки за чередой панорамных окон. Сделав очередной глоток из бутылки, Химмэль понял, чего он хочет – он хочет развеяться.

Где отец держит ключи от своего Феррари? Кажется, в кабинете.

Тиэми Касаги, расположившийся в кабинете с книжкой, удивленно воззрился на него, когда дверь с грохотом распахнулась. Минуту он наблюдал за тем, как Химмэль роется в ящике стола, затем все же поинтересовался:

- Химмэ… это виски?

- Это? – парень покосился на бутылку, которую поставил на крышку стола. Схватив ее, он залихватски влил себе в горло порцию горячительного напитка, после чего ответил: - Да, виски. У отца этого добра навалом.

- Что-то случилось?

- Что? – Химмэль, продолжая проверять ящики, не сразу понял вопрос Касаги. – А ничего не случилось! Все прекрасно. Замечательно!

- Оно и видно, - вздохнул Тиэми негромко, отложив книгу и продолжая пристально следить за его действиями.

- Ага! Нашел! - Химмэль с торжествующим видом вытащил ключ от автомобиля.

Тиэми Касаги, поняв его намерение, побледнел:

- Химмэ, ты сошел с ума? Ты пьян и хочешь сесть за руль?

- Я хочу развеяться.

- Не дури!

Сероглазый юноша только рассмеялся и шагнул к выходу. Касаги перегородил ему путь с самым благоразумным видом. Но меньше всего сейчас Химмэль хотел быть благоразумным!

- Касаги, отстань, - сказал он, стараясь отпихнуть Тиэми. Но тот, как на зло, стоял на месте как монолитная скала. – Касаги, отойди! Я хочу немного покататься и все.

- Да ты разобьешься!

- Я неплохо вожу.

- Ты пьян! Я не могу отпустить тебя в таком виде, что я скажу твоим родителям?

Юноша сердито надул губы. Для вида он отступил назад, как будто вняв доводам, однако это оказался обманный маневр: стоило Касаги чуть-чуть расслабиться, как он толкнул его. Сбить его с ног у него не получилось, но путь к двери освободился и он тут же рванулся туда. Касаги догнал его в коридоре и крепко схватил сзади за талию.

- Касаги, отвянь! – закричал Химмэль. – Ты меня не остановишь.

Он протестующее махнул рукой и уронил бутылку с виски, та, брякнув стеклом, укатилась в сторону. Сероглазый юноша, сделав усилие, дернулся вперед, но Касаги оказался более ловким – не позволив сдвинуться и на сантиметр. Химмэль, как мог, старался отпихнуть упрямого друга, не решаясь, впрочем, применять грубую силу. Разве можно ударить Касаги только за то, что тот беспокоится о нем? Но, черт, как долго еще он будет мешать ему?!

- Я все равно уеду! – раздраженно пропыхтел Химмэль. – Думаешь, ты упрямее меня? Нет уж!

- Ничего, я все же попробую тебе помешать.

- Я тебя ударю, - соврал тогда он не слишком убедительно.

- Попробуй! – хмыкнул в ответ Тиэми.

Они боролись еще минут пятнадцать. Химмэлю удалось продвинуться в гостиную вопреки активному противодействию с его стороны. Оба парня в конце концов выбились из сил и свалились на диваны, с трудом переводя дыхание и отфыркиваясь от капель пота, стекавших по лицу.

- Я сейчас отдышусь… и все равно поеду… - пробормотал сероглазый юноша. Тиэми Касаги в ответ выругался на японском языке, чем неожиданно развеселил Химмэля. - Какой ты нервный, Касаги! Я уже ездил пьяный на машине, когда жил в Симоносеки. Ничего, живой. И сейчас… - Химмэль, поднатужившись, приподнялся и сел, - сейчас я собираюсь снова прокатиться с ветерком…

- Ты сядешь за руль только через мой труп.

- Тогда второй раунд, - вздохнул Химмэль, подразумевая, что ни за что не откажется от навязчивой идеи.

- Ты страшно, страшно упрямый! – удрученно покачал головой Касаги.

Химмэль тихо хохокнул и, движимый внезапным порывом, потянулся к Касаги и легонько чмокнул его в щеку, вынудив того густо покраснеть.

- Ты мой личный ангел-хранитель. Хорошо, можешь сесть за руль, если не доверяешь мне. Покатаемся вместе.

Видимо, понимая, что Химмэлю ему все равно не остановить, Касаги согласился на меньшее из зол – и сел за руль кроваво-красного Феррари с открытым верхом. Заставив друга пристегнуться ремнем безопасности, он спросил:

- Куда едем?

- Не знаю, - Химмэль беспечно пожал плечами и все же прибавил: – На пляж, наверное.

Устроившись на пассажирском сидении, он включил радио. На первой попавшейся радиочастоте гремел Элвис Пресли и его «A Little Less Conversation». Эстрадный баритон Элвиса в обрамлении зажигательной мелодии вырвался из динамиков – подзадоривая и призывая к действию.

Касаги надавил на педаль газа, и, мягко управляя мощным автомобилем, вывел его из гаража. Джон Коффи слишком поздно заметил отъезжающий автомобиль – бросившись наперерез через сад, он, конечно, не смог ничего предпринять. Феррари, распарывая собою душный вечер, помчался по дороге, огибающий холм, на котором стоял особняк Ингу Фагъедира.


Baby close your eyes and listen to the music
Drifting through a summer breeze
It's a groovy night and I can show you
how to use it
Come along with me and put your mind at ease…


Химмэль, как будто позабыв свою горечь, весело подпевал Элвису, встряхивая головой. Ветер освежал ему лицо, трепал волосы, помогая забыть грусть. Касаги, видя, что настроение у друга улучшилось, улыбнулся и тоже принялся подпевать.


A little more bite and
a little less bark
A little less fight and a little more spark
Close your mouth and open up your heart and
baby satisfy me
Satisfy me baby… *


Касаги оказался очень аккуратным водителем – управляя Феррари, он ни разу не превысил скорость и не нарушил ни одного правила дорожного движения. Следуя желанию Химмэля, он поехал к побережью, но выбрал не ближайший пляж – в это время забитый отдыхающими под завязку.

- Куда мы едем?

- Я знаю одно местечко, где нет так много народа. Я все время туда езжу, когда отдыхаю в Калифорнии.

- А какая разница? Тут нас все равно никто не знает.

- Ну, тебя, допустим, знают, - заметил парень добродушно. – Твое лицо столько раз появлялось в разных журналах.

- Все фигня, - Химмэль откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза. – В Лос-Анджелесе невозможно быть достаточно знаменитым.

- Ты говоришь как прожженный голливудский циник! – усмехнулся Касаги.

- Я услышал эти слова от отца, - рассмеялся его друг. Вспомнив о ссоре с Ингу и установившемся напряжении между ними, Химмэль вновь помрачнел. Поморщившись, он пожалел, что не захватил с собой спиртное.

Касаги покосился на него, одновременно притормаживая перед светофором.

- Может, купим что-нибудь перекусить? – спросил он. - Устроим пикник на пляже.

- Я не взял денег.

- Зато я взял свою кредитку.

Касаги остановился около «Бургер Кинг» и заказал несколько гамбургеров и картошку фри. Запах еды внезапно пробудил Химмэле аппетит и он потребовал купить побольше. Тиэми удовлетворенно улыбнулся, когда друг принялся уплетать гамбургер за обе щеки. Пока он вел машину, направляясь к пляжу, Химмэль, дурачась, помогал ему поедать картошку, засовывая ее ему в рот пальцами. Касаги задорно смеялся, стоило ему промахнуться или уронить картошку.

Пляж, о котором говорил Касаги, находился на юге округа Лос-Анджелес и действительно оказался малолюдным – несколько парочек бродили по кромке воды и только. Он тянулся вдоль района частных владений и не был снабжен освещением. Впрочем, отсутствие света больше импонировало Химмэлю – в темноте, опустившейся на западное побережье, можно было увидеть мириады серебряных звезд и отражение луны на океанской глади.

- Нравится? – поинтересовался Касаги.

- О да… - Химмэль сбросил кроссовки и, зарываясь ступнями в теплый песок, зашагал к воде. По дороге он стянул майку, а затем принялся расстегивать джинсы.

- Ты собрался лезть в воду?

- А что такого? По-моему отличное место для купания.

- Ты пьян! - Касаги тоже разулся и бросился догонять его.

- Ой, брось, я уже протрезвел! – сказав это, Химмэль, улюкнув, забежал в воду.

Касаги последовал его примеру, раздевшись и нырнув. Юноши плескались в воде долго, потом выбрались на берег и развалились на песке, уставившись на мерцающие звезды. Волны набегали на их ноги, затем откатывались назад с легким шуршанием. Где-то вдали слышалась музыка, уносимая ветром вдоль пляжа.

- Касаги… - сероглазый юноша приподнялся на локте, чтобы лучше видеть друга.

- Что?.. – ответил парень, не отводя глаз от звезд.

- Тебе ведь было больно, когда я тебя отшил? Как ты справился с этим?

Тот откликнулся не сразу - и Химмэль уже решил было, что тот обиделся.

- Я пел песни, - еле слышно проговорил Тиэми.

- Да ладно тебе, пел… Хотя, забудь, вопрос был дурацким, - вздохнул юноша, уже сожалея о своем вопросе.

- А почему - нет? – друг снисходительно улыбнулся. – Почему бы и не петь? Это лучше, чем напиваться и гонять на машине, рискуя насмерть разбиться.

Химмэль, задетый за живое, прикусил губу – ему был понятен его намек. Конечно, Касаги не мог не заметить его метаний! И он не мог не знать их причину. Все это время мысли о Югэне невидимой стеной стояли между ним и Химмэлем…

- Ну ладно, - сказал, после многозначительной паузы, Химмэль, - и что ты пел?

- Что-нибудь из фильмов с Богиней.

- И как я сам не догадался? – вновь вздохнул юноша, на сей раз с оттенком шутливости.

Тиэми Касаги в ответ на это заложил руки за голову и, мечтательно сощурив глаза, негромко запел:


When love goes wrong
Nothing goes right
This one thing I know

When love goes wrong
A man takes flight
And women get uppity-oh

The sun don't beam
The moon don't shine
The tide don't ebb and flow… **


Касаги успел начать следующий куплет – его губы накрыл своими губами Химмэль.

Желание поцеловать Тиэми возникло совершенно спонтанно, он и сам не ожидал такого. Химмэль просто последовал за своим желанием и припал к Касаги с поцелуем. Чем был вызван сей порыв? Еще не выветрившимся из крови алкоголем или же вдруг всколыхнувшейся в груди нежностью? Почему все, что раньше вынуждало Химмэля отвергать его чувства, в это мгновение отступило назад, затерялось в урагане его мыслей и чувств?..

Тиэми, не веря еще в происходящее, не сразу ответил на его поцелуй. Нежданное прикосновение вынудило его в смятении остолбенеть. Затем, зажмурившись от переполнившего его восторга, он прильнул к Химмэлю, отзываясь на ласку. Дыхание перехватило, как только он ощутил вкус его губ – такой терпкий и такой желанный.

Химмэль не мог предположить, что поцелуй с Тиэми может быть таким… Удивительно сладостным. Непредсказуемо чувственным. И обжигающе страстным. И, вместе с этими ощущениями, в нем нарастало чувство нежности к Тиэми. Химмэлю хотелось прижаться к нему как можно сильнее, так, чтобы невозможно стало дышать, чтобы надрывное биение их сердец стало единым на двоих, чтобы не осталось никаких сомнений в правильности происходящего. Это просто есть, на сей миг это их маленькая вселенная – их ощущения, их тяга друг к другу сейчас, их торопливые и немного неловкие поцелуи...

Кто-то неподалеку весело свистнул: гулявшая по пляжу парочка обратила внимание на них – и, пусть и не разглядела толком ничего в сгустившейся темноте, однако догадалась о происходящем. Касаги, судорожно вздрогнув, оттолкнул Химмэля. Пока удивленный такой реакцией сероглазый юноша сидел на песке и хлопал ресницами, тот быстро собрал разбросанную на песке одежду, затем категорично заявил:

- Пойдем отсюда. Давай вернемся домой.

- Испугался? – рассмеялся над ним Химмэль.

- Да. Меня тут не знают, но тебя могут узнать. А шутников с камерами на мобильниках хватает, - в голосе Касаги отчетливо звучало напряжение. – Прошу тебя, Химмэ, поедем домой.

Химмэль криво усмехнулся и небрежным жестом убрал растрепавшиеся волосы со лба, стараясь при этом подавить всколыхнувшееся раздражение. Тиэми умудрился испортить момент! Подумаешь, зеваки шляются поблизости! Впрочем, той логической частью своего сознания, которая не была повергнута в отчаяние и опутана злостью, он отчетливо понимал правоту парня. Его выходка попахивала нешуточной опасностью для репутации и карьеры. Стоит ли оно того?

- Твое благоразумие непобедимо! – сказал он, принимая протянутую руку и поднимаясь на ноги. – Хорошо. Вези меня домой.

Пока Касаги рулил, направляя Феррари обратно к Лос-Анджелесу, Химмэль смотрел в сторону, равнодушно прислушиваясь к радио. Говорить что-либо не тянуло. С губ уже испарился вкус поцелуев, из головы выветрился шальной дурман, подтолкнувший было Химмэля к Тиэми. Вдыхая теплый, бьющий в лицо воздух, сероглазый юноша спросил сам себя – что же делать дальше?..

Он, должно быть, совсем тронулся умом, раз решился поцеловать Касаги. Ведь все это только отчаянная прихоть, не больше. Что теперь тот будет думать о нем?.. А Югэн? Как быть с ним? Терпеть и дальше его измены?.. Да разве он сможет выносить эту пытку и дальше? Он точно сорвется и… Химмэль встряхнул головой, безуспешно отгоняя от себя опасные мысли. Но легче не становилось.

Когда они подъехали к особняку, то увидели, что Ингу и Кёко уже вернулись. Химмэль, входя в гостиную, успел мельком удивиться этому – ведь они, вроде бы, собирались прийти с вечеринки довольно поздно.

- Химмэ! Где ты пропадал? – воскликнула мать сразу же.

- Катался, - буркнул тот, планируя как можно скорее сбежать в свою комнату.

- С ветерком покатался? – осведомился Ингу, приближаясь к нему. Оказавшись близко, он тут же учуял запах спиртного. Рассержено он сжал пальцами подбородок сына и вынудил того встретиться с ним взглядом. – Еще и напился! Умотал на тачке и мы с твоей матерью должны переживать и гадать, где ты и что с тобой?

- Что, Джон Коффи настучал? – догадался Химмэль. Вот почему родители вернулись раньше!

- Ты уехал без ведома телохранителя, да еще и пьяным, черт возьми! – повысил тон Ингу, продолжая удерживать его. – Да, ему пришлось позвонить мне!

- Я не сидел за рулем, понятно? Касаги вел машину! - Химмэль, задетый менторскими замашками отца, высвободился.

- Мне, выходит, надо сказать «спасибо» твоему другу? - Ингу пронзительно поглядел на молчаливого Тиэми. – А если и он тоже пьян?

- Можешь вызвать полицейских и провести экспертизу, если не веришь мне! – надменно парировал Химмэль.

- Мы беспокоимся о тебе, Химмэ, - строго произнесла Кёко. – В тебя стреляли и теперь…

- Да не в меня стреляли, миллион раз уже объяснял!

- Это не имеет значения. Ты должен соблюдать меры безопасности, - оборвал сына Ингу. - Я не так много от тебя прошу, просто быть благоразумным.

- Супер! Что может быть проще? – ответил Химмэль. Ему надоело слушать нотации отца и матери. Отвернувшись, он взбежал вверх по лестнице и демонстративно хлопнул дверью своей комнаты. У него разболелась голова – наверное, от чрезмерной нервозности. Бросившись на постель, юноша накрыл голову подушкой и заснул, пребывая в поганом расположении духа.

Спал Химмэль беспокойно, тревожно.

Ему снился Югэн. Тот находился в каком-то доме, где царила невыносимая духота, пахло плесенью и алкогольными испарениями. Югэн бродил по коридору, заглядывая в комнаты, будто ища кого-то и не находя. Химмэль повсюду следовал за ним, не понимая, что тот разыскивает.

«Где же вы? Где вы?» - бормотал Югэн, его голос дрожал.

Зайдя в ванную комнату, он остановился. Кто-то до краев наполнил ванну водой. Освещение рябило – лампочка то гасла, то загоралась снова – а свет, отражаясь от воды, кривыми бликами падал на обложенные мрамором стены. Что-то непередаваемо жуткое было во всем этом. Югэн опустился на колени перед ванной и провел по воде рукой.

«Простите меня! Я не должен был уезжать… - прошептал он. – Если бы я остался, то смог бы защитить вас…»

Вода начала неумолимо затягивать его, пока не поглотила полностью. Югэн оказался лежащим на дне ванны, под толщей воды. Химмэль, испугавшись, сделал попытку вытащить его, но не сумел – тело Югэна налилось свинцовой тяжестью и неподвижно осело на дне. Не в силах помочь, Химмэль в ужасе вперился взглядом в его лицо, размытое разделяющей их водой.

Проснулся юноша весь в холодном поту. Он задыхался.

Резко сев на постели, он судорожным движением вытер пот, струящийся по лицу. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы убедить себя в том, что Югэн был всего лишь частью ночного кошмара. Кто-то шевельнулся в темноте и Химмэль инстинктивно вздрогнул, уловив это движение.

- Химмэ… - тень обрела голос, он принадлежал Тиэми Касаги.

- Ты? – хрипло проговорил Химмэль, еще не слишком хорошо соображая.

- Прости, я напугал тебя? – Касаги пододвинулся ближе к нему.

- Давно ты так сидишь? - Химмэль оглянулся на циферблат электронных часов, стоявших на прикроватной тумбочке. Те показывали половину четвертого утра. Пошарив рукой по тумбочке, он отыскал пульт управления всей техникой в апартаментах и нажал на кнопку – жалюзи открылись, пропуская блеклое предрассветное марево. В комнате стало светлее.

- Не знаю. Я не решился тебя разбудить, когда пришел.

- А почему ты пришел?

Касаги ничего не сказал. Он просто пододвинулся еще ближе и поцеловал Химмэля – заспанного, встревоженного, чьи губы были сухи и совершенно не ждали какого-либо прикосновения. Тиэми это совсем не смутило, он, прильнув к нему, ласкал его губы своими, наслаждаясь ощущениями.

- Я пришел, потому что ты дал мне надежду… - прошептал, наконец, Касаги, оторвавшись от него. – Там… на пляже…

Химмэль в смятении смотрел на него, не зная, как быть. Сказать «да? Или «нет»? Оттолкнуть или обнять? В голове все перемешалось – он не понимал, чего на самом деле хочет, чего ждет. Он совершенно запутался в происходящем, потерял внутренний ориентир. Да, он поцеловал Касаги на пляже этим вечером – но Химмэль по-прежнему видит в нем именно друга. Самого хорошего и самого лучшего друга. Как, черт возьми, выпутаться из такого клубка запутанных и ушедших в тупик отношений?

- Химмэ?.. – выдохнул Касаги вопросительно, ожидая его реакции.

Тело сероглазого юноши начала бить мелкая нервная дрожь. Кажется, никогда еще он не ощущал такой эмоциональной усталости как сейчас. Как ему хотелось перестать испытывать сомнения, которые рвали его на части! Как хотелось сейчас забыться и поймать хотя бы призрачное ощущение душевного покоя! Может, Тиэми поможет ему? Возможно, рядом с ним Химмэлю станет легче?..

- Не уходи, - шепнул Химмэль, обнимая парня и касаясь губами его виска. – Останься…

Тиэми, просветлев, принялся осыпать лицо парня жадными поцелуями, настойчиво теснясь к нему. Химмэль поддался, опускаясь на перину и позволяя его рукам блуждать по своему телу. Его продолжало трясти, тревога не исчезла - напротив, в груди разрасталось отчаяние.

- Я все сделаю для тебя, - проговорил Касаги нежно. – Ради тебя…

- Знаю. Я знаю… - едва слышно проговорил тот, закрывая глаза.

Да, Химмэль знал, что он говорит чистую правду. Тиэми никогда не предаст его, никогда не подведет, никогда не причинит боль умышленно. Он не сомневался в привязанности Тиэми. Он мог быть уверен, что Тиэми свернет горы, чтобы сделать его хотя бы чуточку счастливее. Осознание этого вынуждало Химмэлю чувствовать вину перед ним.

Касаги снял с Химмэля майку и осторожно, с почти детским любопытством, пальцами дотронулся до татуировки. Химмэль, не размыкая век, внутренне сжался. Он выбрал рисунок для наколки не случайно, а в память о предательстве Югэна. Кровоточащее сердце, опутанное терновником и пронзенное кинжалом, должно было напоминать ему о вероломстве любовника всю оставшуюся жизнь – чтобы Химмэль больше никогда не повторил своей ошибки…

Тиэми не стал задавать вопросов. Он провел рукой по его груди, коснувшись сосков, затем склонился и стал ласкать их губами. Химмэль поежился от приятного покалывания и даже слабо улыбнулся – неопытность Касаги с лихвой компенсировала его страстность. Интересно, тот представляет, как нужно вести себя дальше? Наверное, стоит Тиэми добраться до застежки его джинсов - и между ними обязательно возникнет какая-нибудь неловкость!

- Ох, черт! – непроизвольно воскликнул Химмэль, когда тот взял его член рот.

- Прости, я сделал тебе больно? – любовник тут же остановился.

- Больно? Нет! Как-то даже слишком приятно. Я-то думал, ты не умеешь делать такие вещи…

Касаги смущенно улыбнулся, довольный его ошеломленным и возбужденным видом:

- Я смотрел порно. Мне хотелось знать, как нужно доставлять удовольствие… - он запнулся и густо покраснел, закончив: - Тебе.

- Какая предусмотрительность! – рассмеялся Химмэль.

Его тронуло стремление Тиэми научиться азам сексуальных ласк, чтобы доставить ему удовольствие. Приподнявшись, он притянул к себе парня и жарко поцеловал, сминая его губы и играя с его языком. Тиэми глухо застонал, сладко съеживаясь от его касания, и сам набросился на него, с одержимостью глотая поцелуй. Химмэль обнял парня, забираясь руками под резинку домашних штанов и сжимая его округлые упругие ягодицы. Теперь сероглазый юноша тоже почувствовал нарастающее возбуждение, и их возня приобрела действительно распаляющий и чувственный характер.

Тиэми вновь спустился вниз и занялся членом своего любовника, старательно вылизывая его, обхватывая губами и растирая пальцами. Жаркие вздохи и стоны Химмэля заводили его все сильнее, пронзая все тело спазмами вожделения и причиняя почти боль – долго сдерживаемое влечение рвалось наружу, требуя удовлетворения. Несмотря на это, Тиэми не осмеливался попросить ласки для себя, готовый поступиться своими желаниями ради возлюбленного. Тот, заметив, как капли пота стекают по вискам Тиэми, решительно потянул его к себе.

- Иди сюда, - сказав так, Химмэль помог его возбужденному органу высвободиться из одежды.

Касаги всхлипнул, едва его рука начала двигаться вверх-вниз по члену. Химмэль лег рядом, прижавшись к нему, дал понять чего хочет – и тот тоже сжал его член. Двигая руками, юноши целовались, то заигрывая языками, то покусывая друг друга. Очень быстро ритм нарастал, приближая их обоих к заветной черте. Быстрее, еще быстрее… Наконец, водоворот наслаждения накрыл их с головой, утянув в свою пучину. Тиэми, не в силах сдержаться, закричал, корчась от испытываемого экстаза.

- Я люблю тебя, - простонал он затем, бессильно обвивая плечи Химмэля руками.

Химмэль, спрятав взгляд за ресницами, с трудом перевел дыхание, приходя в себя после оргазма. С Югэном он кончал куда более бурно и захватывающе, голову ему сносило сразу и надолго, а повторения хотелось сразу же, как только появлялись на это силы - однако и секс с Тиэми оказался очень даже неплох. А уж для первого раза – тем более.




______________________


* Закрой глаза, крошка, и послушай музыку,
Скользя по волнам летнего ветерка,
Сегодня превосходный вечер и я покажу тебе,
как им распорядиться
Пойдем со мной и не думай ни о чем.


Давай попробуем чуть больше кусаться
и чуть меньше лаяться
Чуть меньше ссор и чуть больше огня
Закрой свой рот, раскрой свое сердце и
попытайся доставить мне удовольствие, крошка
Доставь мне удовольствие, крошка

--------

** Мэрилин Монро и Джейн Рассел "When love goes wrong"

Когда в любви все идет не так,
Вообще ничего не клеится –
Это единственное, что я знаю…
Когда в любви все идет не так,
Мужчина сбегает,
А женщины наглеют, о…
Солнце не сияет,
Луна не светит,
Приливы и отливы не наступают...

---

14-15

_______ 14________



'Cause goodbye's on the tip of my tongue
Tell me there's a reason to stay
'cause I'm about to get up and run…


Напористый, с легкой хрипцой голос Кэлли Кларксон, доносящийся из мощных динамиков ночного клуба, требовал от мужчины решительного шага, направлял его к цели и призывал отбросить все сомнения. Певица убеждала своего избранника перестать избегать её и выставлять преграды на путь ее чувств, намекая, что скоро у нее закончится терпение.


Better think about the words you say
If you don't wanna end up alone…


В час ночи элитное ночное заведение «Pinky Club» был забит под завязку развеселыми людьми, представляющими из себя удивительную смесь из звезд эстрады, модного мира, представителей богатейших кланов Токио и их отпрысков. За столиками шикарного клуба можно было запросто узреть нынешнюю поп-королеву, жену могущественного банкира или же эксцентричного родственника императорской семьи – всех их объединяли деньги, которыми они швырялись направо и налево, а так же желание поразвлечься в богемной тусовке. Все условия как для первого, так и для второго «Pinky Club» с радушием им предоставлял, с шиком и блеском опустошая карманы богатых прожигателей жизни. Миновав двери клуба, гости могли не опасаться косых и любопытных взглядов, нежеланного внимания – тут они могли расслабиться, тут они находись в своей родной стае, где каждый знал правила игры. Под грохот музыки, в дымном полумраке люди танцевали, пили спиртное, обнимались, болтали о ничего не значащих вещах или же, купив ключ от "комнаты свиданий" - уединялись там.

Ингу Фагъедир появился в клубе как и подобает идолу рок-музыки: невероятно дорогие и помпезные ботинки, кожаные брюки, разукрашенные заклепками и черная жилетка, надетая на голое тело и открывающая взору искусно шрамированный торс мужчины. Его облик дополняли встрепанные светлые волосы, обрамляющие ангельски красивое лицо, не вяжущееся с его дерзким имиджем. Смотрелся он невероятно вызывающе и сексуально, а отсутствие спутницы подле него послужило своего рода сигналом всем особям женского пола в клубе. Они устремились к нему, обступили со всех сторон, говоря наперебой и мешая ему следовать за хостес. Заказанный столик находился на втором уровне, нависшим над главным залом и танцплощадкой - там Ингу уже ждала его давняя подруга.

- С дороги, сучки! – по-английски гаркнула на девиц и женщин Феникс Трир, завидев высокого блондина. Растолкав их, она кинулась ему на шею с криком: - Ингу! Черт, как я рада тебя видеть!

Сероглазый мужчина рассмеялся, крепко обнимая ее в ответ.

- Почему ты один? - поинтересовалась фотомодель.

- Кёко все равно не любит ночные клубы, - отмахнулся тот легкомысленно.

- Жаль! Я столько слышала о ней от тебя и так хотела познакомиться... ну да ладно! Молодец, что позвонил мне. Я тоже хотела с тобой встретиться, - Феникс с чувством расцеловала Ингу, затем, сжав руку, повела к своему столику.

Там восседал несколько растерянного вида мужчина в смокинге. Его нельзя было назвать толстым - скорее по-младенчески пухлым, схожести с младенцем ему придавали так же жидкие волосы цвета спелой пшеницы, облепившие его голову и безвольный подбородок, утопающий в воротничке сорочки. Одновременно с растерянностью, его физиономия хранила отпечаток брюзгливой надменности, свойственной наследным богачам. Поднявшись навстречу Ингу, он оказался ниже его и Феникс на две головы.

- Ингу, познакомься: это мой жених Фридрих Вайсгаупт, - представила Феникс своего пухлого спутника. - Фридрих, это Ингу Фагъедир, ты, конечно, о нем слышал.

- Жених? - удивился Фагъедир довольно бестактно.

- Да. Мы познакомились на неделе моды в Берлине четыре недели назад, - чмокая Фридриха в щеку, объяснила женщина. - Любовь с первого взгляда, представляешь? И он сразу же сделал мне предложение руки и сердца. Как романтично, согласен?

- О да, - криво усмехнувшись какой-то своей мысли, согласился Ингу.

- Давай выпьем за встречу, - предложила Феникс, после того как они сели за стол. Она подала стакан с виски Ингу и сама вооружилась таким же. Без колебаний опрокинув в себя напиток, она с умиротворенным видом закурила крепкую сигарету и заговорила: - Когда мы в последний раз виделись? Летом? До чего летит время! Веришь или нет - я была завалена работой и даже не замечала, как проходят дни. Я объездила весь мир за эти месяцы: Америка, Европа, побывала даже в Австралии, в этой стране кенгуру. А сейчас у меня вроде как отпуск. И я решила заглянуть в Японию, отдохнуть здесь.

- Мы здесь ненадолго, - вставил Вайсгаупт, потягивающий, в отличие от них легкий коктейль с ничтожной примесью вермута. - Мне скоро нужно срочно вернуться в Берлин. К тому же Феникс нужно готовиться к свадьбе. Моя мама ждет не дождется, когда мы вернемся домой.

Ингу недоуменно приподнял брови, выслушав его и покосился на подругу. Та словно даже и не слышала слов жениха и, встряхнув копной длинных блондинистых волос, проглотила очередную порцию виски, после чего крикнула Ингу:

- Пойдем, потанцуем! - повернувшись к Вайсгапту, она хлопнула его по плечу и бескомпромиссно прибавила: - а ты подожди нас здесь, милый.

- Но... - начал тот было бормотать, однако красотка уже забыла о нем и шла к лестнице под руку Ингу Фагъедиром.

Вместо танцпола Феникс увлекла сероглазого мужчину к выходу.

- Ты на машине? - спросила она его.

- Да, - откликнулся тот. - Что задумала?

- Хочу сбежать отсюда в более веселое место. Ты ведь не против?

- Ты меня знаешь, я никогда не против, - Ингу отдал распоряжение служащему клуба подогнать его автомобиль к стоянке, затем полюбопытствовал с ехидством: - А что жених?

- Да пошел он к черту! Зануда! И не жених он мне вовсе - разве ты можешь представить себе, чтобы я выскочила замуж за этого аристократического жлоба? Я ж загнусь от скуки рядом с ним... Короче, пусть сидит там хоть до посинения, плевать я хотела. Поехали развлекаться!

Они погрузились в белоснежный Майбах, причем Феникс настояла на том, чтобы сесть за руль - так как она знала дорогу в одно из злачных мест, где можно как следует расслабиться. Ингу уступил ей право рулить и устроился на сидении пассажира. На его вопрос, есть ли у нее что-нибудь "для бодрости", Феникс выудила из клатча маленький серебряный кулон, под крышкой которого хранились несколько щепоток белого порошка. Мизинцем захватив немного кокаина, он вдохнул через ноздрю.

- Я видела твоего сына. Красивый мальчик, даже слишком красивый! Кто б мог подумать, что он, не зная своего отца, тоже пойдет в шоу-бизнес. Это, наверное, наследственное, - превышая скорость, она гнала автомобиль по ночным улицам. Не сбавляя скорости, Феникс тоже взяла щепотку кокаина и вдохнула ее. - Да и Кёко твоя очень даже ничего.

Ингу промолчал в ответ на ее слова, не желая говорить о своей семье.

- Расскажи мне, как у вас дела. Как развод Кёко? - не отставала Феникс, заинтригованная его молчанием. - Пресса только и пишет о вас, о Химмэле. Уж сделай одолжение, поделись с другом.

- Да чем делиться? Ты все знаешь из желтых газет, - криво улыбнулся Ингу, закуривая и опуская стекло.

- Ты выглядишь каким-то... разочарованным. Я полагала, ты счастлив, что нашел свою семью.

- Я счастлив.

- Тогда почему у тебя такая унылая рожа?

- А хрен ее знает, почему! Может, это последние конвульсии закоренелого холостяка, - ее вопрос рассмешил Ингу. - Ну а ты? Для чего притащила с собой этого откормленного индюка?

- Не хотелось ехать в Японию одной, - пожала та плечами. - Я и с Нагисой отлично бы провела время, но она сейчас не в состоянии развлекаться - у нее из-за ее постоянных голодовок что-то там случилось с почками. Так что она теперь заперта в реабилитационной клинике. Пришлось взять Вайсгаупта... Он миллиардер, завидный жених и все такое... Короче, увидев меня рядом с ним - кое-кто зарубит себе на носу, что я отлично устроилась в жизни.

Ингу, конечно, понял, кого она имеет в виду, и слабо улыбнулся.

- Ну, прямо военные маневры, - насмешливо заметил он.

- Скорее боевые учения, милый мой, - выдала на это Феникс. И, не оставив надежды расшевелить Ингу, продолжила расспросы: - Кстати, слышала, твоя команда собирается в Японию. Когда их ждать? Потусили бы все вместе как в старые добрые времена.

- Через пару недель будут здесь.

- Решил не откладывать работу над альбомом из-за семьи?

- Ты не хуже меня знаешь, в шоу-бизнесе нет места проблемам с семьей.

- Почему сразу "проблемы"? Я имела в виду, что тебе следует подольше насладиться счастьем.

- Хм...

Ингу не проронил больше ни слова. Феникс едва заметно удрученно покачала головой, подумав: "Кажется, дела обстоят еще хуже, чем мне в начале показалось. Когда Ингу разыскал Кёко и Химмэля, он был так счастлив! А сейчас он явно чем-то недоволен, мрачен... Что у них там происходит?"

Действительно, у нее были причины забеспокоиться! Раньше, бывало, у Ингу случались неприятности, но он никогда не позволял себе "кислых рож". Однажды он, отыграв концерт, за кулисами потерял сознание, а очнувшись в госпитале не смог подняться на ноги - возникла угроза повторного паралича. Ему пришлось пережить операцию на позвоночнике и никто тогда не мог поручиться за его будущее. Ингу, несмотря на боль и неопределенность, не падал духом и всегда мог найти повод для шутки. Таким его знали все друзья и знакомые - несгибаемым парнем с долей эксцентричности, готовым своротить горы на пути к цели, в сердце которого под коркой циничности остались доброта и умение любить. Что изменилось сейчас? Сейчас, когда, казалось бы, он должен быть счастливее всех людей на белом свете?

Оказавшись в Синдзюку, Феникс свернула в сторону квартала Кабуки-тё, и, в конце-концов, притормозила возле заведения весьма сомнительного вида, едва не задавив при этом стайку девиц перед входом. Вовремя отскочив в сторону, они с любопытством уставились на роскошный автомобиль, а затем на тех, кто через мгновение из него вылез. Кто-то из них узнал Ингу и радостно зачирикал, испепеляя знаменитость пылающими взоры.

Ингу пробежал взглядом по обшарпанной вывеске - "Турецкая баня "Асар".

Несмотря на то, что он впервые оказался в квартале Кабуки-тё, ничто здесь не удивляло его. Подобные кварталы и заведения можно найти в любой точке мира, в любом крупном городе, там, где множество людей живут скученно и объединены одной общей целью - заработать денег. Выполняя роль клапана, выпускающего из котла накопившийся пар, такие злачные места - комбинаты порока, эксплуатирующие секс притоны - были необходимы мегаполису как воздух, являлись его неотъемлемой частью. Сюда, привлеченные запахом денег и развлечений, слеталась как молодежь, так и зрелые люди, стремящиеся найти отдушину в стремнине сумасшедшей городской жизни, сбросить напряжение или удовлетворить свои тайные желания и фантазии. Здесь похоть и алчность воспринимались как нечто естественное, как предмет купли-продажи, являясь неизменным атрибутом жизни квартала.

- Баня так себе, но местные массажистки лучшие в Кабуки-тё, - прокомментировала Феникс. - Сам сейчас убедишься.

Распорядитель бани - маленький и тощий как щепка мужчина, с темным и потным лицом, стал раскланиваться перед ними, со смешным акцентом пытаясь выговорить их имена: "Ториру-сан" и "Факуётиру-сан". Феникс бросила ему пренебрежительно, что хочет свою обычную кабинку.

Одна из полуголых девиц, чью грудь и бедра прикрывали только узкие полоски ткани, проводила их в недра заведения. Фагъедир равнодушно наблюдал открывающиеся ему сцены из ночной жизни бани: в сумрачно-молочной атмосфере, где перемешались запахи сырости, грязного пара, человеческого пота, дым от кальяна, испарения спиртного и еще черт знает чего, худые тела массажисток плавали рядом с телами вальяжно развалившихся на кушетках и скамейках клиентов. На качественный массаж действия красоток отнюдь не походили, представляя собой практически незавуалированную сексуальную стимуляцию.

Едва они с Феникс устроились на мягких подушках в вип-комнате, как их окружили девушки, рассевшись рядом на кушетках и у их ног. На столике сразу же появилось спиртное, закуски, кальян. Феникс шепнула что-то на ушко одной из красоток и та, понимающе кивнув, упорхнула, а вернулась со шкатулкой - в ней аккуратными рядами лежали самокрутки, набитые марихуаной. Сохраняя на лицах обязательные услужливо-призывные улыбки, девицы предложили гостям скинуть одежду и оставить при себе только простыни. Ингу, раскуривая самокрутку, отрицательно покачал головой в ответ.

- Ты собрался сидеть в бане в одежде? И как, скажи мне, ты собираешься расслабиться? - спросила его Феникс.

- Вот этого, - движением ресниц мужчина указал на самокрутку, - мне достаточно для расслабления.

Блондинка, помедлив, весело рассмеялась, понимая настоящие мотивы поведения Ингу - ведь теперь тот, как-никак, уже несвободен. Пусть он еще не связан официальными узами брака, однако этого и не нужно было для того, чтобы вести себя со всей ответственностью. Ну что ж, ладно! Если он не хочет раздеваться и позволять массажисткам прикасаться к себе - это его право.

Пока удалившись, удалившись за ширму, освобождалась от одежды, Ингу набрал короткое сообщение на мобильном телефоне и отправил его. Феникс вернулась в комнату небрежно завернувшись в простыню, настолько небрежно, что можно было полюбоваться ее небольшой, но очень красивой грудью и округлым и подтянутым задом. Нисколько не стесняясь, она скинула ее и улеглась на кушетку, отдаваясь во власть рук массажисток. Те, смочив ладони в ароматном масле, принялись с любовностью растирать ее тело, не пропуская ни сантиметра ее кожи. Ингу курил и пил виски, с легким интересом следя за действиями юных массажисток, чьи движения становились с каждой минутой все более интимными: их пальцы касались всех возможных возвышенностей и впадинок, проникали в ложбинки, стимулируя эрогенные зоны. А Феникс, прикрыв глаза длинными ресницами, томно вздыхала, демонстрируя свое удовольствие.

Впрочем, вскоре ему надоело это зрелище. За все время проведенное на олимпе славы, он успел насытиться разного рода удовольствиями. Сначала деньги и вседозволенность кружили ему голову, толкая на различные приключения, но очень скоро он осознал: светские рауты, вечеринки и оргии, привнесенные в его жизнь вместе с мировой славой - ужасно скучны. Образ жизни, являющийся неукоснительным правилом для большинства представителей звездной тусовки, для него казался абсолютно бредовым. Он не умел жить столь бессмысленной жизнью - и не желал этому учиться. Единственное, что казалось ему действительно настоящим - это его семья. Семья, которой он был лишен...

Теперь у него есть семья. И он благодарил всех возможных богов за шанс вновь увидеть Кёко и Химмэля. Их воссоединение - чудо. Он не смел надеяться, что Кёко простит его и что у них появится возможность построить общую жизнь. А Химмэль? Разве он мог предполагать, каким замечательным вырастет его сын, каким талантом и силой воли тот будет обладать?.. Он любил бы сына, даже если б тот и не обладал всеми этими качествами, но Химмэль превзошел все его ожидания. И, всякий раз глядя на него, Ингу чувствовал жгучую любовь и невероятную гордость...

И все же, был некто, кто отравлял жизнь Ингу - Кисё Куроки.

Ингу не доверял старику, испытывая к нему неприязнь на уровне инстинктов. Сын не рассказывал о том, как ему жилось под крышей господина Куроки, и Ингу не знал, каково приходилось тому в доме деда, но он верил своим собственным глазам: Химмэль становился нервозным в присутствии деда, в юноше проступала озлобленность, свидетельствующая о глубоко сокрытых душевных ранах. Химмэлю нелегко дается общение с Кисё Куроки, он идет на это только ради матери - Ингу отчетливо видел это - и его бесила слепота Кёко. Бесила почти столь же сильно, сколь он любил ее. Она решила идти на компромисс там, где следовало вести войну до победного конца, дабы проучить противника! Не такого поведения он ожидал от любимой женщины...

Хотя, наверное, тут дело не только в Кисё Куроки и Кёко. Ингу не мог не осознавать, что и сам не чист на руку - и именно поэтому ему так трудно в последнее время сдерживать раздражение... Ни Кёко, ни Химмэль не знают о его зависимости. Он хотел завязать с наркотиками втайне от них, однако не вышло - приступы судорог становились только сильнее, лекарства не помогали и он, выдержав немногим более полугода, сорвался. Ингу не намеревался тешить себя иллюзиями - он не сможет скрывать от семьи свою зависимость вечно, рано или поздно они узнают. И можно только отчаянно гадать, как сие открытие повлияет на их семью...

- Феникс?!

Ход мыслей Ингу прервал возглас Хидэ Сато, появившегося на пороге вип-комнаты. Блондинка, вынырнув из блаженного состояния расслабленности, вскинула голову на внезапно материализовавшегося бывшего бой-френда.

- Хидэ? Какого черта... - от неожиданности Феникс даже не смогла выругаться как следует.

- Это ты какого черта желаешь в этом вонючем притоне? - заорал, пожелтев от приступа гнева мужчина. - Да еще и позволяешь всяким шлюхам прикасаться к тебе!

- Ах, шлюхам?! Ну и катись к своим стерильным фригиднам, дерьмо ходячее! - в Сато полетела сначала смятая простыня, затем флакончики с маслом. Заметив, что Фагъедир язвительно посмеивается, она догадалась, откуда в бане появился Хидэ. И возмущение нагой фурии обратилось на сероглазого мужчину: - Ты! На хрена ты сказал ему, где я? Говнюк!

- Ну прости, - нахально ухмыльнулся тот. - Я тоже иногда беру взятки.

- Да вы оба то еще чмо!

Феникс соскочила с кушетки, полная решимости одеться и как можно скорее избавиться от их общества. До Хидэ Сато, наконец, дошло, что он начал разговор с бывшей пассией не с той ноты и теперь у него есть все шансы опять оказаться в пролете. Поэтому все следы гнева исчезли с лица японской эстрадной звезды, уступив место заискивающей влюбленной мине. Он бросился к Феникс и умоляюще заговорил:

- Любимая! Выслушай меня...

Та принялась отбиваться от него руками и ногами, попутно вываливая на присутствующих потоки матерных слов. Массажистки, опасаясь, как бы не попасть под горячую руку, ретировались. Ингу, выплюнув почти истлевший косячок в урну, поднялся с дивана и, прихватив с собой шкатулку с самокрутками, тоже поспешил оставить сцепившуюся парочку. На выходе бросив несколько крупных купюр распорядителю, он попросил его и его вышибал не вмешиваться в драку Феникс и Сато. А потом прибавил еще приличную сумму за то, что забирает с собой шкатулку.

- Счастливо пути, господин Факуётиру! - подобострастно раскланялся перед ним распорядитель бани.

Совершенно не переживая о том, чем может закончится сегодняшняя встреча Феникс и Хидэ Сато, сероглазый мужчина уселся в свой Майбах и отправился домой. Вернулся он в особняк уже под утро, когда первые капли рассвета начали растворять черноту ночи на востоке. В гостиной навстречу хозяину выбежал Потрахун фон Гитлер, виляя хвостом. Ингу потрепал пса по загривку и прошел в спальню.

Кёко крепко спала, уткнувшись лицом в подушку. Остановившись у основания кровати, мужчина залюбовался умиротворенным лицом возлюбленной. Уходя вечером, он на ее вопрос: "Куда ты?" ответил подчеркнуто неопределенно и даже резко. Не смог скрыть нагнетавшейся в душе злости. Конечно, он понимал - она будет беспокоиться, переживать - однако такой расклад дел даже устраивал его.

"Я вел себя как дурак", - сказал сам себе Ингу, осторожно опускаясь на ложе рядом с Кёко.

Действительно, дурак. Он, после долгих лет поисков, сумел разыскать свою семью. Чудо произошло, они - он, Кёко и Химмэль - снова вместе. Что, кроме этого, имеет значение? Злиться на любимую женщину и сомневаться в приобретенном счастье из-за такой ничтожной проблемы как Кисё Куроки? Как глупо! К черту старикана и все, что с ним связано! Больше тень Куроки больше не встанет между Ингу и Кёко. Пусть старик втайне и хочет навредить им - Ингу приложит все возможные и невозможные усилия, чтобы разрушить все его чаяния.

Ничто и никто не сможет помешать их счастью.



____________________________________________



_________ 15 ________



- Мы же знаменитости, а возят нас по-прежнему на автобусах! – проворчал Нибори Оониси, ковыряясь наманикюренным пальцем в обшивке кресла, на котором сидел.

- По твоему, ехать за город на лимузине уместнее? – насмешливо осведомился Дайти Хига, листая журнал, посвященной здоровому питанию.

- Зато все бы сразу же смекнули: едут важные персоны!

- Да, но только – на фига?

Оониси бросил на него пренебрежительный взгляд, всем своим видом намекая, что не собирается объяснять очевидные вещи: если Хига такой простак, что не осознает своего звездного статуса и не желает требовать себе причитающихся по праву привилегий – его дело. Впрочем, недовольство Нибори транспортом, арендованном CBL Records, прочие участники группы также не разделяли, не высказав ни единого замечания. Автобус был оснащен по последнему слову техники – эргономичные кресла и диваны, бар и кухня, спутниковое телевидение и Интернет. За тонированными стеклами, эффективно задерживающими как людские взгляды так и солнечные лучи, проносились и оставались позади небольшие городки, фермы, утопающие в молодой сочно-зеленой растительности, мосты через небольшие речки, пролески и рощи. Автобус уносился вперед, торопясь доставить участников реалити-шоу к частному пансионату "Дзёсо", где в следующие два дня должна были пройти съемки очередного выпуска шоу "Ужин у Бао-Бао".

Дорога длилась уже почти час и Оониси скучал; он уже отписался в Твиттере, что отправился на съемки, поиграл в PSP, выпил литр газировки и не знал чем себя занять. Он в который раз бросил взгляд на Химмэля - тот выглядел хмурым и был занят чтением сценария к заключительному эпизоду сериала. Нибори очень хотелось подобраться поближе к нему, но в последнее время Химмэль постоянно находился во взрывоопасном настроении и на все посягательства в сторону своей персоны реагировал резко. В последний раз, когда Оониси попробовал его приобнять, сероглазый юноша двинул ему локтем в ребра, причинив кошмарную боль. Люси Масимо, конечно, отчитала Химмэля за грубое поведение, на что он не преминул огрызнуться:

"Хватит ему липнуть ко мне! Достал уже".

"Нацуки, ты совсем тупой? С луны свалился? - не стала выбирать выражений Масимо, по-прежнему пахавшая на двух должностях как ломовая лошадь. - Почему я должна объяснять тебе очевидные вещи, которые все парни в шоу знают и так?"

"Да помню я о чертовом имидже! Быть приветливым, дружелюбным и бла-бла-бла! Просто пусть он перестанет щупать меня и я не стану возникать".

" Нет, Накуки, нет! Я настаиваю, чтобы Оониси щупал тебя", - сказала, как отрезала, Масимо.

"Это еще почему?"

"Потому что, согласно опросам, вашим фанаткам нравится на это смотреть, они визжат от восторга при виде этих сцен! Эта фигня называется "фансервис" и она помогает нам повышать доходы. Зрительницам нравится фантазировать о том, будто между тобой и Оониси может быть что-то - а если есть спрос, то нужно предложение. Обычно подобные ситуации и намеки на них создаются имиджмейкерами специально, дабы разогреть публику и усилить интерес, однако в нашем случае все случилось произвольно - и в этом-то и заключается особая прелесть вашей с Оониси пары".

"Какая, на хрен, пара? - взорвался Химмэль, выслушав ее. - Между нами ничего нет и не будет!"

"И не нужно, чтобы было, дурак! Это просто очередная игра на публику! - тоже перешла на крик женщина. - Мне что, нужно все тебе объяснять на пальцах? Заруби себе на носу: против законов бизнеса не попрешь, лучше смирись и слушай мои советы. Пусть все в шоу останется как прежде, в том числе и поведение Оониси. Наши маркетологи чутко следят за рынком спроса - и, если спрос на фансервис упадет, мы сразу же дадим вам отмашку".

Химмэль, хоть и остался крайне раздраженным, но с доводами Люси Масимо смирился. Вернее сделал вид - не желая больше слушать ее нотаций. А стоило только Нибори хотя бы шевельнуться в его сторону, Химмэль сразу бросал на него выразительный взгляд: "Приблизишься - убью". Так что Оониси оставалось только любоваться им издалека, вздыхая с грустью о тех временах, когда он мог потискать Химмэля и тот только смеялся в ответ на его прикосновения. Что такого произошло с сероглазым юношей, раз он так обозлился? Причин Нибори не знал, замечал лишь - Химмэль сам не свой и малейший раздражитель способен вызвать в нем шквал гнева. Оставалось надеяться, что рано или поздно черная полоса у Химмэля закончится, и он смягчится по отношению к нему...

Химмэль, подавляя зевоту, старательно заучивал сценарий. Час езды до "Дзёсо" нужно использовать рационально, поскольку неизвестно, сколько свободного времени у них будет в следующие два дня. Сначала работа над эпизодом для шоу "Ужин у Бао-Бао", затем возвращение в Токио и съемки в сериале и, одновременно с этим, подготовка к выступлению с дебютной песней на сцене. Группа "Showboys", по желанию Сибил Гэсиро, исполнит песню на благотворительном концерте в Токио Доум еще до официального релиза и выхода клипа.

"Отличный маркетинговый ход. Госпожа Гэсиро гений! - восхищался Мияно Такаюки, расписывая своему подопечному план будущих событий. - Данный концерт организован всемирным фондом "Храни жизнь", оказывающим гуманитарную поддержку голодающим в разных странах. Премьера вашей дебютной песни на данном мероприятии будет замечательным пиар-ходом и благоприятно скажется на имидже группы. Сейчас в моде заниматься благотворительностью..."

Химмэль не переживал из-за предстоящего концерта. Группа справится с этим заданием так же блестяще, как и с прочими. Волновал сероглазого юношу не шоу-бизнес, а сердечные дела. Именно из-за них у него последние недели было такое отвратительное настроение, из-за которого он был готов сорваться по любому, пусть самому ничтожному поводу. Во всем виноват Югэн, никто иной! Бессовестный интриган совсем потерял совесть: даже не стараясь задуматься о чувствах Химмэля, он крутил интрижку с Оницурой Коидзуми прямо у него на глазах.

Оторвав взгляд от сценария, Химмэль посмотрел на Югэна. Тот, нацепив на нос солнцезащитные очки, валялся на одном из диванов и, кажется, дремал. Удлинившиеся пряди волос - Югэн опять решил отращивать их - разметались по диванной подушечке, расслабленные губы слегка разомкнулись, придавая его облику какой-то беспомощности и, вместе с тем, небрежной сексуальности. Сволочь!.. Это первое, что приходило на ум Химмэлю, едва он начинал думать о Югэне. Чего тот добивается, обращаясь с ним как пустым местом?

Онидзуми едва ли не каждый день стал появляться на съемочной площадке сериала, якобы для того чтобы навестить Амию Майо. Желтая пресса называла их одной из самых красивых пар в Японии, то и дело публиковала их фотографии и сплетни об их личной жизни. Но вся эта романтическая белиберда была шита белыми нитками - люди из ближайшего окружения знали, что лидер "New Age" даже не смотрит в сторону Майо. Если на кого богатый и знаменитый красавчик смотрит - то на Югэна. Каждый визит Онидзуми на съемки превращался для Химмэля в пытку, он весь кипел от гнева и едва удерживался оттого, что бы броситься с кулаками на него или Югэна. Эти двое шушукались между собой, стараясь уйти куда-нибудь в безлюдный уголок или запереться в трейлере, а Химмэль вынужден был наблюдать за их маневрами и молча терпеть душевную боль.

Бешенство Химмэля не производило на Югэна впечатления. Все упреки и угрозы со стороны сероглазого юноши он воспринимал с насмешливым удовлетворением, наслаждаясь сценами ревности. Даже когда Химмэль несколько раз срывался и начинал его избивать, любовник оставался непреклонен: он будет встречаться с тем, с кем захочет и точка. Такая упертость и черствость приводила Химмэля в состояние почти неконтролируемого отчаяния, сводила его с ума и иссушала душу. Он и сам не знал, сколько еще сможет протянуть в столь мучительных для него условиях...

Химмэль передернул плечами, пытаясь стряхнуть с себя груз тяжелых мыслей, и попытался вернуться к чтению сценария. Последний эпизод сериала будет посвящен триумфу отчаянной троицы, все же поставивший пьесу на сцене "Мацубаи", и раскрытии интриги, связанной с любовным треугольником, образованным Сорой, Мамору и Шо. Финал получился ироничным и невеселым одновременно - Сора объявляет двум претендентам о том, что на самом деле любит другого парня, своего друга детства, который уехал учиться в США. Сердечно поблагодарив Мамору и Шо за помощь в спасении "Мацубаи", она желает им всего самого лучшего и предлагает навсегда остаться друзьями. Двум парням ничего не остается, как сделать хорошую мину при плохой игре и согласиться на дружбу.

"Дурацкий финал! И зачем сценаристы решили устроить такой облом? - поморщившись, Химмэль взлохматил свою шевелюру. - Эти двое так старались, мечтая добиться взаимности, а она отшивает их обоих... Уж лучше бы она выбрала кого-то из них, было б не так обидно..."

- Касаги, ты знаешь все, подскажи, что это? - обратился Иса к Тиэми, оторвав его от чтения книги и сунув ему под нос свой планшет.

- С чего ты взял, что я знаю все? - хмуро откликнулся Тиэми, пребывающий, как и Химмэль, в сумрачно-раздраженном состоянии духа.

- Ни у одного из нас нет такого образования как у тебя.

- И что? Нельзя знать все на свете... - но все же он взглянул на экран планшета. Скользнув взглядом по тексту на экране, он нахмурился сильнее: - И зачем мне читать письмо твоей подружки?

- Моей БЫВШЕЙ подружки, - подчеркнул Иса. - Представляешь, эта сучка, после того как я поймал ее с тем бейсболистом, осмелилась написать мне и предложить, цитирую: "Все забыть и начать наши отношения с начала". Вот кто она после этого, а?

Тиэми Касаги закатил глаза к потолку. История трагичного разрыва Исы с его пассией уже набила оскомину, но тот не уставал пережевывать ее снова и снова. Неделю назад он поймал свою девушку с игроком национальной сборной по бейсболу, после чего со скандалом расстался с ней. Трагедию в личной жизни Иса переживал бурно и успел надоесть всем, делясь с окружающими деталями происходящих событий.

- Забей на нее и найди другую, - сказал Касаги, пытаясь вернуться к чтению книги. - Мало девчонок вокруг? Любая будет рада.

- Я-то забью и найду другую, какие проблемы! Только вот придумать бы, как отомстить этой шалаве...

- Просто встречайся с красоткой и будь счастлив, это станет лучшей местью, - отмахнулся парень от Исы.

Химмэль, краем уха прислушавшийся к их разговору, негромко хмыкнул себе под нос. Касаги сказал дельную вещь, надо признать! Плюнуть на того, кто обманул, и построить счастливые отношения с другим человеком - вот лучшая месть. Жаль, что в этом уравнении не учитывается сердечная боль... Юноша бросил мимолетный взгляд в сторону Исы и Касаги - и обнаружил, что Тиэми тоже смотрит на него. Неловкое совпадение. Сероглазый юноша отвернул от него лицо и сосредоточился на сценарии. Он держался от Тиэми в стороне с той самой ночи, когда проснулся от его поцелуя.

Тогда Химмэль, наконец, понял - его отношения с Касаги никогда не станут прежними. Они никогда больше не смогут стать теми друзьями, какими были раньше. Чувство Тиэми, какие бы они слова друг другу не сказали, всегда будет разделять их общение на "до признания" и "после". Да и сам Тиэми прямо сказал ему, что не может и не хочет притворяться и дальше, делая вид, будто он испытывает к нему просто дружескую привязанность.

...Почувствовав тепло губ на своих губах, Химмэль, еще не проснувшись, подумал о Югэне, о его поцелуях. Через секунду он сообразил - сейчас он не в Токио и Югэн никак не может находиться рядом с ним! Поспешно отпрянув, он обвиняюще уставился на крайне взволнованного Тиэми. Тот был так смущен, что не смог сразу же заговорить, и они просидели так, кажется, несколько минут, взирая друг на друга - Химмэ с упреком, а Касаги с мольбой. На экране телевизора плавала из угла в угол заставка, сигнализирующая о завершении фильма, в комнате сохранялся сумрак - сейчас утративший ощущение дружеского уюта, а в тишине особенно отчетливо они могли расслышать свое дыхание.

Тиэми, преодолев замешательство, заговорил первым:

"Знаю, ты не хочешь слышать эти слова от меня, но тебе придется выслушать! Я люблю тебя, Химмэ. Очень люблю. И я не могу быть тебе просто другом, пойми меня! Притворяться твоим другом - даже хуже, чем если бы ты отшил меня и перестал замечать. Это мучает меня. Твоя близость мучает меня... - он попробовал дотронуться до его руки, однако Химмэль отодвинул ее. На глазах Касаги блеснули слезы, дыхание перехватило. Помедлив, он все же закончил: - Я все же хочу попробовать завоевать твое сердце. Я хочу бороться за тебя..."

"Я просил тебя..." - с усталостью заговорил Химмэль.

"Знаю! Как я могу забыть об этом? Но и ты должен понять меня: слишком жестоко вот так отвергнуть мои чувства, не оставив возможности для попытки".

"О чем ты говоришь, Касаги? Какая попытка? - юноша начал злиться. - Ты говоришь так, словно я тебя не знаю и знать не хочу! Словно, если я отвечу: "Хорошо, давай попробуем", я увижу в тебе что-то новое, неизвестное мне раньше".

"Откуда ты можешь быть уверен, что не увидишь? - возразил Тиэми горячо. - Выходит, ты знаешь меня как облупленного и мне нечем тебя удивить? Ошибаешься!"

"Тиэми..."

Химмэль собирался сказать, что тот не так его понял, но Касаги перебил его:

"Тебя заводят парни вроде Югэна, не так ли? Шлюхи и стервецы! А я по твоему мнению не такой и, следовательно, тебя ко мне ну совсем не тянет?! Думаешь, я не могу дать тебе того, что и он? А если смогу? Дай мне шанс и я докажу тебе!"

Сероглазый юноша замолчал ненадолго, испытывая щемящую грусть от слов Тиэми. Потом, буркнув зло: "Это все просто смешно!" - он посильнее запахнулся в юката и, круто развернувшись, направился к двери. Касаги не сделал попытки остановить его, оставшись там, где стоял. Юноша покинул номер в гробовом молчании и с тех пор не разговаривал с Тиэми. Все получилось довольно глупо, несмотря на желание Химмэля сохранить дружбу с Касаги. И, как видно, единственное, что оставалось для них обоих - перестать общаться вовсе...

Автобус, миновав прилегающий к пансионату парк, остановился рядом с главным крыльцом. Кто-то громко сказал: "Приехали!" - и тем самым выдернул Химмэля из задумчивости. Он, почесав затылок, с безразличием выглянул в окно: снаружи виднелась окаймленная золочеными перилами широкая мраморная лестница, ее венчали стеклянные двери с выгравированным на них гербом пансионата. Навстречу прибывшим именитым гостям уже спешили служащие пансионата: холеного вида метрдотель, носильщики и девушки в униформе. Химмэль сунул сценарий в рюкзак и поднялся на ноги - проходя мимо Югэна, продолжающего дремать на диване, он одним движением сдернул с его лица солнцезащитные очки.

- Поднимай свою задницу, - грубовато сказал он, когда тот, сонно моргая, открыл глаза. - Мы приехали.







- После съемок пошли ко мне, - шепнул, улучив момент, Югэн, оказавшись рядом с Химмэлем.

Тот даже не удостоил его взглядом. Вокруг полно народа – парни из шоу, съемочная группа и просто зеваки из числа постояльцев пансионата, не поленившихся ночью покинуть свои номера – а этот придурок прилюдно пытается пошептаться с ним! Югэн не видит разницы между ним и Коидзуми, которого в любой момент можно схватить за руку и что-то томно нашептать на ухо! Химмэль раздраженно вытер нос кулаком, забыв, что руки у него грязные, и испачкал лицо. Старший визажист всплеснул руками, завидев грязь на идеально загримированном лице Химмэля, и бросился к нему с косметическим саквояжем наперевес – напоминая военную медсестру, самоотверженно спешащую к раненому солдату.

- Отвали, - сказал сероглазый юноша визажисту, когда тот попытался дотянуться гигиенической салфеткой до его лица.

- Вы запачкали лицо, господин!

- Отстань, я сказал, - Химмэль зло отпихнул его от себя. – Мы ведь в чертовом лесу чертовой ночью и ползаем по чертовой грязи! Что удивительного в грязном лице?

- Даже если вы ползаете по грязи, молодой человек, - вмешался Бао-Бао, решив воспользоваться своим авторитетом, - нельзя забывать об эстетике.

Химмэль повернулся в сторону полноватого и сутулого мужчины, облаченного в нелепый цветастый костюм с галстуком-бабочкой, и пренебрежительно ответил:

- Судя по вашему наряду, вы тоже ничего не понимаете в эстетике.

- Да ты… Как смеешь… - ведущий ток-шоу «Ужин у Бао-Бао» едва не захлебнулся гневом. – Это часть моего имиджа, ты, невежа!

- А вот ЭТО часть МОЕГО имиджа, - Химмэль выставил средний палец и демонстративно его показал всем присутствующим.

Поднялся шум. Кто-то из съемочной группы весело заржал над выходкой Химмэля, Бао-Бао что-то возмущенно начал высказывать Люси Масимо, а участники реалити-шоу многозначительно переглянулись между собой, отмечая повышение градуса раздражительности у Химмэля. Впрочем, шел уже десятый час съемок, время перевалило за три часа ночи, скоро должен был забрезжить рассвет – а работа над материалом для выпуска все продолжалась. Масимо заставляла юношей трудиться, позволив сделать лишь три перерыва по пятнадцать минут – и никто особо не удивился этой вспышке гнева; все, кроме праздных зевак, уже порядочно устали.

Наконец, исполнительный продюсер положила конец возникшему гаму, прорычав повелительно:

- Хватит препираться! Оставьте грязь, если ему так хочется. Продолжайте съемки!

- Этого молодого человека нужно научить хорошим манерам, – проворчал напоследок Бао-Бао и на этом заглох.

- Нацуки, сделай одолжение, - сурово обратилась к подопечному Масимо, – если уж ты шумишь больше всех, то и работай лучше всех.

- Да без вопросов, - откликнулся тот мрачно.

Ассистенты проверили работу мобильных микрофонов и удалились. Химмэль и пятеро его коллег остались одни под прицелом телекамер. Над головами парней висел клочок черного неба с серебристыми звездами, обрамленный причудливой рамой из хвойных ветвей вековых сосен, ниже располагалась линия софитов, разгонявших ярким светом ночной мрак, а еще ниже, на земле – съемочная группа во главе с Масимо и этим чудаковатым ведущим Бао-Бао.

- Начали! – гаркнула Масимо. Съемки возобновились.

По сценарию, юноши преодолевали испытания, придуманные «злым гением» Бао-Бао. Приехав в пансионат, участники группы не успели даже увидеть свои номера – исполнительный продюсер настояла, чтобы юноши сразу же приступили к работе. Сделано это было для того, чтобы успеть отснять материал в лесу до того, как толпы поклонниц, прознав о месте съемок, станут штурмовать пансионат. Вторую часть испытаний планировали доснять завтра в специально переоборудованном для этого случая бальном зале «Дзёсо».

Юноши, двигаясь парами по деревянным настилам, проложенным под кронами сосен, ожидали, когда в громкоговоритель будет объявлено «СТОП». Услышав это слово они останавливались и выслушивали из уст ведущего зашифрованное послание, в котором заключалась разгадка предстоящего испытания. Предполагалось, что, если участники правильно поймут загадку, то им будет легче преодолеть испытание – однако задумка создателей шоу явно не оправдывала себя. Например, Касаги, который чаще всех разгадывал послания, тоже, случалось, ошибался и проваливал испытания.

- СТОП! – скомандовал Бао-Бао, и участники замерли. – Загадка: существо из японской мифологии, подготавливающее сердце умершего праведника к очищению и почитаю.

Иса, услышав вопрос, вздрогнул и пробормотал:

- Еще бы о чем спросили ночью в лесу!

- Что это? – Химмэль посмотрел на Хигу, с которым находился в паре.

- А хрен его знает! – последовал обнадеживающий ответ.

- Петух! – громко сказал Касаги, вновь продемонстрировав свое превосходное образование. – Это петух!

- Правильно, - одобрительно ответил Бао-Бао. – Будьте готовы к испытанию!

Парни приготовились к тому, что на них из укрытий выскочат переодетые в петухов люди или же еще что-нибудь в этом роде. В воздухе раздался легкий шум и на шестерых участников двинулись три декорации из цветного пенопласта, в которых были вырезаны фигуры петухов с гребешками и пышными хвостами. Отступать назад – запрещено, нужно сгруппироваться и протиснуться в прорези, не свалившись при этом с узкого настила. Химмэль на сей раз успешно прошел испытание, а вот Дайти Хига зацепился за один из выступов в пенопласте и упал на землю. Бао-Бао дунул в свисток и объявил результаты: двое из шести юношей не смогли пройти очередное испытание – Хига и Иса.

- Итак, по баллам лидирует команда Касаги-Оониси, - объявил ведущий.

- Ничего удивительного, ведь Касаги прямо-таки воплощенный Господин Всезнайка, - громко отпустил шпильку Югэн, потирая ушибленный локоть. – Может, запретить ему отвечать? Пусть Оониси угадывает.

- Испугался конкуренции? – усмехнулся ему в отместку Тиэми, бросив презрительный взгляд в сторону парня.

- Нет. Просто у меня есть подозрение, что тебе в голову вшили КПК на случай непредвиденных викторин. А это, как ни крути, нарушение правил.

Весь вид Тиэми Касаги свидетельствовал о том, что он готов повторить оскорбительный жест Химмэля. Продолжению словесной баталии помешала Люст Масимо, заявившая, что съемки будут продолжаться и дальше. Это вызвало вздох огорчения даже у Бао-Бао, не говоря уже о парнях – похоже, исполнительный продюсер решила выжать их до капли.

На помощь им неожиданно пришла сама природа. Где-то на востоке, предваряя собою рассвет, послышались глухие раскаты грома, а через несколько минуту повеяло прохладой приближающегося проливного дождя. Масимо тут же раскричалась, сетуя на метеорологов, прогнозировавших хорошую погоду, но все же разрешила группе сворачиваться и отправляться в пансионат.

- Слава богам! – с чувством проговорил Иса, воздев руки к небу и ощущая на ладонях первые капли дождя. – Мы свободны!

Югэн, уходя в свой номер, бросил на Химмэля красноречивый взгляд. Тот сделал вид, будто ничего не заметил. Придя в свой номер, сероглазый юноша неспешно выпил банку газировки, затем принял душ, и только после этого отправился в номер любовника. Химмэль со злорадством ожидал, что тот, утомленный съемочным процессом, будет крепко спать – но парень как назло, бодрствовал, валяясь на постели. Волосы были влажны после душа, а тело Югэна, укутанное махровым халатом, дышало теплотой.

- Мог бы поторопиться, - заметил Югэн с ноткой недовольства. – Думаешь, завтра дадут выспаться?

- Так и ложился бы спать, - парировал Химмэль.

- Без тебя?

Югэн поднялся и, приблизившись к нему вплотную, обвил его шею руками. Химмэль не сделал движения навстречу, позволяя ему делать все, что заблагорассудится. Югэн начал целовать его – неторопливо, мягко, со знанием дела – постепенно разжигая в теле юноши огонь желания. И Химмэль в который раз поддался этому огню, позволяя ему вскружить голову, пробежаться судорогой по мышцам и вспенить жаром кровь.

В следующую минуту в дверь деликатно постучались.

- Это официант, я заказал в баре еду, - сказал Югэн, отвечая на молчаливое удивление любовника.

- Я не прочь чего-нибудь перекусить, - вздохнул Химмэль вполне мирно.

Югэн, не поглядев в глазок, распахнул дверь. На пороге не оказалось тележки с блюдами из бара. Там стоял, пошатываясь как пьяный, Кавагути.

Мужчина сильно сдал за время, прошедшее с тех как его сняли с поста старшего менеджера проекта «Шоубойз» - растерял всю свою презентабельность, осунулся, похудел, был одет в какое-то мятое тряпье. В дрожащей руке он сжимал небольшой «кольт», который вытащил из кармана пиджака.

- Ты сломал мне жизнь! – скорее взвизгнул, нежели воскликнул Кавагути.

Химмэлю показалось, будто действия внезапно стали происходить как в замедленной съемке. Югэн, побледнев, отшатнулся назад, увидев, что брошенный любовник вскидывает руку с пистолетом. Кавагути, целясь ему в грудь, закусил губу до крови, что есть силы надавливая на курок и готовый его спустить.

Химмэль не помнил, как сорвался с места, бросившись к двери лишь с одной мыслью – спасти Югэна.

Его стремительное движение привлекло внимание Кавагути и он, придя в неистовство, замешкался – испытывая желание перевести дуло пистолета в сторону светловолосого парня. Так он потерял секунду, которую мог использовать для выстрела в свою первоначальную цель. Химмэль подлетел к Кавагути и успел ударить его по руке, в которой тот держал оружие.

Прогремел выстрел.

---

12-13

________ 12 ________




В следующее воскресной утро Химмэль проснулся от чего-то теплого и влажного, ткнувшегося ему в щеку. Он, еще не разлепив веки, невнятно заворчал, требуя, чтобы его оставили в покое - в ответ таинственный гость обдал его лицо горячим дыханием и хрюкнул. Юноша поморщился и открыл, наконец, глаза - рядом с ним обнаружился Зунг, с любопытством обнюхивающий его.

- Хватит дрыхнуть, Химера! - Югэн радостно шлепнулся на кровать.

- Я говорил тебе не сметь пользоваться ключом, придурок! - простонал Химмэль, рукой отодвигая от себя мокрый свиной пятачок. - И зачем ты притащил сюда своего хряка?

- Из-за собаки твоего отца, Зунг вот уже больше месяца безвылазно сидит в комнате и скучает. Я решил его сегодня сводить к тебе в гости, - ответил Югэн, пропустив мимо ушей первое замечание.

- А чего ты за него боишься? Попробуй их познакомить. Ты же ладишь с Потрахуном, если что прикрикнешь на него и он успокоится...

- Ты думаешь, я за Зунга боюсь? Нет, я боюсь, как бы он не навалял люлей Потрахуну - иначе как я потом объясню Фагъедиру безвременную кончину его псины?

Химмэль невольно усмехнулся. Он широко зевнул, бросил взгляд на часы - те показывали час дня - и повернулся на бок, в сторону борзого визитера. Югэн, валяясь на другой стороне широкой кровати, лучезарно ему улыбнулся, подперев щеку ладонью. На нем были мягкие джинсы и черная футболка, волосы без укладки выглядели слегка встрепанными. Яркое весеннее солнце, пробивающееся через открытые жалюзи, высвечивало кожу на его лице - и можно рассмотреть все родинки на ровной коже. Их нечастная россыпь придавала ему особое очарование. Сегодня он - "Югэн домашний, не мажорный".

Удивительно, как им уютно вдовоем! Тело Химмэля еще не сбросило с себя мягкую негу сна и так приятно понежится под одеялом! Небо за окном синее-синее, без единого облака - сапфировый купол над пробуждающейся после зимы природой. Вот уж конец марта, скоро зацветет сакура, на деревьях проклевываются листья, позеленели лужайки, а море - утратив свинцово-серый оттенок - приобрело теплые оттенки, прекратив дышать на землю потоками холодных ветров. В комнате висит тишина, Югэн молчит, разве что Зунг копошится в перине, пытаясь разрыть ее копытом.

Химмэлю нравилось чувствовать свою и его расслабленность: им никуда не нужно вскакивать ни свет ни заря, спешить на съемки и в студию звукозаписи, торчать в пробках, торопиться вернуться в особняк, чтобы заняться работой над песней. Сегодня воскресение, они оба спали дольше, чем три часа в сутки, и впереди у них выходной день... Хм, а почему Югэн в это воскресение остался в особняке? Раньше он с утра покидал общежитие, исчезая в неизвестном направлении.

- Так зачем пришел? - спросил Химмэль.

- Завтра знаменательный день - мы представим нашу песню Сибил Гэсиро. Поэтому сегодня нам нужно как следует прорепетировать.

- И ради такого случая ты решил не ехать на блядки, как в прошлые выходные?

Югэн ничуть не оскорбился грубости, напротив, она его развеселила:

- А что в этом тебя больше бесит, Химера: что я не репетировал с тобой или что я трахался с кем-то, кроме тебя?

Тот состроил обманчиво равнодушную мину и отвел взгляд в сторону. Но лишь ради того, чтобы одним внезапным рывком очутиться подле Югэна, при этом спихнув возмущенно хрюкнувшего Зунга с постели на пол. Навалившись сверху на юношу, Химмэль, зло хмурясь, схватил подушку и угрожающе переспросил:

- Так значит, трахался?

- Трахался, - с удовольствием подтвердил Югэн, не делая попыток стряхнуть его с себя. - Но не переживай, я совсем ее не люблю.

- Кого?

- Одну дамочку, которой далеко за тридцать. Она обожает красивых мальчиков и мне это на руку...

Химмэль зарычал и набросил подушку тому на лицо, вдавливая ему в лицо. Любовник же не воспринял его действия всерьез, глухо хохоча и не слишком активно пытаясь отбиться. Югэн ерзал под ним, трясь своими чреслами об него, потом откровенным жестом с силой сжал его зад. Оба они уже пришли в сильнейшее возбуждение, ощущая друг друга сквозь ткань одежды. Химмэль, грязно выругавшись, отбросил подушку в сторону, его руки мелко тряслись, зрачки глаз расширились от шквала чувств.

Югэн приподнялся и начал жадно целовать его, обвивая руками талию, стремясь прижаться как можно теснее к любовнику. Химмэль, прерывисто дыша, поддался и позволил перевернуть себя на спину, отдаваясь сладостным импульсам, передающимся от него. Однако тело дрожало не только от желания, его сотрясала дикая ярость, вызванная признанием Югэна.

Сукин сын!

Если б только Югэн знал, до чего ему хотелось как следует надавить на чертову подушку! Просто взять и наказать потаскуху, не думая о последствиях! Безумный порыв почти полностью захватил его, ударив в мозг дозой адреналина и чуть не заглушив рассудок.

Как тот может столь спокойно рассказывать о своих интрижках? Ему и в голову не приходит хотя бы попытаться соврать ради их хлипких отношений! Сначала Югэн предает его, после чего принимается вешаться на шею, убеждая в своей неземной любви. Добившись от Химмэля согласия вновь встречаться, он не изменил образа жизни, по-прежнему оставшись той еще шлюхой. Чего Югэн ждет от него? Что он будет смиренно сносить его провокационное поведение?

"Убью! - колотилась в пылающей голове мысль. - Ты должен встречаться либо ТОЛЬКО со мной, либо..."

Югэн оторвался от него и, сев на постели, снял с себя футболку, выбрался из джинсов. Химмэль взирал на него хмуро, не спеша стянуть с себя домашние шорты - тогда любовник, вцепившись в мягкую ткань, потянул их на себя, освобождая его от одежды. После этого Югэн лег рядом, снова целуя его в губы, очерчивая их контур языком, проникая вглубь его рта и касаясь языка. Химмэль прикусил его язык, демонстрируя свое недовольство - тот в ответ сжал его возбужденный член.

Сероглазый парень застонал, когда рука любовника начала устремляться то вверх, то вниз по налившемуся кровью органу. Протянув руку, он тоже принялся ласкать Югэна в такт ему. Постепенно ритм нарастал, ускорялся. Их кожа стала влажной от пота, волосы перемешались, они дышали часто и рвано, соприкасаясь горячими губами и выпивая воздух друг у друга изо рта. Быстрее, быстрее, еще быстрее... Их пальцы двигались с липким звуком, дополняющим их стоны, пока они не достигли разрядки. Вздрагивая от пережитого оргазма, Химмэль прижался к Югэну, думая о том, что за прошедшие пять недель эта их первая близость. Не хилый перерывчик!

- Приходи сегодня ночью ко мне, - прочитав его мысли, шепнул любовник. - Наверстаем упущенное...

- С чего ты взял, что мне хочется наверстывать? - тут же принял оборонительную позицию Химмэль, не желая признавать, насколько ему хочется секса. И, вспоминая все дурное, связанное с ним, прибавил: - Ты свинья.

- Нет, это Зунг свинья. А я просто сволота, - рассмеялся Югэн легкомысленно. - Почему ты упрямишься? Хочешь, чтобы я начал шантажировать, а не приглашать? Ну?

- Уж лучше шантаж, - ответил Химмэль, замешкавшись на секунду.

- Ах, ну да... Так, по крайней мере, у тебя остается возможность сказать: "Я этого не хочу, он меня заставил!"

Щеки сероглазого юноши вспыхнули от его слов, он отодвинулся от любовника и стал разыскивать на кровати свои шорты. Югэн вздохнул тяжело, затем подался вперед и обнял Химмэля, прижавшись щекой к его затылку. Тот, взволнованный, замер, не зная, что предпринять - оттолкнуть или позволить себе насладиться объятиями? Впрочем, разве у него есть право воспользоваться этим "или"?

- Ты, наверное, никогда меня не простишь. Я дерьмово поступил в отношении тебя, а ты не из тех, кто легко отпускает грехи, - негромко заговорил Югэн, не отрываясь от него. - Если бы только все сложилось иначе...

- Все сложилось бы иначе, не будь ты первостатейным мудаком, - процедил сквозь зубы парень, ненавидя себя за слабость, за слезы, которые невольно подступили к глазам.

- Мне жаль, что мы не встретились в другом месте и в другое время. Время... когда я мог быть кем-то другим... Сейчас слишком поздно что-то менять, для меня нет пути назад. Можешь ненавидеть меня, но ты должен знать: рядом с тобой мне всегда хочется стать тем, другим... Я люблю тебя...

Химмэль не смог совладать с собой - горькая слеза скатилась по его щеке. Одна-единственная слеза, однако она впитала в себя всю его боль, гнев, его мучительную тягу к Югэну, душевные метания. Она выражала собою всю безысходность его страсти, где сексуальное удовольствие становилось сладкой конфетой, которой он заедал убийственный яд их отношений. Сколько он еще сможет вот так травить самого себя?..

- Я же сказал: выбью зубы, если вздумаешь сказать это снова! - рявкнул Химмэль, отталкивая Югэна. Он незаметно смахнул слезу и, приняв самый разгневанный вид, обернулся к нему: - Тебе жить надоело, говнюк?!

- Ладно, ладно, не заводись, - тут же пошел на попятный тот, на всякий случай отодвигаясь подальше. - Не надо бить, вдруг синяк появится, а завтра у нас важный день.

В дверь постучались.

Химмэль, поспешно натягивая на себя шорты, зашипел на Югэна: "Чего копаешься? Оденься!" На животе виднелись брызги спермы, он вытер их простыней, разыскал майку и залез в нее. Югэн тем временем не торопясь вдевал ноги в джинсы, совершенно никуда не торопясь. Отвесив матерное слово в его адрес, Химмэль подскочил к нему и стал помогать одеваться, будто он был большим неповоротливым ребенком. Стук повторился, уже более настойчиво.

- Спрячься! - приказал сероглазый юноша.

- Сдурел? Не буду я прятаться, - возмутился Югэн.

- Что о нас тогда подумают?

- А что о нас подумают, если обнаружат меня спрятавшимся в твоей комнате?!

Короткая перепалка закончилась победой Югэна. Химмэль, погрозив ему напоследок кулаком, подошел к двери и распахнул ее.

- Привет, - улыбнулся с порога Тиэми Касаги. - Я разбудил тебя?

- Нет, что ты, - парень нервным жестом пригладил растрепанные светлые волосы. - Я уже давно проснулся.

- Отлично! Мы с пацанами решили... - Тиэми не договорил, он увидел в комнате еще одного человека.

Югэн сидел на диванчике в обнимку с Зунгом, забросив босые ноги на журнальный столик. Дождавшись, когда Касаги обратит на него внимание, он послал ему одну из своих издевательских ухмылок. Химмэль, бросив на любовника предостерегающий взгляд - "Не вздумай отколоть номер!" - с показательной официальностью произнес:

- Югэн, давай сделаем перерыв и потом продолжим обсуждать песню в музыкальной комнате?

- Не вопрос. Пойдем, Зунг, - тот, как видно, принял его невербальную угрозу к сведению, и, подхватив карликовую свинку на руки, зашагал к выходу.

Касаги безмолвно посторонился, пропуская его.

- Так что там с пацанами? - спросил Химмэль, закрыв за Югэном дверь.

Тиэми заговорил не сразу. Он покосился на постель, на разворошенные подушки и смятую простыню, на беспорядочно скрученное одеяло - после чего перевел взор на встрепанного и сконфуженного юношу. Вкупе с тем, как замешкался Химмэль, прежде чем открыть дверь, создавалась вполне четкая картина того, что здесь произошло. Касаги, хоть и постарался проконтролировать себя, однако все равно немного побледнел.

- Ты сказал, что расстался с ним, - сказал он одеревеневшим языком.

Химмэль, достававший из шкафа полотенце, замер, глубоко уязвленный его замечанием. Разве они не договорились остаться друзьями? А сказать подобные слова мог именно влюбленный человек, друг из деликатности не обратил бы внимания на очевидные вещи. Почему тот опять поднял щекотливую тему? Сероглазому юноше захотелось нахамить в ответ, дабы у Касаги навсегда отпала охота ставить его в неловкое положение... Но причинять Тиэми боль резким выпадом он не желал, пусть тот и ощутимо зацепил его. Касаги не виноват в запутанных отношениях, связывающих Химмэля и Югэна. И шантаж тут не при чем. Не будь в уравнении Тиэми, Югэн отыскал бы другой способ вновь заполучить его в свою постель.

- Он приходил поговорить о песне, - попытался Химмэль увести разговор в безопасное русло.

- А, ну теперь все, конечно, предельно ясно, - Тиэми с неверием хмыкнул, вновь покосившись на развороченную кровать.

- Касаги, завязывай уже! Чего привязался? - вспылил все-таки парень. - Тебе станет легче, если я честно скажу, что мы с ним опять встречаемся? Хорошо, я скажу! Да, мы с ним вновь спим вместе... Теперь ты доволен?

- Пожалуй, доволен, - медленно проговорил Касаги, став бледным как приведение. - Спасибо за откровенность.

Они замолчали, не в силах сказать что-либо еще. Визитер стоял неподвижно, уставившись в пол. Химмэль перебирал в руках полотенце, со стыдом проклиная себя на чем свет стоит за опрометчивое признание. Спалился как дурак и обидел Тиэми к тому же! Нужно было не кипятиться и продолжать отрицать все! Как теперь быть?..

- Мы с пацанами решили пригласить тебя на просмотр первого выпуска сериала, - стряхнув с себя оцепенение, Касаги вернулся к причине своего появления в его комнате. - Мы-то посмотрели премьеру в четверг, а ты был занят. Нехорошо, если ты не посмотришь со всеми нами дебютную серию.

- Умоюсь и сразу же приду, - попытка сложить губы в некоем подобии улыбки закончилась провалом, слишком он разнервничался.

- Мы ждем тебя в гостиной, - Тиэми, не прибавив больше ничего, ушел.

- Черт! Твою мать! Ебаное говно! - неудержимый поток ругательств вырвался у Химмэля, едва он остался один в комнате. И, чем дальше, тем грязнее и отборнее они становились. Он в бешенстве разбросал постельное белье, разорвал наволочку на подушке, опрокинул ночную лампу, и под конец рухнул на перину, усыпанную перьями, чувствуя себя опустошенным.







Умывшись и приведя себя в порядок, Химмэль поостыл.

В душе продолжал царить кавардак, однако внешне он успокоился и даже вполне мирно прореагировал на деда, который сидел вместе с госпожой Анэко в столовой и поджидал его. Поздоровавшись с ними, он попросил дежурившего за кухонной стойкой штатного повара - вечно улыбчивого толстяка Ямаи, уроженца Осаки - приготовить ему чай.

- Господин плохо питается, - назидательно заметил повар. - Госпожа Кёко просила следить за вашим рационом! Осмелюсь предложить вам суп из морской капусты и креветок, угря с овощами и тирамису на десерт.

- Я не хочу есть. Только чай, - отказался Химмэль.

- Тебе следует лучше питаться, - подал голос Кисё Куроки. - За последние недели ты заметно похудел.

- Да-да, - поддакнула мужу Анэко. - Из Америки ты вернулся упитанным, а сейчас растерял набранный вес. Смотри-ка, щеки ввалились и ключицы выпирают, совсем как раньше!

- Я нормально ем. Просто график тяжелый, поэтому и худею.

- Может, нужно поговорить с Сибил Гэсиро, чтобы она изменила тебе график? Ты несовершеннолетний, противозаконно заставлять тебя работать сутки напролет, - Кисё Куроки выжидающе поглядел на внука.

- Я сам хочу так работать, ясно? Мне не нужны заступники, - отрезал сероглазый юноша. Получив горячий чай, он стал пить его быстрыми и мелкими глотками. Подумав немного, он пожелал получить к чаю шоколад.

Господин Куроки вежливо обратился к Ямаи с просьбой оставить их ненадолго наедине. Химмэль с подозрением стрельнул глазами на деда - неужто тот намеревается отчитать его или, что еще хуже, вызвать на серьезный разговор? Впрочем, пожилой мужчина сказал нечто неожиданное:

- Мы с твоей бабушкой придумали кое-что: а не поехать ли нам всем вместе на горячие источники? Мы с Анэко, твои сестры, Кёко, Ингу и, конечно, ты. Устроим семейную поездку на выходные?

- Даже если отец будет не против, у меня расписание забито под завязку, - попытался уйти от прямого ответа юноша.

- Но на один уик-энд можно расписание и пододвинуть, - укоряюще заметил Кисё Куроки. - К тому же, твоя мама будет рада, если мне и Ингу удастся найти общий язык Я сам не в восторге от него, если говорить честно, однако хочу наладить с ним отношения во имя семьи.

Дед пустил в ход тяжелую артиллерию - упомянул о матери. Химмэль плевать хотел с высокой колокольни на стремление деда влиться в их семью, а вот Кёко... Если она захочет участвовать в этой дурацкой затее, разве он может огорчить ее своим отказом? Меньше всего на свете он желал бы видеть мать несчастной, мечущейся между ним и своими дочерними чувствами.

- Если родители будут не против, я поеду, - дал он такой ответ.

- Вот и замечательно, - расплылся в удивительно ласковой улыбке господин Куроки, словно уже получил также согласие Кёко и Ингу.

В столовую влетел, опаляя всех своей бьющей через край энергией, Иса:

- Химмэ! Ну где ты? - запоздало обратив внимание на пожилых людей, он отвесил им торопливый поклон. - Мы идем смотреть серию или как?

- Ага, - одним глотком прикончив чай, сероглазый юноша соскочил с табурета и бросил деду с бабушкой на прощание: - Ну, пока.

- До встречи, Химмэ, - вздохнул Куроки, провожая внука тоскливым взглядом.

Трое парней - Хига, Оониси и Касаги уже ждали их в общей гостиной. Там же находились двое телеоператоров и остервенело дымящая сигаретой Люси Масимо. Она за последние пять недель превратилась в кофеинового наркомана и не расставалась с сигаретами, вынужденная выполнять сразу две обязанности: быть исполнительным продюсером реалити-шоу и замещать уволенного Кавагути на посту старшего менеджера проекта. Так как Сибил Гэсиро до сих пор не нашла другого безумного трудоголика, готового связаться с подобной работой, Масимо приходилось горбатить спину день и ночь. Хорошего настроения это, естественно, ей не прибавляло, не говоря уже о килограммах - она похудела до модельных размеров, перестав походить на округлую томную кошечку с копной блестящих, чуть вьющихся волос. Теперь она выглядела тощей, издерганной, бледной, вечно ходила с мешками под глазами, которые безуспешно пыталась скрыть плотным макияжем, а роскошные волосы убирала в чопорный пучок. Практически на любые вопросы участников проекта Масимо отвечала сердитым рявканьем.

- Нас будут снимать? - осмелился обратиться к ней Химмэль.

- Нет, нам просто нравится торчать здесь и любоваться на ваши физиономии! Ты забыл, что у нас тут реалити-шоу и снимать вас на камеру мы имеем право круглые сутки? - незамедлительно гавкнула она на него. - Короче, сядь на диван, смотри в экран и улыбайся, большего я не требую.

- А нельзя посмотреть сериал без телекамер? - не отставал юноша.

Он волновался перед просмотром серии, ведь доселе ему довелось видеть только отрывки на режиссерском компьютере, когда Минору показывал неудавшиеся дубли и объяснял актерские ошибки. Что из себя представляет конечный результат работы актерского состава и съемочной группы, Химмэль не представлял. Вдруг он сам останется недовольным? Ему очень не хотелось сейчас отвлекаться на телеоператоров, движущихся концентрическими кругами по гостиной.

- Нельзя! - гласом разбуженной после многовекового сна годзиллы, ответила Люси Масимо. - Будешь сниматься как миленький, понял? У нас итак недобор видеоматериала с тобой и Югэном. Кстати, где он? Приведите его сюда! Он нужен мне в кадре вместе с Нацуки.

Она производила довольно устрашающее впечатление и Химмэль не осмелился ее поправить, когда она назвала его фамилией отчима, а не родного отца. Усевшись на диван, он принял из рук Исы предложенный картонный стакан с попкорном и стал ждать команды: "Снимаем!" Югэн появился через минуту, сделал попытку пофлиртовать с Масимо, наткнулся на годзиллу - после чего тоже покорно сел рядом с ребятами.

- Ладно, приготовились, - Люси Масимо затушила сигарету и потребовала включить кондиционер, чтобы очистить воздух гостиной от дыма. Потом скомандовала: - Снимаем!

Касаги включил при помощи пульта запись.

Опенинг к сериалу записала Амия Майо, и почти минуту они слушали ее тонкий голосок, напевающий про тенистые улочки Йосивары и любовь, скрывающуюся за каждым ее поворотом. В конце опенинга появилось название: "Трое из Йосивары". Первая из одиннадцати серий стартовала - начиналась она в классе старшей школы, где учились Мамору и Сора. Химмэль следил за Югэном на экране, увлеченный его игрой - по сценарию тот, в отличие от своего настоящего "я" - добродушный и веселый парнишка, тайно влюбленный в одноклассницу. И ему удалось передать все необходимые краски психологического портрета Мамору, вжившись в роль. Амия Майо играла не столь убедительно, порою фальшивила с интонациями - ее вытягивал Югэн, затмевая своей харизмой все огрехи партнерши.

Почти вся первая серия была посвящена Мамору Рюхэю и Соре, Шо Ямада появлялся ближе к концу. Химмэль не ел попкорн, рассеянно откликался на комментарии приятелей и никак не мог дождаться появления своего персонажа. Наконец, заветная минута наступила: Мамору Рюхэй, в поисках младшего сына главаря гангстеров, приходит в один из клубов, где ради собственного удовольствия Шо Ямада выступает на сцене в качестве танцора.

- Приготовьтесь к ударной дозе секси! - воскликнул Оониси и пылко прижался к Химмэлю. - Тебя следует арестовать!

- За что? - спросил тот, стараясь отстраниться.

- Преступление быть таким обалденным! Преступление!

Совершенно потеряв голову от восхищения, Нибори попытался повалить Химмэля и затискать. Сероглазый юноша воспротивился атаке, беззлобно парировав толчок, но добился прямо противоположного эффекта: приставучий воздыхатель поддался и завалился назад, увлекая его за собой. И Химмэль оказался лежащим на нем под общий хохот прочих участников реалити-шоу.

- Обнимать тебя - уже кайф! - пискнул Оониси, придавленный им.

- А мне лежать на твоих костях - совсем не в кайф, - отшутился предмет вожделения, высвобождаясь из его цепкой хватки.

Просмотр серии возобновился. Химмэль поначалу даже не узнал самого себя на экране: на сцене клуба находился очень пластичный и невероятно красивый парень, одетый в стиле бурлеск. От Шо Ямады невозможно было отвести глаз, пока он танцевал под музыку на сцене, от него с мощностью радиоактивного излучения исходила такая сексуальность, такая не признающая границ порочность, что Химмэль застеснялся перед ребятами из группы. Может, это из-за макияжа его лицо приобрело выражение эротичной хищности? А тело? Оно всего лишь выполняет заученную программу движений! Не он выбирал танец, хореограф придумал эти па. Черт, подобное амплуа куда больше подходит Югэну, нежели ему!

- Ты прекрасен, Химмэ! – издал Оониси возглас экстаза после завершения серии.

- Нет, я ужасен, - убито проговорил Химмэль.

- Что? Это еще почему?

- Я должен был играть не так... пошло. Я похож там на клоуна.

- Уж на кого-кого, а на клоуна ты не похож, - смеясь, не согласился с ним Дайти Хига. - Я бы стал завсегдатаем того клуба, выступай ты в нем в реальности.

- А я бы ограбил банк, чтобы купить этот клуб и подарить тебе! - решил повысить ставки Оониси, услышав признание Хиги.

- Да зачем париться, не проще ли устроиться работать в тот же клуб танцором? - внес конструктивное предложение Иса. - Дешево и всегда рядом.

- Ха, рядом! Вот он и сейчас рядом, а мне от этого проще? - надул губы Нибори. - Химмэ, обними-ка своего коллегу по-дружески!

- Увянь уже, чудило.

- Вот видите! Не проще!

Последовал очередной взрыв смеха. Еще минут десять они просидели в гостиной, перебрасываясь шутками. Химмэль, хоть и улыбался, чувствовал себя не в своей тарелке - во время беседы Касаги не смотрел в его сторону, не обращался к нему прямо, избегая даже смеяться с унисон с ним. Судя по всему, несмотря на показную непринужденность, он пребывал в плохом настроении. И всему виной неосторожные слова Химмэля!

- Пора за работу, - объявил, на правах лидера группы, Югэн, решив, что они достаточно позубоскалили. - Сегодня все вместе мы должны прогнать песню перед завтрашним прослушиванием у Гэсиро. Так что все оторвали задницы от диванов и марш в музыкальную комнату!





_________________________


_______ 13 _______





- Спасибо, что согласился составить компанию, - шепнул Химмэль, обращаясь к Касаги.

- Всегда рад помочь, - ответил тот, слегка наклонившись к нему.

Выпрямившись, Тиэми окинул взором собравшихся за обеденным столом людей - пожилую чету Куроки, родителей Химмэля и его сестер. Казалось, что в вип-ложе ресторана «Осаму» собрались незнакомцы, а не семья. Химмэль молча ковырялся в своей тарелке, и, если говорил – то только с ним. Ингу Фагъёдир практически не прикасался к изысканным блюдам – он курил одну сигарету за другой и вливал в себя виски, не обращая внимания на неодобрение тестя. Близняшки Рури и Сакура, небрежно бросая в рот куски еды, сидели в Интернете через свои мобильники. Кёко, вынудившая возлюбленного приехать на горячие источники, пыталась поговорить на нейтральные темы с госпожой Куроки, стремясь хоть как-то развеять гнетущую атмосферу. Любой посторонний звук – будь то перезвон посуды, шаги официантов, отдаленные голоса в общем зале ресторана – только усугублял неловкость.

"Затея устроить семейный выходной явно провалилась", - считал Химмэль.

Мать с отцом поссорились из-за этой поездки и, пусть Ингу все же поехал в Такарагава Онсэн, настрой у него оставался весьма мрачным. Они остановились в элитной гостинице «Хирошиюто», построенную у горячих источников, сегодня утром, им предстоит провести тут целый день и ночь, прежде чем они воскресным утром вернутся обратно в Токио. Однако уже к обеду им настолько невыносимо стало находиться вместе, что Химмэль уже был готов лезть на стену от уныния. Дед то и дело норовил прочитать кому-нибудь нотацию, полагая свое мнение наиболее авторитетным и значительным во всех вопросах. Его манера держать себя злила Ингу, чего тот и не пытался скрыть. Сам Ингу выводил из себя господина Куроки не меньше. В этой войне нравов и характеров женщины - Кёко и Анэко - как миротворцы позорно проигрывали. Только Рури и Сакуре было абсолютно наплевать, что происходит вокруг, они обе ушли в свой мир и не высовывали оттуда носа. Химмэль с радостью сбежал бы куда-нибудь и занялся более интересными делами.

Он мог, например, продолжить работу над песней "Хочу целовать тебя в Токио". Сибил Гэсиро, ознакомившись с вариантом, сочиненным Химмэлем и Югэном, согласилась сделать его дебютным синглом группы - они смогли удивить президента CBL Records. Хотя, если подумать, Химмэль ни секунды не сомневался, что у них с Югэном получится преодолеть и этот рубеж. Они вложили в их сингл пот и кровь, все силы, все возможности - они не могли проиграть, не имели права! Победа и только победа!.. Безусловно, всей группе еще предстоит потрудиться над звучанием песни - но отныне для репетиций есть не только несколько часов вечером, теперь они репетируют и в студии на официальных основаниях. Жаль, сегодняшний день ушел коту под хвост: ни репетиций, ни тренировок, терпи Кисё Куроки и не смей отходить от родственников ни на шаг! Не пригласи он Касаги за компанию, точно свихнулся бы тут один.

- Я запланировал на сегодня богатую культурную программу, - заговорил Кисё Куроки, вырвав Химмэля из минутной задумчивости. - Мы посетим несколько местных музеев, например, музей гончарного искусства, музей каллиграфии и местный парк. Потом можем заглянуть на ярмарку антиквариата, проходящую в городке. Ну а вечер можно посвятить отдыху в горячих источниках...

- Звучит очень увлекательно, - вмешался Ингу. - Но я, пожалуй, пропущу культурную программу, и сразу перейду к горячим источникам и горячительным напиткам, - он залпом опрокинул в себя остатки виски в стакане.

- Ты не пойдешь с нами? - спросила Кёко расстроено.

- Разве я сейчас сказал что-то иное? - осведомился тот со скрытым раздражением.

- Предполагалось, что это будет семейная прогулка!

- Извини, нога слишком болит для прогулок.

Химмэль сдержал печальный вздох. Не очень-то приятно наблюдать за размолвкой родителей! В душе юноша разделял отношение Ингу к Кисё Куроки, не ожидая от деда ничего хорошего. К сожалению, мать придерживалась иного мнения, она надеялась, что тот и вправду хочет исправиться и наладить родственные отношения. И теперь они вынуждены терпеть эту трагикомедию…

- Ну, по крайней мере, вы, ребята, не откажитесь прогуляться с нами? - заискивающе обратилась к юношам Анэко Куроки.

- Я с удовольствием составлю компанию вам и Химмэ, - как и подобает хорошо воспитанному человеку, учтиво откликнулся Касаги.

После обеда Ингу ушел в номер и заперся там в компании гитары и бутылки. Остальные же под предводительством господина Куроки, собрались в длительное путешествие по культурным достопримечательностям Такарагавы. Химмэль и Касаги постарались одеться как можно более незаметно, не желая быть узнанными на улицах городка. Дабы максимально скрыть лица от случайных прохожих, они натянули на головы капюшоны ветровок и нацепили большие солнцезащитные очки.

Впрочем, несмотря на меры предосторожности, им все равно не удалось покинуть гостиницу спокойно: на улице собралась толпа девчонок, узнавших о местонахождении Химмэля и Тиэми через фанатские сайты в Интернете. Донос сделал, судя по всему, кто-то из работников гостиницы, поскольку парни нигде особо и не успели засветиться, кроме вестибюля и ресторана - да и там публика состояла в подавляющем большинстве из иностранцев. Поэтому им пришлось - вместо пешей прогулки по Такарагаве - погрузиться в микроавтобус с тонированными стеклами и передвигаться на нем, словно они были группой школьников, вывезенных на экскурсию.

В музее гончарного искусства, шатаясь по залам, набитым разнообразной посудой всех цветов, размеров и порою поражающих воображение форм, Химмэль, выбрав момент, когда они с Касаги отстали от других, сказал:

- Тебе, должно быть, смертельно скучно?

- Нет, что ты, - улыбнулся тот, склоняясь над сервизом для саке. - Я никогда еще не был в здешних местах.

- Я говорю о моей семье, - уточнил сероглазый юноша.

- А, это... Я как будто дома.

- То есть?

- Забавно, как похожи наши родные! У меня отец терпеть не может бабушку и почти не разговаривает с матерью. Бабушка постоянно учит всех жить правильно. Братьям и сестрам наплевать, что происходит дома, их интересуют деньги. Дом все время пустой, хотя строился для большой семьи. Мама мечтает всех примирить, а я должен ей в этом помогать... Только это не нужно никому, кроме нее... - Тиэми выпрямился и поглядел на собеседника с любопытством: - Ведь этого хочет твоя мама, не так ли? Помирить всех?

- Пожалуй, - кивнул Химмэль согласно.

- А чего хочешь ты?

- Не знаю... - он рассмеялся, вопрос друга застал его врасплох. - Наверное, чтобы прошлое осталось позади.

Они немного помолчали, шагая рядом и продолжая рассматривать экспонаты.

- Знаешь... Мне было очень приятно получить от тебя приглашение приехать в Такарагаву, - сказал Тиэми Касаги вдруг. - Ведь ты приехал сюда с родными... В смысле, я же не твой родственник... То есть, я хочу сказать, это честь для меня... ну, что ты мне так... доверяешь, что ли?

Химмэль, выслушав сбивчивый монолог, снова рассмеялся и приятельски хлопнул по плечу:

- Конечно, доверяю. Мы же друзья, верно?

- Верно, - согласился тот, но взгляд отвел.

- Химмэ! Касаги-сан! - окликнула Кёко юношей, появившись из-за поворота. - Не отставайте. Мы почти уже все осмотрели.

Идея пригласить Касаги в Такарагаву Онсэн пришла Химмэлю в голову во время раздумий о том, как загладить вину перед другом. Он задел его, в лицо бросив грубое признание в любовной связи с Югэном - позже сероглазый юноша счел свое поведение излишне импульсивным. Касаги не заслужил такого обращения, он всегда хорошо к нему относился, поддерживал, сопереживал, а Химмэль не удосужился хоть ради дружбы обуздать свой хамоватый характер.

Они почти две недели толком не могли поговорить, каждый по-своему переживая воскресную стычку. После прослушивания у Сибил Гэсиро, вечера у Химмэля перестали быть столь загруженными как раньше, и у него появилось время для общения с друзьями. Вопреки всему, Тиэми не слишком обрадовался этому и почти что избегал его. Причем, избегал как-то неуклюже, как бы сам не зная - хочет он видеть его или нет. Бывало, приходил туда, где находился Химмэль, сидел молча, вызывая у того неловкость, затем так же молча исчезал... Приглашение поехать на горячие источники помогло им преодолеть возникшее отчуждение.

Югэн устроил любовнику сцену, узнав о его совместных с Касаги планах на выходные. Химмэль так и не смог решить для себя, какие чувства в нем преобладали, пока он выслушивал оскорбительные инсинуации и угрозы: зудящий гнев или извращенное удовлетворение от демонстрации ревности. В любом случае, на угрозы Югэна он не поддался, небрежно бросив ему в ответ: "Это всего лишь отдых на источниках".

На ярмарку антиквариата они прибыли уже в мягких вечерних сумерках. Ярмарка представляла собою несколько крытых торговых рядов, украшенных разноцветными фонариками и гирляндами. Внутри толпился праздный люд, с разинутыми ртами копающийся в грудах разномастного товара, выставленного на продажу. Чего там только не обнаруживалось! Деревянные, каменные и фарфоровые статуэтки всех возможных размеров, самурайские мечи, кинжалы, веера, кимоно, свитки, грамоты, печати, гравюры, картины, звериные чучела, тушечницы, какие-то кованые изделия, женские украшения, религиозные обереги и талисманы и еще много всего поражающего воображение. Химмэль впервые за всю прогулку оживился, увлеченный хаотичными развалами цветастых побрякушек. Пока он перебегал от одного лотка к другому, Касаги следовал за ним - оставаясь равнодушным к ассортименту ярмарки и получая удовольствие от созерцания заинтригованного лица того, в кого он был влюблен.

- Чем собираешься заняться вечером? - спросил Тиэми, когда они остановились у одного из лотков.

- Раз мы на горячих источниках, то нужно искупаться, - Химмэль, скептически сдвинув к переносице брови, вертел в руках фарфоровую статуэтку пузатого и жизнерадостного Будды с походным мешочком за округлым плечом. - Как ты думаешь, она действительно сделана в девятнадцатом веке?

- Фигня, ей от силы лет двадцать. Изготовил какой-нибудь местный керамический завод, - вынес вердикт парень, мельком глянув на статуэтку. - Может, вечером посмотрим фильм?

- Какой? - сероглазый юноша, как ребенок, дорвавшийся до отдела игрушек в универмаге, схватил покрытую орнаментом и позолотой трубку, в которую обычно клали свитки. Потянув крышку, он раскупорил трубку и вытряхнул себе на ладонь свернутую в рулон рисовую бумагу с начертанными на ней старинными иероглифами.

- Осторожнее, господин! - взмолилась хрупкая женщина в традиционном кимоно. Она сидела за прилавком и с беспокойством следила за странными покупателями, чьи лица скрывали капюшоны и темные очки. - Это очень старинный образец каллиграфии, раньше хранившийся в синтоистском храме...

- Ты видел хоть один фильм с богиней?

- Да. Тот, где два здоровых бугая переодеваются в женщин. Что здесь написано, Касаги, никак не пойму!

- Это попытка воспроизвести древнее начертание иероглифа "Звезда счастья". Но здесь допущена грубая ошибка, - Тиэми ткнул пальцем в несколько линий. - Такие ошибки характерны для современности.

- Хочешь сказать, опять фигня?

- Угу. Так как на счет фильма?

- С Монро? Давай лучше какой-нибудь блокбастер.

- Но фильмы с богиней - классика. Классика ценнее современных стрелялок-убивалок.

- Откуда ты можешь быть уверен, что в будущем эти стрелялки-убивалки не станут классикой?

- Я хочу приобщить тебя к прекрасному! - с деланным негодованием Касаги ткнул его в плечо кулаком.

- Нет, ты хочешь создать секту.

- Ах, вот как! Ну, ладно, давай пари: если ты найдешь в горах здешнего хлама хоть одну по-настоящему старинную вещь - будем смотреть блокбастер. Не найдешь - смотрим фильм с богиней.

Химмэль, смеясь, протестующе замахал на него руками:

- Эй, погоди-ка, а как я узнаю, подделка это или нет?

- Я сам тебе скажу. Если ты победишь - врать не буду.

- Обычно на такое отвечают: "Ты чё меня за лоха держишь, гад?" - грубым тоном и с сильным провинциальным акцентом сказал юноша, вспомнив говор завсегдатаев портовых баров.

Касаги прыснул со смеху, потом подобрался и тоже перешел на уличный сленг:

- А ты чё, белобрысый, меня на пиздобола подписываешь тут?

Торговка фальшивым антиквариатом теперь и вовсе перепугалась, слушая их разговор. Парни меж тем расхохотались, довольные собой, и отошли от лотка, к огромному ее облегчению. Ударив по рукам, Химмэль и Касаги, то и дело толкаясь, пихаясь, перебрасываясь шутками и норовя вызвать у торгашей неприязнь своим легкомысленным поведением, направились вдоль рядов в поисках сокровищ.








- Говорю тебе, я не стал бы лгать!

- Ты точно где-нибудь наврал, Касаги. Уверен, хоть одну старинную штуку я точно нашел!

- Да не было там ничего даже близко пахнущего стариной. Это мануфактурный мусор для туристов.

- А тот самурайский меч?

- Подделка. Я тебе объяснял: метод нанесения гравировки на лезвие явно машинный, да еще с использованием химикатов. Ну где ты в эпоху Токугава нашел бы ремесленника, обрабатывающего сталь химикатами?

- А шелковое кимоно?

- Ну-ну. Двухсотлетнее кимоно с пятнадцатипроцентным содержанием синтетики. Химмэ, просто признай мою правоту.

- Лучше ты признай, что это все из-за желания вечером промыть мне мозги.

- Да жопой отвечаю, не было подставы! - в который раз за сегодняшний вечер перейдя на сленг, довольно громко сказал Касаги. Спохватившись, он прикусил язык и виновато покосился на родственников Химмэля, с которыми он ехал в микроавтобусе обратно в гостиницу. - Простите. Я хотел сказать, это нелепо... обвинять меня в обмане.

- Ничего страшного, - Кёко единственная улыбнулась ему. - Вы очень образованы для своего возраста, Касаги-сан. Родители должны гордиться вами, а друзья брать пример.

- Спасибо, - тот зарделся от комплимента.

- Мам, он мухлевал! - обиженно возразил Химмэль. - Как можно ставить его в пример?

- Я тебе в сотый раз повторяю: не мухлевал! - не менее возмущенно сказал Касаги и, подумав немного, решил идти на принцип: - Если хочешь довести спор до абсурда, давай сделаем так: я позвоню домой, мама пришлет людей, которые скупят всю ярмарку и отправят товар на экспертизу. Тогда мы узнаем наверняка, кто из нас прав. Согласен?

- Да ну тебя... - сероглазый юноша насупился, признавая свою капитуляцию.

Его дед прислушивался к их препирательствам со скрытым неодобрением - умные речи гостя подчеркивали необразованность Химмэля, являющеюся занозой в сердце педантичного мужчины. Господин Куроки презирал самого себя за беспомощность в данной ситуации - он вынужден терпеть безответственное поведение Ингу и Кёко, не имея возможности заняться воспитанием и образованием внука. Драгоценное время уходит, мальчишке необходимо как можно скорее взяться за ум! Но чем они заняты? Всяческой чепухой, а не полезными делами. Химмэль вкалывает сутками, растрачивая силы и потенциал впустую, а Кёко ему потворствует. Ингу вообще оправдывает худшие ожидания: не контролирует свое поведение, пьянствует и - самое отвратительное! - подает дурной пример сыну.

Во время поездки близняшки сидели как иголках и все ждали удобного момента для мучающего их вопроса. Когда Химмэль и Тиэми, наконец, прекратили спорить, Рури, подначиваемая сестрой, решилась заговорить:

- Касаги-сан, вы собираетесь посетить купальни? - юноша кивнул в ответ и тогда девочка, покраснев, выпалила следующее: - Можно мы искупаемся вместе с вами?

- И думать об этом забудьте! - тут же рявкнул Кисё Куроки, ошеломленный бесстыдством внучек.

- Дедушка! Там многие купаются совместно, - попытались возразить близняшки.

- Не желаю ничего слушать! Вы несовершеннолетние и будете купаться в специально отведенном для женщин месте.

Тиэми обрадовался вмешательству Кисё Куроки: ему совсем не хотелось купаться с сестрами Химмэля! Раздеться догола и залезть в одну купальню с этими шумными и бестактными девчонками? Бррр!.. Он обрадовался бы предложению со стороны Химмэля, но тот, похоже, не искал компании для совместного препровождения в купальне. Не доверяет? Опасается, что он будет пялиться на него?

Впрочем, по возращению в гостиницу, Химмэль обратился к нему:

- Искупаемся вместе?

- Отличная идея, - обрадовался Касаги.

- Встретимся в раздевалке, - условился с ним сероглазый парень, перед тем как уйти в свой номер.

Кёко, вернувшись в номер, застала Ингу спящим на кровати под звук включенного телевизора. В номере-люкс, который они снимали, висел тяжелый запах алкогольных испарений и крепкого табака. Она планировала позвать возлюбленного в купальню, однако, убедившись в его крепком сне, просто укрыла Ингу пледом, выключила телевизор и легла рядом.

"Может, я гоняюсь за призраками, обманываю себя? - подумала она, поглаживая узор из шрамов на груди мужчины. - Я всю жизнь хотела отделаться от опеки отца, зачем же теперь пытаюсь залатать дыры в наших отношениях? Никому, кажется, от этого легче не становится, мы с Ингу только начали ссориться друг с другом..."

Ингу оставался неумолим по отношению к Кисё Куроки, считая того лишним в их семье. Ее стремление найти компромисс он называл слабостью, граничащей с трусостью. Все доводы Кёко он отметал с непоколебимым упрямством, отрицая хотя бы вероятность перемирия с тестем.

"Видеть его не могу! - выговаривал он ей. - Пусть не вертится рядом с нами и, тем более, рядом с Химмэлем!"

"Он мог исправиться, не ставь на нем крест, - выдвигала контраргументы Кёко. - И Химмэль не против его визитов, не забывай".

"Твоя мягкотелость, милая, доведет до беды. Так и знай!"

Кёко оставалось лишь уповать на лучшее. Что дурного в желании решить проблемы полюбовно, не доводя до остервенелой грызни? Она всего лишь хочет уберечь своих детей - Химмэля, Рури и Сакуру - от судебных разбирательств, скандалов и интриг, это ее материнская обязанность, ее долг. Ингу не было рядом с ней шестнадцать лет, он все же не может понять ее чувства ответственности перед детьми. Да, ему приходилось нелегко все эти годы, он многое перенес - но при этом у него не было семьи, он ни перед кем не отчитывался, жил свободно и даже весело. Полгода отношений не стерли границы, возникших за время разлуки. В моменты ссор Кёко отчетливо осознавала, насколько они с Ингу разные...

Химмэль, облачившись в юката*, спустился на лифте на второй этаж, откуда брал начало переход, соединяющий гостиницу с одноэтажным строением, где находилась раздевалка и душевые комнаты. Там же за стойкой сидел администратор. Зарегистрировавшись у него, посетители снимали юката, оставляя одежду в корзинках, взамен получали полотенца - женщины большие, дабы обернуться в них от груди до бедер, а мужчины крохотные, совсем как носовые платки - из раздевалки их путь лежал сначала в душ и только оттуда в купальни под открытым небом.

- Очень приятно видеть вас, господин Фагъедир, - поздоровался с юношей администратор, невысокий мужчина с темным, деревенским лицом. - Изволите искупаться? У нас есть общие купальни, купальни исключительно для мужчин и вип-места.

- Главное, чтобы никто не подглядывал за мной и моим другом, - высказал пожелание Химмэль.

- Боюсь, этот составит проблему. Сегодня суббота и много посетителей, - замялся тот. - Все купальни находятся под открытым небом, окружены парком, где наши клиенты могут гулять в перерывах между приемом ванн. Даже вип-места не защищены от обзора...

Позади Химмэля послышался щелчок, потом второй, третий, сверкнула фотовспышка. Он обернулся и остолбенел: люди в раздевалке, схватив кто мобильники, кто цифровые камеры, азартно фотографировали его, признав в нем знаменитость. С каждой секундой любопытных в раздевалке прибавлялось и все они жадно глазели на юношу. Как теперь прикажете идти в купальни? Да стоит ему снять с себя юката, они не преминут заснять его голышом и только черт знает, где и при каких обстоятельствах потом всплывет компромат!

- Давно меня ждешь? - подошел к нему Касаги. Увидев столпившийся народ, он выдохнул устало: - Вот черт...

- Точнее не скажешь, - хмыкнул Химмэль, и, схватив друга за руку, решительно потянул его прочь из раздевалки: - Хрен с этими купальнями. Я не собираюсь дефилировать голой задницей перед кучей придурков с фотоаппаратами. Пойдем, купим газировки, чипсов и посмотрим на твою богиню.

- Одобряю твой выбор, - рассмеялся Тиэми, стараясь скрыть волнение, вызванное соприкосновением их ладоней.

Они закрылись в номере Касаги, предварительно закупившись тоником, чипсами и фисташками. Устроившись на диване перед большим плазменным экраном, парни перенеслись в 1953-й год, во времена, когда девушки красили губы невероятной сочной красной помадой и прелестно порхали ресницами, взирая на мужчин. Времена, когда джентльмены предпочитали блондинок.

Химмэль нашел историю весьма удачной, очарованный деланной глупостью Мэрилин Монро и шутками Джейн Рассел. Он хохотал от души над сценой, где Монро говорила подруге о своем ухажере: "Пигги рассказывал мне про Южную Африку. Там очень опасно! Всюду змеи, их зовут питонами. Такой питон может схватить козу в кольца и задушить ее до смерти!" А после над тем, как Монро и Рассел, напоив частного сыщика, украли у него пиджак и брюки.

До конца фильма, когда авантюрные девушки одновременно выходят замуж, распевая песню "Две девчонки из Литлл-Рока", Химмэль не дотянул совсем немного - уснув на фразе мистера Эсмонда-старшего: "И вы смеете утверждать, что хотите выйти за моего сына не из-за его денег?" Тиэми, смотревший фильм с величайшим вниманием и благоговением, заметил это только после финальных титров.

- Химмэ... - он коснулся его локтя, надеясь разбудить.

Юноша, умудрившийся заснуть сидя, облокотившись на диванные подушки, не отреагировал на прикосновение. Касаги откинулся на спинку дивана и долго, очень долго смотрел в его умиротворенное сном лицо. Внутри него кипел огонь, который он силился обуздать. Тиэми боролся с собой, уговаривая, напоминая себе о дружбе с Химмэлем, взывая к благоразумию...

Но сдержаться не смог. Наклонившись вперед, Тиэми осторожно поцеловал приоткрытые губы Химмэля.

---

10-11

______ 10 ______



- Мог бы предупредить меня заранее о том, как собираешься одеться! - вздохнула Кёко, поглядев на Ингу.

Тот решил, отправляясь в гости к Сибил Гэсиро, облачиться в джинсы, майку и клубный пиджак. Конечно, вид не слишком вызывающий, однако, по мнению Кёко, наряд Ингу никоим образом не котировался с ее темно-зеленым вечерним платьем, стоимостью в пять тысяч долларов. Выходит, она оделась для элегантного светского раута, а он - для молодежной вечеринки.

Ингу тоже разглядывал возлюбленную: ткань платья обтягивала Кёко как вторая кожа, выгодно очерчивая худощавый силуэт, а округлый вырез придавал ее груди и шее особенную нежность и хрупкость. Распущенные и ниспадающие по плечам волосы оттеняли жемчужно-белую кожу, делая ее похожей на эльфа или фею. Кёко никак нельзя было дать больше двадцати пяти лет - настолько свежо она выглядела, несмотря на шестнадцать лет несчастливого брака и душевных терзаний.

- Не переживай, милая, - рассмеялся сероглазый мужчина. - От меня никто не ждет смокинга и галстука-бабочки. А вот ты выглядишь превосходно, - он подкрался к ней и крепко обнял, касаясь губами ее волос. Кёко, стиснутая сильными руками, с удовольствием замурлыкала, тая в его объятиях.

- Знаешь... Мне кажется, как бы я не оделась, я все равно не смогу почувствовать себя своей в тамошнем обществе, - прошептала она.- Я большую часть жизни провела в роли домохозяйки, а тут вдруг затесалась в круг светских львиц...

- Что такого особенного в том, чтобы быть светской львицей? Пока ты смотришь на них глазами простого обывателя - они блестят и манят к себе. Но стоит тебе встать с ними на одну ступеньку, как весь лоск слезает с них, и ты начинаешь видеть их подлинные лица, - сказал Ингу с сарказмом. - Более скучных дамочек, чем светских львиц, не найти. Мужья и любовники содержат их для статуса, они вроде обязательного атрибута существования в высшем свете. Если копнуть поглубже, то обнаруживается, что все эти состоятельные мужики не бывают в спальнях своих содержанок неделями и месяцами, в то время как с удовольствием ухлестывают за так называемыми домохозяйками...

- Если я стану светской львицей, ты тоже заведешь себе домохозяйку на стороне? - надула тогда губы Кёко.

- Конечно, заведу! - ответил он непосредственно. - Надо же хоть иногда трахать тех баб, на которых реально встает, а не тех, кого одобряет высшее общество и модные тенденции.

- Как ты можешь говорить подобные гадости? - женщина с наигранным негодованием стукнула его кулачком по груди.

- Почему - гадости? Что тебя не устраивает, моя дорогая домохозяйка? - усмехнувшись, Ингу стал целовать Кёко, его руки шаловливо проползли по ее талии, опустились на ягодицы и принялись подтягивать ткань платья вверх. Она сдавленно захихикала, напоминая сейчас ученицу старших классов, на перемене в укромном уголке обжимающуюся с дружком. Якобы желая остановить поползновения, Кёко схватила мужчину за руки - при этом эротично покусывая его за губу. В конце концов, Ингу предложил: - Может, к чертям эту вечеринку? Давай лучше запремся в спальне: я, ты и бутылка текилы - получится неплохая групповушка.

- Нет уж! Нехорошо давать обещания, а потом их нарушать, - она вывернулась из его рук и наклонилась над туалетным столиком, поправить смазанную губную помаду.

- Можно подумать, ты пообещала привезти хлеб голодающим детям, - он приблизился к ней сзади и снова ухватил за бедра. - Пусть Гэсиро обойдется без нашего присутствия, ничего страшного не случится.

- Нет, нет, нет.

- Если хочешь, можно обойтись и без текилы. Сегодня я согласен на полную моногамию в отношениях.

Со смехом Кёко шлепнула его по рукам. Ингу обхватил ее талию руками, приподнял и - уподобляясь первобытному человеку, несущему в пещеру свою добычу - потащил ее из будуара в спальню. Та весело взвизгнула и принялась сопротивляться, прилагая для этого, впрочем, катастрофически мало усилий.

Рухнуть на постель в объятиях друг друга им не довелось - оказавшись в спальне они нашли на кровати Потрахуна фон Гитлера и двух кошек, жадно пожирающих огромного тунца, уворованного, судя по всему, из холодильника на кухне. Брызги, чешуя и внутренности щедро покрывали собой перину, не говоря уже о запахе сырой рыбы.

- Ах ты, лохматый негодяй! - заорал на собаку Ингу.

Пес, учуяв беду, закатил бешено глаза и, прыжком покинув постель, бросился прочь. Клео и Нефертити продемонстрировали немного больше выдержки - смотавшись из спальни деловитой трусцой, а не трусливым галопом. На ложе любви осталась одиноко лежать обглоданная рыба.

- Когда они успели ее сюда притащить? - удивилась Кёко, брезгливо косясь на останки.

- Это ж надо - устроиться жрать прямо на постели! Запороли начало многообещающего сексуального рандеву! - пробормотал сероглазый мужчина, обернувшись в сторону гостиной, он опять начал орать: - Я с вас шкуру спущу, безмозглые создания! Из тебя, Потрахун, я сделаю воротник для сценического костюма, а кошарам отрублю головы и буду использовать их как пресс-папье!

- Перестань, - ласково одернула его женщина и притянула к себе, желая наградить поцелуем.

Их губы не успели соприкоснуться. В гостиную вошел один из телохранителей с докладом - автомобиль подан и ждет их у крыльца. Ингу чертыхнулся. Кёко в утешение чмокнула его в щеку и, захватив меховую накидку, все же заставила возлюбленного поехать на вечеринку Сибил Гэсиро.

В дороге она, прижимаясь к его плечу, отдалась течению своих мыслей. Какие причудливые витки совершает судьба порою! Когда-то она полагала, что уже никогда не сможет полюбить, открыть сердце мужчине, так глубоки были ее сердечные раны. Однако Ингу вернулся в ее жизнь самым невероятным образом - вместе с ним возвратилась их любовь, пережившая шестнадцатилетнюю разлуку. Рядом с ним все менялось - все приобретало новые оттенки. Кёко словно заново открывала для себя мир, находя в нем еще столько неизведанного, что ожидало ее внимания.

За годы замужества она почти забыла, что такое страсть. Деля постель с Томео Нацуки, Кёко лишь исполняла супружескую обязанность, не привносящую в ее жизнь ничего кроме скуки. После секса с Томео она испытывала непреодолимое желание помыться, но даже обжигающий душ не мог избавить ее от чувства гадливости и собственной беспомощности. К счастью, муж даже в молодости не обладал донжуановским либидо и не слишком часто требовал от нее близости, а после шестнадцати лет брака, он вообще стал больше походить на бесполое создание, озабоченное только прибылью в лавке и исполнением капризов дочерей. Кёко жила подле него, запертая в пентхаузе, все еще полная жизненных сил и нереализованных желаний. Несмотря на все оковы, в которые ее заковали муж и отец, где-то внутри она продолжала оставаться пылкой натурой, способной любить страстно и безоглядно. Воспоминания о недолгом счастье с Ингу терзали ее, усугубляя ощущение неполноценности - все вокруг только подчеркивало ее потерю.

Когда они с Ингу впервые после долгой разлуки остались наедине, Кёко растерялась - испытав почти девственный страх перед его прикосновениями. Что, если она уже разучилась чувствовать как раньше и не сможет ответить на желание любимого мужчины? Вдруг годы тягостного сожительства с Томео, превратили ее в ужасную зануду, способную только лежать бревном в постели?..

Ингу рассеял все ее страхи и сомнения самым действенным способом - просто уронил ее в кровать и занялся с ней сексом. Получилось восхитительно. Все - поцелуи, ласки, самые незначительные прикосновения - воспринималось с новым вкусом. Тело Кёко пробудилось ото сна, отзываясь каждым нервным окончанием на влечение Ингу. Они желали друг друга с чувственностью молодых влюбленных.

"Разве могла я испытать что-то подобное с другим? - думала она с нежностью. - Нет, мне нужен только Ингу. Только он".

Особняк Сибил Гэсиро, расположившийся на одной из узких улочек Симбаси, в этот вечер огнями - и был взят в окружение целым взводом секьюрити, стороживших каждый сантиметр пространства подле дома. В холле Ингу и Кёко встретил распорядитель вечера - представительный пожилой мужчина в смокинге и дежурной улыбкой на лице.

- Рад вас приветствовать почетных гостей, - вежливо раскланявшись перед гостями, произнес он.

Кёко, очарованная изобилием мрамора и хрусталя, вслух восхитилась внутренним убранством особняка, а Ингу, привыкший к кричащей роскоши, остался равнодушным. В одном из коридоров раздался поспешный топот и в холл влетел Кей Ясумаса, восклицая: "Они приехали? Приехали?" Завидев своего кумира и его спутницу, молодой человек резко притормозил, поправил прическу и пиджак, после чего спокойным шагом преодолел оставшееся расстояние.

- Добрый вечер, господин Фагъедир, госпожа Нацуки! - сказал он, согнувшись в поклоне. - Позвольте проводить вас к столику!

Ингу бросил выразительный взгляд на Кёко: "Я же говорил, он в меня влюблен".

- Сегодня вы главные гости вечера, - вещал Кей по пути в банкетный зал. - Ваши места за столиком Госпожи Гэсиро.

- Какая честь для нас, - с иронией прокомментировал Фагъедир.

Банкетный зал был оформлен тяжеловесно, с английским уклоном: тяжелые портьеры с золочеными кистями на высоких окнах, громоздкие люстры на украшенном орнаментом и лепниной потолке, антикварная мебель викторианской эпохи, а также официантки в строгой черной униформе с белыми передниками. Официантки, в отличие от всего прочего, Ингу понравились.

- Как в любимом порнофильме, - заметил он игриво, за что получил от Кёко легкий тычок.

В дальнем конце зала, находясь на невысокой сцене, тянула, под аккомпанемент ансамбля, незатейливую песню хорошенькая певица. В свободном пространстве перед сценой под музыку лениво переступали с ноги на ногу танцующие пары. Люди за столиками громко разговаривали между собой, смеялись, наслаждаясь угощением и выпивкой. Хозяйка вечера сидела за длинным столом, стоящим неподалеку от танцплощадки.

Сибил Гэсиро, завидев Кёко и Ингу, поспешно поднялась навстречу желанным гостям. Яркий свет, падающий от хрустальных люстр, не играл ей на руку - такое освещение разоблачало ее истинный возраст, высвечивало кожу женщины, обнаруживая морщинки на лице и тщательно маскируемую дряблость шеи. Впрочем, точеная фигура и умение выгодно подавать себя окупали возрастные огрехи.

- Почему же не приехал ваш замечательный сынок? - осведомилась у Кёко президент CBL Records, закончив приветствия.

- Он отказался, сказал - занят и каждая минута у него на счету.

- Тоже верно. Мне всегда нравилось его чувство ответственности! - женщина расплылась в двусмысленной улыбке, затем поинтересовалась: - Химмэль когда-нибудь рассказывал, как мы с ним познакомились?

- Нет, - ответила мать Химмэля, не скрывая своего беспокойства.

А как тут не беспокоится? Сибил Гэсиро встречается с парнем, младше себя на двадцать пять лет! Что, если она и на Химмэля положила глаз? Ее мальчик, конечно, не из тех, кого можно взять голыми руками, но и Гэсиро, судя по всему, поднаторела в искусстве совращения юношей! Подозрения на ее счет тлели в Кёко с того самого вечера в ресторане "Сатурн".

- Однажды дворецкий по моему распоряжению сделал заказ на кубинские сигары в табачной лавке. В тот же день я устраивала вечеринку в своем доме, и, когда курьер из лавки прибыл, дворецкий был слишком занят, чтобы выйти к нему. Тем курьером оказался Химмэль. До сих пор не знаю, почему он заявился в мой дом в мундире с позументами. Как-нибудь я спрошу его об этом, будет забавно, - неторопливо раскуривая сигару, стала рассказывать Гэсиро. - Суть в том, что конферансье перепутал его с опаздывающим солистом ансамбля и, не дав объясниться, вытолкнул на сцену. Любой другой человек в такой ситуации растерялся бы - но только не наш Химмэль. Он встал у микрофона и начал петь! Да как петь - все были сражены наповал! Помню, я слушала его с разинутым ртом и думала: "Что такой голос и столь красивое личико делает в каком-то дешевом ансамбле?!" Но самый шок мы испытали, когда на сцене появился-таки настоящий солист ансамбля! Знаете, как Химмэль ответил на мой вопрос о том, кто он такой?

- И как же? - попивая виски со льдом, спросил Ингу.

- Он поклонился и сказал: "Я курьер! Пользуясь моментом, желаю узнать, кто здесь заказывал кубинские сигары?"

Фагъедир расхохотался, живо нарисовав в воображении эту сцену. Кёко тоже не устояла перед комичностью момента и улыбнулась. Кей, доселе молчаливо сидевший за столом, сдавленно прыснул в кулак. Сибил Гэсиро, от души посмеявшись, промокнула глаза салфеткой и продолжила:

- Как понимаете, устоять перед Химмэлем было просто невозможно. Он сразил меня наповал! Необыкновенный юноша. Я сразу же предложила ему работать в CBL Records - а он, представьте себе, отказался да еще и нагрубил! Мне пришлось побегать за ним, поуговаривать, прежде чем он согласился участвовать в шоу. Надо сказать, его упрямство равняется его таланту!

- Эта горючая смесь у него от меня, - без излишней скромности вставил Ингу.

- Ни секунды не сомневаюсь, - весело согласилась с ним Гэсиро.

К их столику с важностью приблизились новоприбывшие гости: супружеская чета и их сын, в котором Кёко признала одного из ведущих ток-шоу "Заводной мармелад" - Оницуру Коидзуми. Для них также были предназначены почетные места за главным столом.

- Весьма рад знакомству, - с чопорностью поздоровался с Ингу и Кёко мужчина, представленный им как Рейо Коидзуми. - Это моя жена - Нанами Коидзуми. И сын - Оницура.

Он был немного выше среднего роста, широкоплечий и крепко сбитый. Кожа смуглая, лицо можно посчитать привлекательным, если б не застывшее на нем выражение властности, портившее все приятное впечатление от его внешности. Жена господина Коидзуми выглядела под стать супругу: миловидная на первый взгляд, но какая-то блеклая женщина, с застывшим высокомерием на старательно замазанном макияжем лице. Их сын держал себя попроще - карьера в шоу-бизнесе, где высоко ценится коммуникабельность и демократия, наложила на него отпечаток, не позволяя стать полной копией родителей.

Кёко встала и отдала дань хорошим манерам, поклонившись. Фагъедир пренебрежительно отсалютовал им стаканом со спиртным и не сделал попытки хотя бы сказать что-нибудь приятное им. Поведение, несомненно, оскорбительное для японцев, ну а для состоятельных японцев, привыкших к показательной церемониальности - тем более. Физиономии четы Коидзуми окончательно окаменели, став почти карикатурными.

- Господин Коидзуми очень преуспевающий и влиятельный бизнесмен, который, к тому же, в ближайшем будущем планирует баллотироваться на пост мэра, - постаралась сгладить возникшее напряжение, Сибил Гэсиро. - Так же он владеет акциями CBL Records, выступая спонсором некоторых культурных мероприятий. Для меня большое удовольствие курировать карьеру его сына...

- Теперь понятно, почему его держат в агентстве, - зевнул Ингу, демонстрируя смертельную скуку.

- О чем вы? - нервно засмеялся Оницура, уязвленный в самое сердце его словами.

- Я слышал, как ты поёшь. С твоими-то вокальными данными и умением попадать в ноты... Но если папочка держит пакет акций, то почему и бы нет? Могу поспорить, вы, господин Коидзуми, для того и прикупили акции, чтобы исполнить заветную мечту амбициозного сынишки.

- Ингу! - покраснев от неловкости, Кёко предостерегающе сжала локоть возлюбленного.

- Что вы себе позволяете? - потемнев от переполняющего его гнева, выдавил Рейо Коидзуми.

- Всего лишь озвучиваю свои мысли.

Кей Ясумаса и Сибил Гэсиро встревожено переглянулись, осознав, как опрометчиво они поступили, пригласив безбашенную личность вроде Ингу Фагъедира на приличное мероприятие. Тот с невозмутимым видом облил грязью уважаемого человека и спонсора в одном лице! Кёко пнула под столом скандалиста и, послав извиняющуюся улыбку семейству Коидзуми, потребовала от него немедленно пригласить ее на танец.

- С превеликим удовольствием, любимая, - ответил Ингу ей.

На танцплощадке она, цедя слова сквозь зубы, принялась отчитывать его - напоминая, что они находятся в гостях и эти люди не сделали ему ровным счетом ничего дурного. Зачем говорить им в лицо подобные вещи? Мысли у всех в голове витают разные, к чему их озвучивать? Слово ведь не воробей!

- Мне скучно, - вот что он привел в качестве оправдания.

- Мы здесь каких-то полчаса!

- Да я сейчас подохну от скуки! Почему мы не остались дома и не занялись сексом?

- Сексом мы заняться еще успеем, а вот загладить вину перед Коидзуми...

- Какая, на хрен, вина? Я не виноват, - возмутился Ингу.

- У нас не принято говорить в лицо свои мысли! Это Япония, а не Штаты! Тут необходимо взвешивать каждое слово, прежде чем озвучишь его. Да, это нудно. Да, тебя это раздражает. Но это часть мировоззрения японцев!

- Пусть этот индюк засунет свое мировоззрение в жопу. Мне насрать.

- Не смей включать пофигиста в разговоре со мной! - почти зарычала Кёко, на автомате двигаясь вместе с ним в такт неторопливой музыке.

- Хорошо, не буду. Только не жди, что я пойду извиняться.

Женщина издала страдальческий стон. Чертово упрямство Ингу! Он и вправду не сдвинется с места, раз принял такое решение. И как теперь поступить? Взять и уехать? Или остаться, несмотря на произошедшее? Нет, лучше уехать, иначе Ингу вновь отколет какой-нибудь номер!..

- Черт с ней, с вечеринкой! Давай вернемся домой и займемся сексом, - заявила она. - Хоть вечер не пропадет зря.

- Супер! - сверкнул голливудской улыбкой сероглазый мужчина. - Валим отсюда.

Пока Кёко дожидалась служанку, отправившуюся в гардероб за меховой накидкой, Ингу отлучился в туалет. Еще на подходах к уборной, он ощутил характерный сладковатый запах, идущий из-под двери. Похоже, кто-то из гостей на великосветском вечере баловался травкой! Войдя, он обнаружил там Хидэ Сато, сидящего на крышке унитаза в одной из кабинок - тот горько рыдал и накуривался одновременно.

- Простите за мой вид... Я хотел... Вернее, я надеялся побыть один, - сбивчиво забормотал Сато, рукавом дорогого пиджака вытирая лицо. - Прошу, не обращайте на меня внимания, не стоит...

- Что за горе? - поинтересовался Ингу, справляя нужду в писсуар.

- Какая разница... Вам меня не понять, я и сам себя понять не могу...

- Баба виновата?

- Все настолько очевидно? Проклятье мое... - Сато снова залился слезами, потом приложился к косячку. - Она иссушила мое сердце, измучила мою душу, свела с ума! Я ненавижу ее - и не могу без нее жить! Она не хочет ни видеть, ни слышать меня... У меня нет возможности попытаться объясниться с ней. Феникс, Феникс, почему ты так жестока?

- А, ты бывший парень Феникс, я и забыл! - усмехнулся Фагъедир. Сполоснув руки в раковине, он подошел к несчастному Сато. - Что ж ты не сделал ей предложение руки и сердца? Она бы оценила.

- Не все в жизни так просто...

- Это любимая отговорка неудачников.

- Я неудачник, выходит? Хотя, наверное, да, - страдалец громко шмыгнул носом и протянул косячок Ингу. Тот, немного поколебавшись, принял эстафету, с блаженством затянувшись наркотическим дымом несколько раз, потом вернул его. Сато, пытаясь успокоиться, признался с надрывом: - Я был женат однажды. Мы прожили вместе восемь месяцев и разошлись. После той стервы я возненавидел женщин! Решил для себя: ими можно пользоваться, но упаси бог впустить еще раз какую-нибудь сучку в сердце... Я все равно оказался в дураках - влюбился. Я ничего не мог поделать, Феникс пленила меня с первого взгляда. Нам так хорошо было вместе! Если б только не ее навязчивая идея выйти замуж...

- Тебе не приходило в голову, что она не просто хотела выйти замуж, а выйти замуж именно ЗА ТЕБЯ? - подождав, пока он затянется, Ингу опять взял у него дымящуюся самокрутку с марихуаной.

- Не приходило, - заторможено проговорил Сато.

- Так пошевели мозгами сейчас.

- Ты... Вы... Ты даешь мне совет? Сам с ней встречался, а сейчас раздаешь добрые советы?

- Я не встречался с Феникс, мы с ней друзья, - снисходительно парировал собеседник. - А вот ты представлял для нее определенный интерес.

- Хочешь сказать, она любила меня? - у мужчины, несмотря на слезы, на щеках проступил румянец.

- Почему "любила"? Уверен - все еще любит.

- Но она избегает меня!

- Конечно, ты ведь тормозной придурок, - рассмеялся Ингу, приканчивая самокрутку последней глубокой затяжкой. С сожалением выкинув остатки косяка в унитаз, он ободряюще потрепал Сато по плечу: - Подбери сопли, чувак. Достанешь мне еще такой же хорошей травки - так и быть, помогу тебе поймать Феникс в любовные силки.



______________________


_______ 11 _______


- Ваш заказ, господин, - официантка поставила на столик чашку с чаем.

Кисё Куроки неторопливо пригубил дымящийся напиток, задумчиво оглядывая немногочисленных посетителей небольшого служебного кафе, устроенного в глубине здания CBL Records.

В десять утра здесь сидели несколько юношей и девушек модельной внешности, лениво вертящие в руках мобильники и попивающие газированные напитки - кто-то из них работал в агентстве, кто-то дожидался прослушивания. Это место - не только кафе, а все здание целиком - было насыщено особым ароматом молодости. Кажется, от самих стен шли особенные флюиды, сообщающие присутствующим, что тут единолично царствует культ юности и красоты - а жрецами этого культа являлась многочисленная молодежь, наполняющая собой коридоры, залы, лестничные пролеты, лифты, вестибюли и кафе.

Молодость с острым запахом денег - вот чем пахло в логове Сибил Гэсиро.

Господин Куроки закурил сигарету, продолжая искоса смотреть на парней и девушек за соседними столиками. Их облик, безусловно, привлекал к себе внимание: правильные черты лица, стройное телосложение, стильные прически и, конечно, броская одежда. Для них сексуальность не представляла запретного плода - скорее они желают олицетворять для прочих тот самый соблазнительный "запретный плод". Сопляки как будто пытаются примерить на себя родительскую одежду, которая катастрофически им велика. В утренний час их ровесники сидят за партами в старшей школе или слушают лекции в университете, в то время как эти легкомысленные создания предпочли учебе и стабильному будущему вот такой цирк!

А Химмэль? Его Химмэль? Вздорный мальчишка только рад оказаться в подобном сообществе, где его окружают одни отбившиеся от рук бездари, сорвиголовы и невежи! При первом удобном случае он бросил старшую школу, пожертвовав образованием во имя карьеры в реалити-шоу - разрушив все чаяния деда, мечтавшего привить ему хоть толику чисто японского благоразумия.

Того едва удар не хватил, когда он узнал об участии внука в проекте "Showboys". Кёко схитрила и сообщила ему новость только после как Химмэль прошел первый отборочный тур и уехал на съемки в Фудзиномию. Кисё Куроки пришел в негодование, оскорбленный попустительством дочери - и чуть было не решился ехать в Токио, чтобы вразумить и Кёко и Химмэля. Но жена отговорила его от импульсивного шага.

"Химмэ и в Симоносеки занимался музыкой, разве нет? Даже ты не мог запретить ему шататься с друзьями по барам и давать концерты! Что уж говорить о Кёко? - мягко сказала тогда Анэко Куроки. - Ты можешь только обидеть Химмэ, начав сейчас критиковать его. Может, пришло время дать ему больше самостоятельности?"

"Можно подумать, раньше он был домашним ребенком и во всем слушался нас!" - хмуро ответил он.

"У него нелегкий характер, да. Именно поэтому нам сейчас не стоит мешать ему, он должен понять, что мы не враги ему! Хватит воевать с ним, Кисё, это все равно бессмысленно, - убеждала его супруга. - Почему бы не перестать сердиться на Химмэ и постараться вновь стать семьей? Давай переедем жить в Токио. Так мы будем ближе к Химмэ и сможем следить за его судьбой".

Мысль жены показалась Кисё Куроки удачной. Вряд ли внук когда-нибудь изъявит желание приехать в Симоносеки погостить, а жизнь вдали от него превратилась в тягостное и унылое существование. Никогда раньше дни не тянулись так долго, а вечера не бывали так скучны! Дом казался пустым и мертвым без Химмэля. Господин Куроки сам себе боялся признаться в том, насколько сильно он тоскует по внуку, до чего ему не хватает присутствия этого сероглазого дьяволенка, пятнадцать лет подряд привносившего хаос в его жизнь...

Он решил продать дом в Симоносеки и осенью вместе с женой переехать в Токио. Теперь по вечерам они с Анэко смотрели выпуски реалити-шоу, следя за приключениями Химмэля во время различных испытаний. Упорство юноши, его стремление стать лучшим из лучших, восхищали Кисё в глубине души. Он переживал, увидев в одном из выпусков падение Химмэля с танцевальной платформы - а затем гордился им, когда тот на следующий же день продолжил тренироваться наравне с соперниками. Ему больше не казалось такой ужасной перспектива увидеть внука эстрадной звездой, при условии, что мальчишка получит-таки образование...

Кёко сказала ему, что Химмэль, несмотря на съемки, продолжает учиться в старшей школе. И он ей поверил - за что впоследствии нещадно себя корил. Все раскрылось после звонка Томео Нацуки, который сообщил шокирующие вести: Химмэль жестоко избит какой-то бандой и госпитализирован. Чета Куроки тут же выехала в столицу. Приехав, они узнали от Томео еще кое-что возмутительное - Химмэль уже несколько месяцев не посещает старшую школу. Будь Кёко рядом в тот момент, то отец в порыве ярости задушил бы ее собственными руками!

В сложившейся ситуации Кисё Куроки видел только один способ спасти будущее Химмэля - это увезти его обратно в Симоносеки и взять под полный свой контроль. Заставить его доучиться в школе, поступить в университет, словом, превратить его в приличного человека, который сможет найти себе достойное занятие в жизни. Внук, узнав, что дед собирается забрать его в Симоносеки, вполне предсказуемо встал на дыбы. Этого следовало ожидать от упрямого мальчишки! Но вот к чему Куроки оказался совершенно не готов, так это к бунту дочери - Кёко, вопреки ожиданиям, отказалась вернуть ему право опекунства над Химмэлем. Паршивка после многих лет покорности решила показать норов, задавить который в ней так и не удалось, несмотря на все усилия.

И к чему же привела цепочка событий? Откуда ни возьмись, объявился Ингу Фагъедир и отнял у Кисё Куроки хотя бы призрачную надежду на возвращение опекунства над Химмэлем. Теперь, благодаря богатому отцу, внук и вовсе оказался в недосягаемости для деда. И тому оставалось лишь безуспешно биться о стену, ограждавшую его от Химмэля, как рыбе об лед. С горечью он осознавал: неважно, что он предпримет, вернуть внука ему не удастся, если только...

"Если только он сам не согласится назвать вас своим опекуном, господин Куроки. Это единственный верный способ. Но для этого вы должны сделать вот что: вы должны убедить Химмэля и его ближайшее окружение перестать воспринимать вас как врага. Только так мы можем подобраться к ним достаточно близко, чтобы осуществить план".

В кафе вошел пружинистой походкой сероглазый юноша. Одетый в треники, майку и накинутую сверху спортивную кофту, он - выглядя разгоряченным и слегка уставшим - производил впечатление человека недавно закончившего оздоровительную пробежку. Попросив у официантки лимонный тоник, Химмэль присел за столик деда, холодно кивнув ему в знак приветствия.

- Занимался спортом? - спросил Куроки, не зная, с чего начать разговор.

- Нет. Отрабатывал с хореографом и кордебалетом танцевальный номер для сериала, - пожал плечами Химмэль. Получив банку с тоником, он вскрыл ее и с удовольствием приложился к напитку. Потом без обиняков поинтересовался: - Так зачем ты хотел увидеть меня? Говори быстрее, у меня перерыв всего пятнадцать минут.

Кисё Куроки, задетый за живое, не смог скрыть раздражения:

- Мог бы подыскать для меня более подходящее время, а не короткий перерыв между вашими танцульками.

- А зачем? - Химмэль нарочно не обратил внимания на сердитый упрек деда. - Разве ты можешь сказать мне что-нибудь новое? Если нет, то времени хватит с головой.

- Почему же?

- Потому что я все твои наезды знаю наизусть.

Кисё Куроки отвел взгляд и снова прикурил, почувствовав отвратительную резь в сердце. Внешне пожилой мужчина сохранил спокойствие, хотя внутри у него поднялся ураган чувств. Внук довольно ощутимо кольнул его! Химмэль не забыл жестких методов воспитания, воспоминания о пережитых телесных наказаниях прочно засели в нем, о чем юноша не преминул напомнить деду.

Тот, уязвленный, собирался осадить внука, напомнить ему об уважении к старшим - но передумал. Сейчас, после всех произошедших событий, он уже сожалел, что обращался с малолетним внуком излишне строго - избери он более мягкую стратегию воспитания, Химмэль не сбежал бы от него. Да, это был педагогический прокол Кисё Куроки! Что поделать, сия истина открылась ему слишком поздно, когда он уже лишился внука. Покуда же Химмэль находился рядом, он и не пытался задуматься о том, любит ли его, нуждается ли в нем... Тогда им руководили оскорбленная гордость и гнев! Сам факт существования Химмэля выводил Куроки из себя, каждый день напоминая ему о позоре их семьи. А мальчишка, как назло, рос непокорным и никак не мог стать тихим и незаметным, дабы меньше бесить своего деда. Он все, абсолютно все делал ему назло! Получал за это тумаки и затрещины, однако и не думал успокаиваться - чем чаще Куроки бил его, тем больше неприятностей Химмэль старался учинить. Сероглазый упрямец сопротивлялся ему как мог и, в конце концов, победил, устроив фальшивую сцену самоубийства.

- Я пришел отнюдь не для ссоры, - старательно выбирая слова, проговорил Кисё Куроки. - В наших с тобой отношениях было слишком много ссор, не находишь? Может, пора остановиться?

- Не я это начал, - пожал плечами юноша.

- Значит, считаешь во всем виноватым лишь меня? - внук красноречиво промолчал в ответ и мужчина в очередной раз едва не взорвался от ярости. Огромным усилием воли господин Куроки заставил себя говорить дальше негромко и размеренно: - Хорошо, пусть так, Химмэ, я виноват перед тобой. Я очень ошибался, поступая с тобой излишне... строго.

"Строго"...

На щеках юноши обозначились желваки, у него зачесался язык обозвать его мудаком. Дед считает то, что делал, всего лишь излишней строгостью? Да если б у Химмэля на глазах взрослый мужик начал лупить ребенка с такой же яростью, с какой его самого избивал дед, то он бы не задумываясь переломал мерзавцу руки. А для Кисё Куроки это всего лишь "строгость", то есть нечто простительное.

- Хватит говорить всякое дерьмо, надоело слушать! Какого хрена ты приперся сюда? - ощетинившись, грубо задал вопрос Химмэль.

- Не хами мне! - лицо деда начала заливать желчь, свидетельствующая о крайнем возмущении.

- Хорошо, дорогой дедуля. Хамить не буду, - он встал из-за стола. - Приятно было повидаться.

- Химмэ, подожди! Не уходи, - воскликнул Кисё Куроки, спохватившись. - Я всего лишь хотел сказать, что сожалею...

- Веришь или нет, но мне наплевать.

- Еще я хотел сообщить о своем решении не вмешиваться в развод Кёко и не давить на суд в отношении Рури и Сакуры!

Химмэль удивленно воззрился на него, не веря своим ушам: с чего дед вдруг вздумал уступить позиции? Откуда подобная блажь?

- Может быть, теперь ты поверишь мне? - ободренный его реакцией, закинул удочку господин Куроки. - Раз уж Кёко хочет развестись - хорошо. Если Рури и Сакура предпочтут остаться с ней, а не с Томео - отлично. Если при таком раскладе семья обретет счастье, то я не имею никакого права мешать. Что скажешь?..

- Скажу: слишком заманчиво для правды.

- Я говорю правду, клянусь! Дай мне возможность показать тебе, как я изменился.

- В смысле? - юноша глянул на часы, отмечая про себя утекающие минуты перерыва.

- Я... Мы с Анэко хотим стать частью вашей семьи. Позволь мне и твоей бабушке быть с тобой, с Кёко, с Рури и Сакурой...

- Почему ты спрашиваешь только меня? Спроси маму и близняшек, хотят ли они видеть тебя.

- Потому что ты дороже мне их всех вместе взятых.

Химмэль молча уставился на деда, испытывая противоречивые чувства. Он не верил Кисё Куроки - сама мысль о его намерении воссоединиться с "семьей", которую тот раньше стремился разрушить - внушала ему отвращение. Кому старый тираннозавр пытается соврать? Надел раскаивающуюся маску и рассчитывает обвести всех вокруг пальца? Будто внук не имел возможности много лет подряд любоваться на его истинное лицо!.. Однако, если подумать, предложение старика действительно прозвучало весьма заманчиво. Химмэль прекрасно знал, как сильно переживала мать из-за предстоящего судебного разбирательства, как боится за Рури и Сакуру. Могло ли такое случиться - Кисё Куроки вправду вознамерился исправиться? Нужно только сказать - "Хорошо, давай попробуем" - и у семьи одним махом пропадет целая куча проблем...

- Химмэ? - осторожно осведомился дед.

- Я подумаю, - уклончиво ответил сероглазый юноша. Он в один присест допил тоник и сообщил: - Перерыв кончился, мне пора.

- Позвони мне, когда... надумаешь.

- Хм... - хмыкнув и даже не поклонившись на прощание, Химмэль оставил кафе.







Последующие четыре недели жизни Химмэля походили на стремительную круговерть в барабане стиральной машины. В три часа ночи он и Югэн уезжали на съемочные площадки сериала, во второй половине дня они с группой либо торчали в студии, либо участвовали в кампаниях, устраиваемых CBL Records, а вечер двое юношей проводили в музыкальной комнате. И так шесть дней в неделю! На сон оставалось около трех часов в сутки.

Работа над сериалом была, пожалуй, самой нервозной. Съемки, как назло, начались не с самой удачной ноты: Амия Майо постоянно то опаздывала, то исчезала раньше положенного срока. Из-за нее Кента Минору вынужден был перекраивать рабочий график всей съемочной группы и актерского состава, дабы отсутствие ведущей актрисы не притормозило процесс создания сериала и не сорвало сроки выхода в телеэфир. Благодаря изнеженной девице, считающей, что она выше таких земных вещей как расписание, актеры мотались между Токио и Кавасаки с особенной частотой, отснимая сцены, в которых не требовалось ее присутствие. Естественно, ни о каких приятельских взаимоотношениях речи тут идти не могло - Амию Майо поголовно не могли терпеть все, начиная от младших технических ассистентов и заканчивая самим режиссером. Химмэль предпочитал не разговаривать с ней вне диалогов, предусмотренных сценарием. Югэн иногда говорил с ней, однако всегда предельно оскорбительно.

"Не будь ее семейка сварой богатеньких банкиров, выкинул бы визгливую дуреху к чертовой матери!" - то и дело ворчал себе под нос Минору.

Химмэль первые две недели только привыкал к сумасшедшему графику, страдая от невозможности покурить для поднятия настроения. Приходилось сидеть на кофе и сладостях, чтобы восполнять колоссальную потерю энергии. Югэн переносил неудобства с философской непринужденностью, всегда стараясь выглядеть веселым и бодрым. Разве что Химмэль догадывался, как тот на самом деле выматывается - стоило стартовать съемкам сериала, как Югэн перестал требовать от него секса. За прошедшие недели он всего лишь несколько раз поцеловал Химмэля, выловив его на съемочной площадке. Это все, на что шантажиста хватало в будние дни. Впрочем, даже в воскресенье - единственный выходной день для них - он не стремился зазвать любовника к себе в комнату. Обычно по воскресеньям Югэн с самого утра уезжал куда-то, а возвращался поздно вечером.

Наверное, следовало радоваться такому раскладу: Югэн прекратил - по крайней мере, на какое-то время - домогаться близости. Химмэль, однако, только раздражался. Если бы Югэн посвящал каждую свободную минуту в расписании тому же, что и он - то есть заваливался куда-нибудь и засыпал как убитый - то Химмэль еще понял бы. Но тот отнюдь не стремился восполнить недостаток сна, предпочитая тратить выходной день на что-то иное, нежели отдых, репетиция в музыкальной комнате или секс с Химмэлем.

"Куда он уезжает? На свидания? - гадал сероглазый парень. - И с кем же? С Оницурой Коидзуми? Или с какой-нибудь взрослой теткой, как рассказывал Касаги?"

Проклятье! До чего унизительно ревновать эту шлюху! Югэн столько всего натворил, он заслуживает презрения и ненависти, ему невозможно доверять - и при всем вышеперечисленном Химмэль сходит с ума по нему! При мысли о других любовниках Югэна, у парня возникало импульсивное желание избить его, растереть в пыль кулаками, уничтожить. Не смешно ли? Югэн поступил с ним как последний мерзавец, подставив, натравив банду уродов - всего лишь из-за того, что он осмелился вступиться за Тацу Мисору. А Химмэль, словно последняя на свете бесхребетная тварь, думает вовсе не о предательстве любовника - он, вопреки всему, поглощен своими сердечными переживаниями. Как ни старался он разобраться в себе, в чувствах, его попытки терпели фиаско. Югэн крепко опутал его липкой паутиной запретной связи, одурманил нектаром сексуальных удовольствий - и теперь он отчаянно трепыхается в любовных сетях, как пойманная хитрым пауком бабочка. Неопределенное, мучительное состояние...

Кисё Куроки добавлял перца в и без того беспокойную жизнь Химмэля. С тех пор как юноша согласился дать деду шанс стать частью новой семьи, тот регулярно появлялся в общежитии участников реалити-шоу - он вместе с Анэко привозил Рури и Сакуру к ним по воскресеньям. Так как Химмэль первую половину дня отсыпался, дед ждал, пока он проснется, стремясь перекинуться с внуком несколькими словами. Того маневры Куроки напрягали, как, впрочем, напрягали они и Ингу Фагъедира - который всякий раз встречал пожилого мужчину в штыки. Кёко же, обрадованная неожиданной уступчивостью отца, старалась сгладить острые углы, искала компромиссы.

"Не может быть, чтобы старик вдруг взялся за ум, - спорил с ней Ингу сердито. - Горбатого только могила исправит! Он наверняка что-то замышляет против нас, вот и прикидывается добряком, помяни мое слово. Химмэлю не стоило связываться с ним!"

"Ты не забыл, что он все еще мой отец? А Химмэль его родной внук? - не менее сердито возражала Кёко. - Да, он очень сложный человек, у него трудный характер. Но пойми, я не могу отказать ему вправе попытаться загладить вину..."

"Единственный способ для него загладить вину - исчезнуть из нашей жизни раз и навсегда! Я не желаю видеть его на своей территории".

"Ингу, ты все слишком усложняешь! Он пообещал не препятствовать моему разводу и девочки останутся на моем попечении, а не с Томео. Я хочу решить проблемы как можно безболезненно..."

"Не говори ерунды! Ты и без его благословения развелась бы, и мы через суд добились бы права опекать Рури и Сакуру. Не надо придавать Кисё Куроки чрезмерную значимость, он ее не заслужил. Вся его важность - это мыльный пузырь, ткни в него и он лопнет!"

Такие перепалки случались каждый раз после приезда деда. Химмэль чувствовал вину перед отцом из-за того, что пошел навстречу Куроки, и, вместе с тем, видел - матери стало легче на душе. Он оказался и прав и неправ в своем решении! Ингу отчитал его за легкомысленный шаг, а Кёко поблагодарила. Химмэль физически ощущал, как у него кипят мозги, готовые взорвать ему голову...

Слава богу, хоть с Касаги отношения не испортились! Как хорошо, что они решили остаться друзьями. В конце тяжелой четвертой недели, Тиэми - удрученный повсеместной занятостью Химмэля и тем, сколь мало они общаются - заставил его поехать в гости в родовое гнездо клана Касаги. Напрасно сероглазый юноша ныл, что хочет потратить единственный выходной на сон, тот с самого утра чуть ли не силой запихнул его в автомобиль и увез.

Особняк, принадлежавший клану, больше походил на императорский дворец или храм, таким огромным и помпезным он выглядел. Живущие в нем люди явно ни в чем не нуждались, напротив, скорее страдали от избытка материальных благ - ведь даже ручки на дверях в доме были отлиты из золота. Подобная роскошь невольно затмевала собою всё и вся. К тому же особняк казался слишком безлюдным, создавалось впечатление, что по нему можно бродить неделями и не встретить ни одной живой души. По словам Тиэми, вся семья редко собиралась вместе под одной крышей: сестры круглосуточно пропадали на тусовках, братья постоянно находились за границей, отец либо пропадал на службе, либо играл в гольф у подножия Фудзиямы. В день визита Химмэля дома находилась только мать Тиэми - госпожа Фусако Касаги.

- Тебе понравилось? - задал вопрос Касаги, закончив демонстрировать ему владения семьи.

- Жуткое место, - честно сказал Химмэль. - Как в фильме "Призрак дома на холме". Вот еще повесить над главной лестницей портрет злобного чувака с бакенбардами - и будет вообще один в один!

Тот от души расхохотался, выслушав его.

- Главное, не повтори этого при матери! - шутливо предупредил Тиэми, просмеявшись. - Она вложила душу в декор дома и не переживет критики.

Фусако Касаги, несмотря на пристрастие к косметическим процедурам и драгоценностям, осыпавшим ее с головы до ног, произвела на гостя приятное впечатление. При своем богатстве и положении в обществе, она совсем не зазнавалась и очень тепло отнеслась Химмэлю. Деньги не смогли изменить в ней самое главное - заложенную природой добродушную натуру, передавшуюся по наследству Тиэми.

- Спасибо, что помогли Тиэми и помешали исключить его из группы, - с благодарностью обратилась к юноше госпожа Касаги, когда сын отлучился ненадолго из гостиной, где они втроем чинно пили чай. - Не знаю, как бы он перенес исключение!

- Друзья должны помогать друг другу, - улыбнулся Химмэль ей.

- Не представляете, как я рада вашей дружбе! У Тиэми никогда не было друзей, он ни с кем не водился, всегда один да один, - женщина заботливо подлила чай в чашку гостя. - Я уж беспокоиться за него начала, ведь у него на уме только Мэрилин Монро, кикбоксинг и музыка! Его даже отец считает очень и очень странным. А я думаю, мой мальчик просто особенный...

"Особенный"...

На обратном пути Химмэль неотрывно смотрел на Касаги и размышлял над словами его матери. Тиэми и вправду особенный. Расти в невероятной роскоши - и стать таким отзывчивым, мягким, в чем-то стеснительным парнем... Не каждый сумел бы устоять перед развращающим влиянием богатства! Каким чистым должно быть его сердце, если в него не закралось и тени испорченности?

- У меня лицо испачкалось? - смущенный его пристальным взором, проговорил Тиэми. На всякий случай он провел ладонью по лбу и щекам, разыскивая гипотетическую грязь.

- Нет, просто смотрю на тебя, - тихо рассмеялся Химмэль.

- Зачем? - лицо парня стало заливаться румянцем.

Сероглазый юноша неопределенно качнул головой в ответ и тем самым смутил Касаги еще сильнее. Между ними вдруг возникла неловкость и Химмэль тут же пожалел о своем двусмысленном поведении, потому что они оба остро ощутили в этот миг, как отныне иллюзорны их подчеркнуто дружеские отношения. Те держатся лишь на нежелании одного смириться с признанием в любви и согласии другого свою любовь скрывать.

- Первая серия вашего сериала выходит на следующей неделе, так ведь? - сказал невпопад Касаги, неуклюже пытаясь сменить тему.

- Да. В четверг, в девять вечера.

- Самое рейтинговое время на ТВ!

- Угу.

Неловкость и не думала исчезать. Юноши отвернулись друг от друга и весь оставшийся путь проделали молча, глядя в окна.

---

8-9

_________ 8 __________




- Эй, погоди-ка! Куда ты собрался? - прикрикнул на Химмэля отец.

- Мы с Югэном должны поработать над песней... - замерев на полпути к выходу из гостиной, стал оправдываться тот.

- Нет уж! Следующий час ты проведешь в нашем обществе. Мне наплевать, какие у тебя планы, возражения не принимаются! - безапелляционно заявил Ингу и, ухватив сына за шкирку, заставил сесть на диван. - А то, смотрите-ка, какая он занятая птица: заглянул к родителям на две минуты и уже собрался упорхнуть. Нет, кореш, так дело не пойдет!

- Но у нас каждая минута на счету, правда! - все же попытался воспротивиться юноша, но все зачатки бунта были подавлены властным взглядом отца. Пришлось остаться.

- Рури и Сакура передают тебе привет, - сказала Кёко, присаживаясь рядом. - Они справлялись о твоем здоровье.

- Как мило, - зевнул сын и за это пренебрежение получил легкий щелчок от матери: - За что? Я ведь сказал, что это мило!

- Они просили передать тебе просьбу.

"Я так и знал, что эти двое ни за что не побеспокоятся о моем здоровье просто так!" - подумал Химмэль с усмешкой.

- Они хотели бы прийти сюда в гости. Не скрытно от камер, а так, чтобы попасть в телеэфир. Но для этого нужно разрешение деда, а ты сам знаешь...

Женщина тяжело вздохнула и он без слов ее понял. Увы, они оба слишком хорошо знали характер Кисё Куроки.

- Но я-то чем могу помочь? - ответил сероглазый юноша с искренним удивлением.

- Он согласился отпустить их сюда, если ты повидаешься с ним.

- Что? Зачем еще?

- Я не знаю. Возможно, дед просто соскучился по тебе.

- Я уж скорее поверю в летающих коров! - рассмеялся Химмэль.

Из кухни вернулся Ингу Фагъедир с большой пластиковой тарелкой, до краев наполненной попкорном. Поставив ее на журнальный столик, он сел подле Кёко и сына, прихватив пульт от телевизора. На вопрос, что они будут смотреть, он ответил: вчерашний выпуск "Заводного мармелада".

- Давайте лучше боевик какой-нибудь, - скривился юноша. - Или я даже согласен на мелодраму.

- Вчера мама впервые побывала на телешоу, это ее дебют. Раз вчера ты не смог увидеть выпуск, то я посчитал своим долгом раздобыть запись, - злорадно проговорил Ингу, едва не задушив сына, когда обхватил его шею рукой. - Так что жуй попкорн и наслаждайся! И где твоя радостная улыбка?

Химмэль растянул губы в некоем подобии улыбки, больше напоминающей кровожадный волчий оскал.

- Так держать! - похвалил его отец и включил запись.

Смотреть шоу, предназначенное для девчачьей аудитории да еще и посвященное дню Святого Валентина, значило для Химмэля убить впустую целый час. А ведь мог потратить это время, обсуждая с Югэном музыку или стихи к песне! Но ничего не поделаешь, придется, подобно наказанному ученику в школе, отсидеть положенное вместе с родителями. Хорошо еще, что отец выгнал из гостиной телеоператоров и никто не стоит у них над душой с камерой наперевес! Захватив пригоршней солоноватый попкорн, он принялся жевать его, уныло следя за вступительным танцем пятерых участников группы "New Age".

- Они довольно приятные ребята, очень веселые, - высказалась Кёко, улыбаясь своим воспоминаниям о дне, проведенном в студии "Заводного мармелада". - Ты с кем-нибудь из них дружишь?

- Как сказать... - попытался уклониться сын от ответа.

- Они о тебе очень хорошо отзывались. Например, Коидзуми-сан заметил, что ты, участвуя как-то в их программе, произвел на всех них неизгладимое впечатление.

- А он рассказал, как? - мать отрицательно покачала головой в ответ. - Я во время съемок оскорбил одного из ведущих, Кея Ясумасу. Они это, конечно, в эфир не пустили.

- За что оскорбил? - поинтересовался Ингу, разглядывая на телеэкране идеально загримированный лик Ясумасы.

- Моя внешность не оставила его равнодушным и он вздумал показать это во время шоу.

- Да? Наверное, это наследственное. Он и с меня глаз не сводит, - со смешком проговорил отец. - Неудивительно, что он так зазывал на ту вечеринку.

- Вечеринку?

- Да, в эту субботу в особняке Сибил Гэсиро. Он не отстал, пока не уговорил Кёко прийти, а та уже в свою очередь не пообещала притащить меня. Что скажешь, стоящее мероприятие?

Химмэль припомнил вечеринку в особняке, попасть куда ему довелось еще в бытность курьером лавки "Табак для бонвиванов!" А потом в памяти всплыли откровения Исы о разнице между вечеринкой в особняке госпожи Гэсиро и вечеринкой в клубе. Без задней мысли он повторил услышанное когда-то от коллеги - и, только после того, как мать и отец одновременно впились в него встревоженными взглядами, сообразил, что сболтнул лишнего.

- А ты бывал уже на таких вечеринках в клубе? - спросил его Ингу вкрадчиво.

- Нет, просто парни между собой трепались об этом… - ругая на чем свет стоит свою неосмотрительность, принялся врать Химмэль.

- Выходит, она развращает несовершеннолетних! - шокированная Кёко прикрыла рот рукой.

- Мама, не говори чепухи! Ты не представляешь, что за личности встречаются среди этих "несовершеннолетних" - они в озабоченности фору любому взрослому дадут. И к тому же, Гэсиро никого не принуждает, если что и случается, то по доброй воле... Черт... - осознав, что еще сильнее запутался в объяснениях, юноша окончательно сконфузился. - Мы можем сделать вид, что вы этого не слышали? Давайте посмотрим все же шоу!

- Нет-нет, - Ингу погрозил ему пальцем. - Слишком уж ты осведомлен для того, кто ни разу не побывал на вышеупомянутых развлекательных мероприятиях. Лучше признайся сам, иначе мне придется выуживать информацию из тебя силой.

Химмэль сердито стукнул себя по лбу, сетуя на свою глупость - нарвался, дурак! Теперь отец и вправду от него не отвяжется, пока не добьется признания, а сопротивление давлению со стороны Ингу Фагъедира стоит недюжинного мастерства лжеца - чего у Химмэля итак дефицит. И кто его за язык тянул, а?! И что теперь?.. Зад болит после ночного свидания с Югэном. На душе хреново из-за того, что приходится избегать Касаги. Так еще и сейчас родители его приперли к стене!..

- Ну ладно, ладно! Хотите признания? - раздраженно проговорил он. - Я был там один раз. Всего один раз! Нас с парнями пригласили, мы захотели повеселиться немного и поехали. Я там пробыл недолго, а потом уехал с Касаги в общежитие и завалился спать. Вот и вся история!

- Прямо так и вся? - недоверчиво осведомился сероглазый мужчина, поигрывая кольцом на пальце.

- Со мной не случилось ничего страшного, это самое главное! Не нужно так трястись на до мной. У меня есть своя голова на плечах, - Химмэль, не выдержав, вскочил на ноги. - Все, мне нужно идти работать. Смотрите шоу сами.

- Сядь назад, - приказал Ингу негромко. - Завершим беседу и досмотрим шоу.

Химмэля передернуло от его интонаций - именно так с ним разговаривал Кисё Куроки во время его проживания в Симносеки. Тот же нетерпящий сопротивления тон! И, как ответная реакция, в нем всколыхнулась волна необузданного протеста, накрывшая его с головой в тот же миг.

- Не указывай мне, что я должен делать, - прошипел, заливаясь гневной бледностью, прошипел Химмэль. - Хочу - останусь, хочу - уйду. Ты мне не начальник!

- Химмэ, успокойся! - Кёко торопливо поднялась и предостерегающе сжала его руку. Женская интуиция пожарной сиреной сообщила ей о надвигающемся на их неокрепшую семью бедствии. Она уже как-то видела сына в бешенстве! Но тогда это было столкновение с Томео Нацуки, наговорившем ему гадостей, а сейчас он вспылил на родного отца. - Мы верим тебе. Верим, слышишь? Давай действительно забудем этот разговор.

- Почему ты отступаешь, Кёко? - Ингу, дабы не взирать на них снизу вверх, тоже встал с дивана. - Он наш сын и должен отчитываться перед нами.

- Да с какой стати должен? - пуще закипел юноша, не обращая внимания на умоляющие возгласы матери. - Я говорю вам "ничего страшного" или "все нормально" - и хватит.

- Ты не попутал часом кое-чего? Теперь мы - семья! Или тебе необходимо гордое одиночество?

Химмэль усмехнулся ему в лицо и с деланной легкостью ответил:

- Я шестнадцать лет был один. Считай это моей дурной привычкой, - аккуратно сняв ладонь матери со своей руки, он ушел из владений родителей в другую часть особняка.

В гостиной застыло вязкое, пасмурное молчание. Кёко отвернулась от Ингу, прошлась от одной стены к другой, не поднимая глаз на любимого человека. Тот, кусая губу, сел обратно и принялся растирать внезапно разболевшуюся ногу - там, где крепился протез.

- Я не собирался выражаться именно так, - пробормотал он. - Чертов японский язык, думаешь одно, а с языка сходит совсем иное!

- Дело не в языке! Я тебе предупреждала, не нужно на него наседать, на него и без того немало давили - уж я-то знаю моего отца! - Кёко принялась шарить на каминной полке в поисках сигарет. Там их не оказалось. Ингу достал свои сигареты и дал ей прикурить. Порывисто затянувшись табаком, она продолжила: - У вас ведь все так замечательно было в Штатах! Вы так ладили друг с другом...

- В Штатах я давал ему время привыкнуть ко мне. Но мы не просто какие-то приятели - мы семья отныне, вот что я хочу ему втолковать. Он должен понять!

Кёко не знала - рассердиться на Ингу за его упрямство или же заключить в нежные объятия. Победило в конце-концов второе. Задавив сигарету в пепельнице, она, опустившись ему на колени, обняла его так крепко как могла:

- Как будто я не знаю, что с тобой происходит, Ингу? Тебя не было с сыном шестнадцать лет и сейчас ты хочешь почувствовать себя отцом. Я тоже не видела, как растет наш сын, и, получив его обратно, хотела наверстать все упущенное! Мне хотелось заботиться о нем как о маленьком несмышленом ребенке, возиться с ним, сюсюкаться, баловать его... Но он уже вырос - и вырос без нашего с тобой участия. Ему не нужны сюсюканье и чрезмерная опека.

- Мальчишка напоминает меня самого в том же возрасте, - с печальной иронией констатировал мужчина, выслушав ее. - Я терпеть не мог круглосуточных истерик матери и нотаций отца. И сбежал в итоге от них... А сейчас я становлюсь похожим на своих предков! Мой собственный сын уже готов свалить от меня подальше!

Лицо Ингу исказилось от мышечной судороги - в моменты нервного напряжения ему не всегда удавалось проконтролировать реакцию своего организма, так до конца и не оправившегося от перенесенного паралича. Его приступ вынудил Кёко прослезиться, являясь вечным напоминанием случившейся шестнадцать лет назад трагедии и последовавшей за ней разлуки.

- Принеси мне мои таблетки, - попросил он, хватаясь за сигареты.

Ингу знал, никотин не поможет мышцам расслабиться, но, по крайней мере, позволит отвлечься. Кёко принесла таблетки и он залпом выпил сразу несколько штук. Это было лекарство, прописанное американским доктором, оно обладало расслабляющим действием - правда, все же недостаточным, чтобы полностью гасить приступы. Единственным верным средством оставалась марихуана - к которой он старался не прикасаться с тех пор, как обрел семью.

- Не волнуйся, сейчас мне станет легче, - постарался он успокоить Кёко.

Послышались шаги и в гостиную вошел Химмэль. Он, убежав к себе в комнату, спустя несколько минут осознал, что впервые поссорился с отцом. Взял и нахамил, будто на его месте стоял Кисё Куроки! И все из-за неурядиц в собственной жизни, а не из-за какой-нибудь реальной вины Ингу. Отец всего лишь беспокоился о его благополучии, а он огрызнулся на него как на врага...

"Все-таки я придурок! - сказал сам себе юноша. - Когда я научусь сдерживать кипящее внутри дерьмо?"

Раздраженный на себя и смущенный, он вернулся к родителям. Узнав о случившемся приступе судорог, юноша еще больше проникся самобичеванием – вместо того чтобы пошевелить мозгами и не срывать злости на родных, он расстроил отца!

- Простите меня, - выдавил из себя Химмэль, поклонившись Ингу и Кёко.

- Проехали уже, чувак, - отец улыбнулся ему, несмотря на то, что судороги еще не сошли на нет. – Падай на диван, досмотрим шоу.

На телеэкране вновь задвигалась картинка. Ингу и Кёко сидели на студийном диванчике, соприкасаясь плечами – словно юные влюбленные – и при этом совсем не выглядели нелепо, напротив, производили очаровательное впечатление. Высокий, широкоплечий блондин Ингу и изящная темноволосая Кёко - контрастируя и, вместе с тем, дополняя друг друга - они притягивали к себе заинтригованные взгляды. Химмэль с удивлением отметил, что Кёко весьма фотогенична, камера любит ее: не полнит фигуру, не превращает кожу в пергамент, передает в полной мере живость глаз и блеск волос.

- Из тебя вышла бы отличная артистка, - отвесил он комплимент матери.

- Да ну тебя! Скажешь тоже, – та, порозовев от удовольствия, толкнула его в бок.

Тем временем, ведущие приступили к неотъемлемой части программы - вопросам. Кёко даже на самые официозные из них отвечала с долей застенчивости и скрытности, присущей в той или иной степени всем японцам. Ингу же держался предельно откровенно, не избегая даже самых провокационных вопросов, вроде этого:

"В какое время года вы предпочли бы пожениться?"

"Летом, в праздник Танабата", - не моргнув глазом, сказал сероглазый мужчина. И это при том, что Кёко еще замужем за другим мужчиной! Словом, Ингу Фагъедир в репертуаре.

- Почему именно в Танабата?* - отвлекшись от телевизора, полюбопытствовал Химмэль у отца.

- Романтичный праздник, посвященный долгожданной встрече двух возлюбленных. Что может быть лучше для эпатажной свадьбы? - ответил Ингу, бросая в рот еще несколько таблеток. - Я решил, что после венчания мы на открытой карете, запряженной арабским скакунами, проедемся по Гиндзе**.

- По Гиндзе? Во сколько тебе это обойдется?

- Какая разница? Зачем миллионы, если их не тратить? Наша с Кёко свадьба будет главным событием в Японии, даю слово, - Ингу, превозмогая дискомфорт, вновь улыбнулся.

- Ты же знаешь, мне хватило бы и скромной церкви на окраине города, - мягко возразила Кёко. - Мне нужен ты, а не этот пафос.

- И все равно, я устрою самую шикарную свадьбу в стране! Пусть все увидят, как я люблю тебя, - мужчина потянулся к своей возлюбленной и сорвал с ее губ поцелуй.

- Я, между прочим, все еще здесь! Может, мне выйти? - вид целующихся родителей заставил Химмэля почувствовать себя лишним. Это было что-то сугубо личное, интимное, не предназначающееся для его глаз. Это как со всей дури распахнуть дверь в туалет и обнаружить на унитазе почтенную бабушку, между делом листающую рекламную брошюрку - хочется ослепнуть и провалиться сквозь землю.

- Да ладно! Можешь привести девчонку и целоваться с ней сколько влезет прямо здесь, мы с Кёко и слова тебе не скажем, - хмыкнул Ингу.

- Ингу! - воскликнула Кёко, пораженная его свободными взглядами.

- А что? Пусть лучше тискает подружек здесь, чем ошивается по сомнительным вечеринкам.

Подобное предложение вызвало у парня закономерный рвотный рефлекс. Лизаться с кем-то перед родителями? Это даже хуже, чем бабка на унитазе! Можно сразу окрестить себя импотентом, ибо после этого у Химмэля на всю жизнь останется моральная травма.

- Привести сюда девчонку? Да я женюсь - тебе скажу только спустя несколько лет, не иначе, - парировал он.

Так, периодически отвлекаясь на дискуссии, они потратили на просмотр программы два с половиной часа. Стрелки на часах показывали почти одиннадцать вечера, когда Химмэль, пожелав родителям спокойной ночи, засобирался к себе.

- Ты подумаешь над просьбой девочек? - спросила его на прощание мать.

- Над чем? Ах, да... - сын не сразу вспомнил о просьбе. Почесав макушку, он пренебрежительно повел плечами: - Хорошо.

- То есть?

- Я схожу на свидание с дедом, раз он так этого хочет. Только ему придется подстраиваться под мое расписание, пусть зарубит себе на носу.

В музыкальной комнате Югэна уже не было - да и поздновато сейчас для музицирования. В гостиной никого из ребят не оказалось, все разбежались по своим комнатам - вчера уволили Кавагути и сегодня некому пинками загонять участников в гостиную для позирования перед телекамерами.

"Кого Гэсиро назначит на место Кавагути? - мимоходом подумал сероглазый юноша. - Тот, хоть и был полным козлом, но работал на износ - каждый день без выходных проводил на съемочной площадке. Кто сможет работать в таком же темпе - при этом не загнуться и не съехать с катушек из-за всего, что творится за кулисами шоу? Честное слово, интересно!.."

Он отпер свою дверь, размышляя уже над предстоящим ночным визитом к Югэну. Тот изъявил желание заниматься с ним сексом каждую ночь, так что у Химмэля нет никаких надежд выспаться. Но самое печальное - его задница. Как не приятна физическая близость с Югэном в целом, анальный секс все же не та вещь, которую бы Химмэль захотел опробовать дважды.

- Вот ты и пришел.

Химмэль едва не вздрогнул от неожиданности. На кресле сидел Тиэми Касаги - напряженная поза выдавала его волнение, под глазами у него наметились тени, а лоб прошила морщинка. Сейчас он казался старше своего возраста, походя на взрослого мужчину с грузом прожитых лет. От него не ускользнула растерянность хозяина апартаментов:

- Прости, что без приглашения. Я воспользовался ключом, который купил у техников.

Тот с тоской перевел дыхание - нервотрепка на сегодня не завершена! Он многое бы отдал ради возможности избежать неприятного разговора с Касаги! Вчерашний вечер и сегодняшний день Химмэль сторонился его, они и двух слов друг другу не сказали. Да и что тут можно сказать? Черт теперь разберет, как к нему относится Тиэми - и как он сам должен его отныне воспринимать. Скрыв свою растерянность, Химмэль заговорил обычным тоном:

- Похоже, эти ребята неплохо зарабатывают на взятках! Кому они в следующий раз продадут ключ от моей двери?

- Я воспользовался им во второй и в последний раз. Вот он, не волнуйся, - Тиэми выложил пластиковую карту на столик. - Я купил его ради сюрприза, который хотел тебе сделать…

Химмэль, застыв у двери как вкопанный, не нашел в себе сил хоть что-нибудь сказать, ему было больно смотреть на Касаги.

- Спасибо за помощь вчера, - после паузы, продолжил тот, его голос зазвучал надтреснуто. - На фотосессии я по-идиотски сорвался, и, не вмешайся ты, меня бы выкинули из группы и моей карьере наступил конец. Я пришел поблагодарить тебя... И попросить прощения за свое поведение и за... за сюрприз...

- Ты не должен просить прощения! Это я должен извиняться, я виноват. Ты прости меня за перчатку, - отрицательно покачал головой Химмэль. Кусая губу он, давясь стыдом, заставил себя признаться: - Я решил, что Югэн ее мне прислал и вернул ему, ну а он... Он не упустил случая воспользоваться моей ошибкой.

- Почему ты так решил? - прошептал собеседник, хотя догадывался, каков будет ответ.

- Мы с ним... вроде как встречались одно время. Потом, после его попытки избить Мисору, мы расстались. И я знал, что у него есть ключ от моей комнаты, вот и подумал на него...

Тиэми опустил голову так низко, что Химмэль не смог разобрать выражения его лица.

- Все думали, вы друг друга терпеть не можете.

- Мы договорились вести себя на публике как обычно, вот и все, - юноше чудилось, будто он оправдывается за свою связь с Югэном, а, может, так оно и было на самом деле. В любом случае, ему с каждой секундой их разговор становился все больше и больше неприятен.

- Я собирался признаться тебе в день святого Валентина, но не знал, как ты отреагируешь, - проговорил Касаги глухо. - Боялся, ты меня засмеешь или станешь считать больным на голову, ведь мы оба парни... Теперь, по крайней мере, мне известно, что ты совсем не против отношений с парнями.

- Я не путаюсь с парнями, если ты об этом.

- Но с Югэном ты встречался!

В голосе парня явственно проступил гнев, подействовавший на Химмэля как пощечина.

- Скажем так, на Югэна у меня вставал, - резко произнес тот, сверкнув глазами.

- А на меня у тебя встает? - быстро вскинув голову, не менее прямолинейно спросил незваный гость, чем вызвал у него шоковое состояние. Химмэль просто хлопал ресницами и молчал как рыба, взирая на Касаги дымчато-серым потерянным взором. - Скажи мне, Химмэ! Я тебе нравлюсь в этом смысле?

- Никогда не думал об этом, - выдавил парень с трудом. - Мы ведь друзья, Касаги...

- Не хочу я быть просто другом! Я хочу встречаться с тобой, - отрезал Тиэми с мрачной непоколебимостью. - Я ХОЧУ ТЕБЯ.

- Прекрати...

- Я хочу тебя с тех пор, как ты поцеловал меня на спор! Мне потребовалось время, чтобы убедиться - я не смогу излечиться от этих чувств. И молчать я тоже устал!

- Заткнись! - взорвался Химмэль, оглушенный потоком признаний. - Касаги, прекрати это, прошу тебя!

Тиэми перестал говорить – и вместо этого, подскочив к нему, припер своим телом к стене. Он, сжав шею сероглазого юноши, силой поцеловал его, примыкая к губам с вампирской жаждой, как бы стремясь испить его до дна. Химмэль толкнул его в грудь - но тот и на миллиметр от него не отодвинулся, ловко используя свои борцовские навыки. Касаги то хватал его за шею или затылок, то за руки или талию и никак не желал отрываться от губ юноши. Они боролись, будучи тесно прижатыми друг к другу, издавая невнятные звуки, прерывисто дыша - Химмэль и не предполагал, что может оказаться столь беспомощным рядом с ним!

- Ты охренел совсем!.. - высвободив, наконец, свои губы, зарычал он. - Я же сказал, что ты для меня друг!

- Ты не хочешь давать мне ложную надежду, да? Потому что это нехорошо? - выдохнул ему в рот Касаги, все еще оставаясь в опасной близости. - Ну и ладно, не давай мне такой надежды. Я сам возьму то, что мне необходимо!




_______________________

* Танабата - традиционный японский праздник, отмечается ежегодно 7 июля

** Гиндза – культурная и торговая достопримечательность Токио, главная улица столицы.
_________________________


_________ 9 _______



- Я сам возьму то, что мне необходимо!..

Сколь не был ошарашен Химмэль предыдущими словами Касаги - их полностью затмила собой последняя фраза.

Что, что Тиэми собирается сделать? Он не ослышался?..

Разве можно такого ожидать от всегда доброжелательного парня, с которым, как Химмэль считал до недавнего времени, его связывала крепкая дружба? Может, кто-то из них сошел ума или весь мир вдруг перевернулся с ног на голову?..

Впрочем, долго ломать себе голову над этой дилеммой сероглазый юноша не стал. Быстрое и точное движение коленом - и Касаги, издав короткий полустон-полувозглас, отпрянул от него. Согнувшись пополам, он прижал руки к промежности, а затем и вовсе упал на колени, кривясь от боли. Химмэль не пожалел для атаки силы, врезав ему причинному месту - в очередной раз убедившись в действенности ударов ниже пояса. Как бы хорошо Касаги не владел борцовским искусством, против подлых приемов, позаимствованных из портовых забегаловок Симоносеки, ему ни за что не выстоять.

- Ага, раскатал губу! Единственное, что ты возьмешь у меня силой - это мой удар тебе по яйцам, - сердито усмехнулся Химмэль. - Если попробуешь еще раз зажать меня вот так, то попрощаешься со своими причиндалами навсегда!

- Я не... Черт, больно! - пробормотал Касаги, корчась на полу. - Ты меня не понял... Я не собирался принуждать, клянусь.

- Да неужели? А мне показалось иначе!

- Я хотел сказать, что ты можешь и не давать мне надежду, но я все равно постараюсь завоевать твою любовь. Не важно, сколько мне понадобится приложить усилий, сколько мне придется ждать от тебя взаимности - я не отступлю. Я буду бороться за тебя, ничто не сможет меня остановить! И однажды ты ответишь на мою любовь, я уверен! Я добьюсь этого сам, не выпрашивая у тебя ложную надежду...

Химмэль сжал голову руками, ощущая безнадежное уныние, однако предпринял новую попытку образумить парня:

- Касаги, брось нести бред! Ты еще найдешь себе приличную девушку, влюбишься и поймешь, как сейчас лажанулся. Я тебе нравлюсь? Ладно, черт с ним, переживем как-нибудь и потом еще посмеемся. А сейчас, пожалуйста, оставь все эти разговоры про любовь!

- Но я люблю тебя! - упрямо воскликнул Тиэми, с трудом вставая с пола.

- Да с чего такая уверенность? Это просто желание потрахаться, оно пройдет со временем.

- Не пройдет! Я хочу тебя очень, но, кроме секса, у меня есть и другие желания. Например, я хочу все время быть с тобой, разделять с тобой каждую минуту жизни. Хочу видеть твое лицо каждый день и неважно, веселое оно или хмурое. Хочу поддерживать тебя во всех твоих начинаниях, помогать превращать планы и мечты в реальность. Хочу заботиться о тебе, оберегать от всех опасностей и невзгод... По-твоему, это все просто от потребности потрахаться с тобой? Я люблю тебя, Химмэ! Люблю!..

Химмэль едва мог слушать его признания - хотелось либо заткнуть кулаком поток страстных слов, либо убежать из комнаты. Будь на месте Касаги кто-то другой, он не стал бы церемониться и просто послал его к такой-то матери, дав пинка под зад для острастки. Но Тиэми...

Что может быть хуже влюбившегося в тебя друга? Друга, доказавшего свою преданность не на словах, а на деле - друга, ради которого он сам готов совершить дерзкий поступок, если понадобится? Тиэми как будто положил у его ног невиданные сокровища, принеся их в дар ему, но Химмэлю не нужны эти богатства, он не нуждается в них, не испытывает потребности обладать ими! Господи, почему все так по-дурацки сложилось в их отношениях? Отчего именно Касаги влюбился в него?

И как теперь быть? Он мог бы, из жалости, дать тому призрачную надежду - как тем парням из Симоносеки... Но одно дело они, совсем другое - Тиэми. Нельзя так поступать с тем, кого считаешь другом, подобный обман хуже любого другого! Если их дружбе суждено прекратиться - пусть она прекратится сейчас, пока он еще может контролировать ситуацию.

- Или ты прекратишь повторять "люблю" или я выкину тебя из комнаты и больше не стану с тобой общаться! - пригрозил он. - Я серьезно, Касаги.

Угроза подействовала - тот, встретив его непреклонный взгляд, сник. Доковыляв до дивана, он осторожно присел на него, продолжая морщиться от боли. Несколько минут в апартаментах висела глубокая тишина.

- А что у тебя с Югэном теперь? - поинтересовался Касаги позже. - Вас по-прежнему что-то связывает?

- Мы работаем вместе, - стараясь не залиться румянцем, соврал Химмэль.

Касаги негромко хмыкнул в ответ, выражая сомнение на данный счет.

- Ты думал, что это он прислал тебе перчатку... Значит, он пытается с тобой помириться? - парень не задавал вопрос, а озвучивал свои мысли. - И оставил он меня в группе, потому что рассчитывает на твою благосклонность. К тому же у него есть ключ от твоей комнаты...

- Благодаря продажным штатным техникам! - возразил Химмэль, после чего разозлился: снова Касаги вынуждает его оправдываться! До чего ненавистное ощущение! Он, однако, сдержал всколыхнувшиеся в нем отрицательные эмоции: - Хватит говорить о Югэне. Давай разберемся между собой. Мы можем остаться друзьями - и все будет как прежде.

Гость в ответ повторно со скептицизмом хмыкнул, уставившись в сторону.

- Я хочу дружить с тобой по-прежнему, - прибавил сероглазый юноша. - Ты мой лучший друг.

- Ты говоришь так, чтобы утешить меня.

- Вовсе нет! У меня никогда прежде не было настолько близких друзей, скорее только приятели и знакомые. Они не понимали меня, да и я никого к себе не подпускал... Большую часть жизни мне твердили: "выродок", "ничтожество", "ничего достойного из тебя не выйдет", - Химмэль проглотил ком в горле, вернувшись в воспоминаниях к годам, проведенным в доме деда. - Мне так часто это повторяли, что я и сам начал верить этому. Я ненавидел сам себя и боялся - вдруг, если мои друзья узнают меня поближе, то возненавидят тоже?.. Поэтому я никогда никому не мог первым предложить дружбу. А ты... Ты просто подошел ко мне и стал моим другом... - он слабо улыбнулся, припоминая первое появление Касаги с фото Мэрилин Монро в руках, а затем, как тот явился навестить его в лазарете "Школы тренировки молодежи". - Мне понравилась твоя искренность, твоя естественность. Ты всегда был тем, кто ты есть на самом деле - со всеми твоими прибабахами. И рядом с тобой мне становилось не страшно за свои собственные прибабахи, я начинал ненавидеть себя куда меньше... Если б ты знал, насколько мне дорога наша дружба - и как мне не хочется лишаться ее!

По щекам Касаги покатились соленые слезы, рассказ Химмэля рвал ему сердце на части. Он не мог допустить и мысли о том, чтобы отказаться от своих чувств в отношении него - он любил и вожделел, он мечтал о взаимности! И, в то же время, осознав, сколь много значит для Химмэля их дружба, Тиэми пришел в отчаяние - он не мог отмахнуться от его слов, закрыть на них глаза, оставить в стороне! Тот отказался от его любви, вызвав в душе мучительную боль - но признался, что нуждается в его дружбе... И как ему быть? Голова кружилась вслед сумасшедшей круговерти чувств, грозящей разметать в ошметки его разум, а лихорадочное сердцебиение с грохотом отдавалось в ушах.

- Что скажешь, Тиэми? - Химмэль сделал к нему несколько шагов и остановился на полпути. - Будешь моим другом?

В груди Касаги появилась жгучая потребность издать бешеный вопль: "Нет! Я люблю тебя! И я хочу твоей любви! Любви!" - тот не позволил ему прорваться наружу, с жестокостью задавив в самом зачатке. Он смахнул слезы и, стремительно приблизившись к Химмэлю, заключил его в целомудренные дружеские объятия.

- Буду, - прошептал Тиэми порывисто.

В этот миг он плевать хотел на свои страдания, на свои надежды, желания. Единственно важной сейчас была потребность дать Химмэлю то, в чем тот нуждался - в его дружбе. Скажи ему Химмэль: "Угони самолет, ограбь банк, убей человека" - он бы, не задумываясь, бросился исполнять его волю.

- Спасибо тебе, - тоже прошептал сероглазый юноша, осторожно обнимая Касаги в ответ.

Тот с превеликим трудом перевел сбившееся дыхание и постарался как можно насмешливее произнести:

- Поверить не могу, что за беседу по душам мне пришлось заплатить отбитыми яйцами! И где ты научился таким грязным приемам?

- Прости, тебе не следовало выражаться так двусмысленно! - рассмеялся Химмэль. - При случае я устрою тебе экскурсию в прибрежные забегаловки Симоносеки. Кикбоксинг покажется тебе детской забавой, обещаю.

- Ловлю на слове, - теперь они оба улыбались, все еще сжимая друг друга в объятиях.

Дверь в комнату распахнулась и в комнату вошел Югэн. В одной руке он сжимал пластиковый ключ, а в другой - свернутые в рулон нотные листы и карандаш. Визитер замер на пороге, уставившись на открывшуюся ему сцену.

- Я тебе говорил, не смей пользоваться ключом! - сердито воскликнул Химмэль, поспешно отступая от Касаги. - Какого хрена ты приперся?

- Ты сегодня не пришел в музыкальную комнату, а я накидал несколько вариантов проигрыша, - сообщил парень спокойно. - Решил не ждать до завтра и показать сейчас.

Хозяин комнаты не стал скрывать раздраженной гримасы - ну, конечно, это все объясняет. Тот факт, что этой ночью он в любом случае пришел бы к Югэну, здесь не учитывается! Наглецу приспичило прийти без спроса - и он пришел! А тут Касаги... Не дай бог, Югэн сочтет увиденное новым поводом для травли.

- Спокойной ночи, Тиэми, - Химмэль сжал руку друга, явственно намекая: ему следует уйти.

Кровь отлила от лица Касаги - неужели тот хочет на ночь глядя остаться с новоявленным гостем наедине? Да, Югэн появился вроде бы под благовидным предлогом, однако он с интимной самоуверенностью воспользовался ключом! А Химмэль, пусть и выглядит рассерженным, вовсе не собирается его прогонять...

- До завтра, Химмэ, - кивнул ему на прощание Тиэми Касаги и направился к выходу.

Югэн изволил царственно обратить на него свой взор, когда он проходил мимо. Немигающие глаза юноши, несмотря на его внешнюю невозмутимость, окатили Касаги ледяной волной затаенной ярости. Впрочем, тот не остался в долгу, на доли секунды встретившись с ним взглядом полным презрения. Борясь с удушающим порывом отправить Югэна в нокаут в очередной раз, Тиэми вышел.

Дверь тут же захлопнулась.

- И как же объяснишь это? - шипел как змея Югэн. Он толкнул Химмэля на диван, забрался на него верхом и едва ли не душил.

- Я не обязан распинаться перед тобой, - тоже шипящим шепотом парировал тот.

- Ты не понял, Химера? Я тут диктую условия! Не станешь подчиняться - я избавлюсь от Касаги. У меня всегда наготове есть парочка трюков, которые можно использовать против врагов. Так что не брыкайся!

- Говнюк ты ебаный, - выдохнул юноша, против воли приходя в возбуждение.

Он сам не понимал, почему так реагирует, ведь Югэн - бессовестный шантажист - и все происходящее между ними обязано вызывать в нем только отторжение. Вопреки всему, Химмэля возбуждала злобная напористость Югэна, его собственническая агрессия, нарочитая грубость прикосновений, а одно соприкосновение бедер вызывало приток крови к члену.

- Зачем приходил Касаги? - допрос с пристрастием продолжался.

- Поговорить о том, какая погода нынче хорошая, вот зачем!

Югэн издал короткий рык и сдавил ему шею - не с фатальным усилием, а скорее ради демонстрации темперамента. Он не скрывал своей ревности сейчас. Химмэль мог сбросить его с себя в любой момент и, вдобавок, отвесить приличную затрещину, но ему до безумия нравилось дразнить его и наблюдать за ледяным пламенем во взгляде Югэна, чувствовать его тело, дрожащее от ярости и желания.

- Увижу Касаги еще раз в твоей комнате, ему несдобровать, - пообещал Югэн.

- Значит, ты можешь вести себя как шлюха, а я не могу пригласить друга к себе?

- Только не в том случае, когда твой «друг» хочет залезть к тебе в штаны!

- А разве содержимое моих штанов принадлежит одному тебе? - ядовито перебил его сероглазый юноша. - Что-то я не помню такого пункта в нашем договоре!

- Может, еще пригласим юристов, запротоколируем все? Я не хочу видеть здесь Касаги и точка! - он накрыл рот Химмэля страстным поцелуем, и сделал несколько круговых движений бедрами, трясь своей эрекцией о него. Вырвав у любовника стон сильнейшего желания, Югэн, довольный, оторвался от него и чинно пересел в кресло, взяв в руки ноты. - Ладно, повеселимся позже. Сейчас надо обсудить варианты проигрыша - это очень важно.

- Что? - до Химмэля не сразу дошло сказанное им. В паху горит адским пламенем возбуждение, джинсах вставшему члену не хватало места, он уже приготовился получить удовольствие, а этот ублюдок говорит о нотах?!

- Я говорю - проигрыш! У меня три варианта, два - нормальных, третий так себе, однако я и его решил пока не отсеивать.

"Сволота!" - подумал Химмэль убито.

---

8-9

_________ 8 __________




- Эй, погоди-ка! Куда ты собрался? - прикрикнул на Химмэля отец.

- Мы с Югэном должны поработать над песней... - замерев на полпути к выходу из гостиной, стал оправдываться тот.

- Нет уж! Следующий час ты проведешь в нашем обществе. Мне наплевать, какие у тебя планы, возражения не принимаются! - безапелляционно заявил Ингу и, ухватив сына за шкирку, заставил сесть на диван. - А то, смотрите-ка, какая он занятая птица: заглянул к родителям на две минуты и уже собрался упорхнуть. Нет, кореш, так дело не пойдет!

- Но у нас каждая минута на счету, правда! - все же попытался воспротивиться юноша, но все зачатки бунта были подавлены властным взглядом отца. Пришлось остаться.

- Рури и Сакура передают тебе привет, - сказала Кёко, присаживаясь рядом. - Они справлялись о твоем здоровье.

- Как мило, - зевнул сын и за это пренебрежение получил легкий щелчок от матери: - За что? Я ведь сказал, что это мило!

- Они просили передать тебе просьбу.

"Я так и знал, что эти двое ни за что не побеспокоятся о моем здоровье просто так!" - подумал Химмэль с усмешкой.

- Они хотели бы прийти сюда в гости. Не скрытно от камер, а так, чтобы попасть в телеэфир. Но для этого нужно разрешение деда, а ты сам знаешь...

Женщина тяжело вздохнула и он без слов ее понял. Увы, они оба слишком хорошо знали характер Кисё Куроки.

- Но я-то чем могу помочь? - ответил сероглазый юноша с искренним удивлением.

- Он согласился отпустить их сюда, если ты повидаешься с ним.

- Что? Зачем еще?

- Я не знаю. Возможно, дед просто соскучился по тебе.

- Я уж скорее поверю в летающих коров! - рассмеялся Химмэль.

Из кухни вернулся Ингу Фагъедир с большой пластиковой тарелкой, до краев наполненной попкорном. Поставив ее на журнальный столик, он сел подле Кёко и сына, прихватив пульт от телевизора. На вопрос, что они будут смотреть, он ответил: вчерашний выпуск "Заводного мармелада".

- Давайте лучше боевик какой-нибудь, - скривился юноша. - Или я даже согласен на мелодраму.

- Вчера мама впервые побывала на телешоу, это ее дебют. Раз вчера ты не смог увидеть выпуск, то я посчитал своим долгом раздобыть запись, - злорадно проговорил Ингу, едва не задушив сына, когда обхватил его шею рукой. - Так что жуй попкорн и наслаждайся! И где твоя радостная улыбка?

Химмэль растянул губы в некоем подобии улыбки, больше напоминающей кровожадный волчий оскал.

- Так держать! - похвалил его отец и включил запись.

Смотреть шоу, предназначенное для девчачьей аудитории да еще и посвященное дню Святого Валентина, значило для Химмэля убить впустую целый час. А ведь мог потратить это время, обсуждая с Югэном музыку или стихи к песне! Но ничего не поделаешь, придется, подобно наказанному ученику в школе, отсидеть положенное вместе с родителями. Хорошо еще, что отец выгнал из гостиной телеоператоров и никто не стоит у них над душой с камерой наперевес! Захватив пригоршней солоноватый попкорн, он принялся жевать его, уныло следя за вступительным танцем пятерых участников группы "New Age".

- Они довольно приятные ребята, очень веселые, - высказалась Кёко, улыбаясь своим воспоминаниям о дне, проведенном в студии "Заводного мармелада". - Ты с кем-нибудь из них дружишь?

- Как сказать... - попытался уклониться сын от ответа.

- Они о тебе очень хорошо отзывались. Например, Коидзуми-сан заметил, что ты, участвуя как-то в их программе, произвел на всех них неизгладимое впечатление.

- А он рассказал, как? - мать отрицательно покачала головой в ответ. - Я во время съемок оскорбил одного из ведущих, Кея Ясумасу. Они это, конечно, в эфир не пустили.

- За что оскорбил? - поинтересовался Ингу, разглядывая на телеэкране идеально загримированный лик Ясумасы.

- Моя внешность не оставила его равнодушным и он вздумал показать это во время шоу.

- Да? Наверное, это наследственное. Он и с меня глаз не сводит, - со смешком проговорил отец. - Неудивительно, что он так зазывал на ту вечеринку.

- Вечеринку?

- Да, в эту субботу в особняке Сибил Гэсиро. Он не отстал, пока не уговорил Кёко прийти, а та уже в свою очередь не пообещала притащить меня. Что скажешь, стоящее мероприятие?

Химмэль припомнил вечеринку в особняке, попасть куда ему довелось еще в бытность курьером лавки "Табак для бонвиванов!" А потом в памяти всплыли откровения Исы о разнице между вечеринкой в особняке госпожи Гэсиро и вечеринкой в клубе. Без задней мысли он повторил услышанное когда-то от коллеги - и, только после того, как мать и отец одновременно впились в него встревоженными взглядами, сообразил, что сболтнул лишнего.

- А ты бывал уже на таких вечеринках в клубе? - спросил его Ингу вкрадчиво.

- Нет, просто парни между собой трепались об этом… - ругая на чем свет стоит свою неосмотрительность, принялся врать Химмэль.

- Выходит, она развращает несовершеннолетних! - шокированная Кёко прикрыла рот рукой.

- Мама, не говори чепухи! Ты не представляешь, что за личности встречаются среди этих "несовершеннолетних" - они в озабоченности фору любому взрослому дадут. И к тому же, Гэсиро никого не принуждает, если что и случается, то по доброй воле... Черт... - осознав, что еще сильнее запутался в объяснениях, юноша окончательно сконфузился. - Мы можем сделать вид, что вы этого не слышали? Давайте посмотрим все же шоу!

- Нет-нет, - Ингу погрозил ему пальцем. - Слишком уж ты осведомлен для того, кто ни разу не побывал на вышеупомянутых развлекательных мероприятиях. Лучше признайся сам, иначе мне придется выуживать информацию из тебя силой.

Химмэль сердито стукнул себя по лбу, сетуя на свою глупость - нарвался, дурак! Теперь отец и вправду от него не отвяжется, пока не добьется признания, а сопротивление давлению со стороны Ингу Фагъедира стоит недюжинного мастерства лжеца - чего у Химмэля итак дефицит. И кто его за язык тянул, а?! И что теперь?.. Зад болит после ночного свидания с Югэном. На душе хреново из-за того, что приходится избегать Касаги. Так еще и сейчас родители его приперли к стене!..

- Ну ладно, ладно! Хотите признания? - раздраженно проговорил он. - Я был там один раз. Всего один раз! Нас с парнями пригласили, мы захотели повеселиться немного и поехали. Я там пробыл недолго, а потом уехал с Касаги в общежитие и завалился спать. Вот и вся история!

- Прямо так и вся? - недоверчиво осведомился сероглазый мужчина, поигрывая кольцом на пальце.

- Со мной не случилось ничего страшного, это самое главное! Не нужно так трястись на до мной. У меня есть своя голова на плечах, - Химмэль, не выдержав, вскочил на ноги. - Все, мне нужно идти работать. Смотрите шоу сами.

- Сядь назад, - приказал Ингу негромко. - Завершим беседу и досмотрим шоу.

Химмэля передернуло от его интонаций - именно так с ним разговаривал Кисё Куроки во время его проживания в Симносеки. Тот же нетерпящий сопротивления тон! И, как ответная реакция, в нем всколыхнулась волна необузданного протеста, накрывшая его с головой в тот же миг.

- Не указывай мне, что я должен делать, - прошипел, заливаясь гневной бледностью, прошипел Химмэль. - Хочу - останусь, хочу - уйду. Ты мне не начальник!

- Химмэ, успокойся! - Кёко торопливо поднялась и предостерегающе сжала его руку. Женская интуиция пожарной сиреной сообщила ей о надвигающемся на их неокрепшую семью бедствии. Она уже как-то видела сына в бешенстве! Но тогда это было столкновение с Томео Нацуки, наговорившем ему гадостей, а сейчас он вспылил на родного отца. - Мы верим тебе. Верим, слышишь? Давай действительно забудем этот разговор.

- Почему ты отступаешь, Кёко? - Ингу, дабы не взирать на них снизу вверх, тоже встал с дивана. - Он наш сын и должен отчитываться перед нами.

- Да с какой стати должен? - пуще закипел юноша, не обращая внимания на умоляющие возгласы матери. - Я говорю вам "ничего страшного" или "все нормально" - и хватит.

- Ты не попутал часом кое-чего? Теперь мы - семья! Или тебе необходимо гордое одиночество?

Химмэль усмехнулся ему в лицо и с деланной легкостью ответил:

- Я шестнадцать лет был один. Считай это моей дурной привычкой, - аккуратно сняв ладонь матери со своей руки, он ушел из владений родителей в другую часть особняка.

В гостиной застыло вязкое, пасмурное молчание. Кёко отвернулась от Ингу, прошлась от одной стены к другой, не поднимая глаз на любимого человека. Тот, кусая губу, сел обратно и принялся растирать внезапно разболевшуюся ногу - там, где крепился протез.

- Я не собирался выражаться именно так, - пробормотал он. - Чертов японский язык, думаешь одно, а с языка сходит совсем иное!

- Дело не в языке! Я тебе предупреждала, не нужно на него наседать, на него и без того немало давили - уж я-то знаю моего отца! - Кёко принялась шарить на каминной полке в поисках сигарет. Там их не оказалось. Ингу достал свои сигареты и дал ей прикурить. Порывисто затянувшись табаком, она продолжила: - У вас ведь все так замечательно было в Штатах! Вы так ладили друг с другом...

- В Штатах я давал ему время привыкнуть ко мне. Но мы не просто какие-то приятели - мы семья отныне, вот что я хочу ему втолковать. Он должен понять!

Кёко не знала - рассердиться на Ингу за его упрямство или же заключить в нежные объятия. Победило в конце-концов второе. Задавив сигарету в пепельнице, она, опустившись ему на колени, обняла его так крепко как могла:

- Как будто я не знаю, что с тобой происходит, Ингу? Тебя не было с сыном шестнадцать лет и сейчас ты хочешь почувствовать себя отцом. Я тоже не видела, как растет наш сын, и, получив его обратно, хотела наверстать все упущенное! Мне хотелось заботиться о нем как о маленьком несмышленом ребенке, возиться с ним, сюсюкаться, баловать его... Но он уже вырос - и вырос без нашего с тобой участия. Ему не нужны сюсюканье и чрезмерная опека.

- Мальчишка напоминает меня самого в том же возрасте, - с печальной иронией констатировал мужчина, выслушав ее. - Я терпеть не мог круглосуточных истерик матери и нотаций отца. И сбежал в итоге от них... А сейчас я становлюсь похожим на своих предков! Мой собственный сын уже готов свалить от меня подальше!

Лицо Ингу исказилось от мышечной судороги - в моменты нервного напряжения ему не всегда удавалось проконтролировать реакцию своего организма, так до конца и не оправившегося от перенесенного паралича. Его приступ вынудил Кёко прослезиться, являясь вечным напоминанием случившейся шестнадцать лет назад трагедии и последовавшей за ней разлуки.

- Принеси мне мои таблетки, - попросил он, хватаясь за сигареты.

Ингу знал, никотин не поможет мышцам расслабиться, но, по крайней мере, позволит отвлечься. Кёко принесла таблетки и он залпом выпил сразу несколько штук. Это было лекарство, прописанное американским доктором, оно обладало расслабляющим действием - правда, все же недостаточным, чтобы полностью гасить приступы. Единственным верным средством оставалась марихуана - к которой он старался не прикасаться с тех пор, как обрел семью.

- Не волнуйся, сейчас мне станет легче, - постарался он успокоить Кёко.

Послышались шаги и в гостиную вошел Химмэль. Он, убежав к себе в комнату, спустя несколько минут осознал, что впервые поссорился с отцом. Взял и нахамил, будто на его месте стоял Кисё Куроки! И все из-за неурядиц в собственной жизни, а не из-за какой-нибудь реальной вины Ингу. Отец всего лишь беспокоился о его благополучии, а он огрызнулся на него как на врага...

"Все-таки я придурок! - сказал сам себе юноша. - Когда я научусь сдерживать кипящее внутри дерьмо?"

Раздраженный на себя и смущенный, он вернулся к родителям. Узнав о случившемся приступе судорог, юноша еще больше проникся самобичеванием – вместо того чтобы пошевелить мозгами и не срывать злости на родных, он расстроил отца!

- Простите меня, - выдавил из себя Химмэль, поклонившись Ингу и Кёко.

- Проехали уже, чувак, - отец улыбнулся ему, несмотря на то, что судороги еще не сошли на нет. – Падай на диван, досмотрим шоу.

На телеэкране вновь задвигалась картинка. Ингу и Кёко сидели на студийном диванчике, соприкасаясь плечами – словно юные влюбленные – и при этом совсем не выглядели нелепо, напротив, производили очаровательное впечатление. Высокий, широкоплечий блондин Ингу и изящная темноволосая Кёко - контрастируя и, вместе с тем, дополняя друг друга - они притягивали к себе заинтригованные взгляды. Химмэль с удивлением отметил, что Кёко весьма фотогенична, камера любит ее: не полнит фигуру, не превращает кожу в пергамент, передает в полной мере живость глаз и блеск волос.

- Из тебя вышла бы отличная артистка, - отвесил он комплимент матери.

- Да ну тебя! Скажешь тоже, – та, порозовев от удовольствия, толкнула его в бок.

Тем временем, ведущие приступили к неотъемлемой части программы - вопросам. Кёко даже на самые официозные из них отвечала с долей застенчивости и скрытности, присущей в той или иной степени всем японцам. Ингу же держался предельно откровенно, не избегая даже самых провокационных вопросов, вроде этого:

"В какое время года вы предпочли бы пожениться?"

"Летом, в праздник Танабата", - не моргнув глазом, сказал сероглазый мужчина. И это при том, что Кёко еще замужем за другим мужчиной! Словом, Ингу Фагъедир в репертуаре.

- Почему именно в Танабата?* - отвлекшись от телевизора, полюбопытствовал Химмэль у отца.

- Романтичный праздник, посвященный долгожданной встрече двух возлюбленных. Что может быть лучше для эпатажной свадьбы? - ответил Ингу, бросая в рот еще несколько таблеток. - Я решил, что после венчания мы на открытой карете, запряженной арабским скакунами, проедемся по Гиндзе**.

- По Гиндзе? Во сколько тебе это обойдется?

- Какая разница? Зачем миллионы, если их не тратить? Наша с Кёко свадьба будет главным событием в Японии, даю слово, - Ингу, превозмогая дискомфорт, вновь улыбнулся.

- Ты же знаешь, мне хватило бы и скромной церкви на окраине города, - мягко возразила Кёко. - Мне нужен ты, а не этот пафос.

- И все равно, я устрою самую шикарную свадьбу в стране! Пусть все увидят, как я люблю тебя, - мужчина потянулся к своей возлюбленной и сорвал с ее губ поцелуй.

- Я, между прочим, все еще здесь! Может, мне выйти? - вид целующихся родителей заставил Химмэля почувствовать себя лишним. Это было что-то сугубо личное, интимное, не предназначающееся для его глаз. Это как со всей дури распахнуть дверь в туалет и обнаружить на унитазе почтенную бабушку, между делом листающую рекламную брошюрку - хочется ослепнуть и провалиться сквозь землю.

- Да ладно! Можешь привести девчонку и целоваться с ней сколько влезет прямо здесь, мы с Кёко и слова тебе не скажем, - хмыкнул Ингу.

- Ингу! - воскликнула Кёко, пораженная его свободными взглядами.

- А что? Пусть лучше тискает подружек здесь, чем ошивается по сомнительным вечеринкам.

Подобное предложение вызвало у парня закономерный рвотный рефлекс. Лизаться с кем-то перед родителями? Это даже хуже, чем бабка на унитазе! Можно сразу окрестить себя импотентом, ибо после этого у Химмэля на всю жизнь останется моральная травма.

- Привести сюда девчонку? Да я женюсь - тебе скажу только спустя несколько лет, не иначе, - парировал он.

Так, периодически отвлекаясь на дискуссии, они потратили на просмотр программы два с половиной часа. Стрелки на часах показывали почти одиннадцать вечера, когда Химмэль, пожелав родителям спокойной ночи, засобирался к себе.

- Ты подумаешь над просьбой девочек? - спросила его на прощание мать.

- Над чем? Ах, да... - сын не сразу вспомнил о просьбе. Почесав макушку, он пренебрежительно повел плечами: - Хорошо.

- То есть?

- Я схожу на свидание с дедом, раз он так этого хочет. Только ему придется подстраиваться под мое расписание, пусть зарубит себе на носу.

В музыкальной комнате Югэна уже не было - да и поздновато сейчас для музицирования. В гостиной никого из ребят не оказалось, все разбежались по своим комнатам - вчера уволили Кавагути и сегодня некому пинками загонять участников в гостиную для позирования перед телекамерами.

"Кого Гэсиро назначит на место Кавагути? - мимоходом подумал сероглазый юноша. - Тот, хоть и был полным козлом, но работал на износ - каждый день без выходных проводил на съемочной площадке. Кто сможет работать в таком же темпе - при этом не загнуться и не съехать с катушек из-за всего, что творится за кулисами шоу? Честное слово, интересно!.."

Он отпер свою дверь, размышляя уже над предстоящим ночным визитом к Югэну. Тот изъявил желание заниматься с ним сексом каждую ночь, так что у Химмэля нет никаких надежд выспаться. Но самое печальное - его задница. Как не приятна физическая близость с Югэном в целом, анальный секс все же не та вещь, которую бы Химмэль захотел опробовать дважды.

- Вот ты и пришел.

Химмэль едва не вздрогнул от неожиданности. На кресле сидел Тиэми Касаги - напряженная поза выдавала его волнение, под глазами у него наметились тени, а лоб прошила морщинка. Сейчас он казался старше своего возраста, походя на взрослого мужчину с грузом прожитых лет. От него не ускользнула растерянность хозяина апартаментов:

- Прости, что без приглашения. Я воспользовался ключом, который купил у техников.

Тот с тоской перевел дыхание - нервотрепка на сегодня не завершена! Он многое бы отдал ради возможности избежать неприятного разговора с Касаги! Вчерашний вечер и сегодняшний день Химмэль сторонился его, они и двух слов друг другу не сказали. Да и что тут можно сказать? Черт теперь разберет, как к нему относится Тиэми - и как он сам должен его отныне воспринимать. Скрыв свою растерянность, Химмэль заговорил обычным тоном:

- Похоже, эти ребята неплохо зарабатывают на взятках! Кому они в следующий раз продадут ключ от моей двери?

- Я воспользовался им во второй и в последний раз. Вот он, не волнуйся, - Тиэми выложил пластиковую карту на столик. - Я купил его ради сюрприза, который хотел тебе сделать…

Химмэль, застыв у двери как вкопанный, не нашел в себе сил хоть что-нибудь сказать, ему было больно смотреть на Касаги.

- Спасибо за помощь вчера, - после паузы, продолжил тот, его голос зазвучал надтреснуто. - На фотосессии я по-идиотски сорвался, и, не вмешайся ты, меня бы выкинули из группы и моей карьере наступил конец. Я пришел поблагодарить тебя... И попросить прощения за свое поведение и за... за сюрприз...

- Ты не должен просить прощения! Это я должен извиняться, я виноват. Ты прости меня за перчатку, - отрицательно покачал головой Химмэль. Кусая губу он, давясь стыдом, заставил себя признаться: - Я решил, что Югэн ее мне прислал и вернул ему, ну а он... Он не упустил случая воспользоваться моей ошибкой.

- Почему ты так решил? - прошептал собеседник, хотя догадывался, каков будет ответ.

- Мы с ним... вроде как встречались одно время. Потом, после его попытки избить Мисору, мы расстались. И я знал, что у него есть ключ от моей комнаты, вот и подумал на него...

Тиэми опустил голову так низко, что Химмэль не смог разобрать выражения его лица.

- Все думали, вы друг друга терпеть не можете.

- Мы договорились вести себя на публике как обычно, вот и все, - юноше чудилось, будто он оправдывается за свою связь с Югэном, а, может, так оно и было на самом деле. В любом случае, ему с каждой секундой их разговор становился все больше и больше неприятен.

- Я собирался признаться тебе в день святого Валентина, но не знал, как ты отреагируешь, - проговорил Касаги глухо. - Боялся, ты меня засмеешь или станешь считать больным на голову, ведь мы оба парни... Теперь, по крайней мере, мне известно, что ты совсем не против отношений с парнями.

- Я не путаюсь с парнями, если ты об этом.

- Но с Югэном ты встречался!

В голосе парня явственно проступил гнев, подействовавший на Химмэля как пощечина.

- Скажем так, на Югэна у меня вставал, - резко произнес тот, сверкнув глазами.

- А на меня у тебя встает? - быстро вскинув голову, не менее прямолинейно спросил незваный гость, чем вызвал у него шоковое состояние. Химмэль просто хлопал ресницами и молчал как рыба, взирая на Касаги дымчато-серым потерянным взором. - Скажи мне, Химмэ! Я тебе нравлюсь в этом смысле?

- Никогда не думал об этом, - выдавил парень с трудом. - Мы ведь друзья, Касаги...

- Не хочу я быть просто другом! Я хочу встречаться с тобой, - отрезал Тиэми с мрачной непоколебимостью. - Я ХОЧУ ТЕБЯ.

- Прекрати...

- Я хочу тебя с тех пор, как ты поцеловал меня на спор! Мне потребовалось время, чтобы убедиться - я не смогу излечиться от этих чувств. И молчать я тоже устал!

- Заткнись! - взорвался Химмэль, оглушенный потоком признаний. - Касаги, прекрати это, прошу тебя!

Тиэми перестал говорить – и вместо этого, подскочив к нему, припер своим телом к стене. Он, сжав шею сероглазого юноши, силой поцеловал его, примыкая к губам с вампирской жаждой, как бы стремясь испить его до дна. Химмэль толкнул его в грудь - но тот и на миллиметр от него не отодвинулся, ловко используя свои борцовские навыки. Касаги то хватал его за шею или затылок, то за руки или талию и никак не желал отрываться от губ юноши. Они боролись, будучи тесно прижатыми друг к другу, издавая невнятные звуки, прерывисто дыша - Химмэль и не предполагал, что может оказаться столь беспомощным рядом с ним!

- Ты охренел совсем!.. - высвободив, наконец, свои губы, зарычал он. - Я же сказал, что ты для меня друг!

- Ты не хочешь давать мне ложную надежду, да? Потому что это нехорошо? - выдохнул ему в рот Касаги, все еще оставаясь в опасной близости. - Ну и ладно, не давай мне такой надежды. Я сам возьму то, что мне необходимо!




_______________________

* Танабата - традиционный японский праздник, отмечается ежегодно 7 июля

** Гиндза – культурная и торговая достопримечательность Токио, главная улица столицы.
_________________________


_________ 9 _______



- Я сам возьму то, что мне необходимо!..

Сколь не был ошарашен Химмэль предыдущими словами Касаги - их полностью затмила собой последняя фраза.

Что, что Тиэми собирается сделать? Он не ослышался?..

Разве можно такого ожидать от всегда доброжелательного парня, с которым, как Химмэль считал до недавнего времени, его связывала крепкая дружба? Может, кто-то из них сошел ума или весь мир вдруг перевернулся с ног на голову?..

Впрочем, долго ломать себе голову над этой дилеммой сероглазый юноша не стал. Быстрое и точное движение коленом - и Касаги, издав короткий полустон-полувозглас, отпрянул от него. Согнувшись пополам, он прижал руки к промежности, а затем и вовсе упал на колени, кривясь от боли. Химмэль не пожалел для атаки силы, врезав ему причинному месту - в очередной раз убедившись в действенности ударов ниже пояса. Как бы хорошо Касаги не владел борцовским искусством, против подлых приемов, позаимствованных из портовых забегаловок Симоносеки, ему ни за что не выстоять.

- Ага, раскатал губу! Единственное, что ты возьмешь у меня силой - это мой удар тебе по яйцам, - сердито усмехнулся Химмэль. - Если попробуешь еще раз зажать меня вот так, то попрощаешься со своими причиндалами навсегда!

- Я не... Черт, больно! - пробормотал Касаги, корчась на полу. - Ты меня не понял... Я не собирался принуждать, клянусь.

- Да неужели? А мне показалось иначе!

- Я хотел сказать, что ты можешь и не давать мне надежду, но я все равно постараюсь завоевать твою любовь. Не важно, сколько мне понадобится приложить усилий, сколько мне придется ждать от тебя взаимности - я не отступлю. Я буду бороться за тебя, ничто не сможет меня остановить! И однажды ты ответишь на мою любовь, я уверен! Я добьюсь этого сам, не выпрашивая у тебя ложную надежду...

Химмэль сжал голову руками, ощущая безнадежное уныние, однако предпринял новую попытку образумить парня:

- Касаги, брось нести бред! Ты еще найдешь себе приличную девушку, влюбишься и поймешь, как сейчас лажанулся. Я тебе нравлюсь? Ладно, черт с ним, переживем как-нибудь и потом еще посмеемся. А сейчас, пожалуйста, оставь все эти разговоры про любовь!

- Но я люблю тебя! - упрямо воскликнул Тиэми, с трудом вставая с пола.

- Да с чего такая уверенность? Это просто желание потрахаться, оно пройдет со временем.

- Не пройдет! Я хочу тебя очень, но, кроме секса, у меня есть и другие желания. Например, я хочу все время быть с тобой, разделять с тобой каждую минуту жизни. Хочу видеть твое лицо каждый день и неважно, веселое оно или хмурое. Хочу поддерживать тебя во всех твоих начинаниях, помогать превращать планы и мечты в реальность. Хочу заботиться о тебе, оберегать от всех опасностей и невзгод... По-твоему, это все просто от потребности потрахаться с тобой? Я люблю тебя, Химмэ! Люблю!..

Химмэль едва мог слушать его признания - хотелось либо заткнуть кулаком поток страстных слов, либо убежать из комнаты. Будь на месте Касаги кто-то другой, он не стал бы церемониться и просто послал его к такой-то матери, дав пинка под зад для острастки. Но Тиэми...

Что может быть хуже влюбившегося в тебя друга? Друга, доказавшего свою преданность не на словах, а на деле - друга, ради которого он сам готов совершить дерзкий поступок, если понадобится? Тиэми как будто положил у его ног невиданные сокровища, принеся их в дар ему, но Химмэлю не нужны эти богатства, он не нуждается в них, не испытывает потребности обладать ими! Господи, почему все так по-дурацки сложилось в их отношениях? Отчего именно Касаги влюбился в него?

И как теперь быть? Он мог бы, из жалости, дать тому призрачную надежду - как тем парням из Симоносеки... Но одно дело они, совсем другое - Тиэми. Нельзя так поступать с тем, кого считаешь другом, подобный обман хуже любого другого! Если их дружбе суждено прекратиться - пусть она прекратится сейчас, пока он еще может контролировать ситуацию.

- Или ты прекратишь повторять "люблю" или я выкину тебя из комнаты и больше не стану с тобой общаться! - пригрозил он. - Я серьезно, Касаги.

Угроза подействовала - тот, встретив его непреклонный взгляд, сник. Доковыляв до дивана, он осторожно присел на него, продолжая морщиться от боли. Несколько минут в апартаментах висела глубокая тишина.

- А что у тебя с Югэном теперь? - поинтересовался Касаги позже. - Вас по-прежнему что-то связывает?

- Мы работаем вместе, - стараясь не залиться румянцем, соврал Химмэль.

Касаги негромко хмыкнул в ответ, выражая сомнение на данный счет.

- Ты думал, что это он прислал тебе перчатку... Значит, он пытается с тобой помириться? - парень не задавал вопрос, а озвучивал свои мысли. - И оставил он меня в группе, потому что рассчитывает на твою благосклонность. К тому же у него есть ключ от твоей комнаты...

- Благодаря продажным штатным техникам! - возразил Химмэль, после чего разозлился: снова Касаги вынуждает его оправдываться! До чего ненавистное ощущение! Он, однако, сдержал всколыхнувшиеся в нем отрицательные эмоции: - Хватит говорить о Югэне. Давай разберемся между собой. Мы можем остаться друзьями - и все будет как прежде.

Гость в ответ повторно со скептицизмом хмыкнул, уставившись в сторону.

- Я хочу дружить с тобой по-прежнему, - прибавил сероглазый юноша. - Ты мой лучший друг.

- Ты говоришь так, чтобы утешить меня.

- Вовсе нет! У меня никогда прежде не было настолько близких друзей, скорее только приятели и знакомые. Они не понимали меня, да и я никого к себе не подпускал... Большую часть жизни мне твердили: "выродок", "ничтожество", "ничего достойного из тебя не выйдет", - Химмэль проглотил ком в горле, вернувшись в воспоминаниях к годам, проведенным в доме деда. - Мне так часто это повторяли, что я и сам начал верить этому. Я ненавидел сам себя и боялся - вдруг, если мои друзья узнают меня поближе, то возненавидят тоже?.. Поэтому я никогда никому не мог первым предложить дружбу. А ты... Ты просто подошел ко мне и стал моим другом... - он слабо улыбнулся, припоминая первое появление Касаги с фото Мэрилин Монро в руках, а затем, как тот явился навестить его в лазарете "Школы тренировки молодежи". - Мне понравилась твоя искренность, твоя естественность. Ты всегда был тем, кто ты есть на самом деле - со всеми твоими прибабахами. И рядом с тобой мне становилось не страшно за свои собственные прибабахи, я начинал ненавидеть себя куда меньше... Если б ты знал, насколько мне дорога наша дружба - и как мне не хочется лишаться ее!

По щекам Касаги покатились соленые слезы, рассказ Химмэля рвал ему сердце на части. Он не мог допустить и мысли о том, чтобы отказаться от своих чувств в отношении него - он любил и вожделел, он мечтал о взаимности! И, в то же время, осознав, сколь много значит для Химмэля их дружба, Тиэми пришел в отчаяние - он не мог отмахнуться от его слов, закрыть на них глаза, оставить в стороне! Тот отказался от его любви, вызвав в душе мучительную боль - но признался, что нуждается в его дружбе... И как ему быть? Голова кружилась вслед сумасшедшей круговерти чувств, грозящей разметать в ошметки его разум, а лихорадочное сердцебиение с грохотом отдавалось в ушах.

- Что скажешь, Тиэми? - Химмэль сделал к нему несколько шагов и остановился на полпути. - Будешь моим другом?

В груди Касаги появилась жгучая потребность издать бешеный вопль: "Нет! Я люблю тебя! И я хочу твоей любви! Любви!" - тот не позволил ему прорваться наружу, с жестокостью задавив в самом зачатке. Он смахнул слезы и, стремительно приблизившись к Химмэлю, заключил его в целомудренные дружеские объятия.

- Буду, - прошептал Тиэми порывисто.

В этот миг он плевать хотел на свои страдания, на свои надежды, желания. Единственно важной сейчас была потребность дать Химмэлю то, в чем тот нуждался - в его дружбе. Скажи ему Химмэль: "Угони самолет, ограбь банк, убей человека" - он бы, не задумываясь, бросился исполнять его волю.

- Спасибо тебе, - тоже прошептал сероглазый юноша, осторожно обнимая Касаги в ответ.

Тот с превеликим трудом перевел сбившееся дыхание и постарался как можно насмешливее произнести:

- Поверить не могу, что за беседу по душам мне пришлось заплатить отбитыми яйцами! И где ты научился таким грязным приемам?

- Прости, тебе не следовало выражаться так двусмысленно! - рассмеялся Химмэль. - При случае я устрою тебе экскурсию в прибрежные забегаловки Симоносеки. Кикбоксинг покажется тебе детской забавой, обещаю.

- Ловлю на слове, - теперь они оба улыбались, все еще сжимая друг друга в объятиях.

Дверь в комнату распахнулась и в комнату вошел Югэн. В одной руке он сжимал пластиковый ключ, а в другой - свернутые в рулон нотные листы и карандаш. Визитер замер на пороге, уставившись на открывшуюся ему сцену.

- Я тебе говорил, не смей пользоваться ключом! - сердито воскликнул Химмэль, поспешно отступая от Касаги. - Какого хрена ты приперся?

- Ты сегодня не пришел в музыкальную комнату, а я накидал несколько вариантов проигрыша, - сообщил парень спокойно. - Решил не ждать до завтра и показать сейчас.

Хозяин комнаты не стал скрывать раздраженной гримасы - ну, конечно, это все объясняет. Тот факт, что этой ночью он в любом случае пришел бы к Югэну, здесь не учитывается! Наглецу приспичило прийти без спроса - и он пришел! А тут Касаги... Не дай бог, Югэн сочтет увиденное новым поводом для травли.

- Спокойной ночи, Тиэми, - Химмэль сжал руку друга, явственно намекая: ему следует уйти.

Кровь отлила от лица Касаги - неужели тот хочет на ночь глядя остаться с новоявленным гостем наедине? Да, Югэн появился вроде бы под благовидным предлогом, однако он с интимной самоуверенностью воспользовался ключом! А Химмэль, пусть и выглядит рассерженным, вовсе не собирается его прогонять...

- До завтра, Химмэ, - кивнул ему на прощание Тиэми Касаги и направился к выходу.

Югэн изволил царственно обратить на него свой взор, когда он проходил мимо. Немигающие глаза юноши, несмотря на его внешнюю невозмутимость, окатили Касаги ледяной волной затаенной ярости. Впрочем, тот не остался в долгу, на доли секунды встретившись с ним взглядом полным презрения. Борясь с удушающим порывом отправить Югэна в нокаут в очередной раз, Тиэми вышел.

Дверь тут же захлопнулась.

- И как же объяснишь это? - шипел как змея Югэн. Он толкнул Химмэля на диван, забрался на него верхом и едва ли не душил.

- Я не обязан распинаться перед тобой, - тоже шипящим шепотом парировал тот.

- Ты не понял, Химера? Я тут диктую условия! Не станешь подчиняться - я избавлюсь от Касаги. У меня всегда наготове есть парочка трюков, которые можно использовать против врагов. Так что не брыкайся!

- Говнюк ты ебаный, - выдохнул юноша, против воли приходя в возбуждение.

Он сам не понимал, почему так реагирует, ведь Югэн - бессовестный шантажист - и все происходящее между ними обязано вызывать в нем только отторжение. Вопреки всему, Химмэля возбуждала злобная напористость Югэна, его собственническая агрессия, нарочитая грубость прикосновений, а одно соприкосновение бедер вызывало приток крови к члену.

- Зачем приходил Касаги? - допрос с пристрастием продолжался.

- Поговорить о том, какая погода нынче хорошая, вот зачем!

Югэн издал короткий рык и сдавил ему шею - не с фатальным усилием, а скорее ради демонстрации темперамента. Он не скрывал своей ревности сейчас. Химмэль мог сбросить его с себя в любой момент и, вдобавок, отвесить приличную затрещину, но ему до безумия нравилось дразнить его и наблюдать за ледяным пламенем во взгляде Югэна, чувствовать его тело, дрожащее от ярости и желания.

- Увижу Касаги еще раз в твоей комнате, ему несдобровать, - пообещал Югэн.

- Значит, ты можешь вести себя как шлюха, а я не могу пригласить друга к себе?

- Только не в том случае, когда твой «друг» хочет залезть к тебе в штаны!

- А разве содержимое моих штанов принадлежит одному тебе? - ядовито перебил его сероглазый юноша. - Что-то я не помню такого пункта в нашем договоре!

- Может, еще пригласим юристов, запротоколируем все? Я не хочу видеть здесь Касаги и точка! - он накрыл рот Химмэля страстным поцелуем, и сделал несколько круговых движений бедрами, трясь своей эрекцией о него. Вырвав у любовника стон сильнейшего желания, Югэн, довольный, оторвался от него и чинно пересел в кресло, взяв в руки ноты. - Ладно, повеселимся позже. Сейчас надо обсудить варианты проигрыша - это очень важно.

- Что? - до Химмэля не сразу дошло сказанное им. В паху горит адским пламенем возбуждение, джинсах вставшему члену не хватало места, он уже приготовился получить удовольствие, а этот ублюдок говорит о нотах?!

- Я говорю - проигрыш! У меня три варианта, два - нормальных, третий так себе, однако я и его решил пока не отсеивать.

"Сволота!" - подумал Химмэль убито.

---

6-7

________ 6 ________




- Мне кажется, слова тут немного глупые, - дуя напомаженные губки, проговорила Амия Майо. У нее в очередной раз не получилось правильно взять ноту в песне и она, занервничав, остановилась. – Зачем использовать в тексте такой заумный оборот?

- Если кто тут и глупый, то только эта визгливая девка, - философски заметил Югэн, попивая минералку из бутылки. Майо услышать его не могла, так как находилась за звуконепроницаемым стеклом.

- Моя бы воля – взял бы другую актрису на роль, - пожаловался Фуджи Кудзаки, с убитым видом сидевший рядом со звукорежиссером и уже почти час тщетно пытающийся объяснить певице как необходимо петь сочиненную им песню. Композитор уже находился в преклонном возрасте, его лицо одрябло, покрылось морщинами, и он имел некоторую склонность к брюзжанию, в данном случае имевшую оправдание. - Я говорил Минору, она не подойдет! У нее голос только для простых попсовых поделок и годится. Но ведь госпожа Амия Майо происходит из состоятельной семьи и любит, когда ее капризы исполняются. Захотела двадцатидвухлетняя кобыла сыграть семнадцатилетнюю школьницу – пожалуйста, никаких проблем! – выплеснув накопившейся негатив, Кудзаки нажал на кнопку связи и очень вежливо, почти с отеческой опекой сказал: - Что поделать, Майо-сан, сюжет требовал витиеватого текста, ведь, не будем забывать, что речь идет об истории Йосивары. Не переживайте, если возникают трудности, такая талантливая певица как вы обязательно справится с поставленной задачей. Давайте попробуем снова прогнать песню…

- Нет, давайте сделаем перерыв, я устала, - отрезала девушка.

- Хорошо, как пожелаете, - у Кудзаки нервно задергался глаз, однако он мило улыбнулся ей.

Химмэль, сидевший на диване рядом с Югэном скептически посмотрел на часы: они целый день торчат в студии звукозаписи, работая над совместными песнями для сериала, время клонится к вечеру. Сколько она собралась отдыхать? Он был солидарен с Югэном – Амия Майо, казавшаяся на телеэкранах такой возвышенной и приятной особой, вблизи производила устойчивое впечатление дурочки.

- Я сбегаю в буфет. Мальчики, вы со мной? - чирикнула она жизнерадостно. Югэн и Химмэль отрицательно покачали головами в ответ. Тогда она помахала им ручкой, в которой сжимала розовый мобильник, и выпорхнула их студии.

Горестно переглянувшись, звукорежиссер – маленький и щуплый мужчина по имени Таока Шота, прикрепленный к студии номер «15» - и несчастный композитор отправились в курилку, дабы успокоить свои нервы никотином. Химмэль, мысленно позавидовав им, остался в студии. Югэн тоже отказался от возможности покурить, посвятив паузу в работе для обсуждения сингла для группы. Оба парня старательно придерживались делового тона, дорожа каждой свободной минутой. Чем ближе был день старта съемок сериала, тем острее они ощущали нехватку времени: реалити-шоу, репетиции с группой, сериал, сочинение песни… Сценарий реалити-шоу требовал их участия в жизни общежития, забирая право на личное время. Репетиции с группой почти каждый день, скрупулёзный поиск идеального звучания. Сериал, для которого им – трем основным актерам - следует записать основные треки в короткий промежуток времени. И, наконец, их с Югэном намерение создать свою собственную песню. От всего этого мозги грозились закипеть.

- Сегодня порепетируем? – осведомился Химмэль, постукивая пальцем по нотной тетради.

- Конечно. Но не забывай - сегодня нас также будут снимать вместе с Асаки и Сато.

- Как это?

- Ты что? С утра Кавагути объявил: вечером приедут ведущие шоу и все мы должны будем устроить посиделки на камеру для завтрашнего эфира. Мы обязаны пожелать всем девчонкам в стране как можно радужней провести день Святого Валентина.

- Я и забыл, - сероглазый парень почесал затылок, сейчас припоминая речь старшего менеджера на утренней планерке.

- Нам придется отнимать время у сна, чтобы все успевать, - заметил Югэн серьезно. – Год назад я играл в одном сериале второстепенного персонажа, и мне удавалось поспать в сутки всего около трех-четырех часов.

- Я справлюсь.

- Круто, - улыбнулся Югэн одобрительно.

Химмэль вдруг ощутил острую неловкость. Какая ирония судьбы! Они сидят рядом, склонившись над журнальным столиком, где лежат ноты, их бедра соприкасаются. Они столь близко друг к другу и при этом по-приятельски беседуют, обмениваясь мнениями. И Химмэлю нравится находиться подле Югэна, говорить с ним, слушать его… Жаль, им нельзя стать хотя бы приятелями. Жаль, нельзя доверять Югэну…

Вскоре вернулись Шота и Кудзаки, прихватив в автомате по картонному стаканчику с крепким кофе. Заняв места за пультом управления, они начали поджидать возвращения Амии Майо. Прошло еще полчаса, прежде чем Фуджи Кудзаки окончательно утратил терпение и разразился ругательствами в адрес некомпетентной певицы, Кенты Минору и руководства CBL Records.

- Будь проклят тот час, когда я дал согласие работать над этим сериалом! Пускай нашли бы какого-нибудь бездарного обормота, чтобы за день накрапал им незатейливых песенок. Чтоб им всем провалиться, этим дешевым звездулькам от шоу-бизнеса! И этим режиссёрам, берущим на роль глупых кур! И это агентство с его желанием загрести как можно больше денег! Будь все проклято!

Химмэль и Югэн наблюдали за метаниями творческой личности, благоразумно сохраняя молчание. Едва приступ бешенства у композитора прошел, как в студию открылась дверь и на пороге материализовалась Амия Майо. Появилась она не одна, следом за ней вошел Оницура Коидзуми собственной персоной.

- Добрый вечер, - поздоровался лидер «New Age» с присутствующими, задержав взгляд на Югэне, которому он адресовал отдельное приветствие: - Салют!

Югэн с улыбкой поднялся с диванчика и обнялся с другом.

- Какими судьбами? – спросил он.

- Я встретил Майо-сан в буфете и узнал от нее о вашей репетиции. Вот, решил проводить ее до студии, - объяснился Онидзуми, покосившись на девушку с упреком. Судя по ее расстроенной физиономии, она отнюдь не желала возвращаться, и была не прочь остаться и дальше прохлаждаться в буфете.

- Госпожа Майо, займите место перед микрофоном, - сквозь зубы сказал Кудзаки, прожигая девушку уничижительным взглядом.

- Я вам мешаю. Ну, до встречи, - Оницура отступил, напоследок сжав ладонь Югэна.

- Увидимся, - откликнулся тот. Их рукопожатие длилось немного дольше, чем этого требовали приличия, придав их короткой встрече и прощанию оттенок любовной интриги.

«Какая, на хрен, интрига, если они не стеснялись обжиматься в клубе на глазах у людей!» - мысленно съязвил Химмэль, не спуская с них глаз. И снова он задался вопросом о том, что в Онидзуми так привлекает Югэна, что?

Оставшийся трудовой день Амия Майо капризничала и не желала работать как следует, выводя из себя всех, кто находился в звукозаписывающей студии. Она то жаловалась на плохой звук, то на сквозняк, то боли в горле, то порывалась убежать, якобы, в туалет. Времени, проведенного с ней хватило, чтобы вызвать в Химмэле стойкую неприязнь к вздорной особе. Спасителем Химмэля и Югэна, как ни странно, выступил Кавагути, забравший своих подопечных из студии несмотря на возражения Фуджи Кудзаки.

- Все прочие участники уже вернулись в особняк, ведущие тоже, - непреклонно заявил старший менеджер в ответ на возмущение композитора. – Сегодня юноши должны записать телеобращение к зрителям реалити-шоу, поэтому опаздывать нельзя. Прошу извинить нас.

Впервые Химмэль был так рад напыщенному снобу Кавагути!

Дома парням не дали хотя бы перекусить, сразу бросив на съедение стилистам, а затем сразу же велели идти в гостиную. Команда техников установила там дополнительные лампы и светоотражающие пластины, отрегулировав освещение самым выгодным для съемок образом. В камине уютно хрустел поленьями огонь, а каминной полке в канделябрах стояли свечи. Четверых участников уже рассадили по диванам, напротив них на креслах расположились ведущие. Кукико Асаки немного старил костюм, выдержанный в розоватых оттенках, а Хидэ Сато, кажется, нанесли слишком много грима – его лицо выглядело неживым и застывшим, как у куклы.

- Привет, - Химмэль упал на диван рядом с Касаги. – Вы не представляете, парни, какой это ад – записываться с Амией Майо.

- Все так плохо?

Сероглазый юноша красноречиво всплеснул руками и скорчил противную рожу, вызвав у согруппников веселый смех.

- Госпожа Асаки, господин Сато, позвольте проверить ваши микрофоны,- обратился к ведущим старший помощник Люси Масимо. Убедившись, что они подключены, он указал на монитор, установленный у противоположной стены, он сказал: - Если забудете текст, телесуфлер прямо перед глазами.

Хидэ Сато никак не прореагировал на него, уставившись в пол. Даже его тело напоминало кукольное, так неестественно он держал голову, плечи, руки и ноги. Химмэль ткнул в бок Ису и вопросительно качнул подбородком в сторону мужчины.

- Он, после того как его бросила Феникс Трир, часто выпивает, - зашептал ему на ухо главный сплетник в реалити-шоу. – Говорят, ему даже госпожа Гэсиро вынесла предупреждение. Асаки хотела его спасти и переехала к нему жить, ха-ха! Теперь они вроде как вместе, но пьянствует он по-прежнему.

- Господа, прошу внимания! Займите свои места, - возвысила голос Люси Масимо, дирижируя происходящим из-за своего стола с компьютерными мониторами. – Итак, мальчики, дальнейший план: вам задают вопросы, вы отвечаете, мило улыбаетесь и так далее. Все понятно? Отлично! Начинаем снимать на счет три! Один… Два… Три!

- Приветствую тех, кто смотрит и любит реалити-шоу «Шоубойз»! – нацепив дежурную улыбку, заговорила Асаки. – С вами Хидэ Сато…

- …И великолепная Кукико Асаки, - без энтузиазма пробубнил Сато.

- Сегодня необыкновенный день, дорогие зрители, - продолжила телеведущая. – День любви, день признаний, день сюрпризов! Сердца, молчавшие весь год, должны открыться навстречу друг другу – и обрести взаимность благодаря волшебству. Сегодня никто не может остаться равнодушным к признанию в любви! Не так ли, господа? – Асаки обратилась к юношам.

Те, приняв самый бодрый и радостный вид, живо согласились с нею.

- Ко дню Святого Валентина в офис телекомпании пришло множество писем: в них и довольно личные вопросы и признания в любви. Мы с господином Сато зачитаем некоторые из писем и попросим наших участников ответить на них в эфире. Итак, первое письмо! Его прислала пятнадцатилетняя Нобуко с Хоккайдо: «Дорогие ребята! Вы все очень красивые, особенно Югэн. Все девчонки в нашей школе влюблены в вас и я, если честно, тоже. Но у меня совершенно обыкновенная внешность, меня нельзя назвать красивой. Скажите, смогли бы вы встречаться с такой девушкой как я?..»

«Вопрос в лоб! Вот почему я терпеть не могу день Святого Валентина, - усмехнулся про себя Химмэль. – Куча чудаков бегает за тобой с шоколадом наперевес и пытается признаться в чувствах!»

Он припомнил свою жизнь в Симоносеки. Как же его доставали девчонки из школы и живущие по соседству! Впрочем, не только девчонки. Парней, дрочивших на него, тоже хватало. Тайные и явные воздыхатели и в самые обычные дни умудрялись тайком пихать в его парту, ранец и карманы шоколад и открытки с признаниями – ну а в день Святого Валентина они все просто срывались с цепи. Каждый из них был свято убежден: в такой день Химмэль просто не имеет права послать их нахер.

- Югэн? Что ты ответишь Нобуко? – спросила Асаки, дав слово лидеру группы.

- Внешняя красота все же не самое главное, - сделав очаровательную мордашку, заговорил тот. – Если девушка обладает богатым внутренним миром и необыкновенной аурой, это с лихвой окупит обыкновенную внешность. Да, я смогу встречаться с такой девушкой.

«Ты и с невзрачной девчонкой? Да ни за что не поверю! - продолжил мысленно иронизировать сероглазый юноша. – Пижон вроде тебя скорее станет терпеть дуру вроде Имии Майо, чем умную, но некрасивую подружку».

- А что скажет Химмэру? – обратилась к нему ведущая. – Твое мнение?

- Сложно сказать… Наверное, мне нужно сначала увидеть эту Нобуко, чтобы сказать наверняка.

Его слова рассмешили и Асаки и других участников реалити-шоу:

- Ты довольно откровенен!

- Дело не в том, есть красота или нет, - покачал головой Химмэль. - Просто нельзя ответить взаимностью каждому из тех, кто признается в любви, такое в принципе невозможно. Если в твоем собственном сердце не нашлось отклика на полученное признание, то не стоит внушать ложную надежду человеку, лучше сразу сказать правду.

- А тебе самому случалось внушать ложную надежду?

- Да, бывало, - щеки Химмэля слегка порозовели, он вспомнил, как дразнил парней в средней школе, целуясь с ними и всячески провоцируя. – Сейчас я думаю, что поступал с ними нехорошо.

- «С ними»? Так их было много? – переспросила Кукико Асаки, поймав его на слове. – Выходит, у тебя есть самый настоящий донжуанский список!

- Ну… - Химмэль стал пунцовым и опять вызвал у окружающих приступ веселья. Повернувшись к Тиэми, юноша поспешно выпалил, стараясь перевести всеобщее внимание на другого: - Не пора ли дать слово Касаги-куну? Касаги, ты мог бы влюбиться в обыкновенную девушку?

- Наверное, да, смог бы, - ухмыляясь, сказал тот. – А сколько имен в твоем списке, признаешься?

- Эй, хватит! Я просто оговорился, - воскликнул Химмэль, пытаясь скрыть жгучее смущение.

- Почему-то в это слабо верится, - прокомментировала Асаки. Смилостивившись над юношей, она передала эстафету Исао Миуре: - Миура-сан, твой черед. Что ты думаешь о вопросе Нобуко?..






Несмотря на статус Дня Любви, 14 февраля началось для Химмэля и Югэна как обычный рабочий день: с самого утра их увезли в студию, где в прежней компании – Майо, Кудзаки и Шоты – они продолжили работать над звукозаписью. Качество труда и старательность со стороны Амии нисколько не увеличились с прошлого дня – она витала в облаках и имела все шансы довести щепетильного Кудзаки до инфаркта. Югэн вовсе ее не удостаивал разговора, обращаясь с ней как с пустым местом. А у Химмэля чесался язык обозвать ее дегенераткой.

В полдень юношей забрали из агентства и увезли на фотосессию, заказанную торговым гигантом. В «Сибуя 109» - серебристому зданию в стиле ультра-модерн - их доставили со служебного входа, так, чтобы ни прохожие на улице, ни посетители не узнали о прибытии. Иса, Касаги, Хига и Оониси уже находились в гримерной, где визажисты наносили последние штрихи к макияжу. Химмэль, увидев, в какие костюмы им придется облачиться, скривился:

- Что за дебильные шмотки? Так тошнотворно я не одевался даже в Хэллоуин.

На вешалках, дожидаясь молодых людей, красовались костюмы-тройки темно-бардового цвета, украшенные яркими розовыми сердечками и поцелуйчиками. Просто созерцание подобного дизайнерского выкидыша вызывало приступ отвращения, а им еще и придется надеть это на себя!

- Думай о вознаграждении, которое мы получим, и три часа покажутся не такими мучительными, - посоветовал Иса.

- Я согласен обменять свой гонорар и подарок на возможность одеться как нормальный человек.

- Ага, мечтай!

К часу дня шестеро участников группы были загримированы и переоделись в приготовленную одежду. Дожидаясь сигнала от старшего менеджера, парни крутились у зеркал, придирчиво разглядывая себя. Костюмы сделали их похожими на аниматоров с какого-нибудь детского праздника.

- Знаете, что самое поганое? – осведомился Хига, раздраженно дергая себя за пуговицу. – Потом сегодняшние фото будут гулять по всему интернету. Это как проснуться после вечеринки и обнаружить в социальных сетях свои собственные фотки с абсолютно неадекватной рожей. Позор.

- Я хочу заставить нашего костюмера одеть этот наряд и прогуляться где-нибудь в Санья*, - Химмэль вовсе отвернулся от своего отражения, не желая портить настроения. – Посмотрим, как потом он станет смотреть на стиль и моду.

- Да ладно вам, прикольные костюмчики, мы с вами как гламурные гангстеры, - не согласился с ними Оониси.

Он принялся пританцовывать на манер негритянской чечетки, а под конец сделал резкий финт верхней частью туловища, раскинув руки. Послышался жалобный треск и швы на пиджаке Оониси разошлись.

Кавагути, отчитав непутевого подопечного, поспешил позвать ассистента, чтобы тот побыстрее сшил порвавшуюся ткань. Парни негромко хихикали над конфузом Нибори и только Тиэми Касаги находился в сумрачном настроении - он смотрел то куда-то в сторону, то на Химмэля, цепляясь за его облик ищущим взглядом. Казалось, он ожидает чего-то.

- На выход! – гаркнул Кавагути.

Юношей выстроили на низкой металлической платформе, установленной в центральной галерее торгового центра. За ними, раскидываясь вширь и возвышаясь метров на пять, находился огромный рекламный щит «Сибуя 109», поздравляющий посетителей с днем Святого Валентина. Платформу окружали заграждения и множество секьюрити, держа толпу на дистанции – однако, когда восторженные люди навалились на барьеры, те не выдержали натиска и едва не рухнули. Пришлось вызвать подмогу, чтобы оттеснить ошалевший народ назад.

- Пожалуйста, соблюдайте очередь! – кричали секьюрити. – Вход только через рамку металлоискателя!

У двух пропускных пунктов началась остервенелая толкотня и ругань – девчонки и вполне зрелые дамы – бились за возможность как можно скорее добраться до вожделенных кумиров как можно быстрее. Участники группы изо всех сил пытались сдержать то смех, то шок, следя за происходящим. Девчонки и женщины, миновав контроль, бросались к ним, старались взять за руку, обхватить за талию, прижаться как можно теснее, а, получив моментальный снимок от фотографа, не спешили уходить.

- Я так вас люблю! Люблю! – восклицала каждая из них.

- Прошу вас, не задерживайте других желающих сфотографироваться, - секьюрити безжалостно выпихивали поклонниц за пределы охраняемого пространства.

Одна из экзальтированных школьниц, пробившаяся к платформе, умудрилась напугать Химмэля. Она упала перед ним на колени, вцепилась ногтями в его ноги и заголосила, рыдая:

- Ты должен быть моим! Если ты не полюбишь меня, я покончу с собой, клянусь! Так и знай, моя смерть будет на твоей совести…

- Уберите ее прочь! – немедленно рявкнул Кавагути.

Девчонку тут же оттащили, а Химмэль, не в силах скрыть потрясения, даже отвернулся от толпы. Мысль, что эта сумасшедшая действительно может убить себя из-за несчастной любви к нему, ужаснула его. С такой изнанкой славы он столкнулся впервые. Но работа – есть работа, через минуту он взял себя в руки и продолжил фотосессию.

После двух часов беспрерывного позирования для объектива фотографа парням дали пятнадцатиминутный перерыв. Уйдя в подсобное помещение, они тут же сели на раскладные стулья, давая отдохнуть ногам. Ассистенты услужливо поднесли им чай и минеральную воду.

- Нет, вы только посмотрите! Каждая сучка норовит оставить отметину, - Иса сунул под нос ребятам кисти рук. Всю внешнюю их сторону покрывали ссадины, оставленные женскими ноготками. – Они, значит, запускают мне под кожу свои когти, а я еще должен улыбаться! Ууу, стервы!

- Ты не один такой, - заметил Югэн, промокая влажной салфеткой несколько довольно глубоких царапин на ладонях.

И действительно – каждому из них досталось, у всех оказались расцарапаны руки, появились синяки на запястьях и боль в плечах. Созерцание массовой истерии и возникающих у ограждений потасовок тоже не способствовало особому душевному подъему. Мысль, что сейчас перерыв завершится, и им придется вернуться назад, навевала усталость и уныние, не вязавшееся с любовно-праздничной атмосферой вокруг.

- Отмучаемся еще час и – свобода! – вздохнул мечтательно Дайти Хига.

- Через час на нас живого места не останется, - сердито буркнул Оониси. – Знаете, что я сегодня понял? Фанатская любовь хороша на расстоянии!

- Полностью согласен, - вздохнул Химмэль, потирая свою ногу там, куда угодили ногти школьницы с суицидальными замашками.

Кавагути велел им вернуться в зал и занять свои места на платформе. Югэн, на мгновение задержавшись, вышел в торговый зал самым последним. Кое-что изменилось в его облике – теперь на его правой руке красовалась рокерская перчатка, украшенная золотой расшивкой и бриллиантами. Публика встретила появление шестерых кумиров дружным воплем и по новой принялась штурмовать ограждения и рамки металлоискателя.

Тиэми Касаги, кинув случайный взгляд по сторонам, увидел перчатку Югэна. От его лица отхлынула кровь, он шумно выдохнул воздух, как будто получил мощный удар под дых. Несмотря на все усилия, сдержать эмоции ему не удалось – на глазах появились непрошеные слезы.

- Что это с ним? – недоумевал Кавагути, первым обратив внимание на состояние юноши.

Югэн тоже заметил его реакцию, но отнюдь не удивился этому – напротив, его губы расплылись в ехидной улыбке, значение которой мог по достоинству оценить лишь Касаги. Это стало для Тиэми последней каплей. Он, отпихнув от себя какую-то полноватую девицу, льнущую к нему, подбежал к Югэну и схватил его за лацканы.

Все вокруг замерли, ввергнутые в растерянность поступком юноши.

- Откуда она у тебя? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил Касаги.

- Подарил кое-кто, - нахально произнес тот.

- Убью! – он отпустил Югэна, но лишь за тем, чтобы с разворота нанести ему мастерской кикбоксерский удар ногой в грудь.

Публика громко ахнула. Парня отшвырнуло прямо на рекламный щит. Сила удара была такова, что его тело проделало брешь в материале щита и провалилось внутрь. Югэн упал на пол позади декораций, где остался лежать неподвижно.

- Югэн! – голоса Кавагути и Химмэля прозвучали в унисон.

Сероглазый юноша, забыв обо всем, поспешно пролез в образовавшуюся в щите дыру и опустился рядом с Югэном на колени. Пытаясь понять, все ли в порядке, он прижался ухом к его груди – сердце билось. Но под головой Югэна появилась лужица темной крови, а лицо приняло восковой оттенок.

- Нужен врач! – надрывно вскричал Химмэль, сам побледневший до синевы.



_____________

* Санья – самый бедный район Токио.
_______________



_______ 7 ________



- Денек удался на славу, - поигрывая мобильником, язвительно сказал Исао Миура. – В этот час я должен был наслаждаться обществом прекрасной девушки в ресторане… А чем я занят на самом деле? Сижу в приемной Сибил Гэсиро и жду смертного приговора.

- Да, день Святого Валентина коту под хвост, - согласился Дайти Хига, - но не преувеличивай, какой еще смертный приговор?

- Не смеши мои носки, Хига! – не меняя тона, фыркнул Иса. – До тебя не доходит, да? Касаги ударил Югэна на глазах у сотен людей! Зрители засняли это и то, как Югэна увозили на «скорой», на свои чертовы мобильники – и теперь видео и фотки гуляют по интернету. Замять скандал в стенах агентства не получится. Касаги – дурак! Теперь ему не поможет даже знатное происхождение, госпожа Гэсиро сожрет его и не подавится. А нами закусит на десерт – за то, что не остановили его!

- Думаешь, Касаги исключат из группы?

- Стопудово.

- Кто-нибудь вообще понял, что там случилось? С чего у Касаги так сорвало крышу? Он же и мухи не обидит по жизни, – оторопело проговорил Оониси, пребывая с момента их приезда в офис Гэсиро в потерянном состоянии. – А тут отправил Югэна в нокаут с одного удара! Может он того, опасный шизик? Эх, ребята, не зря он поклонялся этой блондинистой бабе! Он точно псих!

Химмэль не принимал участия в разговорах парней, мрачно уставившись в пол. Он беспокоился за Югэна - о его самочувствии до сих пор ничего не известно. Сам он с участниками реалити-шоу сидит в приемной президента CBL Records уже несколько часов, а Тиэми Касаги находится на допросе в кабинете Сибил Гэсиро вместе со своей матерью и адвокатом. Сказать, что ситуация наидерьмовейшая, значит не сказать ровным счетом ничего.

Поглядывая на дверь кабинета, он пытался взять в толк: почему Касаги вдруг съехал с катушек? Химмэль прокручивал в уме сцену, предшествующую удару, ища подсказку. Все произошло так быстро! И к этому не было совершенно никаких предпосылок, ведь и Касаги и Югэн спокойно сидели рядом во время перерыва… Вот они выстраиваются на платформе, вдруг Касаги подбегает к Югэну, хватает его за пиджак и шипит ему что-то в лицо, тот с улыбкой отвечает, после чего следует атака из арсенала боевых искусств…

«Знай я заранее, что Касаги способен отколоть такой номер, я бы его остановил, - размышлял Химмэль огорченно. – А я стоял, вылупив на него глаза как истукан!»

Дверь президентского кабинета отворилась, Касаги вышел в одиночестве. Не глядя по сторонам, он сел поодаль от своих коллег по группе и замер, сгорбив спину. Он выглядел то ли несчастным, то ли крайне озлобленным.

- Видно, плохи дела, - шепнул Иса многозначительно.

Химмэль не стал дальше строить догадок и подсел к Тиэми, дружески положив руку ему на плечо. Тот вздрогнул от прикосновения, покосился на него мрачно и резким движением стряхнул его ладонь.

- Оставь меня одного, - хрипло проговорил он.

- Да что с тобой, Касаги? – без обиняков задал вопрос сероглазый юноша. – Почему ты так себя ведешь?

- Как будто ты не знаешь!

- Знаю о чем? – изумленно моргнул Химмэль. Объяснений не последовало, Касаги просто отвернулся от него. Тогда юноша решил зайти с другой стороны: - О чем вы говорили с Гэсиро в кабинете?

- Она хочет выгнать меня из агентства, а мать пытается задобрить ее деньгами. Скоро приедет Югэн и все решится.

- Он едет сюда? – Химмэль испытал огромное облегчение, услышав новость. Значит, тот не пострадал серьезно, раз его отпустили из госпиталя так скоро.

- Да… Гэсиро позвонил Кавагути. Югэну наложили швы на голову и констатировали ушиб ребер, но он в порядке, - парень помолчал немного, задавливая в себе эмоции, и, как след этой внутренней борьбы, у него на лбу вздулись жилы. – Меня вышвырнут, как пить дать. Сегодня мой последний день в группе «Showboys».

- Ты не можешь быть уверен на сто процентов!

- Да ну? Даже если мать подкупит Гэсиро, Югэн захочет отомстить, я нисколько не сомневаюсь на счет него. Он злопамятный стервец и, если ему однажды перейти дорогу, он потом всю оставшуюся жизнь будет тебя гнобить.

- Мне очень жаль, Касаги, - друг тяжело вздохнул, желая его утешить хоть как-нибудь.

- Жаль?..

Что-то необычное мелькнуло в голосе Тиэми и это «что-то» задело Химмэля.

- Да, жаль. Если я могу чем-то помочь…

- Почему ты просто не выбросил чертову перчатку, если тебе наплевать на чувства других людей? – перебил его Касаги с едва сдерживаемым гневом, цедя слова сквозь зубы. – Ты хотел пошутить? У тебя получилось!

- Что? О чем ты… - и тут до него, наконец, дошло.

Ну, конечно! Вот, что первоначально ускользнуло от внимания - перчатка. Та самая, которую Химмэль вернул Югэну, думая, что это он принес подарок к нему в комнату. Она была на руке Югэна! Но…

«Я люблю тебя. Пусть перчатка будет на твоей руке в День Святого Валентина».

Признание в той записке… Химмэлю и в голову не могло прийти, что кто-то другой, кроме Югэна, мог сделать ему подобный сюрприз! Да, Оониси вешается на него, однако он не из тех, кто серьезно станет преследовать объект своих чувств и, тем паче, тратиться на эксклюзивные подарки. Как же так, неужели Тиэми?..

- Ты ее прислал?.. – с трудом выдавил он из себя. Касаги угрюмо кивнул, обрушив на него чувство вины и осознание того, что отныне их дружба не будет прежней. Химмэль, не в силах посмотреть на парня, поднялся со стула: - Мне надо покурить.

Вернувшись к участникам группы, он попросил у них сигарету, собираясь нарушить обещание, данное отцу. Покинуть приемную он, впрочем, не успел. Референт президента, получив сообщение по внутренней связи, поспешил сообщить Сибил Гэсиро о прибытии Югэна и старшего менеджера Кавагути.

- Как только они поднимутся, пусть все вместе проходят в кабинет, - со стальными интонациями проговорила госпожа Гэсиро.

Югэн, несмотря на помятость и следы крови на одежде, выглядел, по обыкновению, весьма надменным. Похоже, он ничуть не страдал из-за полученных повреждений. Химмэль, наблюдая за его приближением, с тоскливым раздражением задался вопросом: есть ли в этом мире хоть что-нибудь, способное выбить из Югэна эти глупые понты и потребность выводить из себя окружающих? Нет сомнений, он надел перчатку, чтобы причинить боль тому, кто ее подарил. И, даже получив от Касаги на орехи, не растерял спеси.

Едва Югэн вошел в приемную, Тиэми вскочил на ноги. Он все еще находился в состоянии боевой готовности и, как видно, был рад сорваться снова при любом неосторожном слове или действии. Старшего менеджера не на шутку встревожил осатанелый взгляд парня:

- Касаги, не вздумай сотворить какую-нибудь глупость! – выставил предупреждение Кавагути.

- Почему нет? Терять мне уже нечего.

- Какие, оказывается, выражения знает наша Мисс Монро, - насмешливо заметил Югэн, совершенно не беспокоясь из-за угрозы со стороны Касаги. – Давай, попробуй еще что-нибудь выкинуть. А потом поступи так же, как и твоя богиня: уйди домой и, наглотавшись таблеток, подохни в луже собственной блевоты. Это будет то, чего ты заслуживаешь.

- Тебе конец!

Тиэми Касаги под действием импульса рванулся к Югэну, но Химмэль оттолкнул его назад.

- Прекрати, - когда тот не внял ему с первого раза, Химмэль толкнул его снова, с большей силой: - Хватит, я сказал!

Его крик подействовал на Касаги, он отступил, не в силах перечить ему. Референт, воспользовавшись возникшей паузой, подбежал к дверям и распахнул их со словами: «Госпожа Гэсиро уже ждет вас! Проходите!»

Грозный облик Сибил Гэсиро, восседавшей за рабочим столом и курившей сигару, не предвещал ничего хорошего. Напротив стола в кресле расположилась мать Касаги – молодящаяся при помощи пластической хирургии женщина в мехах и драгоценностях, а за ее спиной, как страж, стоял адвокат. Юношам не предложили сесть, им пришлось выстроиться перед президентом в ряд, как провинившимся школьникам на линейке. За окнами кабинета клубились сумерки цвета индиго, украшенные гирляндами разноцветных огней Минато.

- Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась Гэсиро у Югэна.

- Все хорошо, - ответил тот спокойно.

- Тебе чуть не переломали ребра, наложили швы на рану - и ты говоришь «все хорошо»?

- Травма несерьезная, уверяю вас, - влез было в разговор Кавагути. Президент бросила на него выразительный взгляд и он немедленно захлопнул рот.

- И что мне с вами делать? – задала риторический вопрос Сибил Гэсиро, обращаясь к шестерым юношам. - Можно подумать, вы сборище хулиганов и задир, а не звезды эстрады! Вам мало славы? Хотите быть звездами скандальных хроник? Сегодняшний инцидент – лидер среди запросов в поисковых интернет-системах. Любительские ролики заполнили видеохостинги… На электронный адрес CBL Records лишь за последний час пришло почти миллион писем от поклонников и их поток не иссякает. Все задаются вопросом: «Что это было?» Он, представьте себе, терзает и меня… Господин Касаги отказался дать объяснение своему вопиющему поступку. Что скажешь ты, Югэн?

- Я не ожидал такого от Касаги, - ответил тот невинно. – И мне также неведомы его мотивы.

- То есть, Касаги напал на тебя без причины?

- Да. По-моему, он сумасшедший.

- Мой сын не сумасшедший! – возмутилась господа Касаги. – Тиэми очень добрый и воспитанный мальчик. С чего ему без причины нападать на тебя?

- Мама, не вмешивайся, - покраснел ее сын. Мать говорила о нем как о маленьком ребенке, не способном нести ответственность за поступки. – Югэн прав. Причин не было. Я во всем виноват.

- Сперва ты упирался и не хотел обсуждать случившееся, теперь признаешь свою вину? – осведомилась Гэсиро. – Как стремительно у тебя меняется настроение! Еще скажешь, что сожалеешь о содеянном?

Касаги на это ничего не ответил, на лбу у него опять обозначились жилы. Президент тоже хранила молчание некоторое время, прежде чем обратилась к пострадавшему парню:

- И что же мне делать с вами? Югэн?

- Исключите Касаги из состава группы. Он не достоин находиться здесь - он подвел команду и запятнал нам репутацию. К тому же, это вопрос безопасности – приступ агрессии может повториться, и он причинит вред кому-то из нас. Нельзя такого допустить. Что до его значимости в группе - в нем нет ничего особенного, его легко может заменить любой из нас.

- Ты настаиваешь?

- Настаиваю. И это не все.

- Что-то еще?

- Я требую сместить с должности Ёсиро Кавагути.

Брови Сибил Гэсиро изумленно взлетели вверх, а Кавагути даже покачнулся, будто собрался упасть в обморок.

- Он не выполняет свои обязанности должным образом, - продолжил Югэн крайне жестко. – Шесть месяцев назад Касаги ударил меня на глазах участников реалити-шоу. Кавагути замял случившееся, скрыл от вас. Прими он тогда меры, возможно сегодня ничего и не произошло бы. Кроме того, есть и другие причины, которые я не хочу озвучивать при свидетелях.

- Что ты несешь такое? Как смеешь? – задыхаясь от потрясения, взорвался старший менеджер. – Югэн, зачем ты так?!

- Прошу вас, сохраняйте лицо, господин Кавагути, - сурово оборвала его президент агентства.

Она взяла лист бумаги, ручку и дала знак юноше подойти. Тот быстрыми росчерками написал что-то, а она, прочитав, смяла бумагу, подожгла и бросила в пепельницу. Глубоко затягиваясь табачным дымом, Сибил Гэсиро дала себе время обдумать полученную информацию.

- Что ж, интересный сегодня день, господа, - резюмировала она. – Господин Кавагути, я официально отстраняю вас от занимаемой должности старшего менеджера проекта «Шоубойз». Административные вопросы мы решим завтра, а сейчас покиньте кабинет.

Кавагути не двинулся с места, отказываясь воспринимать сказанное Сибил Гэсиро всерьез. Ей пришлось повторить приказ, прежде чем до него дошло. Старший менеджер походил на контуженного во время взрыва: через силу шевеля ногами он дошел до двери и, уже взявшись за ручку, оглянулся на Югэна. Тот наблюдал за его изгнанием с удовлетворением.

«Югэн, любовь моя…» - беззвучно прошептал Кавагути с отчаянием. Не дождавшись от него хоть какого-нибудь сигнала, свидетельствующего о раскаянии или грусти, мужчина вышел.

У Химмэля волосы на голове зашевелились от того, насколько ловко Югэн воспользовался ситуацией. Обратить себе на пользу полученные травмы и скандал – не всякий сумеет так распорядиться ситуацией. До чего ювелирная у него должна быть интуиция, раз ему удалось найти ниточки для манипулирования президентом агентства! Беспринципность Югэна невольно внушала опаску, теперь он демонстрировал во всей красе свое альтер-эго, резко отличающееся от его светского имиджа.

- Что до Тиэми Касаги… - перешла ко второй части оглашения приговора Гэсиро.

- Подождите! – воскликнул Химмэль, шагнув вперед. – Прошу вас позволить мне поговорить с Югэном, прежде чем вы решите судьбу Касаги.

- Тебе есть что сказать? Говори, - кивнула женщина.

- Нет, я буду говорить с ним наедине. Прошу у вас пять минут, не больше.

- Ты как всегда удивляешь меня, мальчик мой. Что на сей раз пришло тебе в голову? - впервые за все время Сибил Гэсиро улыбнулась. – Хорошо, даю пять минут, если Югэн согласен.






Зайдя в мужской туалет, Химмэль проверил кабинки, после чего прислонился к двери на случай, если кто-то вздумает зайти.

- Недурно ты подставил Кавагути, - ядовито заговорил он. - Что ты написал на том листе?

- Что он ко мне приставал, лапал, и что у меня есть видеозапись, подтверждающая это.

- С тобой не соскучишься!

- Старый пердун мне надоел, - без всякого стеснения поведал Югэн. – От него была польза, пока шел отборочный тур. Пойми он вовремя, когда надо оставить меня в покое, то должность осталась бы за ним. Он не понял, да еще и ревновать меня вздумал! Меня тошнит от ревнивцев, - парень, отвернувшись от Химмэля, стал любоваться собою в зеркале. – Я его предупреждал. Он не понял. Это целиком его вина.

- А Касаги? Он тоже виноват?

Отражение Югэна недобро усмехнулось.

- Конечно. Я никогда не трогаю тех, кто для меня безвреден.

- Это из-за несчастного подарка? Из-за перчатки?

- Не совсем. Он еще полгода назад дал мне повод, я просто ждал момента.

- Почему ты не хочешь решать проблемы человеческими методами?! – Химмэль с досадой прикрыл глаза.

- Я пробовал. Знаешь, злодейский вариант все же эффективнее, - Югэн, развернувшись на сто восемьдесят градусов, одарил его притворно-нежным взглядом. – Это все, что ты хотел сказать?

- Нет… Прошу тебя, не выгоняй Касаги из группы! Он этого не переживет.

- Я буду приносить ему цветы на могилу в день Поминовения.

- Югэн, я серьезно! Ты не понимаешь, это его мечта – работать в шоу-бизнесе, петь в нашей группе, реализовать себя в творчестве. Он ради этой мечты пошел против воли родных, нарушил семейную традицию. Если сейчас Касаги выгонят, то его родные могут помешать ему продолжить работать в шоу-бизнесе, они вынудят его жить той жизнью, от которой он так стремился сбежать!

Парень напротив него молчаливо сложил руки на груди и напрасно Химмэль ждал от него хоть какой-нибудь реакции.

- Тебе наплевать на все? – утвердительно осведомился он и, уже не сдерживаясь, зло прибавил: – Жаль, мне не наплевать! Я не позволю тебе вышвырнуть его из группы.

- Как трогательно, я сейчас пущу скупую слезу и, безусловно, раскаюсь в содеянном, - Югэн рассмеялся издевательски. – Вы с Касаги так заботитесь друг о друге… Он тебе нравится? Поэтому ты добиваешься, чтобы он остался?

- Я добиваюсь этого, потому что на мне лежит вина! Я по глупости отдал тебе перчатку и стал причиной сегодняшнего срыва Касаги. Я, понимаешь? Все его мечты и планы стремительно катятся в жопу – и все из-за меня. Я ни за что не смогу себе этого простить.

- Твои муки совести – не моя проблема.

- Да перестань ты! Мы оба понимаем – дело не в Касаги, всё дело в нас с тобой. Скажи прямо, чего ты от меня хочешь и давай уже договоримся. Назови цену.

Тот состроил снисходительную мину:

- Думаешь, тебе по силам откупиться?

- Назови цену и посмотрим, - упорствовал Химмэль.

Его собеседник преодолел расстояние, разделяющее их, и очутился совсем рядом с ним. Еще шаг – и тела парней прижались друг к другу неприлично тесно. Дыхание Югэна защекотало ему ухо, а интимный шепот вынудил пульс сероглазого юноши участиться:

- Мы снова начнем с тобой встречаться, Химера. И теперь я буду сверху. Согласишься – так и быть, Касаги останется в группе.

«И все?» - мелькнула мысль у Химмэля.

- Договорились, - ответил он решительно. – А сейчас отдай мне перчатку и давай вернемся в офис.

- Зачем тебе перчатка? – как-то сердито прищурился на него Югэн.

- Ее мне подарили, не тебе. Отдай, говорю!

Нехотя тот вынул из внутреннего кармана пиджака перчатку и вручил ему. Химмэль демонстративно натянул себе на правую руку и, не дав Югэну вставить еще хоть слово по этому поводу, вышел из туалета. Возвращение двух парней в кабинет было встречено напряженной тишиной. Сибил Гэсиро, не переставая курить, откинулась на спинку кожаного кресла, выжидающе присматриваясь к ним.

- Я отзываю свое требование об исключении Тиэми Касаги, - объявил Югэн, вызвав взволнованный шепоток среди коллег по группе. – Меня смогли переубедить. Исключение участника на данном этапе формирования имиджа группы может вызвать негативные последствия. Я, как лидер, обязан приложить все усилия для того, чтобы найти компромисс с Касаги.

- Смотрю, у Химмэля Фагъедира имеется незаурядный талант убеждать, - хмыкнула Гэсиро многозначительно. – И как ты, Югэн, собираешься объяснить публике поведение Касаги на фотосессии?

- Спор.

- Что, прости?

- Ну мы же еще мальчишки, не так ли? Мы поспорили, сможет ли он показать один из своих приемов на публике, - Югэн пожал плечами как ни в чем ни бывало. – Словом, Касаги спор выиграл. Сегодня же мы с ним сделаем заявление, подурачимся в эфире, пошутим и успокоим фанатов.

- Просто замечательно! – умилилась госпожа Касаги. – Тиэми, ты рад?

Тот промолчал, глядя себе под ноги.

- Он сделает все необходимое. - Химмэль подошел к юноше и положил руку на плечо. - Не так ли, Касаги-кун?

Тиэми, кусая губы, повернул к нему лицо и его взор наткнулся на руку, облаченную в перчатку. В этот миг его сердце перестали сжимать стальные обручи тоски, грудь наполнилась воздухом с такой силой, будто все эти часы он и не дышал вовсе. Никогда он еще не ощущал себя настолько живым!

- Да, сделаю, - переведя дыхание, подтвердил Касаги.






Стукнуло два часа ночи.

Химмэль выключил телевизор и поднялся с диванчика. Подойдя к двери, он старательно прислушался – не слышно ли шагов или подозрительных шорохов. Нет, все тихо. Дежурные телеоператоры тусуются на кухне, а парни спят.

Дорогу до апартаментов Югэна он проделал на цыпочках.

Войдя, Химмэль аккуратно прикрыл дверь, стараясь не шуметь. Внутри царил полумрак: верхний свет погашен, лишь призрачным светом мерцает настольная лампа и монитор ноутбука, с которым хозяин комнаты валяется на постели. Зунг дремлет на пуфике в самом дальнем углу, и слышно только его сопение. На переносице у Югэна красуются очки, в чьих стеклах отражался компьютерный монитор. Несмотря на всю злость и нервозность Химмэлю наличие очков у него показалось очень домашней и очень… интимной деталью.

- В очках ты похож на сопляка, - заметил он язвительно. – Почему ты не носишь их постоянно? Так было б еще проще втираться в доверие к людям, прикидываясь слабой и беззащитной овечкой.

- У меня стопроцентное зрение, очки нужны для защиты глаз от переутомления, - сообщил Югэн, пропустив мимо ушей шпильку.

- Как ты заботишься о себе! Ах да, это чтобы выгоднее продавать себя.

Югэн беззвучно рассмеялся в ответ, выслушав гостя. Закрыв ноутбук, он вместе с очками положил его на прикроватную тумбочку, и, пододвинувшись к краю кровати, спустил босые ноги на пол.

- Я мог бы сказать, что в шоу-бизнесе все продают себя. Но это ничего не изменит ни во мне, ни в тебе. Ни-че-го, - последнее слово парень произнес отчетливо по слогам. – Хватит пустых разговоров. Иди сюда.

Химмэль закатил глаза к потолку, призывая к себе хладнокровие. Ему даже удалось состроить презрительную гримасу, когда он, преодолев расстояние, разделяющее их, оказался подле шантажиста. Тот, продолжая сидеть на постели, бросил на него снизу вверх лукавый взор:

- Как ты напряжен, Химера! Будет лучше, если ты расслабишься.

Югэн обхватил его за талию и притянул к себе еще ближе. Уткнувшись лицом в живот, он даже сквозь ткань майки опалил его кожу своим дыханием. Химмэль судорожно вдохнул воздух, взбудораженный этим прикосновением, хотя действия Югэна вряд ли напоминали виртуозную сексуальную ласку. Однако, не подчиняясь ему, все его чувство осязания, казалось, сосредоточилось там – внизу живота, разливаясь ядовитым огнем острого желания.

Закусив губу, стараясь не застонать, Химмэль следил за его неспешными движениями: тот приподнял майку и кончиком языка пробежался по коже, закрутив спираль вокруг пупка, а затем опустившись ниже, к шраму, оставшемуся после операции. Тонкий рубец выделялся на белой коже насыщенным розовым цветом, став для Химмэля своеобразной печатью, символизирующей предательство Югэна. Губы вероломного любовника прижались к шраму словно к чему-то необыкновенно аппетитному на вид, окончательно выбивая из сероглазого юноши последние крохи напускного равнодушия.

Стоило тому отодвинуть резинку домашних штанов и добраться до его члена, как Химмэль всхлипнул, запустив пальцы в его волосы, задыхаясь от страсти. Черт, черт, черт!.. Югэн сначала облизал отвердевший орган как леденец, смакуя его, потом взял в рот, вбирая в себя все глубже и глубже, пока тот не погрузился в него полностью, миновав горловые мышцы. От получаемого наслаждения можно было спятить, изголодавшееся по сексу тело пульсировало от почти животной похоти. Вместе с тем - пусть и отчетливо понимая, через какую вереницу любовников должны были пройти эти губы, чтобы научиться столь шикарно делать минет – Химмэль все равно испытывал чувство болезненной влюбленности.

- Раздевайся и ложись, - внезапно отпрянув от него, велел Югэн. Юноша подчинился, освободившись от одежды и забравшись на перину. Раздеваясь сам, любовник с интересом проговорил: – Клевая татушка. И что она означает?

- Ничего не означает, просто тату, - огрызнулся в ответ Химмэль, рассматривая красно-бурый синяк у того на ребрах.

- Я хочу ее облизать, - заявил тот и немедленно претворил свое желание в жизнь.

Он лег ему на грудь и стал вылизывать ее, обводя языком вытатуированные линии, доводя этим самым до исступления любовника. Химмэль нестерпимо жаждал, подмяв под себя Югэна, овладеть им, а затем, исступлённо трахая, кусать его за плечи и шею до крови – наплевав на его травмы и самочувствие. Но шантажист вовремя остановился, отпрянув от него за миг до черты, после которой Химмэль бы потерял контроль над собой:

- Перевернись. Быстрее…

Химмэль сверкнул на него глазами, из упрямства замешкавшись, потом перевернулся на живот. Югэн достал из прикроватной тумбочки тюбик с любрикантом и выдавил его себе на ладонь. Ощутив прохладную студенистую массу между ягодицами, юноша вздрогнул от непривычных ощущений, а когда палец любовника проник внутрь, то Химмэль и вовсе запаниковал.

- Не дергайся, - прошептал, тяжело дыша, Югэн. – Я покажу тебе один фокус.

Умело отыскав точку соприкосновения с простатой, он начал двигать пальцем, лаская его в новой для него форме. Удивленно распахнув глаза, Химмэль прислушивался к формирующимся в теле необычным волнам удовольствия. Югэн продолжал, пока эти волны полностью не захватили юношу, заставив отступить тревогу - и только после этого он вошел в него.

- Сука… Твою мать… - выдохнул Химмэль и от боли вцепился зубами в свою руку. Он надеялся, что вскоре неприятные ощущения уйдут. Как бы не так, больно было до самого конца. Потом, перекатившись на спину, он зло спросил: - Как ты мог кончать с этого, когда был снизу?

- Тут нужна привычка, - ухмыльнулся любовник, откидывая мокрые от пота волосы со лба. – Она и у тебя появится.

- Чтоб твоя свинья сожрала у тебя ночью причиндалы, блядь драная! – от души пожелал сероглазый юноша и попытался встать с постели, считая свой долг на сегодня исполненным.

- Эй, погоди! Еще не все, - возразил Югэн.

Он заставил его лечь обратно, вновь привлекая свои пухлые губы к ласкам. Возбуждение, почти сошедшее на нет во время анального секса, вернулось с прежней силой – вынуждая Химмэля плавиться от сладострастия. Тот умело ласкал его, не позволяя слишком быстро дойти до грани, заставляя переживать все возможные оттенки удовольствия. Когда Югэн позволил ему кончить, Химмэль не сразу смог пошевелить хотя бы пальцем – столь оглушителен был оргазм.

- Чтоб тебе провалиться, гад, - простонал сероглазый юноша беспомощно.

- Да, мне тоже было хорошо, - довольно ухмыльнулся любовник.